***
События затирались в памяти довольно быстро, особенно о жертвах, что сменялись друг за другом. Но быльём пока не поросло, поэтому свежи были воспоминания вампира. Улыбка заиграла на его лице ехидством, когда в сознании всплыли те дни. Помнит он, как весело им было вместе, и как остались после этого его смешки одни. О, эта юная особа… Изабелла. Невинна так на первый взгляд, слаба и беззащитна. Перед чудовищем она была хрупка, бессильна, как нежный лепесток прекрасного цветка. В логово монстра она забрела случайно вовсе, по крайней мере, так уверила она. По старой доброй своей привычке Рихард принял её почётной гостьей, великодушно разрешив остаться до рассвета. Накормил и обогрел, тоску развеял и джентльмена впечатление произвёл. Даме понравилось такое отношение, ему же было интересно поиграться с ней. Давно контактов не было уж с человеком, кому ж не хочется тепла к себе? И даже жаль было её кусать в ночи, прикованную тяжестью цепей к кровати, от такой грубости она опешила, остолбенела, звала на помощь, но, конечно, без ответа. Он объяснил ей правила, по которым должна жить была она теперь, но бросила в лицо она ему платком, добавила, как грязен был он, какой зверь. Однако вскоре её гнев сменился милостью, и девушка стала поглядывать робко на него из-под ресниц, но только так, чтоб он это увидел, и отводила снова взгляд стыдливо ниц. Резких движений от него она ещё боялась и подпускать к себе лишь на приличные дистанции старалась, сжимаясь, иногда дрожа, но так же нежно взор держа. Он подошёл к ней как-то в кухне сзади, руки поставив по бокам, и шёпотом вопрос поставил: «Что это ты делаешь?» Не отошла она, не оттолкнула, руками обхватила свои плечи и к нему всем телом обернулась и неразборчиво проворковала что-то, покраснев в щеках. Страх перед хищником словно куда-то испарился в тот момент, забыла она про него, оставила лишь краски чувств, как выяснилось, насовсем. Уронит что-то — извиняется и виновато в глаз океаны смотрит, нижнюю губу смиренно закусив; увидит, как вернулся он после физической работы, — в почтительном благоговении поклонится, похвалит его за тяжёлый труд; по вечерам садилась рядом с ним и показательно робела, если приближался он, но глазки строила девица первоклассно, на чувства существа давя. Старательно иллюзию возводила, да так, что впрямь поверил Рихард, убедил себя и пристрастился к опиуму забытых нежных ощущений. Давно к нему никто не был так мил, ульстив, внимание дамы даром не прошло. С ней чувствовал себя сильнее он, мужчиной настоящим, об этом она позаботилась, не уставая возвышать его. Изабелла своего добилась: пообещал её не пить, и улыбался ей всё чаще, проявлял учтивость, и протекала эта сказочность довольно быстро. И переменчивость за волнами любви и восхищения меркла фоном, хоть нехотя он замечал, как скоротечно развивалось всё. Ещё давеча недотрога, что от него пряталась в слезах, теперь сама же с энтузиазмом с ним сближалась и дозволяла с каждым разом большее, отбросив страх. От лёгкого прикосновения к плечу кончиком пальцев до поцелуев страстных у стены совсем немного утекло. Им, несомненно, по душе была романтика такая, принцесса закружила его в танце динамичном, сама смелела на глазах, а сердце её билось так… обычно. Вначале Рихард этому значения не придал, ведь так бывало, что и учащался его ритм, и пелена очарования глаза собою застилала, но инстинкты его в этот раз не подвели. Заметил нотки яда в её голосе, хоть взгляд она держать умела, стрелять глазами, на пальце крутя волосы, и вызывать желание, границы мнимые храня. Но позабыла важную деталь: не прикажешь сердцу, не обманешь организм. Виду Рихард подавать не стал, ведь было мило так смотреть на этот театр. Продолжил наслаждаться он её вниманием, теперь и сам дистанцию держа. Но ей было всё мало-мало, хотела довести