***
— Они заселились на первом ярусе. Каюты 7А, 8А и 19А. 7А: Красовицкий Владимир, Мейлихов-Виера Даниил, Дмитриев Дмитрий и Виера Порчи. Виера… — Лайкерт перекатывает эту фамилию во рту, словно пробуя её на вкус. — Очень знакомая фамилия. — Да, — сухо отзывается Ферот. — Влиятельный дом в Португалии. Этих двоих взять живыми. Есть снимки? — Вот, — Лайкерт протянул Рэю две папки, на титульном листе которых были маленькие прямоугольные фото. Ферот удовлетворённо кивнул. — 8А: Евстигнеев Иван, Маркул Марк… — Этого тоже взять живым! — рыкнул Ферот, вспоминая ненавистное лицо парня, который выставил их всех полными идиотами. — Есть, — Лайкерт кивнул, делая пометки на титульных листах, — Худяков Роман, Ти Джей, — Лайкерт притих, переводя взгляд на Федота. Но тот никак не отреагировал, лишь крепче сжал губы, — Фёдоров Мирон, Голубин Глеб. 19А: Машнов Вячеслав. Два последних имени слились для Ферота в один невнятный звук. Фёдоров Мирон. Беглый еврей вне закона. На сотую долю секунды он почувствовал себя солдатом нацисткой Германии, и ярко представил, как Мирон корчится в газовой камере. От одной мысли об этом по его коже поползли мурашки, а на лице растянулся дикий оскал. — Фёдорова не трогать. Я лично покончу с ним. — Да, — Лайкерт кивнул, опасливо косясь на Ферота. Иногда он пугал собственных подчинённых своими жестокими приказами и диким огнём в глазах. — Когда начнём? — После ужина. Капитан очистит весь первый ярус для нас, а всех пассажиров соберёт на втором. Так как наши ребята поселились на первом, то будет пущено объявление во все каюты первого яруса, кроме нужных нам, что нужно срочно подняться на второй ярус. Лайкерт кивнул, поднимаясь на ноги. Ему ещё предстояло проинструктировать агентов и сказать им, кого нужно взять живым, кого убить на месте, а кого волоком притащить к ногам Ферота.***
— Тебе принести картошки? — спросил Мирон, смотря на тарелку Глеба, на которой красовалась одинокая сосиска и две полосочки огурца. Голубин мотнул головой, выдавливая на край тарелки немного кетчупа. — Может, хлеба? — пацан снова машет головой. — Ладно, — сдаётся Мирон, молча отваливая ему макарон со своей тарелки. — Попробуй это! — Ваня кладёт Порчи немного тушёной печени. Португалец недоверчиво косится на неаппетитные коричневые кусочки в подливе. — Это вкусно! Хоть кусочек попробуй! — Даже в картошке вонючий укроп, — бурчит Влад, пренебрежительно выковыривая шмотки зелени и откладывая их на край тарелки. — Блин, — мечтательно тянет Марк, оглядываясь на поваров, которые выносили десерт. — Там малиновое суфле! — он подскочил и через минуту вернулся с дюжиной порций суфле. Мирон усмехнулся, оглядывая парней. В такие моменты он чувствовал полное удовлетворение и даже спокойствие. Ему нравилось иногда утонуть в житейских мелочах, бытовых ссорах и делах. Так он чувствовал себя живым. — У меня с собой есть уно, — сказал Даня, вытирая рот салфеткой. — Сыграем? — Да! — Глеб и Ти переглянулись: они часто собирались у Ти с его друганами и рубились в эту игру до посинения. После ужина все собрались в каюте Мирона и решили резаться в уно. Играли шумно, пару раз к ним даже стучались и просили вести себя потише. — Ну всё, — около одиннадцати Мирон потянулся и зевнул. — Давайте по койкам. — Есть, папочка, — хмыкнул Влад, закидывая руку Диме на плечи и увлекая того к выходу. Порчи переглянулся с Мироном, смерив того многозначительным взглядом, и поманил Даню к двери. Глеб стянул с себя толстовку и джинсы, оставаясь в футболке. Скинув покрывало на пол, парень утонул в чистейшем белом белье. Зарывшись носом в подушку, он втянул свежий сладкий запах кондиционера и затих, моментально проваливаясь в сон. Мирон достал из рюкзака книгу и лёг поверх покрывала. Марк ещё пару минут о чём-то тихо переговаривался с Ваней и Ромкой, иногда хрипло посмеиваясь, а после замолчал. Фёдоров знал, что никто не спит, кроме Глеба и Ти. Всё у него внутри было напряжено до предела, словно сжатая пружина, готовая вот-вот выстрелить. Только Мирона, наверное, сначала вывернет пару раз, а уже потом она выстрелит. Он тяжел вздохнул, закладывая руки за голову. Как же сильно он хотел, чтобы всё