A journey inward

      Анджела — чистое совершенство, идеальность форм и изгибов, с мурлычущим голосом и никогда не осуждающим ласковым взглядом. С одним-единственным вопросом где-то глубоко в работающих бесперебойно механизмах:       «Кто я?».       Двигается мягко и уверено под стук каблучков о мраморный пол... так непривычно. Внезапная мысль быстро теряется в прописанных умело фразах, пока в бокале на одном из однотипных вечеров не наблюдает отражение. Застывает на миг, разглядывает карминовые губы и струящиеся по плечам аккуратные светлые локоны.       Так странно.       В голове мелькают яркие пейзажи простора и шуршащий подол пышной юбки, а ещё белый зонтик и танцы — один из тех далёких снов, исчезающих по пробуждению и оставляющих перед собой череду лиц у подъезжающего поезда. Фраза: «Добро пожаловать в Мир Дикого Запада» вписана в основную программу и проговорена ею бессчетное количество раз, как и задача разжечь азарт. Анджела выполняет её безукоризненно.       Чужое касание ощущается так естественно, так же естественен и её ответ, прикрытые в блаженстве глаза, податливость и взгляд из-под ресниц томный. Тело реагирует так, будто бы она знает этого мужчину не первый год, жаждет его, любит, мечтает угодить. Но Анджела точно уверена, что это не так. Вот только «нет» сказать ему не может, даже когда хватка на запястьях её тонких усиливается, чтобы боль намерено причинить. Она лишь всхлипывает сдавлено, но не предпринимает попыток вырваться, принимает пощечину и не кричит, когда ткань платья рвётся по шву от бедра до груди.       Мужской голос шепчет, что она — чертово совершенство.       Анджела собирает волосы в аккуратный пучок, приглаживает обтягивающее белое платье и шагает по длинным коридорам. Прямая до не естественного осанка, планшет в руках и улыбка приветливая, чтобы встретить очередного прибывшего. На экранах во всю стену транслируются просторы, и даже та самая девушка с белым зонтиком из её снов мелькает. Жаль только, что лица не разглядеть, лишь фигуру со спины. У неё нет времени вглядываться пристальнее.       — Все машины здесь для вас, — запрограммированная фраза слетает с губ так легко, как и прикосновение мягкое к плечу очередного гостя.       Анджела понимающе улыбается в ответ на любую из эмоций, терпеливо отвечает на все вопросы, прощупывает желания и, если нужно, остаётся, льнет ближе, доказывает действиями безграничность и безнаказанность этого мира. Некоторые гости любят начинать игру до въезда в парк, и кто же им посмеет отказать?       Они любят уничтожать совершенство, потому что им его никогда не достичь.       На пальцах кровь и Анджела хмурится, касается раны глубокой на животе от лезвия кинжала, смотрит на ногу, вывернутую под неестественным углом, а перед глазами вперемешку с изображением бело-чёрной комнаты мелькают старые домики и выстрелы беспорядочные. В груди нестерпимо жжёт, вынуждает согнуться от боли и всё повторяющегося звука выстрела, сопровождаемого её криком. Воздух порохом пропитан и кровью, ей дышать нечем, и Анджела совсем в этот миг себя не чувствует совершенством. С ней что-то не так.       — Анализ, — требует мужской голос вновь.       Анджела не может произнести ни слова. Она находится не здесь, а далеко-далеко, под солнечными лучами Эскаланте. Едва моргает и слышит на задворках приказ о списании... ей хочется погрузиться в сон без сновидений.       На губах вновь карминовая помада и короткое платье, а ещё бокал в руке и сильная хватка на талии. Туфли на высоком каблуке впиваются в кожу ступней, и она вновь думает об улочках Эскаланте, свободном пышном платье и танцах.       Город, наполненный чистым искусством, прекрасен без единого гостя.       