своё чёрное дело до конца. И вот тот вечер, на диване он уткнулся в книгу, глазами в пустоте водя. Она подсаживается к нему поближе, рукою по его предплечью проводя. Он бросил взгляд, но холоден пока остался, к действиям её дальнейшим подстрекая. Ведь не одной же ей руководить парадом, он тоже хотел получить своё сполна. Смелее обласкала она грудь его, перемещаясь к бёдрам, на ухо ему дыша. Пока всё безопасно, он знал точно, поэтому стал поддаваться её плану неспеша. Забрав из рук у него книгу, она сама на его чреслах место заняла, и похоть источали движения Изабеллы, игриво к действию мужчину заводя. Сливаясь в поцелуе и объятьях, Круспе слабо инициативу проявлял, чтоб соблазнительница, собственной задумке следуя, сама в руки ситуацию взяла. Мужчина наслаждался ею вдоволь, за каждым шагом её пристально следя, брал пылко, с обожанием всё дозволенное, вздыхая возбуждённо, но дальше, чем она, не заходя. Не выдержала, наконец, она и за собою в спальню его поманила. Он принялся ей страстно шею целовать, стараясь ненароком не кусать, пока остатки их одежды разлетались на пол — так быстро приходилось всё снимать. Азарт и страсть тела разгорячённые в свой плен схватили, и на скрипнувший под тяжестью матрас их повалили. Чувствуя себя желанным, хоть и ложно, Рихард витал в потоке жара и услады, первенство хозяина теперь забирая у неё. И доводя до исступления и дрожи, он не забыл, зачем сюда за ней пошёл. Под оглушительные стоны и мольбы, он к ней прильнул могучим телом, задирая руку, словно опираясь, а сам залез змеёю под подушку, пока она то ли играла, то ли и правда в эйфории извивалась. Нащупав там контрастный холодок клинка, он отодвинул его прочь подальше и вновь сжимать податливое тело в своих властных объятиях принялся. Постанывая с рыком в шею, он принюхивался к запаху любимому: как кровь менялась мог ощутить он. Будто бы в раже потянулась Изабелла и удивилась неожиданной пропаже того, что заготовила она сама. Её аромат тоже изменился, от эйфории к негодованию переходя. Вампир же получить своё успел, и вытащив налитой кровью член, поднялся, стоя на коленях, и бурно кончил на гладкую девушки кожу. С великим удовольствием разведённые призывно бёдра окропя, он упёрся по бокам в матрас руками, на затяжную театральную игру с ухмылкой глядя. — От тебя так необычно пахнет, — глаза сверкнули красным в полутьме. — В эти моменты продолжает веять от других блаженством, обожанием, а от тебя, милая моя, я чую, как исходит… разочарование. — Ну что ты, дорогой, как можно… — слегка растерянно залепетала девушка. — Ты, верно, это потеряла? — мужчина вытащил оружие перепрятанное, показывая отсвечивающую сталь, на что та, округлив глаза, смотрела с неподдельным перепугом. — Прекрасно знаю я, что дело не во мне — в тебе. Ведь даже ты теперь подтвердить можешь, что в постели я действительно хорош. Он взял её запястья, возводя над головой и прижимая, и сел на таз ей, чтобы выдернуться не смогла. Стоило неге от оргазма отойти немного, как тут же одурманил кайф от власти ему голову. Насильником он не был, ведь она сама к нему пришла и в постель сама же затащила, зато теперь в нём пробудился хищник слегка иного типа. Разочарование на вкус он не любил, поэтому и пить её сейчас не собирался, но выпустил он всё равно клыки, смотря, как страх ей комом к горлу подбирался. Он мог бы ей простить обман, побег, рукоприкладство даже, но своей жизнью дорожил он более всего, за покушения карая без раздумий. В момент, когда его убить пытается даже близкий человек, теряет ценность всякую он, кроме как мясо с кровью. И попытки эти жалкие на оправдание смешили, одновременно и зля его. — Ты не так понял, — зачем-то истеричный голос подала она. — Это для защиты мне. Вдруг, пока тебя не будет, недобрый кто зайдёт. Он усмехнулся лишь на это, затем тут же скалясь, чем