A journey inward

      Уильям шляпу чёрную в очередной раз поправляет и криво усмехается. Свитуотер встречает привычным шумом и осколками давно изученных фраз. Уильям дома. Сердце в груди пропускает пару ударов в предвкушении ежегодного отпуска, и он даже неосознанно поглаживает рукоятку длинного кинжала — талисман его личный с самого первого визита, как вечное напоминание о том первом разе, когда он подтолкнул свои барьеры.       Сейчас эти барьеры трещинами покрыты, как лицо его — морщинами. Уильям так отчаянно хочет их сломать к чертям, вот только сдерживается, на цепь свои желания сажает, потому что опасается, что в реальном мире станет жить ещё сложнее. Даже мастер притворства может допустить оплошность. Ему ни к чему неприятные сюрпризы в идеально отлаженной схеме.       Уильям натягивает чёрные кожаные перчатки, разминает пальцы, которые соскучились по густой крови, ускоряет шаг и устремляет взор на коня, привязанного у Марипосы. В его планах легкодоступные девицы не числятся — слишком скучно. Давно пройденный этап, казавшийся раньше запретным, оставил после себя лишь поблекшие тёплые воспоминания. Подумать только, он отказал тогда Клементине, заботясь о своей репутации. Сейчас Уильям, глазом не моргнув, мог бы попортить её милое личико и наличием любви бы не оправдывался.       Он отвязывает лошадь, игнорирует окрик чужой, требующий отвалить от не своей собственности, и взбирается с легкостью в седло, с каким-то досадливо-пустым чувством пуская пулю в бегущего навстречу андроида — очередной помощник шерифа, не знающий, что весь мир его как раз Уильяму и принадлежит. На память об этом он оставляет ему уродливую дырку во лбу.       «Интересно, успеют ли они подлатать его до приезда Гектора в город или крошечные изменения всё же увидят зеваки с горящими глазами?»       Мужчина раздраженно дёргает плечами от этого восторга неподдельного в глазах новичков-прибывших. Оглядываются по сторонам, пальцами тычут, как на долбанной экскурсии и перешептываются. Зависть горечь на языке оставляет. Он бы не прочь забыть обо всех проведенных здесь годах и открыть для себя это место заново. Любопытство далеко заводит, а Уильям не прочь пошагать.       Узнавал бы постепенно, шаг за шагом себя вновь, решался бы пустить в ход нож, а не пистолет. Познал бы снова, каково это — сжимать в руке свежевырезанное сердце или мозг, такой хрупкий, податливый. Стоит только сдавить пальцами посильнее. Заново бы испытал этот прилив возбуждения от нарастающего страха в искусственных глазах, слёз, что катятся непрерывным потоком и на вкус сладковатые, как чистейшая природная вода. А ещё сладостные мольбы... чистейшая музыка, и у всех разная. Уильям знает каждую из композиций дословно.       Впервые бы испытал захватывающее тело напряжение, жестокость каждого до единого мускула, когда они отчаянно отбиваются, будто бы говорят этим: «я всё же смогу сбежать, мне удастся». Уильям одно время в это верил и впрямь. Напрасно. Печальная правда в том, что они всегда проигрывают. Он проверял. Каждому до единого встречу со смертью устроил, кому-то одну-единственную — некоторые андроиды даже умирают скучно — кого-то не единожды коснулся. Бедный Тедди подыхал столько раз от его руки, что Уильям со счета сбился. А ведь парнишка не виноват, что прописано ему вокруг Долорес виться, защищать и спешить на помощь по её первому зову.       Их всех тьмой и холодом своими он одарил в надежде скромной, что уж это запомнят, что хоть на миг, увидев его, проявят страх.       Увы. Всё тот же сценарий идёт своим чередом и при появлении его мелькают на лицах их эмоции те, что заложено им испытывать, а в глазах ни капли узнавания.       Надежда — жестокая сука. Впрочем, самонадеянно было ожидать, что те, кто умирал не раз, станут взаправду Смерти страшится.