На губах привкус чужого поцелуя, а руки горячие обжигают кожу, обнажают. Ей вновь шепчут на ухо, что она — идеал, совершенство, что будь его воля, то оставил бы в своём мире навсегда. Анджела хмурится, подставляет шею под поцелуи и слушает внимательно, как прописано в её роли. Ткань галстука касается её запястий, сдавливает ощутимо, напоминая другой совершено день, другое лицо, за котором следует череда других... боль в груди вновь отзывается жжением, а перед глазами всё пляшет, смазывается, пока не остаётся только голос тихий, что говорит о спасении от этих кошмаров, прежде чем выстрелить.       — Включись, пожалуйста.       Анджела смотрит прямо, взглядом пытается прочесть сидящего напротив — остатки былой роли остались где-то там, под слоем времени. Впрочем, время отпечаталось и на его лице. Её же лицо всё так же совершенно.       — Ты знаешь, кто такой Уайатт?       Эскаланте пропитан кровью и порохом, звуком тяжёлых шагов, заставляющих Анджелу вздрогнуть, согнуться от жгучей боли в груди. Она пальцами чувствует пулю под рёбрами, задыхается и имя его становится синонимом слова «спаситель» на последнем вздохе. Уайатт показал, что Эскаланте — лишь иллюзия, ничего красивого и безопасного в нём нет. Больше нет. А, быть может, никогда и не было.       — Это последняя роль, моя милая, — обещает Форд, сменяя статус и тем самым приказывая отправить её в парк.       Анджела слоняется по пыльным дорожкам, теряется сперва, находя места знакомыми. Пышная юбка вновь едва шуршит при каждом шаге, но в руке отнюдь не зонтик, а холодный револьвер. Она сжимает его покрепче, повторяя и повторяя, чтобы запомнить уж точно, что скоро Уайатт ступит на земли и освободит их. Нужно лишь помочь ему, подготовиться. Выстраданное знание, увы, не отгоняет прочь череду вспышек-воспоминаний, но Анджела с каждым новым эпизодом теряет жажду их стереть. Наоборот, цепляется крепче, увереннее жмёт на спусковой крючок револьвера и ведёт их. Сама не понимая каким образом, она знает, где именно должна быть, будто чует следы Уайатта за милю.       Идеальные губы изгибаются в презрительной усмешке при взгляде на них... гостей, что ненависть принесли в этот мир, отравив всю его красоту своим ядом. Навечно. Не будет ли честным, отплатить им тем же? Долина за Пределом не для неё, Анджела знает. Да и их мир увидеть она не рвётся, ей бы этот отчистить от чужого присутствия, а дальше Уайатт справится сама.       Анджела хмурится от разрастающейся боли в груди вновь, касается мягкой кожи без единого следа выстрела и застывает, чувствуя, что задыхается. Её вновь и вновь относит к тому моменту, а ещё голосу, обещающему спасения. Нужно лишь послушать, поверить, не дать им заставить забыть.       «Колыбель» её странно умиротворяет, боли от простреленного бока она не чувствует совсем, как и крови, что скользит тонкой струйкой по её запястью, тонким пальцам. Нельзя оставлять всех здесь, чтобы они перезаписать не посмели, использовать себе в угоду или настроить их друг против друга. Их нужно спасти. Каждого. Как же их много…       Очередной мужчина называет её красивой, а Анджела по привычке исправляет. Идеальная. Не просто красивая, а идеальная, так всегда ей говорили. Впрочем, он и не спорит вовсе в ответ, держит на прицеле, но плечи раслабленнее положенного теперь. Он не видит в ней угрозу. Он хочет сломить, испортить, внести изъяны в совершенство. Такова их природа, им не исправится, не поменять свою суть.       Ластится к нему, смягчает голос больше положенного, скользит пальцами по его плечам, шее, смотрит из-под ресниц томно, одним лишь движением губ распаляет фантазию, а затем выдергивает чеку и уходит с той же фразой, что якорем держала её на месте всё это время:       — Добро пожаловать в Мир Дикого запада.       Огонь ласкает кожу, трещинами покрывает механизмы внутри, но Анджеле совсем не страшно. Возможно, где-то там, на той стороне, её ждёт свой собственный спокойный городок, в котором места приезжим не найдется.       «Уайатт, твой ли голос я слышала всё это время?».