вызвал нервный вздох испуга. И рыкнув устремился к шее он, как будто укусить намереваясь. Предательница вскрикнула, но боли так и нет. И снова он поднялся, просияв ухмылкой, проводя клинком по её коже, но не оставляя след. — В твоих венах стынет кровь от мыслей про мою любовь. Ты же не думаешь, что я настолько импульсивен или глуп? Ещё бы совратить меня повторно попыталась, — фыркнул Рихард. — Чудовище, воспользовался мной похабно! — уже не знала куда деть себя она. — А ты представь, что это всё любя, — рука змеёй подползла к горлу девушки, сдавливая всё сильнее гортань, — и засыпай, пока я душу тебя. Она задёргалась в конвульсиях, но тщетны все её попытки. Реальность спешно бросила её на произвол судьбы. А Рихард подобрал её безвольное тело, направившись из спальни прямиком в сарай. Сознание возвращалось понемногу к Изабелле, понять это, однако, было трудно. Ничего вокруг не слышала, не видела она, как будто в космосе её оставили, забыли. Давило что-то на грудную клетку… ноги, руки тоже. Попробовала она пошевельнуться, но еле-еле пару миллиметров себе вырвала. Окончательно придя в себя, девица взволновалась и глаза открыла. Темнота, что у неё под веками жила, ни капли не изменилась, не ушла. Моргнув несколько раз, девица убедилась, что разницы нет никакой при этом. Темень кромешная опутала со всех сторон, пустотой давя ей на рассудок. Она издала жалобный стон, подумав, что ослепил её вампир, пока она была без чувств, но ведь ощутила бы она тогда в глазницах непривычный дискомфорт, если только не был изверг более изощрён. Подумав только о вампире, в голове её возник вопрос резонный: где он? Искать его пойти физически в тот момент было невозможно. Блеснула мысль, и она уразумела, где сама была, и что её прикованной стоя держало. Она в сарае, у столба и вся опутана цепями крепко, с ног до головы была обмотана она, и звенья от малейшего движения грозились ставить линиями синяки. Не шевельнуться, не согнуть суставы, тело, к счастью, не ломило, но только пока, пока не пробыла она здесь в сознании долго. Спать в таком виде тоже почти невозможно. Она не знала даже время дня сейчас, пора ли спать или вставать, наоборот, пора. Подвижною осталась только шея, голова, чем и воспользовалась девушка, её хоть разминая. Но где же монстр, что её сюда привёл? Сколько держать её тут собирается? А может, он стоит за дверью, ждёт… А может быть, уже через секунду её зарезать собирается? От волнения в висках пульсировала кровь, мысли заглушая, она и не прислушивалась даже, что вокруг неё. Притихнула, и восприятие обострённое словило тихий посторонний звук. Он исходил из-за её спины, недалеко совсем. Это чужое еле слышное дыхание. Спокойное, размеренное, быть может, сонное? Теперь-то она чётко поняла, что в комнате она тут не одна. Допустить мысль, что это новый пленник, можно было бы, но сразу не привязывал их Рихард на столбы. Разве что, это охотник, тогда да. С ними, по его словам, сюсюкаться не стал бы никогда. Ей на секунду стало легче на душе, что не одна она в слепой, загробной темноте. — Эй! Эй, вы слышите меня? Очнитесь! — неровным голосом окликнула она. Дыхание за спиной ничуть не изменилось. — Эй! Проснитесь же, давайте! Я не хочу быть здесь одна! Теперь оно дало осечку. Резкий выдох, будто бы смешок. О нет. Это не жертва новая, не братья по несчастью. Это сам дьявол, что привёл её сюда. И правда, оно было слишком близко, уж явно не у соседнего столба. Её лицо похолодело, кровь отлила и ушла в пятки, и как-то передумала она, что здесь не хочет более быть одна. Упырь стоял прямо за ней, следил, буравил взглядом, она не видела, но знала, и это было сущим адом. Он ничего не говорил, ни звука не издал ни разу, только дышал сзади неё, иголками терзая разум. Темнота ей жгла глаза, даже намёка не было хоть на какой-то свет или предмет, за