***
Небо над розовым садом, над Мёрдер-драйв, над Торонто и над всею Канадой WL было чёрно-синим. Луна же сияла в золотой короне отражённого свечения, затягиваясь быстрыми веретёнообразными облаками. Снег кружил, всё также не достигая Самайна и голых плечей дам в розовом саду. Беверли и Мелисса, путешествуя вкруг фуршетных столов, уставленных композициями из тяжёлых роз и фрезий, пришли к однозначному выводу, который оформился в возглас «ошалеть можно, сколько цветов!». — Столько же, как на Вудстоке, — кивнула Мелисса. — Вы же не могли быть на Вудстоке?! Вы молоды, — удивилась Беверли, отламывая выпеченный из слоёного теста в форме высоких бычьих рогов самайновского хлеба. — На первом-то конечно. Но вот в 1999-м, на юбилейном… — сладко улыбнулась воспоминаниям Мелисса. — Отрыв башки? — понимающе уточнила Беверли, подтаскивая вилкой в тарелку ломтик свинины. — Ох, милая, головы там было вообще не найти. Обе отошли от стола, выходя под ночное странное небо и в во всех отношениях странный сад. Нашли взглядами маэстро Эйнауди, погружённого в музыку за сияющим фортепиано. Музыка разливалась, подобно дыханию самого сада, окутывая каждого гостя, не оставляя, в то же время без излишней навязчивости. Рядом с маэстро стоял Демон Хелловина, предусмотрительно заботясь о госте и удерживая поднос с бокалом вина и стаканом воды. — Сколько стоят несколько часов от Людовика Эйнауди? — полюбопытствовала Мелисса. — Что-то около стоимости двух почек, полагаю. Обе обернулись. Вместе с Брауном подошёл доктор Сатклифф. — Мэтью, я ведь тебя не заметила среди гостей. Очень неожиданно, — Беверли отважно улыбнулась. Браун ей подкожно не нравился. И она в самом деле не ожидала видеть его на свадьбе Лектера и Грэма. — Привет, — сказал Браун, протягивая руку Мелиссе. — Вы миссис Грэм? — Да, — Мелисса кивнула, забирая у Сатклиффа бокал с шампанским. — Я Мэтью Браун. Поклонник работ вашего сына. — М-м-м, — ободряюще сказала Мелисса. — Он знает? — Знает, — успокоил Браун. — Позвольте лишить вас компании миссис Грэм, — вклинился доктор Сатклифф и, подхватив общительный локоть матери жениха, повёл её прочь. — Какого чёрта ты здесь, ненормальный псих? — тут же нашлась Беверли, делая добрый глоток виски, который сдёрнула с подноса проходящего тыквенного Демона. — Грубо, мейстер Катц, — Браун сморщил нос. — Я не претендую на легендарное лектеровское чувство такта. — Остынь. Он сам меня пригласил, поэтому я здесь. И даже плюс один. — Господь всеблагий, да кто с тобою пошёл? — Молли Фостер, — довольный, как никто, улыбнулся Браун. Беверли отпила ещё. Потом ещё. Молли Фостер работала в вирусологической лаборатории ФБР. Близко ни с кем из убойного не общалась. Несмотря на то Беверли, что свойственно всем дочерям Евы, была в курсе подводных течений, как холодных, так и тёплых, что кружили в пенитенциаритете ФБР. И тёплый гольфстрим чувств Молли Фостер омывал симпатией остров Уилла Грэма, который из-за своей беспечности и поглощённости Лектером ничерта обо всём том не знал. О гольфстриме Мэтью Брауна Катц уже тоже догадывалась. А что Ганнибал Лектер пригласил на свою свадьбу потенциальных соперников, говорило Беверли только об одном: мейстер хочет натянуть поводки. «Пизда Молли Фостер и Мэтью Брауну», — элегантно, но хмуро сообщила сама себе оранжевый мейстер локации. Допила виски, отставила пустой стакан на поднос тыквенного Демона, что появился по потребности, подхватила шелестящую юбку и отправилась разглядеть поближе плюс один Мэтью Брауна.***
