Уст кровавых сладок вкус

      Ворочался Пауль долго, то слушая проклятия из-за стены сарая, примыкающего к спальне, то на поверхности дрейфуя, но не погружаясь в сон: держали на плаву его ещё не отошедшие в бездну эмоции. Порог смерти, встряска, изумление и рвущаяся по швам психика от парадоксальности противоречий. Глаза под утро начали слипаться, всю ночь хотелось поскорей заснуть, но не даёт так просто мозг покоя. Почему, зачем и что теперь — каруселью у него звенело в голове, пока анализировал уже вчерашний вечер.       Он сбился с календарного подсчёта, сколько он живёт с вампиром на опушке, что забыта Богом. Время перестало извиваться и тянуться, как змея, ибо его юдоль превратилась в повседневность, выправляясь в нечто краше, чем ему могло представиться. Вампира он расценивал банально как сожителя, владельца дома насильственно гостеприимного. Затёрся тот, как вещь привычная на том же самом месте каждый день из виду пропадает. Но тут словно повязку сдёрнули с очей, и он узрел перед собой фантасмагорию, где на переднем плане новое существо. То чёрный ангел, что стоял над ним, дал руку и плечо подставил, затем взмахнув карательным крылом. Пауль вспомнил, что уже спасён был раз до этого: в лесу от стайного зверья его освободило то же существо. Тогда ему тёмную ткань разрезали слегка, чтобы проник тот свет через неё, который он сейчас, прозревши, наблюдал в оцепенении. Быть может, он посланник Господа? Тогда ему молиться нужно. А вдруг, владыки тьмы приспешник, что окучивает виртуозно? Тогда нужно бежать, но Пауль безоружен перед ним. Заточён в одном капкане с вновь разверзшейся кальдерой неизвестности. Все мнения и чувства в отношении Рихарда рябили, требуя немедленного подтверждения или же опровержения, напротив. Ночь сейчас глубокая и спит давно его спаситель, а скоро просыпаться пора будет. За карнавалом, что мерцал в сознании ярко, поник даже вопрос о действиях странного мужчины. Из фразы, брошенной им перед кульминацией, он так и не смог выловить мотив его поступка. Что подтолкнуло его так обойтись с парнем? Выяснять уж расхотелось, в любом случае.       Разбитый ночной сон Пауль компенсировал на утро. Вампир на цыпочках зашёл, оставив новую рубашку для него, задёрнул шторы на окне, чтобы поспать тот мог подольше, а узнику вдвойне жестокою расправой пригрозил за любой шум. Восполнив силы, парень проснулся ближе уж к обеду. Тогда-то, успев одеться, поваляться и развеять сна остатки, вместо петухов услышал крики из сарая. Как кукушка били вопли, он даже сосчитал невольно: двенадцать было ровно.       Проделанной работой был доволен Рихард, и нагло улыбался, пока пленник пополам не мог согнуться и кряхтел, пытаясь отдышаться или опустошить страдающий желудок. Вампир специально для приятеля пробил часы таким изощрённым способом, пока на столе остывал завтрак для него. Сплюнув на руку и смачную влепив пощёчину объекту издевательств на ближайшие весёлые деньки, оставил ему время оклематься, а сам легонько постучался в спальню.       — Доброе утро, — проворковал брюнет, заглядывая в приоткрытую дверь. — Нормально себя чувствуешь?       — Да, вроде бы, здоров, — парень замешкался, рассматривая Круспе пристально.       — Тогда иди скорее кушать, а у меня дела, — задорно молвил он, возможность отрезая забросать себя вопросами, и удалился вновь к уже «заждавшемуся» его узнику столба.       На пятый раз блондин уже не вздрагивал, а спокойно пережёвывал еду под аккомпанемент страдальческого рёва. Который, к слову, длился не так долго. Не успел он вилку положить, как Рихард запер за собою дверь в сарай, отряхивая руки и вытирая мелкие следы крови о штаны. И правильно, ему менять одежду смысла нет, пока та в непригодность безнадёжную не придёт. Бессменную рубашку, к удивлению, украсила лишь пара мелких брызг. Как же легко ему даётся издеваться над кем-либо. Звуки приближения вампира теперь заставили снова напрячься, как избиение до того дёргало шею разрядами импульсов. Трясущейся рукой парень взял чашку с чаем, ароматно тянущим к себе, и отпил немного, переключаясь на механические действия. Пауль хотел всего и сразу от вампира, но в то же время он хотел сбежать подальше и погрузиться в самого себя. Как просто было жить среди людей. Ни тебе таких вот выкрутасов, потрясений, а то немногое, что приобретало славу, обсуждалось и перетиралось сотней языков, больше не свисая гирей на душе лишь одного, а разбиваясь в камешки полегче на других. Здесь же говорить было ни с кем иным возможно, как с самой причиной этих потрясений, что лишь довешивало тяжесть на нить с ношей. Поговорить с самим собой вполне реализуемо, хотя будет мало-мальски эффективнее.       