Принципы

      Чувства, которые Василиса испытывает к Маришке, слишком странные и необъяснимые. Такие необычные… неосторожно трогают душу, цепляют длинными когтистыми пальцами отдельно каждую мышцу, нерв, орган, бьют струнам скрипки в голове девушки, проигрывая незатейливые мелодии, сводя с ума. Шуршат где-то глубоко внутри неё.       Василиса, вообще-то, не уверена в том, что любит Резникову… Вроде бы… Кажется… Огнева знает, что и пальцем не шевельнёт ради неё, конечно… Но временами девушка внезапно вспоминает, на что уже пошла ради призрачного шанса, ради счастливого будущего с человеком, вызывающим в сердце Времени неконтролируемую бурю различных эмоций, ради Маришки… В резких и будто рваных движениях Мариши, ядовитых словах и улыбочке, такой мерзкой, но отчаянно любимой есть что-то притягательное и совершенно отталкивающее. Огнева упрямо идет за Маришей, за недоступной мечтой, за ожившей тенью прошлого. Идёт, чтобы понять, что такого необъяснимо притягательного есть в Резниковой. В ней нет ничего простого, но есть нечто иное… И Лиса никак не поймёт, что именно. Возможно, всё дело в движениях тела, изгибах локтей, в голосе Маришки и его мерном звучании. А возможно, Василиса просто не может сдержать свои чувства, ответ на которые вроде бы есть, но всё же…       Василиса искренне теряется, разговаривая с Маришкой вот так просто, посреди забитого учениками коридора. Она не знает, как правильно сказать, как намекнуть… А после старается осадить себя, напоминая, что намекать больше не на что. Всё осталось далеко в прошлом, всё забыто и стёрто, а для Маришки — стопроцентно… Нет, прошлое не было кошмарным сном, ужасом, преследующим Огневу во сне и наяву. Нет… Оно было забавным и простым. Чересчур, очень-очень простым… Лисе даже иногда казалось, что с момента её рождения прошла вечность, но нет… Всего три года. И это наводило ужас.       В прошлом, в другой жизни, в другой параллели никаких шансов не было совершенно. Здесь же они есть. Минимальные… Но Огнева всё равно хватается за соломинку надежды, временами переставая верить и отчаиваясь, а потом вновь натягивая на лицо улыбку и рисуя чернилами потаённых мечтаний себе на сердце новую надежду, новое стремление, новую жизнь. И, кажется, получается… Вот только Василису пугает то, что Мариша, судя по её словам, что-то помнит. Она читала, что подобное возможно при создании совершенно иной параллели, но молила Великого Эфларуса, чтобы всё обошлось. Кажется, её молитвы не были услышаны, иначе как объяснить, что Маришка помнит самую известную фразу их прошлого мира: «Время на нашей стороне»? Здесь так не выражаются. Огнева проверяла. Поэтому несложно догадаться, что Резникова что-то да помнит, а вот говорить, что именно, не желает.       Василиса вздыхает и провожает взглядом уходящую в актовый зал Маришу. Она не представляет, что ей делать дальше.

***

      Когда их взгляды встречаются в коридоре, сражаясь за больший процент презрения, Мариша сразу понимает, чем всё это для неё закончится. Она знает, потому что будет, как всегда. Обычно и привычно… Резникова чувствует, что играет с огнём, ошибаясь в который раз, но ни о чём не сожалеет. А ещё Мариша знает, что Огнева вскоре сдастся, ведь первой поддалась чувствам. Её сердце камнем упадёт ко дну, не сопротивляясь, а Маришке останется лишь добить его окончательно. Ничего больше… Маришка не понимает, почему же Василиса вызывает в её душе такую бурю… Возможно, всё дело в том, что это именно Василиса. Именно Огнева. Или же всё дело в том, что вытворяет Лиса, как себя ведёт. Но ответные чувства Мариши можно сравнивать лишь с холодом. Зима её любви целует Василису разбитой нежностью под тихий стон снежинок и холода, разбивая и отталкивая и так сломленную девушку.       Странно, что в такие моменты постоянно что-то говорящая Лиса предпочитает молчать и ждать.       Василиса останавливается и просто смотрит. И Марише кажется, что девушка ожидает от неё сумасшествия, полного или частичного. И если Василисе действительно это нужно, то она уже давно добилась своего, — Маришка сошла с ума по Огневой. И уже, кажется, окончательно. Но это же не значит, что Резникова сложит лапки и бросится в объятия любви по первому зову. Она ценит себя и понимает, что подчиняться чувствам неверно, хотя и замечает, что Василису тянет и разбивает о скалы её холода, холода Мариши, переносного и прямого.       