Almost family

Хинате — немного за тридцать. Она смотрит на отражение в зеркале, понимает, что «немного» пора брать в кавычки, и с осознанием, что её годы почти позади, отправляется исполнять обязанности мнимой любимой мужем понимающей жены, но искренне хорошей, строгой матери. Хинате идёт материнство. Впервые это отмечает Тсунаде, и с тех пор это понятие призрачным шлейфом тянется за ней аксиомой. Сегодня Хината готовит на завтрак сладкие рисовые шарики, успевает зашить порванный рукав Боруто и при этом мягко улыбается — её сын идёт путём ниндзя, а всего год назад казалось, что в нём нет ничего от духа шиноби. Подумать только — столь благоприятно на сына повлиял не отец, а человек, который пришёл однажды поздней ночью на порог её дома. Химавари торопливо пропалывает ярко-жёлтые подсолнухи от сорняков, а затем спешит к тёте Ханаби и лишь у неё обнаружит, что в её походной сумке лежит аккуратно сложенная на вечер дождевая курточка и контейнер с сируко, которые она с удовольствием съест и помянет маму добрым словом. Хината провожает Наруто в прихожую, желает ему удачного дня, целует в полосатую щёку — и остаётся одна. Хината вежливо улыбается Сакуре, игнорирует запах знакомого парфюма — кажется, что он давно въелся в одежду мужа и невозможно его выстирать — и рассказывает о минувшем днями ранее празднике Химавари, и интересуется делами Сакуры. Сакура приветливо улыбается Хинате, не чувствует то, что в простонародье называют совестью за плохие деяния, искренне радуется за Химавари и внутренне гордится — это её рук дело, что Наруто пришёл на День рождения к собственной дочери — и с щенячьим восторгом, словно ей до сих пор двенадцать и она влюблена в Саске той слепой любовью, делится — муж скоро вернётся домой. Как обычно — ненадолго. Иначе просто не бывает. Коноха никогда не была домом для Саске, и появление семьи ничего не изменило. Это понимали ещё в далёкие восемнадцать-двадцать лет — Саске слишком свободолюбив и не останется даже во имя семьи. Это также осознала маленькая Сарада, но Сакура ещё не выросла из своих вечных двенадцати лет и до сих пор продолжает верить в сказки, и тешить своё самолюбие, что она — его семья. А от его семьи остались только могильные плиты и девочка с плохим зрением. Однако последнюю он любит искренне. Хината думает — Боруто будет счастлив возвращению своего учителя, а потом прощается с Сакурой и идёт к Шикамару, интересуется о совместном проекте Листа и Песка. — Мне Наруто-кун ничего о нём не рассказывает, — поясняет Хината, которой, как и мужу, небезразлична судьба Селения, но семья её волнует намного больше. Шикамару вздыхает и с видом глубоко замученного человека сообщает об обмене опытом между Конохой и Суной, а потом пользуется возможностью и под предлогом важных дел Советника Хокаге покидает Хинату. При встрече с семьёй Узумаки глаза его по-прежнему полнятся досадой и извинениями, лишь Наруто он одаривает неодобрением, но молчит — в перипетии чужой семьи он не хочет вмешиваться, ибо это — не его дело. Хината его не задерживает, идёт домой, где её ещё ждут уборка, ужин и тишина, в которые врывается колкое переживание — не то, которое её навещает, когда муж задерживается в резиденции совсем не по делам Селения, а незнакомое. Наруто спокоен — «счастье в неведении». Его дети всегда накормлены, опрятно одеты и повода для переживаний нет — только поведение сына немного тревожит… Однако все ли дети безгрешны? Наруто вспоминает себя в двенадцать лет и позволяет ностальгическую улыбку. Да, Боруто отличается отцовским характером — шумное напоминание Конохе о хулиганистом прошлом Седьмого Хокаге, но минуточку. Улыбка постепенно меркнет и оставляет лишь понимание — его сын давно прекратил проказничать и только с необъяснимой тонной презрения кличет отца «мерзким стариком», и порой глядит исподлобья, а синие глаза искрятся злобой. Тихо, тихо… Может, поведение Боруто объяснимо? Наруто прошибает холодный пот, но он быстро успокаивается — сын не смог бы смолчать, если бы узнал о таком, а значит, он