Огненная

Процессия шла быстро. Мужчины, привыкшие к подобному темпу, легко передвигались, оставляя на снегу глубокие следы. Кони высоко поднимали длинные гибкие ноги, переходя на "высокий ход". Из-за этого всадникам было неудобно. Их буквально вытряхивало из седла. Ордынским наездникам приходилось постоянно ловить баланс и напрягать поясницу. Но потом все само по себе выправилось. Жеребцы стали просто протаскивать ногу по снегу и ход стал намного плавнее. Рабыни плелись позади процессии, то и дело конвоиры бросали на них недовольные взгляды и грубыми голосами поторапливали идти вперед. Ноги девушек вязли в снежном покрывале. И несчастные из последних сил заставляли себя передвигаться дальше, вытаскивая лодыжки из сверкающего плена. Александра смотрела вперед, упрямо прорываясь сквозь снежную мглу. Страха давно не было, остались только ожесточённость и желание продвигаться дальше. Постоянное движение разгоняло и горячило кровь сильнее, чем хорошо протопленная печурка. Мария давно перестала всхлипывать, бросив все силы на мелкий шаг. Девушка держалась рядом с Александрой, иногда кидая на нее тоскливые взгляды. - Может быть, убежим? - наконец, собравшись с духом, прошептала Мария. - Куда? - раздраженно фыркнула Лисовская. - Нас окружает широкое поле. Да и эти, - девушка кивнула на ордынцев, охраняющих их, - не дадут сбежать. Скорее нас убьют, чем позволят ускользнуть. Мария вздохнула и сильнее вжала голову в плечи, еще больше съежившись. - Холодно-о-о, - протянула девушка. Александра ничего не ответила, лишь упрямо продолжила пробираться по снежным барханам. Вскоре конвоиры встрепенулись, и радость промелькнула на их смуглых лицах. Их шаг стал беспечным и воодушевлённым. Лисовская сощурилась, стараясь разглядеть в белоснежной пелене причину радости ордынцев. Хотя умом рыжеволосая понимала, что так развеселило мужчин - скоро, совсем скоро они дойдут до лагеря. Наконец, зеленые глаза разглядели темные очертания, которые появились внезапно, словно выросли из земли. Чем ближе процессия подходила, тем сильнее образы становились более четкими. Наконец показались многочисленные шатры. И через несколько минут девушки окунулись в новый мир. Со всех сторон слышался шум, состоящий из гулкого лая собак и криков татар. Едкий дым, исходивший от огромных чанов, заставлял невольниц постоянно шмыгать носами и прикрывать слезившиеся глаза. Александра, закусив губу, исподлобья осматривала новое место пребывания. Временный лагерь, разбитый неподалеку от места недавно разыгравшейся трагедии, поражал своей величиной. Кутерьма, крики и животные, бродившие по лагерю, сливались в одину вязкую массу, давившую на разум. Рыжеволосая была поражена - вокруг нее кипела жизнь. Монголы, недавно кромсавшие несчастных рязанцев, кипятили воду, весело переговариваясь и смеясь. Кто-то делил добычу, кто-то снимал сбрую с лошадей и утирал разгоряченные бока статных животных. Александра нахмурилась - не так она представляла стан врага, ей казалось, что сыны Чингисхана совсем не похожи на рязанцев - не должны были они улыбаться или лаского поглаживать коней. Зло есть зло, и оно должно оставаться таким. В центре лагеря возвышался огромный шатер хана Батыя, куда нестройными рядами стекались все военачальники. Из шатра поменьше, расположенного рядом с великолепным цатхиром, выглядывали заинтересованные женские лица. Одна из женщин, богато одетая, с тугими черными косами и острым подбородком, вышла из тени полога, небрежно откинув его тонкой рукой. Она, демонстративно сложила руки на груди, брезгливо оглядев пленниц. Ее раскосые глаза прожигали чванливым холодным