Уилл достаточно быстро потерял мать из поля зрения, но напомнил себе, что старше из них — она. И пустил всё на самотёк. К тому же Зеллер и Прайс нашли его, окружили, трогая за руку, и оттёрли от гостей намертво, в чём опередили Алану и Марго. Те остановились на подходе, не успев добежать каких-то шагов пять и угрожающе прошлись взглядами по патологоанатому Джимми Прайсу и ониксовому мейстеру, слушающему души, Брайану Зеллеру. Уилл не сопротивлялся, потому что с Прайсом и Зеллером это не работало. Беспардонные и дружелюбные, хотя Уилл был уверен на все сто, что себе на уме, эти двое получали удовольствие от личной жизни Уилла по полной. А теперь они вожделели белого золота и алмазных копей. И, по большому счёту, весь Уилл им нужен не был. Единственно что его левая рука, на безымянном пальце которой обернулось роскошное, переливающееся в огнях Самайна бриллиантовое совершенство. Стиснули руку Уилла с обеих сторон и молча изучали. — Так и предполагал, — наконец откинулся Зеллер, отступая и вытягивая сигареты из кармана брюк. И Уилл, и Прайс сделали глазами «что?» и тут же «ну же». — Лектер прошил в него заклинание. — Какое? — Джимми Прайс был совершенно очарован сказочными реалиями мейстерской обыденности. — Хороший вопрос, Джимми. Мне лестно, что ты считаешь меня способным разбираться в его работе, но я на такое не способен. — Ты просто видишь, что есть заклинание? — уточнил Уилл. — Слышу, — Зеллер выпустил сигаретный дым. — В твоём кольце свеженькая душа. Прайс и Уилл пялились заинтригованно и безотрывно. — Чья? — странно спросил Уилл. — Ты слышишь — чья? Зеллер перехватил бокал шампанского у тыквенного Демона, выпил до половины, затянулся, ответил тёплым взглядом и великодушно солгал: — Нет, Уилл, имени её я не слышу. Прайс с таким откровенным недоверием закатил глаза, что Уилл не счёл нужным что-то добавлять от себя. — И совершенно точно не знаю, каково целеполагание твоего обручального кольца. Лектер говорил? — Вероятно, что сюрприз, — Уилл отнял у Зеллера сигарету, затянулся, вернул. — Скажешь мне, если не против? Когда узнаешь? — улыбнулся тот. — Нет, не скажу, — улыбнулся Уилл. Брайан Зеллер цыкнул: — Всё верно, умный мальчик Уилл Грэм. Нельзя трепаться другим мейстерам о том, что делает для тебя твой собственный. Это чревато.***
— Они пытались рассмотреть твоё кольцо ещё раньше, но я не позволил, — довольный собою и угощением заявил Джек Кроуфорд. — Как ты видел, своего они всё-таки добились, — сказал Уилл и проглотил, кажется, первый кусок за весь долгий день. Официально кусок преподносился общественности как куриная печёнка с травами. Но он был чертовски вкусным, так что имел право быть тем, кем угодно. — С кем танцует моя жена? — наконец спохватился Кроуфорд. — Рэнделл Тир, давний пациент Ганнибала. Кроуфорд нахмурился, но скотч многое сгладил. Тыквенный Демон Хелловина приблизился и глухо произнёс: — Прошу поторопиться, мой господин. Танец жениха и жениха. Мелисса и Роберт Грэмы здорово постаралась с привитием сыну определённых музыкальных вкусов, разве что происходило всё это сравнительно недолго. Ровно до того утра, как Мелисса сбежала с Тайлером Шеппардом. Но жизнь в трейлерных парках с двумя хипповатыми родителями и специфичное мировоззрение окружающих Уилла соседей, равно как и сам кочевой образ жизни, раскрыли перед тем всю прелесть и бунт рок-эн-ролла. Не говоря уже об альтернативных течениях в музыке. Что говорить, зачастую вся его затворническая жизнь с выстроенными им же самим ограничениями заключалась в любимой музыке и книгах. Сам Ганнибал любил классические этюды и композиторов. Но, как показали многие жизни, Уилла Грэма он любил гораздо больше и сильнее, нежели классические этюды. Поэтому «их» песню выбрал Уилл. И та стала совершенным отражением отношения Уилла к Ганнибалу, равно как и Ганнибала к нему. Ashes remain были тоже живыми. Восхитительно обросшими, но в тройках по случаю тематики торжества. А вокал Джо Смита заставил дам застонать среди розовых кустов. Вступление