провинился в чём-то другом, и следует немного подумать — в чём именно? А Химавари — другая. Она смотрит на мир с любовью ребёнка и мудростью старца, но руки к нему не тянет, осознаёт — можно обжечься. Не тянет, как тянул он в поисках признания у целого мира. Не тянет, как мать, чтобы быть услышанной. Да, Химавари — другая, внешне — слепок доброй матери, но характером — истинная Хьюга с соответствующим ударом своего клана — точным и разящим. Вспоминая давний инцидент, Наруто чувствует фантомные боли в животе. Кажется, что он должен об этом позабыть — давно это было, но не может — такие маленькие моменты складываются в семейную жизнь. Семейная жизнь. Семья… Наруто хочется схватиться за голову и взвыть — о чём он думал, когда срывал с губ бывшей напарницы, своей подростковой не то влюблённости, не то любви всей жизни, жены лучшего друга поцелуй? Наруто хочется схватить Сакуру за плечи и спросить — о чём думала она, когда вместо того, чтобы осадить его могучим ударом, разомкнула губы в беззвучной взаимности, схватила за грудки, держала, держала, держала и не отпускала. И оба тонули в грешном удовольствии и звали друг друга по имени. Наруто хочется схватиться за голову и взвыть. Наруто хочется схватить Сакуру за плечи и спросить. А потом он видит яркость зелёных глаз, чувствует мягкость розовых волос, и ему хочется только тонуть в грехе вместе с ней, и пусть весь остальной мир подождёт. Всё хорошо, пока родная жена пребывает в неведении и не тревожится его отсутствием на семейном ложе. Всё хорошо, пока дети юны, глупы и не подозревают о деяниях отца. Всё хорошо, пока Саске странствует по миру и не знает. Всё хорошо, пока Наруто с отеческой любовью рассказывает о Боруто и Химавари, одновременной с гордостью и скромностью — о родной жене, чьи понимание и мягкосердечность меркнут на фоне зелёных глаз и розовых волос, но другим об этом знать необязательно. — В день инаугурации меня на пост Седьмого Хокаге, — воодушевлённо рассказывает Наруто, улыбается и чешет затылок; всё как десять-пятнадцать-двадцать лет назад и как будет через десять-пятнадцать-двадцать лет, если не сгинет, — Химавари меня случайно ударила и… Титул Каге за меня брал Конохомару, даттебайо! Гаара молча слушает Наруто — не то чтобы ему была интересна его семья, но почему бы не послушать? Другу нравится ворчливо делиться сложностями с воспитанием сына, холить и лелеять дочку — домашний папенькин цветочек. Гаара думает — его дети ведут себя иначе — сказывается, что они не родные в понимании крови, но сердцу и душе — близкие, а ещё Гааре кажется странной реакция Наруто, когда речь заходит о Хинате Однако потом всё становится на свои места и странная реакция не кажется странной. Хината раньше думала, что выдержит не одну измену мужа во имя благополучия своей семьи, но знать о его деяниях и воочию увидеть — разные вещи. Кажется, что сердце вот-вот разорвётся от боли — настолько сильно оно щемит. Но оно не разрывается и лишь бьётся, как в детстве при виде Наруто, бьётся, как при признании чувств, бьётся, как когда отец дал своё благословение и она покинула отчий дом, как когда муж коснулся её и наутро она проснулась женщиной, а теперь он ласкает чужую жену, словно родную. По ту сторону незапертой двери слышатся знакомое ещё по девичьим годам — «Наруто», и влюблённо-нежное, почти как в детстве и которого она не дождалась даже спустя годы — «Сакура-чан», и томные вздохи. Наруто ласкает другую в своём кабинете. Боруто выразился бы иначе. Наруто ласкает другую на рабочем столе, сметая важные документы и компьютер. На том самом рабочем столе, на котором маленький Боруто оставлял незамысловатые каракули и остатки картофельного пюре. Химавари всегда вела себя аккуратнее по сравнению с братом. Наруто ласкает другую, не замечая чужого присутствия по ту сторону двери, потому что всё его внимание приковано к блеску зелёных глаз, мягкости розовых волос и греху. Наруто никогда не отличался внимательностью вне поле боя, а Сакура — вне госпиталя. Хинате хочется, чтобы