A journey inward

      «Вы когда-нибудь сомневались в природе своей реальности?» — стандартный вопрос, который он задаёт хостам каждый день. Протирает очки в порыве раздумий, хмурится и не перестаёт восхищаться андроидами.       Они прекрасны. Столь невинны в своих помыслах, словно чистый лист, который ты можешь раскрасить так, как пожелаешь. В Мире Дикого Запада предпочитают тёмные оттенки и Бернард поменять этого не в силах, как бы он не желал. Внутри болезненным спазмом отдаётся взгляд андроидов наивных на диагностике, совсем как у детей...       «Папа, папа! Смотри» — голос Чарли такой восторженный, громкий, счастливый.       Бернард хмурится сильнее, сжимает пальцами переносицу и вспоминает их день на озере в мельчайших деталях. Маленький отдых, посвящённый целиком семье, вдали от работы, где Чарли научился плавать. Бернард его научил, и осознание это гордостью его наполняет. Ему даже чудится запах хвои, жар солнца летнего и вкус жареного зефира. Вот только улыбка ностальгическая тускнеет под гнетом других воспоминаний — писка аппарата и видом бесчисленных трубок, слабым пальчикам маленьким, которыми сын держал его за руку, засыпая от обилия лекарств в исхудавшем теле.       Нет ничего больнее в этом мире, чем видеть, как твой ребёнок медленно угасает.       Чарли кладёт голову ему на плечо, сонно просит продолжать читать, и устраивается поудобнее, а Бернард гладит его по волосам, поправляет плед, соскользнувший с его плеч, и продолжает историю. Нежность вновь сменяется болью острой, подавляющей, никогда не смолкающей.       Смерть Чарли — вот природа его реальности печальная, которую не откатить и не изменить. Бернард бы никогда этого не сделал, даже если бы шанс такой получил свыше.       Пускай сын жив лишь в его — не его — воспоминаниях. Главное, что он там, с ним, рядом. Пускай ослабевший, бледный, испускающий последний вздох, с которым забрал и жизнь Бернарда Лоу. Это — все что у него осталось.       Это — его искусно созданная западня.