***
Когда Уилл добрался до Мёрдер-драйв, 22, окончательно стемнело. Ворота по собственному желанию распахнулись перед его пикапом. И входная дверь с мордой Дверного Демона тоже отошла сама. Причём Уилл мог бы поспорить, что почувствовал, стоило взяться за молоток, как его лизнул в руку кованый чёрный язык. Уилл оставил куртку и пошёл в кухню. — Привет, — сказал Уилл. — Привет, — сказал Ганнибал, выпуская ломти бекона и вытирая руки полотенцем. Уилл вытянул руки над его плечами и охватил шею Ганнибала в локти, подаваясь навстречу под захватом вкруг талии. Поцелуй вышел мягким, властным и будоражащим. — Стоит что-то делать с твоими собаками, — сказал Ганнибал, когда закончил с поцелуем. — Вовсе нет. — Ты пахнешь Бакстером. Ганнибал поцеловал снова. На этот раз накрывая скулы и виски Уилла ладонями. — А ты пахнешь смертью, — прямодушно ответил Уилл. Ганнибал удержал его голову в ладонях, огладил большими пальцами по переносице и линии бровей. — Туше, — кротко согласился. — Пожалуй, стоит принять душ. У себя я не успел, — видя такую покладистость, добавил Уилл. — Будь как дома. Ганнибал выпустил его и вернулся к начинке картофелин. — Что с Творцом Ангелов? — спросил, как только переодевшийся Уилл спустился. Волосы его были влажными и бесконечно вились вкруг головы, лица и шеи. — Фредди Лаундс? — уточнил Уилл. — Да, уже есть статья на wizardcrime.com. — В собранной в номере мотеля рвоте нашли «Дексаметазон», цитостатики и противосудорожные. У преступника… — ...опухоль головного мозга. — Да. Полагаю, что именно поэтому он, находясь в ожидании скорого конца, окружает себя самодельными ангелами. Боится. — Есть критерии, по которым он отбирает своих ангелов? — Да, все проверенные нами жертвы Творца Ангелов оказались замешанными в чём-нибудь уголовном. Он выбирает их из толпы и заставляет искуплять свою вину. По крайней мере он в это верит. Мейстер Катц ищет подходящих пациентов онкологических клиник. — Мейстер Катц найдёт, — странно сказал Ганнибал. — Тебе не… нравится Беверли? — Уилл неверяще нахмурился и попытался улыбнуться одновременно. Ганнибал поставил противень с картофелинами в разогретую духовку. — Мне очень нравится Беверли. — Но ты насторожён. — Уилл, ты нравишься Беверли. — Нет. — Да. — Нет. То есть даже если это так — не смей трогать Беверли. Ганнибал мыл под краном руки, и Уилл не видел его лица. Но очень хорошо видел упрямые плечи. — Ганнибал, не убивай Беверли Катц. Она мне очень нравится. Ганнибал обернулся. — Да что ты? Уилл заметался в душе, понимая, что своими словами сейчас почти что зарывает мейстера локации в землю. — Послушай, даже если ты прав, то Беверли ведёт себя безупречно. Ганнибал нечитаемо смотрел Уиллу в глаза. — Она не имеет на меня никаких видов. Ничего подобного. Ганнибал не поменялся в лице. — Неужели ты думаешь, что после трюка с Долархайдом ко мне вообще кто-то сунется? Ничего не изменилось. Уилл действительно обеспокоился за оранжевого мейстера Беверли Катц. Страсть Ганнибала ему чертовски льстила, но беспардонные методы устранения неугодных Уилл до конца принять был не в состоянии. — Пожалуйста, — сказал Уилл, подходя и касаясь живота Ганнибала над кромкой кухонного передника. Никакой реакции. — Пожалуйста, Ганнибал, — Уилл прижался виском к его виску, а губами к уху. — Ты же знаешь, что только ты можешь драть меня — когда тебе угодно, где тебе угодно… — Грязно играешь, Уилл, — тихо сказал Ганнибал. — …и как тебе угодно. «Спасена», — успел подумать Уилл, опрокидываемый и укладываемый на разделочную столешницу. А когда Ганнибал встал над ним, опираясь ладонями и коленями по обе стороны от тела, и Уилл увидел его взгляд, то последней мыслью была радостная и паническая «спасите меня».***
