Шиворот-навыворот

Джон всегда был трудным ребёнком. Он очень старался вести себя правильно, но то кто-то в школе нарывался на драку, то кто-то обижал маленьких сестёр, то пытались сказать что-то неприятное о его покойном отце – в общем, причина для драки находилась всегда. Мать обычно, вздыхая, говорила, что ему не хватало мужской руки, но правда была в том, что ему не хватало какой бы то ни было руки – мама слишком была занята на работе. Наверное, поэтому, когда старый товарищ отца, с которым они вместе служили, пришёл в их дом и предложил взять Джона в его кадетское училище, бесплатно, с полным обеспечением, мама так обрадовалась. И Джон пообещал, что он будет очень, очень стараться и сделает всё так, как говорит мистер Спенсер Хейг. С тех пор дома его видели не чаще раза в год. Быть под опекой мистера Хейга Джону не понравилось. Он не был приучен к дисциплине, он попал в училище почти случайно, «по блату», – и это многим не нравилось; Джон скучал по сёстрам и матери: связаться с ними можно было только на выходные, и времени на звонок давали слишком, слишком мало. Неудивительно, что он срывался. И однажды после такого срыва его привели не в карцер, а к мистеру Хейгу. Мужчина был удивительно добр и говорил с ним почти по-отечески, пожурив за непрекращающиеся нарушения дисциплины, но выслушав подростка и его оправдания. А его слова о матери, о семье, о том, что он не должен подвести их, были такими правильными, что Джону стало невыносимо стыдно за своё поведение. – Но ты ведь исправишься, Джон? В тот момент подросток готов был пообещать что угодно. – Твой отец был лучшим, Джон. Он спас мне жизнь. К сожалению, я почти ничего не знал о нём, и прошло много лет, прежде чем я сумел найти вашу семью. Я делал это, чтобы помочь семье своего друга, но принял тебя вовсе не из чувства долга. В тебе скрыт огромный потенциал. Ты можешь стать таким же, как твой отец, можешь стать лучше, чем он. Я готов помочь тебе, Джон. Если ты согласишься, я мог бы раскрыть то, что сейчас спит в глубине твоей души, твоё Пламя. Намного, намного позже Джон узнал, что то, что он воспринял, как оборот речи, надо было понимать буквально, ему рассказали о типах Пламени и о том, как Небеса могут повлиять на остальные свободные Атрибуты. А пока он чувствовал необъяснимое желание довериться мистеру Хейгу, оправдать его надежды, стать достойным такого доверия. Так началось его настоящее обучение, то, зачем Спенсер Хейг пригласил его. Надо отдать должное, мужчина оказался хорошим психологом. Хейг обставил всё так, что о Джоне заговорили как о его любимчике, и подросток, без этого имевший крупные проблемы в общении со сверстниками, оказался практически в изоляции, несмотря на то, что занимался вместе со всеми. К общим занятиям добавились дополнительные, с мистером Хейгом, и бешеный ритм, в котором теперь проходили дни Джона, не давал остановиться и подумать. Поначалу заслужить похвалу Спенсера было сложно, но возможно. И подросток готов был из шкуры выпрыгнуть, чтобы доказать ему и самому себе, что он чего-то стоит. И Джон гнался, гнался, гнался за всё больше отдаляющимся идеалом… А занятия с Хейгом становились всё менее гуманными. Позже Джон узнал, что те пытки, которым его подверг Спенсер Хейг, были нужны для того, чтобы пробудить его Пламя. Поставить на грань жизни и смерти, заставить проявить волю к победе – вот основы обучения особенных детей. Вот только мафии и секретным службам, занимающимся этим, были доступны специальные таблетки и пули. Хейг решил справиться собственными силами. Несмотря на то, что его связи позволили бы получить достаточно средств, не вызывая особых подозрений, Спенсер был помешан на желании получить сильного Хранителя. Слова выбивающегося из сил Джона: «Делаю всё, что могу, сэр» и «Я действительно стараюсь, сэр!», – его не убеждали. – Недостаточно стараешься, Джон, – отвечал на это мистер Хейг, и самое отвратительное, что, по мнению самого Джона, он был прав. Много лет спустя Джон, к тому моменту взявший другое имя, пытался понять, на что надеялся этот козёл, пытаясь заставить подростка в первый раз в жизни вызвать Пламя без стимулятора? Без пуль, без особых таблеток, просто создавая опасную для жизни ситуацию? Возможно, у Спенсера даже получилось бы достигнуть своей цели раньше, но в игру вступала навязанная им Джону вера и преданность. Тогда подросток просто не мог поверить, что мистер Хейг допустит его гибель: он в чём-то был ещё очень наивен, а Спенсер заменил ему отца. Пламя пришло в тот момент, когда