было сложным, и пару мгновений Уилл боялся сбиться, пока не влился в объятие Ганнибала на «я хочу бежать» и пока на «я требую, мне нужно чудо» Ганнибал не коснулся рта Уилла улыбающимися губами легко и обещающе. И всё было точно так, как пел мистер Смит. Потому что Ганнибал зажигал солнце Уилла Грэма во тьме сотни раз и воскрешал того так же настойчиво снова и снова. На репетициях Уилл зажимался, не понимая, что делать с телом. И был момент, когда он психанул так сильно в досаде на себя самого, что по всем законам отзеркаливания Ганнибал вполне мог дать ему хорошую затрещину. Но выдержка тёмного мейстера была воистину адской и била все рекорды. «Уилл, давай займёмся сексом», — сказал Ганнибал, удерживая Уилла за локти и вблизи. «Что?» — не понял тот. «Как ты обычно себя ведёшь, когда я тебя…» «Блядь, Ann, прекрати», — Уилл мгновенно залился краской. Память тела в этом отношении была безупречной, а целибат изматывающим. «Как ты себя ведёшь?» — не отставал Ганнибал. Уилл сглотнул и процедил: «Я не выпускаю твоего тела, и я хочу касаться тебя. Ты для меня словно вода в песках в такие моменты. Ничто не имеет значения, кроме твоей близости». Ганнибал удовлетворённо вздохнул: «Всё правильно. Так что сейчас, пока мы танцуем, как будто займись со мною сексом». Уилл закрыл глаза и согласился. Тогда получилось сразу. Получилось и теперь. Уилл не мог оценить, насколько сильно подействовала магия танца на зрителей, потому что мир его свернулся до одной значимой персоны — Ганнибала Лектера. Уилл следовал его тёплому взгляду и настойчивым, знающим, проводящим его надо всеми опасностями рукам. Отдаляясь от Ганнибала во вращении с требованием «хочу знать, кто ты, ведь ты можешь заставить моё сердце биться снова», Уилл знал, что безошибочно окажется опять прижатым к груди Ганнибала уже на «мне не надо больше бежать». И точно так же он мог его выпустить, чтобы Ганнибал вернулся с синхронным заверением, что не хочет «быть тем, кем был раньше». А что вместе с «ты можешь изменить мою жизнь» Уилл окончательно терял связь с землёй, потому что Ганнибал в динамике легко срывал его с танцпола, было головокружительным во всех смыслах этого слова. Уилл не видел, как дала слабину Беверли на требовании «дай мне что-то, во что можно поверить и за что я смогу бороться», спрятав счастливое мокрое лицо в ладонях. А следом звучащее «то, что я не смогу игнорировать» уложило Бэллу Кроуфорд в шаферские лацканы окаменевшего Джека. Тот же, в свою очередь, держался до последнего, пока Уилл не провис в локте целующего Ганнибала, едва не касаясь песчаника волной волос и всё же касаясь того носком правой туфли. Левое колено его прижималось к колену Лектера, а руки обвились по плечам, скользнули за шею и там сплелись, беря в тесный обруч. «Мне нужно, чтобы ты изменил мою жизнь», — прошептал Джо Смит, умолкая и погружая сад в тишину. В этой тишине, если бы Уилл смотрел, стоял Джимми Прайс, прижав обе ладони ко рту. В этой тишине Брайан Зеллер забыл о сигарете, и та истлела и погасла в его указательном и среднем пальцах. В этой тишине нефтяным факелом пылала мейстер Джорджия Медчен. В этой тишине застыла Мелисса, сражённая когнитивным диссонансом, который изрядно сбоил из-за экстази, отполированного шампанским. В этой тишине Мэтью Браун, совершенно застывший без тени понимания в серых глазах, просто считал посыл и пропустил шквальную энергию танца Лектера и Грэма сквозь себя, оставшись едва ли не выжженным. В этой тишине Бэлла не выпускала мужа, впервые за долгое время успокоившись у него в руках и вспомнив, чего им обоим так долго хотелось и что они всё время откладывали на потом. В этой тишине становилось понятно, почему кристальных мейстеров определяют в схожем спектре. Потому что прокурор