Шаги по деревянным половицам приближались, и Пауль снова взялся пить, старательно пытаясь уйти в занятие это с головой, утонув в чашке. Рихард неспешно обошёл сидящего за столом парня, посёрбывающего чай с лимоном и корицей, и сел напротив, упирая руку в подбородок. Парень благодарил про себя высшие силы, что тот не встал к нему вплотную за спиной, как он умеет. Хозяин смотрит на него, блондин прекрасно это чувствует, взором прикипев к столу перед собой. Вся смелость и напор, которые бурлили ночью, отгоняя сон, силясь поднять его на ноги и отправить прямиком к причине беспокойства, сейчас куда-то испарились, оставив за собой сквозняк из напряжения и уже просто унизительного стеснения. И боязни. Это забытое чувство самосохранения припомнило ему, с кем он делил кров, кто у него под боком был всё время, хищно выворачиваясь. Никакого труда Круспе не составит раздавить, словно букашку, человека, он и не моргнёт. Опять стала маячить смерть перед глазами. Но ведь ещё вчера наоборот, уверился, что ценит, защищает его тот, готов плечо подставить и укрыть. И Бог ещё сам знает, что там парень не нарочно, грешным делом, мог себе вообразить. Перемешались теперь домысли в единый кавардак. Пауль не понимал, ничего не понимал, и выгребать в болоте ему самому судилось. Как хочется дела откладывать на завтра, так сейчас хотелось подкопить уверенности и лучше разобраться, а чтобы разобраться, нужно побеседовать, а для последнего нужна уверенность. Порочный круг душил блондина, стягиваясь вокруг него петлёй, как те самые цепи, что сковывали сейчас его обидчика и жертву теперь хищника. Кровь отлила от рук, лица, оставляя морозец вслед за собой до мелкой дрожи из-за всепроникающего взгляда Круспе.       — Всё в порядке? — словно издеваясь, вопросил вампир.       — Я же сказал, нормально себя чувствую, — не своим с хрипотцой голосом ответил тот.       — Я не об этом, — буднично подметил Рихард, втягивая парня в разговор, которого тот сам хотел.       — Я не понимаю, — честно отозвался Пауль. Не укладывались ни в какую в голове мотивы окружающих, ни одного из них.       — Что именно? — продолжал свой гипноз Круспе, словно не моргая себе подчиняя. Для него это была игра на чужих струнах. Он так любил мелодии высекать на них. Сейчас они натянуты не до предела, и он настраивал их под себя умело, прощупывая каждую, чтобы не лопнули они.       Пауль молчал. Веко задёргалось, и он сморгнул, лишая себя того остатка погружения в прострацию, которого сумел добиться придуманным за завтраком занятием. Неосторожно глянув вверх, он встретился глазами с океанами вампира, в которых тут же стал захлёбываться пуще прежнего. Тот, не мигая, держал его внимание, запрещая подсознательно сбежать и спрятаться в апатии. Ладонь пальцами прикрыла рот, словно вуалью убирая часть лица, от чего выразительность холодных глаз не оставляла шансов на спасение. Сиди он ближе к Паулю, сам не знает тот, что предпринял бы на волне такого стресса, но к его счастью, пока что шаткие границы личного пространства оставались на своих местах. Рихард, жадно наблюдая, как расширились зрачки блондина и мелко тряслись сверкающие от пота руки, шевельнулся, выводя из своего же транса сидящего напротив, и ответил тот:       — Ничего не понимаю, — тихо, почти шёпотом сказал Пауль и головою покачал. — Допустим, я могу оправдать… — он осёкся, не договаривая «для себя», — нет, объяснить, почему ты с-с-спас мне жизнь, — запнулся, выдавая нервы с головой. Сглотнув, продолжил. — Но зачем всё это? — поднял руку, махнув легонько в сторону двери сарая.       Улыбка Рихарда была от него скрыта, но видел он морщинки возле глаз и выражение игривое у инквизитора своей души. Всё это от лукавого, наверняка. Нельзя так точно бить по точкам слабины, которые сам Пауль пока не нащупал и не осознал. Казалось, что сейчас моргнёт вампир, и обернутся чёрными белки, и запылает вокруг пламя адское. Впрочем, согреет хоть оно его резко остывшее лицо и лёгкие, что рывками гнали воздух. Сердце болело, удары пропуская, пока сдавил руками чашку Пауль, грозясь порезаться осколками потом.       Медово-сладкое растекалось ощущение контроля, власти, пока Рихард держал струны в почти максимальном натяжении. Вставать и приближаться к Паулю, проделывать другие его уловки, давить на ослабевшее сознание — нельзя, иначе лопнет всё, сломается к чертям и заюлит в неуправляемую сторону. На пике пришлось сбавить обороты, и он убрал от лица руку, меняя злополучную ухмылку на нечто более мягкое, располагающее. Откинувшись на спинку стула, наваждение сморгнул, разбив оковы, отпустил из плена парня, давая продохнуть и чуточку отвлечься.       — Это моя справедливость, то-то и всего, — пожал плечами Рихард.       — Это несопоставимо как-то, — остатки укоризны спешно рассыпались под давлением грешного чувства привилегий и воспоминаний свежих о той адской боли, что успел он пережить, пока она не отдалась десятикратно тому негодяю.       — А я разве говорил, что я идеален? Возводил себя в моральный камертон? — усмехнулся Круспе, затем тут же становясь серьёзным. — Никто не смеет посягать на мою собственность.       — Собственность? — ключевое слово в душу ткнуло, в трепыхающемся сердце на момент кольнуло, от чего похолодело и оно. Не успел, однако, он проникнуться обидой, как заговорил вампир, развеивая депрессивные зачатки.       — Внесу ясность: ты не вещь, я не считаю тебя пустым местом или того хуже — трофеем. Но ты на территории моей, живёшь ты в тесной близости со мной, и ты для меня важен как тот, кому я доверять могу, — он смягчился, интонацию понижая, говоря с туманом той заботы, что вчера сгустилась до грозы. — То, что мне дорого, очень ревниво я оберегаю, — покачал головой Рихард.       «Так что, пока ты будешь верен мне, не дам тебя в обиду» — додумал он, озвучить не решившись. Зная впечатлительность блондина, это добило бы его на месте. Того, что он назвал его дорогим, важным, уже хватит для воображения кормёжки. Кстати, о еде.       Пока осмысливал существование Пауль, пора вернуться к прежнему занятию. Сарай он посещал нерегулярно, храня интригу и выдерживая время, чтобы его пытки возымели эффект должный. Не сам процесс увечий нанесения важен, это так, секундные пики, как оргазмы боли. Гораздо больше весят объяснения того, что сделать с жертвой собираются, словами маринуя её к столу эшафота. Или же обратная тактика, когда без слов, без звуков а в лучшем случае — без обозрения, резко и хаотично наносить удары или прочим подвергать уколам. Когда натянута каждая клетка до безумия, даже щелчок пальцев возле уха вызовет испуг и боль. Перерывы занимали больше времени, но Рихарду не к спеху вовсе было, мог себе позволить лодырничать, разбавлять репертуар. Зато к делу приступая…       Ногой нельзя бить, хоть порою так и тянет замахнуться. Сломать полезные и вековечные столбы будет кощунством и растратой, поэтому вампир прибегнул к помощи предметов посторонних. В ход пошли ножницы, с которыми узник познакомился в первую ночь, игравшие теперь правдоподобнее роль ножа тупого, разрезая кожу под неистовым напором существа. Стояла баночка острой приправы, которой лишь немного в блюде нужно для пикантности, остринки, усиливающей вкус в разы. То же количество иль на щепотку больше нужно для минутной оратории в сольном исполнении. Как-то он разрезал ему щёку, оголяя зубы для прохлады, и оставил так на целую ночь нервы студить в ноющих дёснах. И всё-таки, по большей части предпочитал орудовать он словом и голыми руками, благо хватает силы для того, чтобы легко целую лошадь пополам сломать, что уж там до хиляка такого — речи нет.       Но был изъян в его потехе: на вкус этот мешок с костями был совсем неавантажный. И ситуацию поправить было выше чьих-либо возможностей. За ту неделю, что висел здесь этот тип, Рихард кусал его в разное время, состояниях, в отключке и в сознании, с обезболиванием и так, по голой плоти, но мерзкий привкус столь необходимой пищи приходилось каждый раз перебивать добавкой крови из ведра, набранной невесть когда, из-за чего была это считай вода. Рот прополоскать или заглушить жажду смертоносную сойдёт, хотя не вечны были и эти запасы. Пока что прибегать к ним приходилось постоянно, но вариантов других в округе не виднеется. Подходить к Паулю с просьбой — самый крайний случай. Пока не прояснится его взор, не выглянет из состояния пертурбации, подвергать его кровавой процедуре неблагоразумно. Одно дело подстрекательство в угоду увеселения и лёгкого толчка его мышлению, другое совсем — откровенный шаг навстречу, равняющийся зажиманию у стены. После их разговора тот отстраняться, дистанцироваться начал, и это смешивало краски, путая даже вампира.       