— Horrible Kids, Would you looked what you did, It was your ignorance, That formed a beast with your wit. Horrible Kids, Horrible Kids, Horrible Kids, Look what you did! Set It Off — Horrible Kids
***
Заклеенные скотчем коробки перевезли все разом. Их, вообще-то, немного — две штуки. Ани взяла только самое необходимое: ровно столько, сколько надо для того, чтобы спокойно жить в другом месте, но при этом оставлять её настоящей квартире обжитой вид, будто хозяйка просто отошла на часик-другой в магазин или к соседке из квартиры сверху. В доме Гекидо две спальные комнаты: на первом этаже, справа от входной двери, и на втором — спальня самого Анданта. Ани, естественно, заняла ту, что на первом. Был ещё вариант спать на диване, которых также было два — по-одному на этаж, — но Эренберг на подобное предложение лишь фыркнула. В первый же день Прайд провела в отведенном ей помещении влажную (и не только) уборку, потому что оно хотя и обставленно добротной мебелью, но долгое время не использовалось, отчего едва ли не все элементы интерьера покрывал густой, словно осевших после пожара пепел, слой пыли. Девушка протёрла каждый предмет, помыла полы, окна, пропылесосила небольшой ковёр и даже разобрала продукты в холодильнике на кухне, к которому сам хозяин дома не притрагивался последние месяц-два, в основном перехватывая еду на работе или в небольшой кафешке на соседней улице. Грид пообещал поговорить с Боссом об внеплановом отпуске для Эренберг (хотя с её свободным графиком работа и так сплошной внеплановый отпуск) и вечером позвонить на номер Гекидо из таксофона. Мобильный самой Ани отключили ещё в её квартире, а сим карту выкинули. Если активность её телефона зарегистрируют дома у Анданта — дело будет плохо. Отзвонившись ещё в день переезда, Грид сказал: — Поговорил я, — голос мужчины внушительно заплетался. Прайд уверена, если бы телефон мог передавать запахи, её бы уже снесло перегаром. Видать, с Боссом он не только поговорил… — Отпуск тебе готов. Негал… Нелелг… Нелегальный. Но всё-таки отпуск. Пока на две-е-е недели, а дальше — посмотрим. А Гекидо продолжает работать. Он уходит рано-рано утром и возвращается поздно вечером. Паркует машину, запирает гараж и ныряет мимо горящего кухонного окна ко входной двери. Когда он заходит, сидящая на диване Эренберг оборачивается и бодро приветствует его, махнув рукой, будто на часах вовсе не половина двенадцатого ночи. Она грациозно потягивается, зевая, говорит, что постаралась приготовить что-то более-менее адекватное из того нечто, что нашла в холодильнике и уходит в комнату. Андант ехидничает, язвя про съедобность её стряпни и про то, не подлила ли она туда мышьяк, но девушка устало цокает языком, закатывая глаза, и желает спокойной ночи. Вот так, видя её в домашних тапочках, с еле заметным отпечатком от подушки на щеке, завернувшейся в теплый плед (хотя днём ещё довольно тепло, уже вечером резко холодает), даже и не верится, что эта девушка — главный стратег одной из опаснейших группировок города, которую в бандитских кругах прозвали броским и злым «Прайд». Иногда Анданту удаётся освободиться пораньше. В тот вечер они с Ани расположились на диване на втором этаже и разбирали бумаги, в которых указаны адреса всех баз Пионов. Алан обещал присоединиться к ним, но чуть позже, а пока… — Ани? — М? — девушка поднимает на него внимательный взгляд, оторвавшись от внушительных размеров папки. — Ты ведь знакома с Намокемоно? — этот вопрос не давал ему покоя с того самого вечера в квартире. Алан ещё в самом начале расследования встречался с мальчишкой, и тот, по его же собственным словам, никоим образом с Прайд не связан и вообще практически впервые о ней слышит, но если он заявляется к ней, как к себе домой, да ещё и не один, и