блеском. Лисовская тихо фыркнула. Эта высокомерная девушка нервировала. Она смотрела на невольниц еще хуже, чем Батый - столько презрения и брезгливости плескалось в ее бездонных очах. Послышался шорох, и из крайнего шатра вышла пожилая женщина, одетая в халат, отороченный горностаем и подвязанный кушаком. Окинув взглядом пленниц, она поманила их за собой, приглашая в свой шатер. Рабыни растерялись, робко поглядывая на седовласую монголку, и продолжили топтаться на месте. Александра тихо прищёлкнула языком. - Что вы все стоите? Там хотя бы тепло, можно согреться. Растолкав невольниц, рыжеволосая быстро зашагала в шатер. Мария протяжно пискнула и бросилась за подругой. Остролицая монголка поджала губы и покосилась на старую женщину. Та едва заметно усмехнулась и, бросив короткий взгляд на молодую, проследовала внутрь своего шатра. За ней же послушно засеменили невольницы, скрываясь от любопытных взглядов наложниц Батыя. Внутри шатер оказался весьма добротным и уютным. На земле были разостланы звериные шкуры, позволяющие ступать мягко и бесшумно. Теплый свет чийдэнов окутывал все пространство, создавая мирный уют. Запах целебных трав витал в воздухе. Убранство юрты довершали сухие корни, подвешанные над шаныраком. "Должно быть, это жилище лекаря," - устало подумала Александра, внимательно оглядываясь вокруг. Все казалось таким сказочным и безмятежным, что последние чувства тревоги медленно покинули тело. Как же хотелось запустить пальцы в мягкий мех и прилечь на него. По-видимому, спать на нем чудо как хорошо. Оторвавшись от созерцания убранства юрты, Александра вперила глаза в хозяйку уютного жилища. Седовласая женщина стояла ровно в центре в окружении еще нескольких татарок помоложе. Каждая была одета в расшитый халат свободного кроя с широкими цельными рукавами. На головах у них красовались войлочные шапки, к которым крепились многочисленные подвески - нити коралловых и бирюзовых бус, серебряные колокольчики. На их смуглых лицах покоилась печать отрешенности. Старая монголка взмахнула рукой, призывая рабынь выстроиться в ряд. Затем она подала жест, и безмолвные наблюдательницы засеменили к девушкам, звеня колокольчиками на шапках. Александра мысленно сжалась, когда почувствовала прикосновение холодных пальцев к своему лицу. Рыжеволосая распахнула глаза и уставилась на женщину, осматривающую ее. Лицо татарки было холодным, тонкие губы сжаты - она делала свое дело. Длинные сухие пальцы вцепились в рыжие волосы, просматривая каждую прядь и кожу головы. Затем переместились на губы и с силой разжали их. Женщина наклонилась, внимательно оглядывая зубы Александры, словно та была лошадью. Девушка возмущенно выдохнула, протестующе тряхнув головой, желая освободить лицо от цепкой хватки. Но монголка даже бровью не повела - лишь сильнее растянула губы Лисовской. Едва осмотр закончился, крестьянка сплюнула и зло прошипела: - Собаки! Рядом захныкала Мария. Каждую рабыню проверили точно так же, как и Лисовскую. Как же это унизительно! Но на этом все не закончилось. Молчаливые женщины снова вернулись к своим обязанностям - теперь они освобождали девушек от одежд, осматривая их тела. Невольницы дрожали и тихо всхлипывали, стараясь прикрыться руками, но их грубо хватали и разводили руки в стороны. Александра зло уставилась на монголку, которая силой попыталась усадить ее на меха. - Не смей меня касаться! Ты думаешь, мы скот? - прошипела девушка, оттолкнув молчунью. Монголка, не ожидавшая такого, оторопело уставилась на рыжеволосую, и неуверенно покосилась на других женщин. Те переглянулись и что-то быстро залепетали на своем языке. Наконец, одна из них, самая худощавая, но крепко сложенная, медленно двинулась к Александре. Лисовская отступила назад, лихорадочно ищя глазами то, чем можно было бы пригрозить этим женщинам. Тем временем, татарки, изловчившись, ринулись на девушку, крепко схватив ту за руки. Рыжеволосая взвизгнула и попыталась освободиться, но тщетно. - Суу! Одоо суу! Би сууна гэв!