Резниковой даже смешно от всей сложившейся ситуации. После странного разговора про нечто большее, чем дружбу, ей вообще не хотелось ни с кем говорить. А ещё лучше было бы не ходить в школу, но директриса требует результатов, концерт уже через день, поэтому Маришка, переборов неудержимый страх и как следует откашлявшись в ванной, тут же стирая все кровавые следы, отправилась в школу. Да… И, конечно, на первой же перемене повстречала в коридоре Василису… Маришка тихо смеётся. Всё из-за Огневой, лишь из-за одного воспоминания, где она стоит совсем рядом, держа Маришку за руку…       Совсем рядом…       Резниковой хочется ближе, ближе, ещё ближе, но она глушит в себе все глупые желания, стараясь выглядеть холодной, потому что так правильнее. Она вообще живёт не так, как желает её измученное страданиями сердце, а так, как просит холодный, трезвый ум, кристально чистый разум. Маришка не умеет по-другому, не умеет быть чувственной и нежной, потому что любые эмоции, симпатии, любовь — это слабость. А Резникова ненавидит быть слабой.       — Так и пройдёшь мимо? — приподняв брови, интересуется Василиса у молчаливо идущей Маришки. Резникова покрепче сжимает зубы, одновременно подавляя приступ кашля, рвущийся наружу, и поворачивается к Огневой. Та стоит, засунув руки в карманы своих джинсов, и смотрит на Маришу почти что осуждающе. Сердце неприятно колется. Маришка злится.       — А нам есть о чём говорить? — спрашивает Мариша в ответ, складывая руки на груди. Взгляд Василисы из недовольного становится решительным, что немного пугает Маришку. Но девушка лишь вскидывает одну бровь в лучших традициях Фэша Драгоция.       — Конечно есть, — проговаривает Огнева, подходя к Марише практически вплотную. Подобная близость волнует сердце Маришки, заставляя девушку сжаться и задержать дыхание. — Может, поговорим о нас? — предлагает Лиса, глядя Маришке в глаза. Резникова дёргается, как от удара. Её глаза расширяются. Нет, такого она точно не ожидала, нужно быстро выкручиваться… Мариша уже открывает рот, чтобы сказать, что никаких «нас» не существует и говорить тут не о чем, как Василиса вдруг вскидывает правую ладонь и, закатив глаза, протягивает: — Только не говори, что ничего подобного нет и говорить нам не про что, — Маришка прикусывает язык и, всеми силами сдерживая кашель, только смотрит. — Так что?       — Мы ещё вчера это обсуждали, — недовольно отвечает девушка. — Это неправильно. Нас никто не поймёт, Василиса, — называет она Огневу по имени и вздрагивает: это вышло впервые. — Да и откуда ты знаешь, чего хочу я? Может, я люблю Фэша, например? Откуда ты можешь знать?       — А я и не знаю, я чувствую, — вдруг тихо произносит Огнева и, приподняв руку, неуверенно проводит пальцами по щеке Маришки. Резникова прикрывает глаза и отворачивается, теряясь. Всё заходит слишком далеко. Всего этого быть не должно. Маришка шумно сглатывает. — Я же вижу, что небезразлична тебе, Мариша. Не спорь со мной хотя бы сейчас, пожалуйста, — тихо просит она, и Маришка покорно не спорит. Хотя о чём тут спорить? Всё и так очевидно. — Значит, я права… — радостно произносит Василиса, всё-таки поймав один довольно смущённый взгляд Мариши. — Но почему тогда ты?..       — Причин много, — практически взрывается Маришка, надеясь прервать этот дурацкий диалог. — И эти причины достаточно весомые! Просто представь, как на нас будут смотреть и что будут говорить… Что будет в головах всех этих людей, — Мариша обводит рукой весь коридор, который почему-то совершенно пуст. — Что нам придётся переживать каждый Божий день?! А ещё это… то, что между нами, неправильно по своей природе. Это просто… просто…       — Это не весомые причины, Мариша. Это банальные отговорки, — качает головой Василиса. Маришка, услышав это, оскорбляется до глубины души. Как же может быть так, что её принципы кажутся Огневой всего лишь пустым звуком. — Ты вольна поступать так, как хочешь. И общественное мнение — не главный критерий.       — Не нужно. Я и поступаю так, как считаю нужным. Но я уверена, что мнение…       — Мне плевать, кто и что думает, Мариша… — внезапно шепчет Василиса просто в губы Резниковой, в первый и, конечно же, в последний раз мягко целуя их. Резникова не успевает заметить, как эта несносная девчонка оказывается столь близко к ней самой. Наверное, чересчур сильно задумалась… Конечно, Василиса не понимает, что заставляет Маришку сходить с ума и чувствовать невероятную лёгкость, чистоту, нежность в груди. Там, откуда обычно со стонами боли девушки, разрывая гортань и лёгкие, вырываются окровавленные лепестки васильков. И Резникова пытается закрыться, осознавая, что ничего разумного из таких странных отношений никогда не выйдет. Маришке легче сломать себя, чем совершить непоправимую ошибку. Невозможно.       — А мне не плевать, Огнева, — шипит Мариша в ответ, пытаясь оттолкнуть обнимающую её девушку. — Ничего не получится. Ты же прекрасно понимаешь это, но всё никак не успокоишься, — Маришке совершенно не хочется ранить Лису, но по-другому объяснить не выходит. Огнева будто не слышит или не хочет слышать. А хочет ли понимать всё это сама Мариша?       — Мы сможем… Пожалуйста, дай мне один шанс. Всего один, — во взгляде и тоне, в котором произнесены все слова, Огневой легко читается мольба. Она надеется на то, чего никогда не случится… Она умоляет Маришу о том, что изначально по своей природе неправильно. — Ты же хочешь этого. Я вижу, поэтому просто прекрати сопротивляться, — слегка раздражённо проговаривает девушка, не отцепляя от шеи Резниковой свои пальцы, до этого крепко обхватившие её при поцелуе.       — Ничего не зависит от моего желания, — отвечает Мариша, прикрывая глаза и уже не настолько сильно веря в собственные слова. Она внезапно задумывается над тем, что, кажется, уже долгое время обманывает саму себя, пытаясь принять свою скорую смерть как нечто нормальное и привычное. Это так глупо, что ей легче смириться и не чувствовать ничего вовсе, не принимая любви, чем плюнуть на собственные убеждения.       — Ты можешь хоть раз сказать правду? Не мне, а самой себе, — шепчет Василиса. По её глазам видно, что она практически ни на что не надеется, но упрямо продолжает пытаться. Это качество Лисы восхищает Резникову, в чём девушка, конечно же, никогда не признается. Маришка игнорирует нестерпимую боль под рёбрами и тошноту, сосредоточившись на собственных мыслях.       — Это правда. Пойми и прими. Мне больше нечего сказать, — выплёвывает Маришка.       Ей невыносимо больно, но принципы душат не хуже прекрасных синих васильков прямиком из лёгких, принципы давят на нервы и в который раз опускают Маришку с небес на землю… Резникова смотрит на любимую стеклянным взглядом. Она изначально понимала, что ответит Василисе, так как та просит о невозможном… От одной мысли об этом внутренности с дикой болью вновь начинают медленно наполняться цветами, давая Маришке шанс, практически крича: «Одумайся. Ты можешь выжить, дура!» Но Мариша слишком сильно дорожит своими принципами, тем, что ей вложили в голову ещё родители; тем, что она приобрела, идя по тропе жизни своими ногами, которые всё ещё работают, не отмирают, не выпадают, не отказывают из-за неизлечимой в ситуации Резниковой болезни… Но она просто принципиальная! Невероятно, до одури принципиальная идиотка, своими собственными руками убивающая себя.       — Просто дай мне и себе, то есть… нам шанс. Один. И ты поймёшь, что ничего плохого не случится, — Василиса аккуратно проводит пальцами по щеке Мариши и ждёт ответа. Резникова глубоко вздыхает.       — Это невозможно, — простой, короткий ответ. Глаза Василисы прикрываются и опускаются в пол, на лице расползается горькая усмешка. Девушка отходит от Мариши, так и не поднимая взгляда, сжимая кулаки. Наверное, Василиса понимает, что Маришка никогда не бросает слов на ветер, никогда не ляпает своим языком того, чего на самом деле не думает или в чём не уверена. Вот только сама Мариша в этом уже совсем-совсем не уверена. Она вообще ни в чём не уверена. И это раздражает. Маришка привыкла думать, что является человеком, который никогда не меняет своего изначально мнения, решения.       — Хорошо. Я услышала тебя, — внезапно ядовито произносит Василиса и, коротко взглянув в глаза Маришке, разворачивается и убегает, не начав спорить до потери пульса и утраты счёта времени. Маришка прикрывает глаза и молча стоит, собирая все уползающие в разные стороны мысли в одну большую кучку. Резниковой кажется, что Лиса теперь попытается исчезнуть из её жизни, чтобы не болело сердце, чтобы не напоминать, не заговаривать. Это, наверное, единственный верный вариант. По-другому и быть не может.