не с абы кем, а с Гридом (!), общается с самой девушкой и всё тем же Гридом на «ты», значит, не так уж он и не связан. — Да, Намокемоно — сын Босса, — Эренберг снова склонилась над бумагами, что были в её руках, плавным движением завела тёмную прядь волосы за ухо, прежде, чем продолжить. — Учится в школе, ленивый донельзя. У нас частенько бывает, иногда выполняет поручения. Многие его прочат на место будущего босса. Гекидо резко вскинул голову, в упор глядя на абсолютно спокойную девушку. Сын босса? Вот этот мальчишка? — Подожди, ты не шутишь? — Я тебе клоун-мазохист, что ли, чтобы шутки шутить, говоря о своём — внимание! — начальстве или, вполне возможно (почему нет?), будущем начальстве? — Понял-понял, не бушуй, — выставил перед собой ладони в защитном жесте Андант. — Ты Боссу предана, он тебя, как работника, ценит, все дела, — после этих слов Эренберг на него едва ли не зарычала: настолько её возмутили слова парня. — Знаешь ли, думай, что хочешь! — вспылила, отмахнувшись, та. — Только мальчика не трогай. У него и так никакой спокойной жизни нет, — и рассерженно отвернулась к окну, оперевшись на гладкий подлокотник. Гекидо не стал ничего говорить, он прекрасно понимал, что Ани имела ввиду: Намокемоно сын главы одной из крупнейших компаний всего преступного мира Нью-Йорка. О мирной и беззаботной жизни не может идти и речи! Дом, скорее всего, находится под постоянной охраной вооруженных до зубов амбалов два на два метра, на работе у отца сплошные подсудные личности, которые не трогаю мальчишку только потому, что за него им голову снесут. Так он ещё и сам же, хоть и несерьёзно, но ввязывается в криминальные игры, выполняя, казалось бы, простые поручения. Ещё и в школе, наверное, особо ни с кем не общается. — Вы мой мобильный за день убийства запеленговали, да? — спустя какое-то время подала голос девушка. Она не повернула головы, но и в окно не смотрела, а больше куда-то вперед. — Запеленговали. — Помнишь двадцать семь звонков из телефонной будки? — Помню, — Гекидо согласно кивнул. — Кто звонил, правда, мы так и не поняли. Эдриан снял отпечатки с кнопок таксофона, но безуспешно. Эренберг снова замолчала, будто мысленно подбирала слова. Несмотря на видимую близость с Андантом, в общении она все ещё была крайне осторожной. Касательно работы говорила лишь общими, ничего не значащими словами, в общении, за исключением подколов и оскорблений, была сдержана, словно боялась ненароком выдать что-то действительно значащее. И Гекидо снова понимал её: он ей не близкий друг или родственник, даже полноценным помощником не назовёшь. Нельзя сказать наверняка продолжат ли они общаться, а не разбегутся по разным концам Нью-Йорка, когда всё это закончится. — Это Намокемоно звонил, — собравшись с силами, Ани взглянула прямо Гекидо в глаза. — Босс поручил ему передать мне некоторую информацию по будущей операции, и он сначала звонил со своего мобильного, а потом понял, что не стоило, и отправился звонить так. — Но ведь звонки были совершены днём, когда все ещё учатся, а от его школы до таксофона пилить и пилить. Смысл? — В том-то и дело, что пилить и пилить. Как раз-таки и надо, чтобы ты подумал, что это слишком далеко, — она перевела дух. Вздохнула, прикусила губу. — От школы-то далеко, а от дома — нет. Намокемоно как раз дома был, отпросился с уроков. — А что с отпечатками? — Ну, он же не дурак! Столько уже со всем этим работает, что совсем элементарные вещи-то знает! — Эренберг раздосадованно всплеснула руками, после скрестив их на груди. — Перчатки, конечно же. Андант тяжело вздыхает, закатив глаза. Он понимает, почему Ани колеблется, почему терпит его, но совершенно не понимает, почему всё-таки рассказывает это всё. Однако, где-то в глубине души, он искренне рад этому.