Пауль вернулся к старой тактике: спальню оккупировал и засел там мозговать. С течением времени немного притуплялись ощущения, и казалось, что не так уж удивительно его спасение. Тем более вампир ему об этом сам сказал, мол, нужен преданный ему союзник, потому и уберёг от смерти. Но факт того, как обходился Рихард с тем мужчиной, беспокоить Пауля не переставал никак. Причиной тому не был гуманизм, которым выбил у хозяина облегчение участи для этого мерзавца он и проявлял сочувствие. Сам факт того, что вид отмщения подлецу доставлял удовольствие ему, говорил сам за себя. Ещё раз видеть даже квашенную морду эту ни за что не хочется. Но продолжение вампирского банкета из насилия вызывало пугающий блондина отклик. И запутывающий. С одной стороны, Рихард правосудие субъективное своё вершит, притом ещё и выступая попечителем. С другой же, от одного его присутствия рядом становилось некомфортно, даже страшновато. И чем ближе находился, пристальней смотрел или, не дай Бог, мимоходом говорил обиняками, тем сильнее встряска организма поражала его тело, отторгая такой мощный раздражитель. Вампир будто излучать стал волны, от которых психика блондина дыбилась, активизируя все чувства сразу. Но только от фугаса ускользнув живого, всё приходило в норму и становилось даже как-то стыдно.       Рихард, правда, провоцировал его ментальное состояние порою: то искоса засмотрится, то резко рядом явится, то бросит фразу, над которой потом думай, голову ломай. Но не всё время же он так себя ведёт. Странь Пауль поперву шарахался при обстоятельствах любых, магнитным полем от него отталкивался. А уж когда Рихард касался его, клал руку на плечо или вскользь даже задевал его легонько, естество всё прошибало током. Сам не понимал, отчего прикосновения уже привычного доселе существа, который, мало того, давеча с его же позволения в вены проникал, стали взрывать в нём маленькие пороховые бомбы, что аж шея и дёргалась. Угрозы не было, но он сознательно старался избегать того, что учинить способен ураган в его душе из-за противоречий, настигнувших его. Логично так подумать, он должен благодарен быть, и Пауль и есть, но стоит ему встретиться лицом к лицу с вампиром, как хочется убраться восвояси с глаз долой, лишь бы уменьшить с ним всякий контакт.       И пока затворничал он днями, в спальне укрываясь снова, иль выбирался по хозяйству самовольно помогать, была тишь да гладь почти, если совесть и неловкость за сложившееся не считать. А вот Рихарду пришлось не по душе такое отторжение со стороны блондина. Он был уверен в своей правоте касательно предвестий, поведения человека. Тот же действовал иначе, что сбивало с толку существо. Подумывал вампир ситуацию оценить, проверить, что это притих его сожитель. Как ни крути, а отношение того радикально поменялось, и нужно было выяснить, в какую сторону. Узреть его восторг невнятный в вечер роковой было занятно и весьма приятно. И всё-таки, минутное то помутнение и экстатический эмоциональный всплеск исказили что-то в его восприятии. Эти мимолётные переглядки, наблюдение украдкой, неловкие движения, которых парень за собой не замечал, мятеж души с его приближением к человеку, казались дежавю вампиру. Такое поведение совершенно точно видел он до этого, вовремя смекнув тогда искусную постановку, к счастью и тут же к сожалению. Наигранность стало теперь легче распознать, если вдруг Пауль решит по тем или иным причинам вновь любой ценой сбежать. Поэтому держать нос по ветру и неусыпно бдеть было сейчас долгом для него. Понять бы ещё, не ошибается ль вампир на сей раз, ведь больно подозрительно вернулись трусость, беспокойство, процветая в человеке, делая непредсказуемым его поведение.       Последующие дни, правда, и Пауль непосредственно стал замечать нюансы за собой, которых раньше, готов был поклясться, не было. В те редкие моменты, когда показывал он нос из своего убежища, встречи с вампиром трудно было пережить спокойно, если тот был слишком близко или вновь железной хваткой его внимание на себе держал. Когда же удавалось взяться за работу в стороне или же Рихард занимался посторонними делами, спокойней становилось, и зачем-то парень начинал смотреть в упор с каким-то чувством безнаказанности и безопасности такого действа. И стоило тому заметить и ответить взглядом на такие визуальные поползновения к себе, Пауль отворачивался от опасности прибоя, теряя щит невидимый, но не признавая поражения.       Хотя он заприметил, что больше страху не сопутствует желание сбежать, как раньше, хотя цель его отца достигнуть никуда не испарилась. Тот ждал его, Пауль был уверен, но привязался якорь к энигматичному мужчине. Пауль стал сравнивать свои нынешние ощущения с теми, когда он забрёл сюда, и хозяин явил ему страшную тайну. Пытаясь опровергнуть или подтвердить их, он сам не знает, на что больше надеялся уже, парень решался на бесстрашные деяния, вроде подглядывания через щель, когда тот пленника в очередной раз бил или из его руки без обезболивания кровь пил. Полезши на рожон, от поступи сурового карателя грозились ноги подвести или вообще подальше унести. Притупилась месть, шрам от лезвия, по которому бродил на грани смерти он, решил, что и ему пора знать честь, и вот перед ним снова почти та же жертва, раздираемая клыкастым палачом. Смотря, как целыми фонтанами он выбивает, высекает, вырезает и ажно давит душу из бессильного мужчины, воскрес тот ужас, охвативший его здесь же, у сарая, когда он лицезрел работы монстра результат. А что он делал с прошлой жертвой до того момента? В веренице следом безысходность промелькнула вспышкой, припоминая подневольность положения, утраченную волю и стремления. Одначе не являлась тяга к бегству всё равно.       