Глубокой полночью Ганнибал открыл глаза. В Доме С Демонами стояла мёртвая тишина. Он слышал лишь собственное сердцебиение и дыхание Уилла, что спал точно в том же положении, в которое с него соскользнул. Тьма же кромешной не была. Плеяды болотных огней дрожали в углах, под зеркалом потолка и рассеянно смещались в пространстве комнаты. Почуяв пробуждение хозяина, они вспрыгнули на кровать и окружили Уилла, чего тот совершенно не чувствовал, в то время как Ганнибал получил возможность любоваться его светящейся в голубом флёре огней кожей и теменью волос. Ганнибал любил Уилла как продолжение собственного тела. Но он не помнил, когда его любовь обрела эту форму. Что было в начале: ощущение сродства на клеточном уровне и как закономерность физическое продолжение или же когда-то Уилл до одури понравился ему сам по себе, а только потом Ганнибала накрыло всепринятие. Ганнибал чувствовал, что тело Уилла начало его вспоминать, подчиняя сердце. Но разум оставался скованным, и сильный дух спал. Тёмный мейстер не назвал бы складывающееся положение вещей неудобным, потому что ситуация менялась. Медленно, но менялась. Глядя на ровно дышащего Уилла, Ганнибал удержал острый приступ тоски по ни с чем не сравнимому для него удовольствию видеть узнавание в его глазах. Он отдавал себе отчёт, что, возможно, этот миг узнавания был тем единственным, что побуждало его предпринимать попытку за попыткой видеть его вновь и вновь. И ему осточертели неудачные концовки и жизненные трагедии. Очевидно, что Ганнибал давно перерос удовольствие от азарта, охватывающего от лицезрения плодов своих манипуляций с окружающей реальностью. Он уже наигрался в самоутверждение и позирование на публике. Разве что самоутверждение и позирование въелись в его жизнь и душу, раскрываясь на автомате, но акцент с самого себя в центре внимания Ганнибал снял. В центре его внимания и проводимых действий лежал спящий сейчас Уилл. Ганнибал неслышно и легко сел в кровати. Стянул одеяло выше по плечам Уилла, закрывая его до подбородка. Оделся в гардеробной. Демон-Гончая ждал у парадного крыльца, узко поводя мёртвыми глазами, и изъявил готовность тотчас встать на найденный след Элиота Баддиша. Ганнибал смог в течение дня оказаться в лаборатории ФБР и, пока Беверли Катц выходила по девичьим потребностям, позволил Демону всунуть шипастую узкую морду в контейнер с собранными в мотеле уликами. Так Демон нашёл Баддиша, который укрылся в старом, принадлежавшем его семье доме. Ганнибал вёл быстро, потому что стелящийся по абразиву дорожного покрытия силуэт Гончей не оставлял иного выбора. Ганнибал хотел успеть вернуться до того, как Уилл проснётся и обнаружит его отсутствие. Поэтому он доехал за сорок минут. Не заботясь о скрытности, остановил «бентли» у трёпанной ветром и дождём террасы ранчо Баддишей, отключил зажигание, вышел. Изумрудный кайман выполз из дверного замка и проводил его холодными очами рептилии. Элиот Баддиш проснулся сразу, как только услышал шорох покрышек по гравию и щебню подъездной площадки, которая уменьшалась и дичала с каждым годом, зарастая полынью и спорышем. Он никого не ждал, потому что никто не знал о месте его укрытия. И поэтому Баддиш испугался. Страх ощущался им как насмешка. Инстинкт самосохранения бил тревогу, словно Баддишу было, что сохранять. Когда он увидел мертвоглазого Демона-Гончую на пороге своей спальни, который, припав на передние лапы, изматывающе медленно втёк в комнату, то понял, что смерть идёт следом. — А вы и в самом деле умираете, мистер Баддиш, — сказал Ганнибал. — Будь иначе, вы бы не увидели моего… — ...