Джон всё-таки поверил в собственную смерть. Драки между кадетами не поощрялись, но несколько человек решили показать выскочке его место. Джон как раз возвращался поздним вечером с тренировки у Хейга, и под формой прятал спину, исполосованную кнутом. Он пытался защититься, и в другой день, возможно, сумел бы отбиться, но сегодня всё было иначе: почти теряя сознание, Джон упал и только прикрывался руками, стараясь защитить голову. А подростки, ослеплённые завистью и гневом, не замечали, что с их противником что-то сильно не так. И когда Джон понял, что они не остановятся, вспыхнуло Пламя. Он очень хотел жить. Спас тех идиотов и Джона Спенсер Хейг: его довольное лицо было последним, что увидел подросток, перед тем, как потерять сознание. Мужчина был счастлив, что, наконец-то, получил свой Дождь, и не считал нужным сдерживать эмоции. Для Джона это стало первым звоночком, пробившимся даже сквозь замутнённое сознание. Ему повезло дважды. Кто-то заметил выброс Пламени и не стал молчать. А через две недели в кабинете мистера Хейга был сам Спенсер, Джон и мужчина в классическом костюме, лицо которого упорно не хотело откладываться в памяти. – Согласно этому распоряжению, – негромко, но уверенно говорил неизвестный, – кадет продолжит обучение в другом месте. Ваше… заведение… не обладает необходимой квалификацией для обучения подобных ему подростков. Это было чистой правдой, и, конечно же, Спенсер должен был об этом знать. Но свой будущий Дождь он нашёл сам и нашёл его для того, чтобы вырастить из него то, что нужно было ему. Мистеру Хейгу, всегда твердившему о важности дисциплины и выполнении приказов, изменила выдержка: – Никогда! – рубанул он ладонью воздух перед лицом посетителя. – Вы можете забрать кого угодно, но не Джона. – Тем не менее, – его собеседник, казалось, был ничуть не впечатлён, хотя подростку стало не по себе от того, как разозлился его учитель, – я заберу вашего кадета, и это будет Джон, а не кто-то иной. На скулах мистера Хейга заходили желваки, но, сделав над собой заметное усилие, он процедил: – Вы не можете забрать Джона. Я его Небо, – судя по виду наставника, это должен был быть убойный аргумент. Но посетителю он таким не показался. – Вот как? Что ж, это серьёзное заявление, – холодно сказал тот и, усмехнувшись, добавил: – Вы же понимаете, что я должен проверить? Взгляд Спенсера сделался очень недружелюбным: – И каким же способом вы собираетесь это сделать? – Самым простым, – заверил посетитель. В кабинете вспыхнуло Пламя, не шедшее ни в какое сравнение с тем огоньком, что однажды показал подростку Спенсер. Пламя заставило мистера Хейга отшатнуться, а пришедший за подростком человек сосредоточил своё внимание и Пламя на будущем подопечном. Джон тяжело дышал: огонь не опалял, но он всё равно чувствовал себя так, будто его окунули в кипяток – и в первую очередь почему-то голову. Уже потом, на реабилитации, Джону рассказали, что человек, пришедший за ним, фактически спас его: после заявления Хейга, мало кто бы решился спорить, и Джону грозило навсегда остаться фактически рабом Спенсера. Психика подростков очень податлива, и мужчине, сумевшему и без того подчинить себе Джона, оставалось совсем немного закрепить эффект, связав их с помощью Пламени. Но в тот момент Джон пытался осознать вдруг открывшуюся с новой стороны реальность, где мистер Хейг не был тем, кого стоит слушать безоговорочно. И тогда незнакомец спросил: – Скажи мне, Джон, готов ли ты остаться с мистером Хейгом и всегда выполнять его приказы? Обхватив голову руками, Джон заставил себя подняться с колен (когда он упал, подросток не помнил) и встретился взглядом с удивительными золотыми глазами, сияющими не хуже Пламени, охватившего всё помещение. В этот миг он чётко осознал, что это его единственный шанс разорвать связывающие их с Хейгом мистические узы. И собравшись с силами, с трудом проговаривая каждый звук, он ответил: – Нет. Я хочу уйти. – Я тебя услышал. Что было дальше, Джон не мог вспомнить, как ни пытался – вспышка Пламени надёжно укрыла от него происходящее. Спустя несколько месяцев комы он пришёл в себя в Италии. Рядом была его семья – подросшие сестрёнки и заплаканная мать, которая рассказала о переезде на родину отца, организованном ради их безопасности. Позже несколько людей в штатском долго расспрашивали Джона о том, что произошло, а после сообщили, что Джон продолжит обучение и, возможно, сумеет занять достойное место. Его куратором должна была стать некая Лар Милч. Для Джона начиналась новая жизнь.