который можно взглядом зацепиться. Это давило ей на психику, отвлечься от мытарства не давало, и в неизвестности и напряжении её цепко держало. Всё восприятие перешло в слух и жадно поглощало звук, который делал ещё хуже, убивал её терпение. А сзади всё сопел он и сопел, не приближаясь, ничего не говоря, не прикасаясь. Он знал, он точно знал, как жертву до предела довести, увечьями не изощряясь. Психологию людей он изучал на практике, экспериментами, пытать умел не только инструментами. Напряжение вытянуло нервы в струны ей, а он играл на них свою тяжёлую и тихую мелодию. Не выдержав напора беспросветности и стресса, она не своим голосом к мучителю обратилась: — Скажи хоть что-нибудь, ну не молчи же ты! — ответом было мерное дыхание позади. — Ты так и будешь истуканом там стоять всё время?! Он сделал вдох, дыхание стихло. Но звук шагов неспешных раздавался рядом. Он обошёл её вокруг, и теперь встал впереди, продолжая буравить её взглядом. Увидеть это было невозможно, но и не нужно: напряжение пронизывало каждую её клеточку под пристальным присмотром упыря. И вновь треклятый этот звук дыхания, теперь уловимое лёгким дуновением в её сторону. От осознания чудовища перед собой нельзя было избавиться, и так и прорисовывались контуры мучителя и его хищный взгляд. А Рихард с удовольствием сводил бы пленницу с ума так же и дальше, но выбрал время, чтобы посильнее надавить. Шаги раздались в сторону куда-то, затем какое-то хлюпанье и капли в металлическом ведре. Мужчина что-то отхлебнул, поставив чашку, и вернулся к девушке, висящей на столбе. Приблизился он к ней вплотную, и та могла услышать его запах. Дуновение прошлось по подбородку, а после на нём оказались его пальцы. Он провёл ими вдоль скул, к щекам, оглаживая, затем снова возвращаясь. Но вдруг он сильно челюсть сжал её и впился поцелуем в губы. Вкус крови тут же оказался у неё во рту, и понимание пришло, что он из чашки отхлебнул. Сквозь страстный, грубый поцелуй, девица вскрикнула, пытаясь дёрнуть головой. Напоследок прикусил вампир ей нижнюю губу, отпрянул и снова завернул ей за спину, в пол голоса хрипя:Очнулась, а я уже переживал, Что жизни цветок безвозвратно сорвал. Не хочу тебя демонам я отдавать, Пока не услышу, как ты будешь рыдать.
На словах последних он приставил нож ей к горлу, холодом лезвия обжигая тонкую кожу.По капельке выйдет душа из тебя, Пока буду резать, кусать, пригубя Чудесный напиток, отравленный сукой, Ядом пропитанной подлой змеюкой. На что ты надеешься после того, Как нож заточила на сердце моё? Мужчину свести с ума просто тебе. Не думала, ты, что распнут на кресте?
Он сделал паузу, опустив нож, и вокруг столба её неспешно обошёл. Тон его голоса сделался мягче и нежнее, становясь сочувствующим и спокойным, и даже иногда амурным.Но знаешь, любимая, я был неправ. Спустил с поводка животный свой нрав. Накинулся, словно собака на мясо. Не выждал я, верно, нужного часа. Ты так красива, прекрасна, нежна, Я сразу подумал, что ты мне нужна. И даже узнав про твой блядский характер, Сорвать шаль боялся: был бы бестактен.
Интонация прямо посреди речи пируэт проделала, меняясь вновь. Умиротворение и романтичность испарились, оставив за собою желчь и злобы пламенеющие искры. Пока его слова мурашками в ней отдавались, он обошёл её в который раз вокруг, вставая сзади. И в этой паузе девушка голос подала, но тут же грубо прервана была.Мне следовало разорвать наш контакт, Вырвать из сердца тебя, как сорняк, Как только предательство вскрыл я твоё. Упился, однако, любовным враньём. Винить меня в этом никто не посмеет. Хотел, чтоб в душе моей стало теплее. Даже паскудною ложью твоей Я наслаждался, так что не робей. Тебе я обман простить даже мог бы. Ты шлюха, но вижу — на много способна. Прошу, солги снова, искусно пьяня, О том, как же сильно ты любишь меня.