Кейд Прурнел, уйдя в непредвиденный, но добровольный эмоциональный раздрай, потеряла чёткость физической оболочки и пошла, переживая атмосферу, переливающимися структурными гранями. И в этой тишине единственными, кто поступили максимально правильно, были Алана и Марго. Глубоко и безответственно наплевав на жемчужные шелка, они рухнули аккурат в центр люпиновой клумбы, уйдя в глубокий и изрядно пьяный поцелуй. Никого из них Уилл не видел. И Ганнибал не видел. Потому что ни тот, ни другой не смогли прекратить своего поцелуя с последним аккордом. Расцепились лишь спустя тридцать секунд, и Ганнибал вернул Уилла в вертикальное положение. Тишина захлебнулась в аплодисментах, свисте и дамских визгах. Пожалуй, в этот момент даже тёмный мейстер Ганнибал Лектер не имел ничего против столь вульгарных проявлений одобрения, ведь Уилл прижался к нему сбоку и, едва смеясь, ткнулся в шею лицом. Хлопали и свистели даже музыканты. Даже сдержанный и мрачный Карлос, не говоря о готовом к любому веселью Доне Хуане. И даже Мириам Ласс, несмотря на бионический протез, тоже хлопала, на всякий случай сдвинувшись дальше от Джорджии Медчен.***
— Послушай, можем же мы уйти сразу после вскрытия свадебного пирога? — запросился пьяный от счастья и скотча Уилл. Ганнибал, едва лизнув, поцеловал его в висок. Только что был брошен букет жениха, который в прыжке отловил доктор Сатклифф. После чего Мелисса послала ему воздушный поцелуй. — Можем? Потому что я не знаю, это моя первая свадьба, — хмыкнул Уилл. Ганнибал, ловя его взгляд, отстранился. — У меня это тоже первая свадьба, Уилл. — Шестьсот шестьдесят четыре года и ни разу не женат? — Уилл коварно рвался на комплимент. — Ни разу. Я был кое-кем и кое-чем занят, — вильнул тёмный мейстер. — Чем и кем? — Тобою и с тобою. — Да брось. Всё это время? — Будь уверен. К тому же это цифра возраста души, вроде того, сколько я себя помню. — У тебя нет души, Ann, — нагло заявил Уилл. Ганнибал вздёрнул брови, потом нахмурился. — Я твоя душа. Ты сам говорил. — Ну точно. Уилл снова повис на его плечах, приставая к шее. — Хорошо, уйдём сразу после вскрытия свадебного пирога. Пожалуй, впервые Ганнибал покинул организованное им же торжество, не выпроводив последнего гостя лично. Четырёхъярусный пирог стал последней каплей, переполнившей чашу совершенства. Покрытый карамельными сталактитами и обвитый имитацией голых осенних ветвей из горького шоколада он, вопреки печальной участи обычных свадебных пирогов, до которых просто не доходят руки и рты пресыщенных гостей, был роздан на тонком фарфоровом кружеве старого немецкого завода. Имитации ягод боярышника из клубничного мусса, снега из сахарной пудры и маленьких тыкв из марципанов вместе с невесомыми, пролитыми сливочным кремом белыми и тёмными бисквитами были съедены до крошки. Фигурки женихов оказались несъедобными, что подтвердил Рэнделл Тир. После всего этого гостей бросили самих на себя. Почти. Тыквенных Демонов Хелловина никто не отменял, равно как и их заботы. Устоять перед тем, как соскучился Уилл, у Ганнибала не было ни малейших сил. Тем более желания. Возможно, он бы не стал так спешить, но Уилл горел. Он не позволил Ганнибалу ничего, что бы отсрочило момент их близости. Он буквально выкрутился-вырвался из своей одежды и также вытряс Ганнибала из его. — Уилл. — Замолчи. Возьми. — Уилл, не стоит спешить. У нас впереди много… Ганнибал понял, что Уилл хотел выматериться, но вместо этого сработал в наиболее оптимальном режиме: заткнул рот и себе, и ему поцелуем. Ганнибал выдохнул и, утягиваемый на кровать, свалился сверху. И как только Уилл почувствовал, что тяжёлое тело накрыло его, томно и жадно выгнулся, почти Ганнибала скидывая и стремясь прижаться теснее. Руками охватил по спине. Застонал в