Дослушав порцию завываний мученических, не отошёл он далеко от двери, столкнувшись с хищником лицом к лицу. Чай, ожидал тот и стал гипнотизировать в который раз императивным взором, словно просвечивая насквозь человека не то райскими лучами, не то демонов мечами. Пауль набрался духу и поджилки успокоил, дабы хоть что-то в ответ молвить, и, одержимый свалившимся опять ошеломлением от хладнокровия и зверских истязаний, произвольно выдавил:       — Скольких ещё обрёк ты на такую казнь? — все звуки резко стихли, и голос тихий отзвучал укором.       — Всех тех, что позабыли, с кем имеют дело, и возомнили себя всемогущими вершителями судеб, — он не моргнул и раза, прожигая стушевавшегося храбреца в упор. На этот раз, правда, уверенность, которой тот блистать пытался не так ещё давно, слетала ниц, как пыль с антиквариата осыпалась.       — Ты ведь ничем не отличаешься, лишь силы от природы больше взял, — Пауль тут же пожалел, что такое высказать он вслух посмел. Накрыло холодом и повело, сумел он чудом удержаться и не рухнуть, когда вампир скривился на секунду.       — Явственно обозначаю я своё сословие, а дальше — всё зависит исключительно от личности, — дерзость нахрапом могла вывести его из равновесия, Пауль играл с огнём, однако был задел: до того выпустил пар Круспе на другого.       — Личность, что за хрупкой девушкой стояла? — попомнил он, теряя рамки.       — Ах, ты опять о своих первых впечатлениях толкуешь, — взвёл к небу он глаза, вздыхая и меняя строгость на сочувствие. — Не досаждай. Я обещаю, расскажу тебе о той, что опостылеть мне успела. Сейчас, поверь, не время, — Рихард считал, что это полностью собьёт те кучугуры хаоса, в которых витал Пауль. — И хватит проверять себя, да и меня, на прочность. Утихомирься, будь так добр снова, и займись тем, что у тебя внутри, — он ткнул легонько парня в грудь, где бесновались беспокойство и опаска, которые раскрошились в нечто новое следующей фразой. — Чего ты снова вздыбился, а, Пауль? Не забывай, что ближе никого у меня нет, чем ты. С решением не спеши, тебя никто не подгоняет, — Рихард улыбнулся, теперь глядя на него хитро, — со мной тебе ничто не угрожает, — в своей манере змия искусителя, сладким голосом добавил. Вложив в движение намёки междустрочные, он сократил дистанцию, вальяжно сделав шаг почти вплотную, склонив голову на бок, как делает всегда.       Звенящий старыми предубеждениями и боязнью Пауль будто в прорубь провалился, переменивши их на заставшие врасплох недавно ощущения вмиг. Всё повторялось: когда у стены прижатым он стоял, рисуя чёрный дымный нимб над головой спасителя, его одолевало то же ослепительное помешательство, которым одарил его вампир и в этот раз. Он замер, прорвавшимся инстинктам подчиняясь, безропотно в сей омут погружаясь. В вампире была магия, дурманящая разум, от которой забывалось всё на свете, оставляя только их наедине, без предрассудков, без воспоминаний и переживаний. Отпустив правозащитника, сбитого с толку ловко, Круспе ушёл с его пути, и сам терпения набираясь на это чуткое создание. И если ему со стороны видно было, к чему кренить стало блондина, то у Пауля с высоты замкнувшегося, хоть натужно объективного, сознания не вязались совершенно пиетет с благоговейным трепетом попеременно.       Хотелось бросить сей сумбур подальше и выбросить все эти размышления из головы. Внутри засело то, что не даёт ему дышать спокойно, что жжёт грудь, когда отталкивается от вампира. Но с каждым днём он понимал, что не в деяниях Круспе дело — в реакции на них своей. Рихард не менялся, он всё тот же Рихард: не жёстче и не жалостливее, чем был раньше, со своим видением мира и моралью и со свойственным ему вниманием к деталям. Разум твердил, надо отступить, и Пауль поддавался высшему риторики сословию, однако каждый раз другая часть шептала не брыкаться и течению вольно поддаться. Засунуть руку в воду, чтоб узнать, там кипяток или нормальная температура — вот, как представлялось это парню. Но тот же разум, что тревогу колоколом бил громоподобным, уже позже задним умом понимал всю неоправданность и глупость опасений. После всего, что сделал Рихард для него, отвернуться — убийственно нелепо.       