Он дёрнул на цепях звено скрепляющее, и с лязгом повалились все оковы вниз. После столь долгой неподвижности она еле стояла, из глаз у неё ручьями текли слёзы. Свободной она не была ещё однако: запястья и лодыжки кандалами были скованны. Ходьба его вновь разнеслась поблизости тяжёлым громом, словно вколачивая гвозди в крышку её гроба. Шагу ступить девушка не могла никак, сдавила от беспомощности руки в кулак. Она упала перед ним, согнув колени, издавая стон страдальческий, больной, и подалась вперёд, наощупь обвивая его ногу, и позорно в штаны носом утыкаясь. Тот был доволен, в величии своём купался, в превосходстве, во мраке он блаженно улыбался, глядя на свою рабыню. Она же, сквозь истерику и всхлипы взмолилась о пощаде от бессердечного мучителя: — Прости меня, Рихард, умоляю, прости! Люблю тебя я искренне и всей душой! Тебе отдамся я без размышлений, только, прошу, не убивай меня, помилуй, дорогой! Её срывающийся голос такие вещи говорил, что коварный вампир даже глаза в блаженстве закатил. Он редко позволял себе зайти так далеко, но нарциссизм и возбуждение жгли ему аж по чело. — А этот нож… Забудь ты про него. Я, честно, больше не позволю себе таких мыслей! Предательство не допущу я ни за что! Поверь мне, Рихард, бесы надо мной тогда зависли! Мужчина наклонился к ней и вновь обвёл легонько её скулы. Пальцы его скользили ласково по шее и щекам, затем на волосы переходя, перебирая. Он ничего ей не сказал на покаяние, лишь раздавалось громкое его дыхание. И только отлегло от сердца Изабеллы, как боль пронзила голову её. Он резко намотал на руку её волосы и дёрнул, натягивая и назад до боли отводя. В сарае раздавался женский крик страдания, из глаз несчастной слёзы хлынули ещё сильнее прежнего. Вцепилась она в волосы свои руками, но раззадорила лишь демона сдавить ещё покрепче, завернуть. В черноте такой даже вампиру было видно плохо, но он различал, как стоит она заплаканная у него в ногах и о пощаде умоляет. В голове щёлкнуло, и он остановиться было вздумал, но аффект господства подливал огонь в масло садизма. Рихард поднёс к её лбу нож тупою стороной, легонько ударяя, вызывая новый визг.Я мог бы вот здесь сейчас сделать надрез, И рвущейся плоти твоей слышать треск. От криков оглохла, от боли в огне, Мечтала бы ведьмой сгореть на костре. Я мог бы вспороть тебе кожу на брюхе. И с лязгом ремня опустить свои брюки, Брать тебя силой, когда пожелаю, Но знаешь, я лучше толкну тебя к краю Кормить и поить тебя не перестану, Но разговаривать больше не стану. Зайду к тебе изредка, свет принося, И больше ни слова не произнося. Я запросто мог бы лишить тебя слуха, Шилом железным проткнув тебе ухо. Я мог бы огнём тебе выжечь глаза, Чтобы не рыпалась ты, егоза. Оставлю я органы чувств тебе щедро. Мозги в пустоты пусть погрузятся недра. Полный набор сохранив восприятия, Отдам в обречённости, мрака объятия.