это просто закончилось. Уже было неважно, будет ли это хэппи энд или нет. В ответ на эти мысли Глеб наверху заворочался и свесил одну руку. Фёдоров ухмыльнулся, задумавшись о том, что же происходит в голове парня, что ему может снится или о чём он может мечтать. — Мирон! — в каюту залетает Слава. Он выбежал в одних трениках. — Короче, у меня пошла кровь из носа, — он демонстрирует Фёдорову кровавую ватку и суёт её обратно в нос, — а обычно так случается, когда у меня подскакивает давление. Так что я решил позаглядывать в соседние каюты и… — Ближе к делу, Машнов! — шикнул Ваня, приподнимаясь на локте. — Короче я зашёл к каким-то бабулям, и у них по громкой связи пошло сообщение капитана. Он просил всем собраться на втором ярусе. — Но мы ничего не слышали, — протянул Марк, садясь на кровати и свешивая ноги. — Они здесь, Мирон, — Слава вмиг стал серьёзным, пронзительно глядя Фёдорову в глаза. Мирон сглотнул. Уши заложило. Тело бросило в жар, на лбу выступила испарина. Он-то ждал, что за ними придут глубокой ночью. Но перед смертью не надышишься, как говорится. — У тебя есть ствол для меня? — спрашивает Глеб. — Да, — Мирон кивнул, склоняясь над рюкзаком. Фёдоров уже давно для себя решил, что он сделает всё возможное, чтобы сохранить Глебу жизнь. Через миг он уже защёлкнул наручник на тонком запястье парня, приковывая того к железным прутьям каркаса кровати. — Что ты творишь? — отчаянно шепчет он. Сердце бахнулось вниз. — Мирон, ты не бросишь меня здесь! — Пошли, — сухо кидает Мирон остальным, первым выходя из каюты. Марк явно знал, что творится в голове у Мирона, а потому молча пошёл за ним. — Мирон! — позвал Охра, нервно проводя ладонью по волосам — парень явно нервничал. И никто не взялся бы винить его за это. — Зачем ты так? А вдруг его застанут тут врасплох? — Ничего, Глеб, так будет лучше, — Ромка привязался к парню, а потому не хотел, чтобы тот пострадал. Да и нельзя было исключать вероятность того, что пацан будет им только мешать и лезть под руку. Более того, никто не хотел подставляться и следить за его безопасностью. — А когда мы всех уложим, то вернёмся и отстегнём тебя! — Нет, чёрт, — Глеб дёрнул рукой, звеня наручниками. — Ти! Помоги! — Он прав, Глеб, — уныло отозвался Ти, накидывая капюшон на голову. — Тут ты будешь в безопасности. — Блять, нет! Нет! Мирон думал, что так для него будет лучше. Он молился, чтобы Глеб догадался вести себя тихо, когда всё начнётся. Может, хоть так он сможет уберечь его. Но как же тяжело было бросать его. Фёдоров мог только догадываться, насколько Глебу было страшно за закрытой дверью в полной темноте. — Порчи, — позвал Мирон, осторожно заглядывая в каюту. — Что? — тот вскинул голову. Фёдоров ввёл его в курс дела. — Ну вот и всё, — оптимистично выдал Влад, садясь на кровати. — Какой план? — Ну, сидеть тут и ждать их точно не вариант, — задумчиво тянет Марк, покусывая губу. — Но и палить по ним первыми тоже не вариант, — возражает Даня. — Тогда предлагаю пойти на разведку, — подаёт голос Слава. — Я пойду. — Я с тобой, — Ваня кивнул. Слава выдохнул и снял пистолет с предохранителя. Даня тревожно смотрел ему в спину, теребя край футболки. Снаружи было холодно. Машнов поёжился, выпуская изо рта облачко пара — он всё ещё был в одних спортивных штанах. Он весь подобрался и медленно двинулся по коридору. С правой стороны был ряд кают, а с левой — океан. Над неспокойной водой клубился туман, небо заволокли тяжёлые серые облака. Их лайнер, как ленивый бегемот, медленно тащился вперёд, легко разрубая водную толщу. — Эй, Машнов, — позвал Ваня, привлекая внимание Славы. — Не хочу умереть, если рядом только ты. — Да пошёл ты, — беззлобно отозвался тот, морща нос. Они прислушивались к каждому шороху. Кроме плеска волн ничего не нарушало тишину. — Видимо, пассажирам сообщили об операции и согнали их в одно место, — подумал вслух Слава, оказываясь на задней площадке первого яруса. — И что теперь? В ответ на это вопрос мимо него просвистели пули, не настигая цели, словно хотели только припугнуть. — Где остальные? — Слава повернул голову на голос и увидел на втором ярусе пару агентов при полном параде: в шлемах и