демона. — Да. — Кто вы? — спросил Баддиш, не в силах отвести глаз от ожидающего знака Гончей. — Меня зовут Ганнибал Лектер. — Мне это ни о чём не говорит. — Всё в порядке, — Ганнибал медленно прошёл к окну, взглянул на заброшенный сад. — Я хочу предложить вам сделку. — Вряд ли осталось в этом мире хоть что-то, что меня прельстит, — съязвил Баддиш. — Я вас удивлю. Полагаю, кое-что вы всё же хотите получить. Как насчёт вашей души? — Что? — Я заберу её, как только вздёрну вас в амбаре. И никакого долгожданного вами рая. Баддиш покачнулся, оседая на кровать. Гончая подобрался почти что к его коленям. — Хотите в рай? — подтолкнул Ганнибал. — Да, — прошептал Баддиш. — Завтра вас найдёт Уилл Грэм. Вы его узнаете, как узнавали всех, кого обращали в ангелов. — Он будет пылать? — Ещё как, — мечтательно улыбнулся Ганнибал. — Демон-Гончая выпустит вашу душу лишь в том случае, если вы кое-что Уиллу Грэму скажете. Ганнибал подошёл, склонился к уху Баддиша и произнёс нужные слова. — Я скажу. — Благодарю, — сказал Ганнибал, прислоняя сияющую ладонь к груди Баддиша и останавливая сердце. В амбаре он выпотрошил ему крылья, вздёрнул за перекинутые поверх несущей балки проволочные канаты вверх, предварительно стянув для равновесия в лодыжках ноги. Демон-Гончая, стискивая в зубах душу Элиота Баддиша, скрылся в отдалённом углу амбара. Ганнибал успел вернуться домой до рассвета. В кровать ложиться не стал. Когда Уилл спустился вниз, идя на запах выпечки, Ганнибал улыбнулся и спросил: — Хочешь черничный маффин, душа моя?***
Элиот Баддиш, раскинувшись и оторвавшись от земли, но так и не взлетев, свисал с амбарной балки. Не бог и не человек. А Уилл Грэм и Джек Кроуфорд, запрокинувшись головами, рассматривали его. Кроуфорд с философичным недовольным выражением лица. Уилл нехотя, потому что Баддиш сделал ему знак, что сейчас спустится, имея сообщить кое-что. Уилл чуть скосил на Кроуфорда глаза, на всякий случай проверяя, не было ли и ему дано такого же обещания, но Кроуфорд откровенно скучал. Тёплый воздух, согретый дыханием, клубился у его губ. Было холодно. — Я тебе не отец, — сказал Кроуфорд, продолжая разговор, в который втягивал Уилла по дороге к старому ранчо Баддишей. — Не скажу, что это меня не радует. Мне хватило своего. — Доктор Лектер сильно на тебя влияет. Я всегда был против этого. Уилл досадливо крутанул головой: — Мне тридцать четыре. Я как-нибудь решу вопрос с нежелательным влиянием. — Я очень сомневаюсь, Уилл. Лектер не даёт тебе видеть происходящее в истинном свете. — Истинное положение каких вещей тебе хотелось бы прояснить? — Пойми меня правильно, Уилл, но раз ты ложишься в постель к тёмному мейстеру, нам всем можно обернуть это на руку. — Джек, ты забываешься, — холодно обронил Уилл. — Просто рассказывай мне о том, как Лектер проводит время. — Обычно он не слезает с меня, — наглостью на наглость отзеркалил Уилл. — Уилл… — Это единственное, что ты услышишь от меня про Ганнибала. Джек Кроуфорд, заведя глаза, развернулся и вышагнул из амбара в стылый день. Элиот Баддиш не преминул этим воспользоваться и тотчас оказался перед Уиллом, бледный, со свисающими лоскутьями кожи вдоль спины. И с коротким ножом в руках. Уилл было взялся за оружие, но Баддиш опустился на колени. — Я вижу твою сущность, — сказал он. — Что ты видишь? — Внутри тебя… Я могу вытащить это наружу. Я могу даровать тебе истинное чудо перерождения, — пообещал Баддиш. — Тебе нужно… проснуться. Уилл моргнул. Элиот Баддиш, раскинувшись, свисал с амбарной балки. Уилл здорово испугался. Не того, что с ним только что говорила душа с того света. Он испугался того, что видел в нём Баддиш. Потому что видеть тот мог только одно — порочную и испорченную сущность. «Ты станешь настоящим», — сказал Дон Хуан. «Таким же, как я, Уилл», — сказал Лектер. «Когда мы настоящие, мистер Грэм, мы счастливы», — сказали вшторенные по жизни Озборн и Хадсон. Перспектива открыть истинную индивидуальность пугала. Потому что все намёки и подталкивания к пробуждению указывали на другого Уилла Грэма. Уилл не мог никак лучше определить свои сомнения, нежели сравнить робкое желание проснуться с радикальной переменой привычного места жизни. От него требовалось оставить всё, побросав к чертям и, в чём есть, уехать в другой город. И уже там наладить чрезвычайно увлекательную жизнь, если верить Лектеру, Хуану Матусу со всей его нечистой на руку шайкой, Демонам и душам, возвращающимся с того света.