На середине своей речи он ослаблять стал хватку, отпуская, а девушка валилась на пол, обессилев. Голос осипнул у неё от криков и теперь лишь вырывались из горла её хрипы, но не покинули истерика и муки. В итоге она опустилась, опадая лицом вниз, руками закрываясь и рыдая. Как только гипнотический глас монстра стих, она аж напряглась, что ждёт её гадая. Больше не верила она в его затишья, не раз уже он резко настроение менял. Девица обхватила голову, поджала ноги, и на холодном полу вздрагивала от всхлипов и нехватки воздуха в груди. Секунду каждую готова была новые издевательства принять, и ожидание это убивало её психику почти под ноль. С чего всё начиналось, тем и кончилось: вампир стоял над ней, губя её самоконтроль. Сам же палач, от речи отдышавшись своей пламенной, сморгнул пелену взлёта и посмотрел ещё раз под ноги себе. Заплаканное, измученное создание божье перед ним валялось, мало того, это была девушка. Он отступил на шаг назад, на что та дёрнулась, в страхе новых пыток ожидая. Сжалась в комок, стараясь защититься, и след простыл ей характерного коварства. Круспе вздохнул, кладя свой нож на стол возле себя, от чего снова дёрнулась в ужасе жертва, пискнув едва. Теперь, когда всё наваждение властное сошло, он опустил глаза, даже стыдливо как-то. «Погорячился я, наверное... Хотя нет, за её низменность и гнусность и убить попытку самое оно. Вровень с преступлением наказал, мы квиты. Тем более, я её не бил. Всё-таки женщина и не охотница к тому же». Он подошёл к двери сарая, нараспашку открывая и даже света толком не пуская. И тем не менее, хоть и была ночь, от этого маленько прояснилось. После темноты, что вырви глаз и не заметишь, такую роскошь можно было бы сравнить и с благодатным светом. Но Изабелла не могла ничего видеть в ту минуту, её глаза были измождены настолько, что отвлекаться уже не на что ей было. Уже поздно. Она зажмурилась, подняться с пола не могла, и всё лежала. Сбежать бы в любом случае не получилось, но хоть размяться и почувствовать свободу ненадолго можно было. Услышав приближение хозяина, весь организм у неё напрягся. Он присел рядом и провёл по её предплечью пальцем. — Тише-тише, всё кончено, я обещаю. Дай руку, я хочу помочь. Недоверие бурлило в ней кипящим маслом, и не хотела она разрушать свой воображаемый безопасный кокон. Но потихоньку, не надавливая слишком сильно, он смог отцепить руку и вложить стакан в ладонь. Сквозь слизь скопившуюся, она не могла учуять запах валерианы, но стакана с водой тяжесть она распознала как нечто безопасное. Опустив руку на пол, всё ещё держа сосуд в ней слабо, она глаза открыла и с опаской посмотрела в его сторону. — Выпей, успокоишься. Приду минут через пятнадцать, — он положил возле неё платок и встал, удаляясь спешно за порог.***
— Затем я привязал её обратно, утёр ей слёзы и сказал, чтобы не сокрушалась: всё равно не так уж долго жить осталось, — завершил свой рассказ Рихард, отпивая кровь из своей чашки. От разговоров разохотился он выпить, но что употребить он может, кроме крови? Ещё повод для зависти к обычным людям. — Господь помилуй, Рихард! Это же бесчеловечно! Да лучше бы ты сразу горло перегрыз ей! — Пауль сидел в негодовании и обиде за девушку, с которой не был он знаком. Для него одно дело кормёжка, но совсем другое — такие издевательства психологические. Возможно, застав их жизнь совместную вживую, он ярче бы воспринял её подлость, но сейчас описанное не казалось ему равноценным, и он удивлённо смотрел Рихарду в глаза. — Пауль, повторяю, я не говорю, что я идеален и справедливость моя не даёт огрех. У меня тоже есть эмоции, желания и чувства, как у вас у всех. Я субъективен. Как и ты, позволь заметить, — поднял он в воздух палец указательный. — Ты был не против, когда я пытал того ублюдка, что тебе живот ножом вспорол. — Там была реальная угроза, воплотившая характер пакостный свой в жизнь, — Пауль запротестовал. — Вот именно, тогда уже случилось всё лихое, — кивнул брюнет с нотацией в баритоне. — Я не сумел острастку ему дать, не успел предотвратить опасность. Ты мог погибнуть, если бы я обнаружил слишком поздно роковые слепой милости последствия, — доказательно вещал вампир. — Ты ведь не скажешь, что с девицей бы не совладал? — подстрекательно отметил Пауль. — С ножом в горле совладать попробуй, — парировал уколом Круспе. Засомневался Пауль и задумался. Рихард был прав согласно своим убеждениям, и действия его направлены на упреждение. И тем не менее, слушать про это опосля, уже без ощущения угрозы надвигающейся и оправдания самозащитой, было неприятно и почти