В очередной раз видя окровавленные руки у вампира, озарило, что тот давно к нему не обращался за кормёжкой, а обходился, по его словам, мерзотной жижей из мужчины, раз за разом заходя в сарай. Проскакивала мысль, что, если б снова укусил его вампир, Пауля покинула бы даже та мизерная твёрдость к этому процессу, и лишь Всевышний знает, что бы с ним случилось. Удар хватил бы, как пить дать. И всё-таки он убеждался наново — это не тот страх, который сохраняет жизнь, а тот, что бережёт его рассудок от чего-то неизвестного и призрачного, что пока не получается в полной мере осязать.       Из-за стены опять донеслись вой и хрипы. И звонко отдавался треск, похожий на ломающуюся ветвь. Срок жизни пленника уже отсчитан, ему иллюзии лишь дан билет. Рихард и не ждал раскаяния от него, и мольбы потешить эго не способны. Плевать стало даже на список обещаний дьявольских, но руки у него так и чесались дальше бить. В отличие от Пауля, он быстрее анализировал свои деяния, со многим уже сталкивался или читал. Треснули рёбра, скула пополам сломалась, зубами выстрелив в другую сторону кровавой пушкой. Диафрагма содрогается, цепляя органы-жертвы мытарств. Но всё это пустышка, в его руках игрушка, ничего не значат крики для вампира больше. Они лишь символ вымещения туманной неизвестности, в которой витал Пауль.       Тот был зациклен на своих переживаниях сейчас, ему бы разобраться с ними дай Бог силы. Значение придавать тому, что Круспе ежедневно ждал исход его метаний, места уж не находил, не зная, что предполагать, физически не мог блондин. Чудовище живое, человеческое, предвосхищать каждый вселенной пшик нет власти у него. До этого ему было легко, спокойно, парень предсказуемо себя вёл на поводу эмоций сотню раз изученных. Позже изменил канону Пауль, однако всё равно была гармония и каждый шаг отслеживать теряло смысл. Теперь с таким же треском, с каким лучевая кость изжила срок, катился под откос доселе безупречный уклад жизни, обыденность, которой он с трудом достиг. В нетерпении, он мог себе позволить лишь подтрунивать над человеком, но не решать за него, не склонять силой на сторону, иначе это возымеет противную реакцию, и он рискует потерять столь редкий верный экземпляр навеки.       Тайна всё не раскрывалась, а парень на глазах сменял стратегии, что уследить пытаться прекратить пора. Безвестность Пауля в краску окунала, а вот Рихард злился, когда не был во главе угла. Он любит под своим контролем всё держать, хозяином положения быть, бразды правления сжимать. Предвкушение подвоха иль внезапного развития выматывало, сдувало вуаль сдержанности, терпения запас опасно подходил к концу. Остатков слюны в банке на лечение узника осталось мало, и скоро он лишится антистрессовой подушки на столбе. И так уже болтался, как болванчик, опустошённый во всех смыслах психопат. Добить его — лишь вопрос времени, пришедшего довольно скоро для него.       Вечером вошёл вампир в сарай, полыхая праведным негодованием от беспросветности. Не видел этого мужчина, он ничего уже не видел, только ощущал иногда вспышки боли, но реагировать уже не было сил. Ударь по нему молния, и та бы не взбодрила после всех сломанных костей и призрачных надежд и планов. Воля молить вампира смилостивиться не поднималась, как и веки и иллюзия внезапного спасения: его искать не станут. Услышав лязг металла по такому же столу, он вымученно улыбнулся, что на деле выглядело нервным вздрагиванием губ. Рихард видел смерть, маячащую позади с косой, но всё равно во имя безопасности и ритуала придушил мужчину, лишь тогда отвязывая от столба. Освободив его, он взял верёвку и подвесил тело к перекладине со скукой на лице. Не насладиться даже артериальной кровью, придётся ждать, когда потеряет она свой отвратный вкус в ведре. Даже кусать его не хочется, поэтому он просто перерезал его шею, оставив так сливаться, а сам, с тоскою посмотрев на это, удалился. Нечего было теперь делать, и накатило нетерпение всех мастей, когда увидел он причину озабоченности перед собой.       Пауль так удачно у окна стоял, упёршись в подоконник и купаясь в лучах ночи. Спиною к комнате, не видя и не слыша ничего сквозь толщу мыслей, лишь изредка легко вздыхая. От него так веяло приятно, разносясь по помещению, щекоча нервы, обоняние вампира. Даже несмотря на все сомнения парня, особенно спустя столь долгие перебивки на гадкое, но вынужденное, пропитание, он был десертом в очах животной сущности. Глаза вампира замигали красным, клыки несмело показались из-за губ, и крадучись он подходить стал ближе к замечтавшемуся парню. Посетило Круспе дежавю, и он беззвучно усмехнулся, подойдя вплотную. Такое уже проворачивал он раньше, теперь отличною была лишь жажда, смешавшаяся воедино с горячкой любопытства. Прищурившись, он наклонился к шее Пауля и медленно вдохнул, легко касаясь нежной кожи кончиком своего носа, принюхиваясь к аромату его тела и того, что в нём пульсирует маняще. Одновременно руки он поставил по бокам блондина, заключая его в капкан воображаемый. Он так хорошо пахнет, отдаёт приятно в ноздри, затем расползаясь в голову и в грудь и дальше, подогревая в нём природные инстинкты. Но тут резко меняться начал сладковато-мятный дух на горьковатый, и Пауль резко оборачивается на пристроившегося в который раз сзади мужчину.       