* - раздраженно прикрикнула монголка. Александра извернулась, зло сверкнула глазами, и взбрыкнула ногами, стараясь задеть обидчиц. - Албаста!* - вскрикнула одна из женщин, еле успев увернуться от ножки крестьянки. На подмогу к татаркам бросилась еще одна женщина. Остальные рабыни молча наблюдали за разыгравшейся сценой. Мария испуганно наблюдала за вырывающейся подругой. Ей так хотелось подойти и успокоить ее, сказать, чтобы рыжеволосая немного потерпела. В этом нет ничего страшного. Александра не глупа, так зачем ведет себя вызывающе? Может быть, вспомнила княжну Дарью и ее дерзкий поступок? Мария невольно вздрогнула - Дарью забрал улыбающийся человек, сразу посадил к себе на коня и увез. Больше девочку никто не видел. Жива ли она? - Хватит! Все невольно встрепенулись. Невольницы удивленно уставились на седовласую монголку, доселе молчаливо стоявшую и наблюдавшую за всем. Родной язык! Они снова услышали его, только теперь из уст этой женщины. Правда, в отличие от разодетого мужчины, у нее слышался довольно сильный акцент в речи. Татарка плавно подошла к Александре, которая застыла, прекратив вырываться из цепких рук женщин. Старушка нахмурилась, и подалась вперед, приподняв лицо Лисовской за подбородок двумя пальцами. Монголка внимательно сощурилась и вперила взгляд серых, почти прозрачных глаз, в очи Александры. Немного помолчав, и кивнув, словно разглядев то, что ей было нужно, старушка вкрадчиво произнесла на ломанном русском: - Если ти здес, значит тибия спас твой Бог. Он благоволит тибие. Буд умнее. Александра сглотнула, облизав сухие губы. - Вы знаете мой язык! Монголка больше ничего не сказала, лишь что-то холодно отчеканила женщинам. Те кивнули и снова принялись за свою работу, только теперь более аккуратно. Лисовкая задумчиво закусила губу и до конца осмотра больше не старалась вырваться. Когда же все закончилось, каждая невольница получила по глиняной плошке с похлебкой. Девушки жадно принялись за еду. После долгой дороги по метели монгольское варево казалось удивительно вкусным. Каждый глоток прибавлял сил и энергии. - Куда их теперь, Газиза? Как лекари мы завершили свое дело, - спросила одна из монголок, наблюдавшая за рабынями, поглощающими похлебку. - Как будто первый день живете. Великий хан будет решать, что с ними делать - кого в наложницы для себя оставит, кого-то подарит. Может в Улус отправит. Или с собой возьмет в поход. Шатер им установят. Дела им найдутся, - ровно ответила старушка. За пологом шатра послышался шум. Газиза слегка мотнула головой, и одна из лекарш бросилась к выходу, желая рассмотреть, что происходит. Через несколько минут она вернулась, вздохнула и сокрушенно выдала, наклоняясь к самому ухо старушки: - Ведут еще одну. Прямо в шатер к советнику... Маленькая такая... - Кто же она? - Говорят, это новая зверушка Зургана. Сам великий хан подарил ему сию девчонку. Я слышала, как ее охранники обсуждали это. Газиза нахмурилась. Советник хана жесток и хитер. Сколько девочка сможет прожить, находясь у него в услужении? Что ждет ее? Как скоро Зурган притащит свою рабыню в шатер к ней, Газизе, чтобы та смогла излечить все раны и синяки? - Иногда лучше смерть, - едва слышно прошелестела одними губами монголка. - Спокойная смерть, - устало добавила Газиза.

