То, что надо

      — Поедем на Гавайи, Уилл, — говорит Ганнибал, остановившись рядом со стопкой пластиковых тарелок в руках.       — Сегодня мы не можем. Бэлла так готовилась к празднованию Дня Независимости всей бригадой, что просто пристрелит любого, кто рискнёт покинуть эту гулянку, — Уилл с серьёзным видом разворачивается от гриля, где жарит стейки и сосиски. Он взялся за это дело, потому что только в таком случае миссис Кроуфорд не смогла вовлечь его в прочие радостные мероприятия, знаменующие собой удачно организованный праздник по случаю 1 Июля. Ведь нельзя отвлекать того, кто жарит мясо.       Ганнибал принимает огонь на себя, выразив поистине похвальную активность и очевидно не тяготясь тем, что сегодня не он учредитель и шеф-повар вечера. Он ходит со стопкой тарелок по новому саду Бэллы Кроуфорд, изображая занятость. Или с упаковкой салфеток. Не важно. Но становится видно: он занят. Потому что Бэлла считает, что обычно люди просто спят и видят, как бы поучаствовать в организации торжества. Бэлла Кроуфорд в роли организатора феерична и утомительна.       — Я не о сегодня, — говорит Ганнибал. — Я о том, как мы отметим свою пятую годовщину.       — Гавайи? Танцевать на пляжах? Секс под пальмой? — Уилл переворачивает мясо и отходит от гриля в сторону.       — Да, танцевать и секс под пальмой, — согласно кивает Ганнибал.       Уилл смотрит на него секунды три, потом вскидывает голову:       — Знаешь, я не могу определиться, что именно чувствую, представляя тебя полуголого на пляже, в оранжевых шортах, с косяком и танцующего под регги.       — А если постараешься?       Уилл отмалчивается.       — Пожалуй, мне нужно пройтись, — немного обождав, снова говорит Ганнибал. — Бэлла смотрит сюда. Она может раскрыть меня.       — Ann, она сидит на антидепрессантах, клянусь тебе. Нормальной женщине, употребляющей только кофе, никогда не удаётся бывать в стольких местах сразу и проворачивать столько дел. И так шуметь.       — Уилл, она беременна, — говорит Ганнибал.       — Всё равно, что-то здесь нечисто, — настаивает Уилл.       — Она просто счастлива и беременна, — Ганнибал уходит.       Зато появляется благодушный, излишне наблюдательный Чилтон в майке от Лакоста и с пивом.       — Как дела с сосисками, Уилл? — интересуется он.       Уилл чуть двигает бровями, скорее сам для себя, отмечая глупый, пошлый, но всегда работающий каламбур с сосисками.       — Отлично всё у сосисок. Дай тарелку.       — Это хорошо, а то за четвёртым столом, благодаря Зеллеру и Прайсу, во мгновение ока словно пустыня, ни кусочка. Бэлла тоже не даёт спуску.       — Она беременна, — говорит научившийся Уилл. Про сосиски же тактично отмалчивается, выкладывая их на блюдо.       Чилтон смотрит на него чуть искоса, удерживая тарелку на весу.       — Послушай, Уилл, я тут хотел тебя спросить кое о чём…       — Не сегодня, мейстер Чилтон. Я не в настроении отвечать на твои ошеломительные вопросы.       — По мне — так самое время. Все расслабляются. Мог бы и присоединиться, — Чилтон обшаривает Уилла взглядом.       «Да ну нахуй, — думает Уилл. — Просто глазам своим не верю».       Вслух же говорит:       — Я расслаблен, насколько это возможно.       — Ты изменяешь Лектеру?       Уилл не смотрит на Чилтона, когда тот задаёт вопрос, поэтому считать отношение Уилла к прозвучавшему по выражению лица невозможно.       — Ты себя хорошо чувствуешь? — вместо ответа, взяв себя в руки, спрашивает Уилл.       — Да, — утвердительно кивает Чилтон. — Так что?       — Иди нахуй, Фредерик.       — Ты невыносимый грубиян, Уилл. Как такой нетерпимый к грубости человек, как Лектер, тебя выносит?       — Говорит, что с радостью. Ты и в самом деле полагаешь, что я скажу тебе правду? — Уилл прикрывает глаза.       — Всегда было интересно. Это останется между нами.       — К счастью, между нами ничего не останется, Фредерик.       — Слушай, я тут подумал, твоя татуировка… Если захочешь, можно её скорректировать…       — Ты утомляешь меня. Приходи через пять минут за стейками.       Чилтон, качая головой, отчаливает.       Зато снова появляется Ганнибал:       — Ну что? Как насчёт меня в оранжевых шортах?       Уилл пытается смеяться, но закусывает губу:       — Я очень сексуальный?       Ганнибал присовывается вплотную, заглядывает ему в глаза:       — Очень. Почему ты удивляешься?       — Не бери в голову, — отмахивается Уилл.       — У нас скоро первый юбилей. Где твоя совесть? Я ещё ни разу тебя не…       — Прекрати. Замолчи. Здесь дети.       — К чёрту детей, они все испорчены телевидением и не узнают от меня ничего нового, — говорит Ганнибал, не отступая.       — На чужих мне плевать, здесь наш ребёнок, подонок, — отпихивается Уилл, улыбаясь во все зубы.       — Ни разу не имел тебя на Гавайях, — всё-таки заканчивает Ганнибал.       Уилл смотрит на него, глубоко вздыхает. Снова прижимает зубами губу.       — Уилл, сделай мне подарок. Дай мне на Гавайях, — с деланной серьёзностью говорит Ганнибал.       Уилл его отпихивает, но видно, что ему смешно. Со временем в супружестве у Ганнибала появилась особая техника домогаться Уилла на людях в приличном обществе. В этой самой манере. Среди бела дня, в толпе добропорядочных граждан и соседей или среди мамаш с папашами на детской площадке, придвинувшись так тесно, насколько позволяли приличия в его понимании, Ганнибал начинал с Уиллом торг на что-либо. Чаще всего на тему «ты бы мне дал там-то или там-то».       В таких случаях Уилла ощутимо смущала манера Ганнибала говорить. Голос его становился тихим, вкрадчивым и интимным. Едва убыстрялся, но слова произносились чётко, так что Уилл всё слышал. Лицо же Ганнибала оставалось непроницаемым и даже отстранённым. И если Уилл просто молчал, игнорируя высказывания и вопросы, Ганнибал начинал отвечать «да» или «нет» за него. В зависимости от того, что, по его наблюдениям за реакцией Уилла, тот мог бы ответить. И Ганнибал не отставал, пока не добивался своего. Обычно того, что Уилл в конце концов говорил «да» какому-нибудь из предлагаемых вариантов, потому что Ганнибал был настойчив. Более того, он предпочитал смотреть Уиллу в лицо очень пристально, потому что ему нравилось, предлагая разные варианты, таким образом нащупывать, что Уилла цепляло. Как только что-то из предлагаемой неприличной околесицы, что нёс возле него Ганнибал, Уиллу нравилось, тот начинал прикусывать губы. Уилл всегда так делал, когда видел, или слышал, или думал о том, что его волновало. Скусывал губы при возбуждении.       И сейчас, при упоминании о Гавайях и о сексе на пляже, он делал то же самое. Поэтому Ганнибал нажимал:       — Уилл, только представь: ночь, тёплая и душная, пляж, может, где-то костёр на берегу. Пахнет орхидеями и плюмерией…       — Или чем там ещё пахнет из цветов?       Оба оборачиваются на подошедшую Джорджию Медчен, едва объятую скромным пламенем, которое с наступление сумерек начинало пылать интенсивнее. Уже начинало. Это перманентное пламя делало Джорджию малость чокнутой. Сказывалось влияние на головной мозг и центральную нервную систему постоянных высоких температур. Но порой её прозрения очень пригождались.       — Уилл, Бэлла просила сказать, чтобы вы завязывали со стейками. Потому что через двадцать минут будет фейерверк.       — Скажи Бэлле, Джо, чтобы не беспокоилась, — говорит Уилл, убирая последние стейки.       Ганнибал дожидается, пока мейстер пылающая отойдёт на пару шагов, и снова начинает, зайдя с другой стороны:       — И мы можем в океане. Ты когда-нибудь делал это в океане?       — Нет, этого с тобою в океане я не делал, мне хватило Средиземного моря и бассейнов в пентхаусах, знаешь ли.       — Должно быть, в океане не в пример захватывающе, — утробно говорит Ганнибал, склоняясь к его уху.       Уилл закрывает гриль, забирает тарелку с мясом и идёт к людям. Ганнибал следом. Под ноги из кустов и перемазанный до локтей выкатывается Лектер-младший.       — Кейн, — говорит Ганнибал, ухватывая его за плечо. — Что это?       — Жёлтая глина, пап.       — Я вижу. Я спрашиваю, откуда жёлтая глина на твоих руках?       Младший катится рядом вприпрыжку:       — Майки Вёрджер сказал, что мне слабо достать крысу из подвала.       — Я так думаю, тебе не слабо, да? — спрашивает Ганнибал, усаживаясь на скамейку за стол.       Младший тут же. Дотягивается до гамбургера. Ганнибал из кувшина наливает в стакан лимонад.       — Ты брал крысу в руки? — останавливает он, прежде чем сын доносит бутерброд до рта.       — Не успел, только выгнал наверх. Папа, она влетела в дом миссис Кроуфорд, — Кейн откусил кусок. — Что мне за это будет?       — Ничего.       — Ничего, что крыса в доме миссис Кроуфорд? — Кейн делает большие синие глаза.       Ганнибал с секунду смотрит: Кейн похож на Уилла, с возрастом всё больше и больше. Глаза — просто одни и те же.       — Возможно, что им это только на пользу: и крысе, и миссис Кроуфорд. Оставим это в тайне.       Лектер-младший улыбается и довольно кивает.       Ганнибал видит, что пока его дитя гонялось за крысой, оно стало голодно, как волк. Младшему почти пять лет. У него светлые и вьющиеся волосы. И Кейн отказывается стричься. Носит какую-то дикую, очень нравящуюся ему причёску, похож на изваяние греческого мальчика с шапкой крупных, завитых кольцами волос. Ганнибал продолжает рассматривать Кейна, пока он ест, одновременно следит за Уиллом, видит, как его осаждают Марго и Алана.       Марго и Алана любят Уилла. Пожалуй, даже слишком. Только смертельный страх за свои шёлковые шкурки останавливает мейстера, причиняющую благо, и её возлюбленную жену от недвусмысленных фамильярностей.       А Уилла вообще любят. Все соседки с Мёрдер-драйв. Так вышло, что тёмный мейстер и его муж оказались единственной, поэтому очень любопытной для её обитателей, гомосексуальной парой на всей длинной улице. И если сам Ганнибал был социально активным и улыбчивым, то Уилла назвать таким было нельзя. Но домохозяйки старались как могли, чтобы привлекать того к общению. С появлением Кейна скрываться Уиллу от назойливого доброжелательства голубушек стало просто невозможным.       А потом пошёл слух, что мистер Грэм ранее предпочитал исключительно связи с дамами. Да-да, этот красивейший, высокий, звездоглазый, белокожий и неулыбчивый мистер Грэм, с Кейном на руках выглядящий как Мадонна с Иисусом-младенцем, было дело, пользовал дам. Кумушки с Мёрдер-драйв приняли вызов. И началось «паломничество», как точно отметил сам Уилл. Каждая считала своим долгом, притащив корзинку с рогаликами или гель от ушибов для свалившегося накануне с велосипеда Кейна, пробовать с ним кокетничать и заигрывать.       Ганнибал, впервые уловив тенденцию, даже оторопел. Из-за Уилла Грэма на Мёрдер-драйв развернулась настоящая конкиста. Она тянулась уже много лет, то обостряясь с появлением новых жильцов, то вяло затихая. Уилл же достаточно иронично и спокойно относился к этому стихийному явлению. Он не изменил ничего в своём поведении и не прибавил. Ганнибал не придумал ничего лучшего, кроме как спросить напрямую, что сам Уилл думает обо всём этом.       «Ничего не думаю. Я думаю только о тебе», — ответил Уилл.       Ганнибал просмотрел его как можно пристальнее и увидел только покой и искренность во взгляде. А ночью Уилл в обычной своей милой манере спровоцировал его на секс с ограничением подвижности, после чего Ганнибал успокоился бесповоротно.       Но он бы не был собой, если бы прекратил присматривать за скучающими дамами с Мёрдер-драйв.       Подходит отбившийся от дружеской любви Уилл, садится на скамейку верхом рядом с сыном. Оглядывает его.       Начинается оживлённое движение.       — Через три минуты, — слышится высокий голос Бэллы, — начнётся фейерверк.       — Однозначно, это забористые антидепрессанты из Мексики, — говорит Уилл.       — Это беременность, — напоминает Ганнибал.       Все устремляются в один конец сада.       Уилл поднимается, берёт младшего за шею.       — Зачем, папа? — ропщет тот, пытаясь высвободиться.       — Потерпишь, — спокойно говорит Уилл. — Марго рассказала мне, чем вы с Майки занимались.       Младший строптиво поджимает губы, вертит головой, но смиряется.       Ганнибал не говорит ничего. Он никогда не комментирует и не вмешивается в общение Уилла и сына при Кейне. Как и Уилл. Если уж шибко надо — решают наедине.       Когда в небе над головами с треском распускается первый ярко-розовый цветок салюта, Ганнибал чувствует, как его за руку берёт ладошка. И ощущает обдающие его прохладу и покой. Он не видит, но знает, что вторую руку Кейн всунул в ладонь Уилла. Над головой продолжают расцветать огни. Мейстер пылающая выбрасывает в тёмно-синее летнее небо серебристых птиц, розовые пионы, золотые лилии и изумрудные, взрывающиеся каскады водопадов. Все трое стоят, задрав головы. Временами на лица им сыпятся крошки зажигательной смеси. Гости Кроуфордов гудят вокруг, но свист и треск фейерверков почти заглушают речь людей и мейстеров.       Ганнибал склоняется к уху Уилла.       — Океан, — говорит он.       Уилл фыркает, разворачивается лицом, провернувшись, касается лопаткой плеча Ганнибала.       — Дать тебе в океане?       Ганнибал вскользь касается его губами:       — Было бы неплохо.       Уилл отворачивается.       Ганнибал понимает, что на Гавайи они полетят.