бесчеловечно. С другой же стороны, что в самом Пауле человечного осталось до сих пор? Это дало толчок переосмыслить собственный поступок, который совершил он в тот момент из благостных намерений. Они оба из стороны в сторону метаются в характерах своих, заряжаясь друг от друга энергетикой своеобразной. То и дело слышал Пауль хруст в сознании своём. Стереотипы с предрассудками сломались, словно кости чьи-то, за собой пространство расчищая, теперь же стал устав моральный Ландерса вилять. И осознание это было, как ножом по горлу. — Я сам себе его вонзаю, за тобою следуя гуськом, — хмыкнул он. — Никогда бы не подумал, что сподоблюсь быть прислужником убийцы… — он выдержал паузу, заставив флегматичным выражением напрячься существо. Играл в его же игры не впервые, Рихард может им гордиться как учеником, — добровольно, — добавил, наконец-то, Ландерс, ухмыляясь невесёло, отводя взор в бок. Он искренне хотел бы сделать вновь приятно для вампира, но не повторить больше такого пира. Даже если кто-либо ещё придёт к ним, Пауль был уверен, что лучше даст ему из себя пить, сколько тот хочет, но больше принимать участия в таких изощрениях и вероломстве не волеет в общем. Вчера он воодушевлением полнился, не успел даже обдумать основательно, как уже успел ввязать себя в хитросплетения, отрезая назад путь. И под потоком настроения привязанности к кровопийце готов был преступить через свои же убеждения, готовя из живых людей для монстра угощение. От сердца чистого он даровать хотел отраду Рихарду, теперь же та рука, которой сдерживал он крики жертвы, наливается горячим оловом и вздрагивает от того, что он позволил себе сделать. Сам на то решился, действовал он рассудительно и жёстко. Прямо как его вампир. Забыть, затереть в памяти ему не скоро голова позволит, как и поведанная Круспе тайна, что окутывала Изабеллу с его появления тут. Одно лишь радует — не видел и не мог участвовать и чувствовать вину хотя б за это. Сожалея о содеянном с себе подобными, он всё же сглаживал проступок свой моральный тем, что существо, занявшее место выше всех потребностей его, получило услаждение, и смог его доставить он, именно он. Круспе пристально за мимикой следил, заметил он, как парень грустно улыбнулся. Его ещё гнетёт круговорот убийств и этот быт. Он не привык пока, не ясно даже, хочет ли он привыкать. Ландерсу даются трудно человеческие переживания, это видно было с самого начала, но со временем, думал вампир, это себя исчерпает, растворится в повседневности. Ан нет. Терпеть ради кого-то не равняется поддерживать, и до безразличия не дотягивает тоже. Рихард вздыхает, глядя в преданные глаза парня, как бы не пытался тот его корить за нрав. Понимает — только неприязнь и раздражение будет причинять любимому, в последствии своим же поведением, обязанным природе, долголетию и настроения скачкам, необратимо может оттолкнуть его от себя. Обкорнать кустарники разросшиеся из эгоцентричности и мании контроля над другими вполне стоит того, чтоб сохранить доставшуюся ему чудом розу без тех пакостных шипов. — Я при тебе никоим образом не буду больше истязать людей. Только кормёжка. Без боли и мучений. Ты не должен страдать от моих варварских привычек, — продавив сопротивления мембрану, Рихард сказал то, что, как ему казалось, Пауль хотел услышать. Если может тот переживать с ним неудобства, то и существу бы с трона слезть не помешало. Пауль открыл рот, не проронив ни слова, распахнув глаза, уставившись на покорённого вампира. Пребывая в замешательстве от заявления внезапного, он бы присел, если б не сидел и так уже в пол-оборота. Он ожидал, что замигают глаза красным у того от недовольства, но оставались радужки кристально чистыми и яркими, направленными в ожидании на него. Ответа ждут, а он не может слова молвить, всё роится туча из противоречащих друг другу реплик. В горле пересохло, его охватил лёгкий спазм, и лишь пересилив его, он сглотнул и смог продавить парочку слов, отстранившись от всех пламенных речей и душеизлияний: — Ты, Рихард, — человечище, — с придыханием и восхищением Ландерс утвердил, меняя в выражении лица тоску на прежнюю безбрежную любовь.***
Очередной вечер украшали блики молний от грозы, поодаль бушевавшей. Гром раскатывался широко, доходя до перелесья медленно, становясь еле заметно громче и быстрее. Стихия надвигалась неспеша, с собою непогоду под руку неся. В отличие от охотника на той лесной поляне, неумолимо подходящего к старому дому на отшибе. Фигуру осветила вспышка в небе, тут же исчезая, недоброе намерение увидев на его лице ехидном — следом волочил лихую гибель.