***

В шатре витал запах мускуса, исходивший от чийдэнов, расположенных на высоких золоченых подставках. На земле были постелены ковры и разбросаны бархатные подушки с затейливыми тровяными узорами. У входа в шатер стоял Зурган. Он широко улыбался, то и дело прислушиваясь к обстановке за шикарным пологом. Он ждал, когда же слуги приведут его новую служанку. Мужчина то и дело срывался с места и делал несколько кругов, аккуратно обходя бархатные подушки. Великий хан преподнес такой чудесный подарок, осталось лишь найти ему применение! Зурган остановился и прикусил губу, сощурившись. Как будет замечательно, когда маленькая княжна будет подавать напитки и выполнять всю грязную работу! Она будет работать день и ночь, до тех пор пока не превратится в образцовую служанку. И все это увидят. Все ханы узнают, что он, Зурган, птица высокого полета, когда русская княжна подаст ему чару с напитком или, стыдливо склонившись, принется перебирать халаты. За пологом послышалась возьня, и двое нукеров грубо втолкнули в шатер упирающуюся девочку. Зурган оскалился, оглядывая детское лицо с расширившимися, охваченными страхом, глазами. Княжна сразу утихла, сжалась в комок, объятая трепетом. Она его боялась! Его! Зурган довольно рассмеялся и подал жест стражникам, призывая их покинуть шатер. Нукеры переглянулись. Один из них неуверенно начал: - Но мой господин... мало ли, что может быть у нее на уме... Она вырывалась, даже укусила одного... Бешеная девка.. Зурган зло сверкнул глазами и прошипел: - Убирайтесь отсюда, или вы думаете, что я не справлюсь с ребенком? Нукеры подчтительно поклонились, и попятились вон. Едва они покинули шатер, советник глубоко вдохнул, стараясь унять раздражение. Затем мужчина повернулся к Дарье, сделав пригласительный жест рукой, указав на подушки. Девочка неуверенно топталась на месте, кидая косые взгляды исподлобья. - Садись! - твердо произнес Зурган, заставляя княжну вздрогнуть от родного языка. Девочка опустилась на одну из подушек, поджав под себя ноги. Мужчина же сел напротив нее. Советник с интересом разглядывал нового питомца, прикидывая насколько тяжелой работой ее можно завалить. При этом его губы по-прежнему улыбались, ни один лишний мускул не дрогнул на худом лице. Дарья сглотнула. Девочка заставляла себя смотреть прямо в раскосые глаза советника. Если она потупит взор, то сразу проиграет. Нужно что-то придумать! Неужели она до конца своих дней будет прислуживать монголу? Для этого погибли тятя и Ростислав? А матушка? Она сейчас на небесах, наверняка там спокойно и царственно. Так почему же она, Дарья, сидит здесь и ей ужасно страшно и одиноко? - Что ты умеешь делать? Девочка вздрогнула и моргнула, словно пробудившись ото сна. - Я умею вышивать. Зурган поджал губы, недовольно скривившись. - И больше ничего не умеешь? Придется вести тебя к женщинам, чтобы ты хоть что-то могла делать руками... Или нет, сразу тебя на черную работу. Хочешь? Мужчина засмеялся. Его смех, на удивление, оказался низким и хриплым. Дарья сцепила пальцы, стараясь унять дрожь. Наконец девочка решила окинуть взглядом советника. Поджарый, в шелковом одеянии небесного цвета. Дорогие украшения на шее и на пальцах. Серебряный кинжал за поясом. Он не был похож на обычного монгола - слишком пестрый. Тем временем Зурган, скрестил руки на груди, продолжая вглядываться в рабыню. - О, если ты молчишь, давай я тебе расскажу сказку о том, как храбрый урусский княжич остался без головы. Дарья встрепенулась, почувствовав холодок, пробежавший по спине. Советник легко поднялся с подушки, подошел к княжне и лаского потрепал ее по щеке. Девочка тряхнула головой и тут же принялась растирать щеку, словно желая избавиться от невидимых следов тонких пальцев. Зурган улыбнулся и, сложив