Рихард был так близко, как ещё не смел представить парень, у него сверкали радужки, он улыбался, смотря на человека, во взгляде у него читался голод, от чего у Пауля аж дёрнулось веко. Промедлил он пару секунд, придя в себя, пока случайным образом решал, что делать дальше. Рывком присел он, из объятий выскочив, и обернулся, пятясь от вампира. На сей раз не остался тот стоять, а повернулся и в том же темпе подходить стал ближе. Припомнив, что он вновь уткнётся в стену, Пауль остановился, посреди гостиной замерев. Рихард тяжело ступал, приглушила ему взор тонкая пелена из страсти к провокации и к сладкому приязни, а ко всему ещё и мания дознания. Всё это придавало ему образ Змия на фоне света от луны, что пробивался в дом. Пауль наблюдал плескающуюся в нём жажду, и не мог определить, чего же возжелал вампир. Всегда с намёком было это существо, сейчас же эта двойственность к апогею перешла, кружа обоим головы. Почувствовав его возле себя, он рефлекторно вырвался из плена, хотя дубовое тело приказывало ему оставаться неподвижным. Интерпретируя порыв вампира, его скабрёзные догадки посещали, подкашивая ноги и моральный кодекс, рисуя фантастический калейдоскоп картин, что поравняться бы смогли с талантами брюнета к безнаказанной фривольности в подтекстах. Но непотребства, что сгустили мигом краски на лице слабого к подобному бесстыдству парня, улетучились и без пощёчины попутной. Увидев, как облизывает вылезающие клыки вампир, он испугался, впервые за долгое то время фоном ощутив себя добычей, как в первую же ночь, когда он без задней мысли в этот дом пробрался.       — Не трогай меня, — как можно более уверенно выдавила жертва обстоятельств, руки выставляя, — не смей ко мне прикасаться! Уходи!       Не дожидаясь судного момента, он рванул к двери, ведущей в спальню, и захлопнул её за собой с обратной стороны. Присев на койку, он обнял одно колено, молясь, чтобы не стал к нему хозяин дома вламываться. Загнан в комнату, в происходящего иррациональность, пытался успокоить разыгравшееся сердце.       Вид ужаса, что озарил лицо блондина, служил хорошим отрезвином для вампира. Распахнутые широко глаза, рывки и бегство — Пауль боялся его, это очевидно. Неужто он действительно ошибся, и Пауль просто-напросто вновь стал считать его опасным? Снова стал монстром по вине безжалостного действа, что лицезреть имел неосторожность Пауль целиком. Успокоить его и уверить в безопасности порыв ведёт в тупик, ведь непонятно, от чего его пообещать отгородить. На впечатлительного парня мог подействовать увиденный садизм, и перемкнуло в голове рычаг, и накатили примитивные рассуждения или попросту инстинкты самосохранения. Опасность на глаза попалась — и беги. Скорей уноси ноги, пока сам в мучениях не погиб. И тем не менее, не предпринял тот потуги убежать, убить вампира или прочие банальные промахи фатальные. Напротив, Пауль тянулся изредка самостоятельно к нему, то ли пытаясь самому себе доказать что-то, то ли испытывая волю. Значит страх в его глазах и правда с чем-то смешан. С тем, что и является причиной его паники, деля его на части, что противоборствуют друг другу. Пауль боится не вампира, а того, что зародилось у него внутри. Парень страшится окунуться в омут неизведанного, запираясь в рамках, даже не осознавая этого. Блокирует понимание или же упрямо не хочет принимать вертящийся на языке ответ, ища лазейки.       Рихард не вчера родился, чтоб не замечать в глаза бросающиеся детали и движения, намекающие на вполне определённую природу. Редко от мужчины ожидать такого можно, да и сам Круспе не увлекался больно своим полом. Но в этом парне было что-то светлое, кроме его волос, что заставляло улыбаться вместе с ним и грело душу, когда тому было тепло, взаимно. Его страх вначале был рутиной для вампира, затем забавным показался. Позже притянулось умиротворение и взаимоуважение, так непривычно влившееся в его жизнь. Сейчас Пауль снова стал пугливым и закрытым, но правда ли его так потрясло произошедшее? Или это послужило поводом банальным для выверенного и выстраданного спектакля ради освобождения?       