бронежилетах. Смешно: готовые к бою солдаты против почти голых парней. — Спят в своих постельках. Или вы думали, что вас почтят вниманием? — съязвил Машнов. — Босс, что с ними делать? — Они входит в список? — нервно спросил Ферот, вскидывая бровь. — Нет, — агент поджал губы. У него не поднималась рука на почти беззащитных людей, которые не дали повода открыть по себе огонь. — Так прикончи их, чтоб не мучались! — Что делать будем? — спросил Ваня, готовясь драпать. — Предлагаю начать валить гадов. Всё равно перебьют всех, — Слава пожимает плечами. Его выстрел был первым. Пуля вошла точно под кадык великодушному американцу. Кровь брызнула во все стороны, заливая лицо Рэя Ферота. Кислый запах крови достиг мозга, и его губы растянулись в безумный оскал. — Ну, началось, — вздохнул Марк, проверяя магазин, когда прозвучали первые выстрелы — Я вас люблю, пацаны. — Четверо на второй ярус, остальные со мной! — крикнул Мирон, увлекая за собой Влада, Марка и Диму. Даня, Ти, Ромка и Порчи, не сговариваясь, двинулись в противоположном направлении к лестнице. Вопреки распространенному мнению, Мирон никогда никого не убивал. Единственной его попыткой забрать чужую жизнь был Слава. Но ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он вышиб мозги бегущему на него ФБРовцу. — Птичий пепел жёсткий! — рычит Слава, оказываясь рядом с Мироном. — Поздравляю, брат. Теперь и на твоих руках кровь. — Ой, завались, Машнов, — Мирон вертит головой, держа оружие наготове. Впервые в жизни он понял, каково это — заботиться только о себе. В момент, когда что-то угрожает твоей жизни напрямую, ты не думаешь ни о чём другом, кроме себя. Адреналин тёк по венам, заставляя Мирона поверить, что он всемогущ. Когда Славка попал в его поле зрения, Мирон шарахнулся от него, чертыхнувшись. Глаза парня сияли чистым безумием, а рот искривился в дикой усмешке. Вот что Анна разглядела в нём — непреодолимое, неконтролируемое желание убивать, которое накатывало на Машнова с первой кровью. — Не перепутай их с нашими, — буркает Мирон, ныряя за наружные трубы. По железу мазнули пули, и Мирон поморщился от скрежета. Порчи шёл впереди, прикрывая в первую очередь брата. Верхний ярус на первый взгляд был пустынный, однако все слышали выстрелы и были готовы защищаться и нападать в ответ. — Дарио! — крикнул Даня, замечая вдалеке двух федералов, что двигались прямо на них. Те были налегке: без шлемов, но в жилетах. — Этих двоих оставить в живых, — сказал первый второму, прицеливаясь в Рому. — Ти Джей! Ты ещё можешь сдаться по-хорошему! Ти прикусил губу, встряхивая головой. — Извини, Джек, тебе я такого шанса не дам, — Ти первый спустил курок, попадая мужчине точно промеж глаз. — Чёрт, Дань, — Порчи повернулся к брату и подтолкнул его в сторону кают, когда на горизонте появилась кучка федералов, — спрячься там. Не дай себя убить, прошу. Даня решил, что лучше не перечить. Он кивнул и ринулся бежать. Но враги были повсюду. Один из агентов появился из-за угла, и Даня вскрикнул, когда застрелил его. Даже в гуще сражения Слава услышал этот вскрик. — Даня! — крикнул он, пока ноги сами направили его на второй этаж. За одним убитым из-за того же поворота появилось ещё трое, перегораживая парню проход. Тот оглянулся по сторонам и не придумал ничего лучше, чем разбежаться и спрыгнуть прямо вниз. — Кудрявый! Стой!.. — Слава рванулся в его сторону, но было поздно. — Чёрт, — хрипит Даня. Весь окружающий мир превратился для него в одно сплошное цветное пятно. Он поднял голову, оглядываясь в надежде, что хоть кто-то ободряюще подмигнёт и скажет ему: «Не парься, Данёк, всё будет в порядке». Но никто не собирался ему подмигивать и успокаивать, потому что в порядке уже не будет ничего. Боли пока не было — в крови фигачил адреналин, а после падения ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Даня, как слепой котёнок, вертел головой туда-сюда и шарил по полу руками. Он переводит взгляд на свою правую ногу, что выгнулась под неестественным углом. Кровь из открытого перелома брызгала фонтаном. Её прелый железный запах щекотал глотку. К горлу подкатила тошнота. Охваченный паникой, парень попытался пошевелить