руки за спиной, встал напротив рабыни. Он возвышался над ней, как скала. - Слушай же мою сказку. Один урусский княжич решил, что сможет с помощью даров задобрить великого хана. Но хан знал, что это бесполезно, однако княжича и его свиту встретили подобающе. Даже дали отпить из серебряной чары. Вот только урус не оценил гостеприимства хана и решил показать свой дрянной норов. Он отказался от даров, придложенных ему, оскорбив господина. Но последний дар принял - сабля багатура разрезала его шею, и покатилась голова княжича по снегу, орошая его паршивой кровью. Дарья с ненавистью уставилась на Зургана. Страх постепенно уходил, и тело заполнялось новым сильным чувством. Советник ухмыльнулся и продолжил: - О, а как до этого княжич барахтался в руках дружинников, и словами не передать. Столько кровавой пены вышло из его рта, что можно было бы наполнить целую чару. Но самое прекрасное в этой сказке то, как швырнули голову урусского мужа в ларец. Словно это и не голова была, а потроха для корма собак! Дарья зло зашипела. Ее карие глаза впились в серебряный кинжал. Если действовать быстро, то она успеет ранить, а может и убить Зургана до того, как нукеры вбегут в шатер. Девочка стремительно вскочила и ринулась к мужчине. Зурган оторопело отступил назад, по инерции выставив руку для защиты. Дарья ловко извернулась, выхватив кинжал из ножн, и что было силы ударила по мужчине. Острый металл разрезал ладонь, заставляя советника убрать руку и тихо вскрикнуть от боли. Дарья снова прицелилась, желая нанести удар по изукрашенному лицу или по белой шее. Мужчина же словно во сне уставился на ладонь, по которой текла алая кровь. Зурган испытал шок. Он удивленно наблюдал, как тонкая красная струя бежала между пальцами, пачкая небесно-голубой халат. Снова прикосновение металла, и щеку обдало нестерпимой болью. Эта боль помогла Зургану собраться и стряхнуть с себя Дарью, которая все-таки сумела полоснуть его по лицу. Советник отскочил назад, проведя здоровой рукой по щеке. На длинных пальцах осталась кровь. - Ах ты, дрянь! - взвизгнул Зурган. Мужчина сделал рывок к Дарье и заломил ее руки, выбивая кинжал. - Как ты посмела поднять на меня руку?! Как ты посмела пролить мою кровь?! Зурган встряхнул девочку и подтащил ее к чийэдену. Дарья пискнула, стараясь отвернуться от жаркого пламени. - Страшно? Сейчас будет еще и больно! Мужчина что есть мочи вдавил голову княжны в угли. Дарья дико закричала, пытаясь вырваться, но тщетно. Огонь тут же принял дар, весело облизывая лицо рабыни. Мускусный замах пропал. Теперь в шатре витал запах паленой плоти. Девочка кричала все тише, ее попытки вырваться превратились в жалкие трепыхания. Когда же хрупкое тело забилось в предсмертной агонии, Зурган оттащил княжну, стараясь не смотреть на месиво, которое было на месте лица. Часть волос тоже сгорела, образуя отвратительные залысины. Мужчина схватил княжну за шкирку и вынес из шатра. Там, окруженный испуганными взглядами невольниц, выбежавших на крики, нукеров и дружинников, он швырнул Дарью на снег. Взбешенный, весь в крови, Зурган был страшен. Улыбка пропала с его лица, превратившись в искривленный оскал. - Отдать это собакам. Пусть сожрут, - зло прошипел мужчина. Несколько лекарш бросились к Зургану, предлагая осмотреть его раны. На что советник грубо выругался и скрылся за пологом своего шатра. - Ну, что ви столпилис? Уходити в шатер, - прикрикнула Газиза, разгоняя испуганных наложниц. Александра шумно вздохнула, стараясь прогнать тошноту, подступающую к горлу. Но упрямо продолжила смотреть на страшную сцену, разыгрывающуюся перед многочисленными шатрами. Именно в тот момент девушка поняла, что выживет любым способом. И сделает для этого все, даже если придется поступиться своей совестью.