Соблазн тянул поддаться, но помнил он недавний горький опыт, что выветрился из души пока что не совсем. Рихарду обжечься снова не прельщало, поэтому он с недоверием относился к переменам в поведении человека. И порывы издеваться и вертеть чужими чувствами, давить на болевые точки, впитывая всплески, выбросы эмоций, отчасти оттого шли, что он проверял неоднократно таким образом на фальш и криводушие. Защитные механизмы у всех разные. У Рихарда он не менялся, а лишь приобретал изящество и филигранность, обрастая опытом практическим. Со стороны он хладнокровен и жесток, опирается только на собственные искажённые рассуждения. Круспе и сам в это порою верил, ведь от безвыходности своего статуса, когда тебя воспринимают только монстром и никак иначе, становишься и впрямь таким. Но человеческое в нём будили бризы перемен. И от блондина веяло приятно, но теплом ли?       Как не искривить бы стебелёк, что прорастать лишь начал, своими многократными поверками. Рихард надеялся, что тот и правда пока сам не понимает, что творят гормоны. Судя по уже испытанному дважды тесту, лгать не должен. И, если крепче почесать извилины, то не похоже это поведение на то малодушие, что одолевало парня по прибытии к существу. Но мягко намекнуть пока не выйдет: нет причины, да и чересчур отгородился парень от него, пытаясь докопаться до своей же сути. Мешать — не комильфо, пока что нужно зрителем побыть, отдать штурвал в другие руки. В прошлый раз это довольно быстро вскрыло карты, пусть и теперь сыграет крытый ход. Рихард хотел искренне надеяться на свою правоту. Обидно будет потерять такого человека, с которым вот буквально только выстроились налаженные взаимоотношения.       Рука дёрнулась у Пауля к ручке двери в порыве выйти и потребовать объяснений. Хотя с кого их требовать, как не с него, ведь он сгустил палитру до такого состояния, что всё крошиться стало и с картины осыпаться. Влетев сюда, он тут же захотел обратно, дабы испытать вновь ощущения от кормления существа. И эта мысль добила его до конца. Его тяга к вампиру вырвалась наружу, и воздел он руки к небесам, не зная, стоит ли за грех молиться или путь это неисповедимый для него. О таком Пауль мало того, что говорить боится, с другим мужчиной, так ещё и с вампиром! Который, впрочем, постоянно пользуется случаем стегануть плетью подсознание человека. Организм брыкался от того, что учинит переворот бесповоротный, сбивает биоритмы и исполосовывает представление о жизни подтёками из крови, что рекою тут лилась.       Однако, как известно, мозг — коварный механизм, и предложил ему решение лишь сейчас, когда он меньше всего был готов выйти к голодному животному, что в Рихарде проснулось, судя по всему. Привёл цепочку мыслей аж к тому, что хоть он жив остался волей существа, но жить на свободе всё равно не суждено. Он в плену чудовища навеки, не отпустит его в родной край и душу его заберёт, и Пауль подчиниться под напором чувств тех, что в нём пробудил коварный Асмодей. Специально ли, по случаю, иль сам же парень виноват в своей неволе — уж не важно. Умрёт здесь, хоть не в гордом одиночестве, но вдалеке от той спокойной прежней жизни, что доселе вёл. Вздохнув в который раз, присел он на кушетку, приговаривая сам себе:       — Вот и пришёл конец для рода Ландерсов… — грустно вывел Пауль заключение.       Рихард, устроиться успевший на диване, попивая свой ночной коктейль, распахнул широко веки, услышав полутоном слова парня. Может, ему показалось? Не так уж чётко он проговорил… И всё же, ноги сами поднялись, чтоб уточнить, и он отставил чашку прочь. Шагая к спальне, сонливость как рукой сняло. Он распахнул неспешно дверь почти в оцепенении.       — Что ты сказал? — переспросил спокойным и в то же время разливающимся удивлением голосом.       — Ничего, — не зная, что и думать, отвернулся парень. А вдруг эти слова подействуют на упыря, разгневают или чего ещё… К тому же, его пока не отпускало странное до боли ощущение в животе от Рихарда. Словно ранения отголосок, однако куда более глубокого.       — Ты сказал: «Ландерс»? — всё не унимался Рихард. — Твой отец не Грегор Ландерс часом?       — Ты как спознался? — теперь уставился и на него блондин.       — Отлично. Он мне голову с плеч отсечёт. Обратно, — Рихард подвёл руку ко рту и усмехнулся, но нервным выдался его смешок. — Так, ладно, спи, завтра с тобой ещё поговорим об этом.       Остался Пауль в абсолютном и опустошающем недоумении. Как же тут спать теперь с такими-то загадками? Вампир ушёл, не собираясь ему разъяснять пока, что происходит. У человека голова готова была вновь вскипеть. Хватало ему двойственного отношения к вампиру, а тут ещё и его отец как-то замешан.       — В смысле завтра?! — прыгнул Ландерс с места, догоняя Круспе.