пальцами сломанной ноги, но он не чувствовал ничего ниже колена. Для него всё было кончено. Правило «решил сдаться — не выдавай врачебной тайны» больше не работало. Теперь было другое правило: «Пусти себе пулю в лоб ради своего же блага». Их всех застали врасплох посреди океана, и бежать им было некуда. Сдаться в руки федералов, прислужников насквозь прогнившей страны, и отдаться на милость хвалёного правосудия означало предать самого себя и предать дело, ради которого всё началось. Хорошо, что мальчик успел вырасти, чтобы это осознать. — Дань! — Слава перегибается через перила, с ужасом оглядывая представшую его взору картину. — Я помогу тебе, подожди! — Нет! — кричит он, мотая головой. Больше никто не пострадает из-за его поступков. И больше никто не будет отвечать за его ошибки. — Оставь меня! Спасайся! — Тут ещё один! — к нему приближается один из агентов, выставив перед собой пистолет. — Ни с места! Положи оружие! — Это богатенький мальчик, — его напарник появляется так же неожиданно. — Тогда целим по рукам, если вдруг вздумает отстреливаться. Слава тянется к карману, но пистолета у него нет - от испуга выронил сразу же, как услышал крик Дани. Он судорожно оглядывается по сторонам в поисках оружия, но поблизости нет никого, у кого можно было бы его отбить. — Блять, — шипит он, перепрыгивая через перила. Его тело тяжело падает на деревянный пол, парень охает. Слава поднимает ошалелый взгляд на федерала, хищно улыбаясь. В его глазах пляшут бесы, а рот давит кровавую лыбу. Он походил на бешеного пса, что защищал свою добычу. — Держать руки так, чтоб я их видел! — дуло пистолета было наставлено на Славу. Тот медленно поднялся на ноги, незаметно принимая пистолет от Дани. Следующие секунды растянулись на целую вечность. Как в замедленной съёмке Слава навёл пистолет на агента перед собой и спустил курок, не раздумывая ни секунды. И пускай он понимал, что сам обрёк себя на смерть, он умрёт не один. Второй выстрел не заставил себя ждать — Славу уложил второй федерал, появившийся из-за угла. Точное попадание прямо промеж бровей — и нескладный, высоченный Слава с глухим стуком валится на пол. Его глаза больше не выражали ничего, хотя и были широко распахнуты. — Слава, — тихо зовёт Даня, протягивая руку и касаясь тела, ещё тёплого, но уже мёртвого, пустого. — Слава… — он бы никогда не подумал, что физическая боль может быть заглушена душевной. Как курение и алкоголь — последний перекрывает действие первого. Сколько бы дерьма он не пережил, он оставался ребёнком. Немного избалованным, немного перелюбленным родителями, но наивным и чистым. Он плакал, когда грустил, и смеялся, когда радовался. Сейчас в его изломанном теле плескалась злая грусть, и горячие слёзы текли по его щекам. — Там ещё один! — Даня достал бабочку из заднего кармана и перекатился на спину. Он скучал по матери. Скучал по отцу. Скучал по тёплым тропическим ливням и горячему песку пляжей. Сейчас, слабея от потери крови, он мечтал когда-нибудь родиться заново, и в той, другой и такой желанной, жизни он был с Порчи, Мироном, Глебом и остальными. Там был и Слава. Слава, которого больше не было здесь. Слава, что бездыханным трупом лежал на полу спиной к нему. Слава, который предпочёл умереть защищая, а не защищаясь. И в какой-то момент для него стало всё так понятно, как дважды два. Он хотел не чувствовать боли в ноге, хотел не чувствовать разъедающей грудь тоски, от которой хотелось выть и царапать грудную клетку в надежде вырвать себе сердце, хотел просто перестать быть. Хотел покоя, тишины и блаженной тьмы. Не влажной и пугающей, а тёплой и убаюкивающей. — Ни с места! Даня закрыл глаза. Он раскрыл бабочку, приподнимая руки над собой. Ему не было страшно. — Брось нож! Ни за что. Холодное безразличное лезвие мягко входит в податливую плоть, с искусанных губ срывается стон, последняя слеза катится по щеке и разбивается о деревянный пол. Отовсюду слышится топот; выстрелы и приказы больше не слышны. Небо проясняется. Полная луна теперь освещает эту печальную картину. Её холодное свечение серебрит потускневшие пружинки каштановых кудрей и тщетно наполняет светом прозрачную мраморную кожу.