поцелуе. Ганнибал прикусил ему губу, заставив вздрогнуть и раскрыть глаза. Отстранился, оглядывая. Уилл дышал срываясь, в глазах плескались блажь и желание. Ганнибал, стискивая, накрыл ладонью горло Уилла, сдвинул пальцы, зажал подбородок, толкнул вверх. Уилл разомкнул губы, облизнул верхнюю, потом нижнюю, открыл глаза, зацепился за тёмный, изучающий взгляд. Ганнибала обдало кипятком изнутри от взгляда Уилла. Указательным и средним он заскользнул ему в рот и зарычал, когда Уилл принялся сосать те с таким блядским вызовом из-под ресниц, что зажатый между ними член Ганнибала дёрнулся. Уилл ликующе и снова прогнулся, прижимаясь уже давно твёрдым своим. Ганнибал пустил пальцы так глубоко, что слюна потекла из уголка рта Уилла. Ганнибал сглотнул, вытянул руку и послал вниз. Уилл сладко и жарко застонал, почувствовав в себе проворачивающиеся пальцы, взвился ладонями к лицу Ганнибала и, шепча, сжал: — Делай шире и больше, больше, Ann. Ганнибал добавил безымянный. Уилл застонал громче, наседая на пальцы. — Чёрт, — выдохнул он. — Сейчас, хочу тебя сейчас. Ещё. Ганнибал отнял руку, чтобы спустить слюны в ладонь. Он верно полагал, что Уилл устроит скандал, попробуй он дотянуться до лубриканта. Попробуй оторваться от тела. Уилл даже теперь нетерпеливо заёрзал, дожидаясь возвращения руки. Ганнибал вернулся, посылая пальцы шире, раскидывая ими Уилла изнутри. Между животами было мокро и горячо. Уилл облизал ладонь, всунул между и охватил обоих. Ганнибал сообразил, что Уилл кончил за три оглаживания, выпачкав собою его член мокро и вполне достаточно для своих потребностей. — Маленький эгоистичный паскудник, — процедил Ганнибал, поднимаясь. Уилл со сложной томной улыбкой посмотрел снизу. И стоило Ганнибалу завести локоть под его колено, стягивая к себе ближе ягодицами, а ладонью упираясь в кровать, Уилл задрожал в предчувствии. Улыбка пропала с его лица, как только Ганнибал протащил концом мокрого члена между ягодиц, безошибочно соскальзывая для нужного проникновения. Вторую руку запустил под шею Уилла и, одновременно стягивая того за шею к себе и вниз, толкнулся, додавливая бёдрами, членом. — Боже, — севшим голосом прошептал Уилл, чувствуя, как огромный член, раздвигая медленно и непререкаемо, всаживается в него. Ганнибал подтянул Уилла ещё плотнее под колено и шею, словно сворачивая в клубок. Медленно и плавно толкнулся. — Боже, мать твою, боже… — задыхался Уилл, запрокидываясь головой. Неглубоко. Мешал поддерживающий шею локоть. Ганнибал чувствовал, как обнимающие по спине руки Уилла сжимаются и тянут его на себя и к себе. — Ты даже не представляешь, как я по всему этому скучал. Скучал по тебе во мне, — Уилл всхлипнул и дёрнулся, требуя интенсивности. — Уилл, — хрипло отозвался Ганнибал, сглатывая и вкусываясь в тёмные кольца волос. Колено Уилла поднялось по бедру Ганнибала, прижалось, зашло ещё выше. Уилл открылся шире. Выбрался из зубов Ганнибала, прижался губами к его уху: — Ann, глубже. Ганнибал собрал Уилла руками и собою почти в совершенный комок, наваливаясь, ударил бёдрами. Медленно и несколько раз быстро. Уилл глухо закричал ему в плечо и шею, задышал часто-часто. Дрожь занялась в его теле, как полымя с подветренной стороны, разбегаясь и не имея возможности взметнуться в полную силу, потому что Ганнибал силой держал Уилла под собою. Ганнибал почувствовал, как стискивается, сжимая изнутри, вокруг него Уилл. Быстро раскрыл объятия и, перевернувшись, заволок его, усаживая, сверху. Уилл раскрылся в коленях, опускаясь по члену Ганнибала плотнее, вместе с тем в жёстком, изматывающем поцелуе накрывая ртом его рот. Наращивая темп и не отнимая губ, толкнулся бёдрами. Ганнибал кончил от жара требовательного рта Уилла и от не меньшего жара его требовательных бёдер.