её сердце всё-таки разорвалось, чтобы не слышать ни знакомого — «Наруто», ни влюблённо-нежного — «Сакура-чан», чтобы не чувствовать и не ощущать присутствия Казекаге — ещё одного свидетеля греха её мужа и её позора. — Извините, — зачем-то шепчет Хината: голос её тих и бесцветен, — я пойду. Пожалуйста, не говорите Наруто-куну, что мне… что я была здесь. Хината разворачивается и торопливо шагает прочь; пытается уйти от «Наруто», уйти от «Сакура-чан», уйти от воображения — оно ярко рисует образы преступления по ту сторону двери. Однако они преследуют её — звучат долгим эхом в голове и теперь никогда не оставят в покое. Хината думает — бедный Боруто, если стал свидетелем измены отца. Хината думает — какой ужас будет, если это однажды увидит Химавари. Хината думает — бедные дети. Стоит ли во имя их благополучия оставить всё как есть? Наруто ведь предаёт не их, а её. — Хината, — негромко зовёт Гаара, когда они оказываются на улице, и замечает, что природа вторит настроению жены Хокаге — ему, по крайней мере, кажется, что сейчас в её душе такой же проливной дождь. — Почему? Потому что всё понимает — Наруто не любит её, но благодарен за сына, благодарен за дочку, благодарен за её ожидание и любовь. Но его сердце давно — задолго до родной жены — принадлежит другой, и он извиняется за это каждый раз, когда приходит домой, принимает её влюблённые поцелуи в прихожей и делит супружеское ложе с ней, а не с той, которую любит. На такое не отваживается даже он. — Потому что… — сквозь проливной дождь Хинату едва слышно, но сейчас это лишь к лучшему — никто не услышит, как сильно надломлен её голос, никто не увидит, что на лице у неё не холодные капли дождя, а горячие слёзы, — …люблю. Сказано «люблю» — и сердце щемит только сильнее. Сказано «люблю» — и слёзы текут лишь сильнее. Гаара подходит ближе, осторожно касается лица жены Хокаге, вытирает слёзы и капли дождя, и смотрит настолько безразлично, что кажется — ему в тягость здесь находиться. Однако впечатление обманчивое. Он глядит и вспоминает девушку, что когда-то светилась скромной радостью, с мягкой улыбкой и тихим «спасибо» принимала поздравления со свадьбой. Он её также поздравлял. Хината шепчет слова извинения, смиренно принимает прикосновения постороннего человека и думает — правильно ли, что господин Казекаге касается её? Гаара молчит, не подозревает, что его молчание немного пугает; стирает слёзы с лица жены Хокаге и вспоминает, как счастлив был Наруто рядом с этой девушкой, а теперь бессовестно нежится в руках чужой женщины. — Казекаге-сама, — шепчет Хината, поднимает заплаканные глаза на друга мужа, — не говорите Наруто-куну, что я знаю, что вы знаете. Не говорите. Гаара думает, что проблемы семьи Наруто — не его дело, но ему не нравится выбор, что делает жена Хокаге. Во имя чего эта жертва? — Хината, — серьёзно обращается Гаара, берётся за маленькие по сравнению с его руками плечи и внимательно смотрит, а Хината ловит себя на мысли, что безразличие в его взгляде пугало меньше, чем внимание. — Это неправильно. Ты понимаешь? — Понимаю. Но от понимания не легче. Понимание не заглушает томные вздохи, знакомое ещё по девичьим годам — «Наруто», влюблённо-нежное, почти как в детстве и которого она не дождалась даже спустя годы — «Сакура-чан». — Понимаю. Понимание не решает проблемы. Боруто вслух кличет родного отца «мерзкий старик», чтобы не огорчать маму сильнее, но мысленно называет его только «мразью». Он знает о деяниях отца, может лишь злиться и с ненавистью и презрением вспоминать, когда узнал об этом. Хината думает, что возненавидеть Наруто и Сакуру было бы неплохо, но не может — сердце слишком доброе, мягкое. Хината думает, что ответить Наруто и Сакуре той же монетой было бы неплохо, но нельзя — это плохо, грешно. Однако людей порой манит к запретному, и внимание Казекаге столь сильно греет наравне с улыбкой мужа, а это сейчас так сильно нужно и пусть весь остальной мир подождёт, как ждала она. Где-то с уголка сознания доносятся томные вздохи, знакомое — «Наруто», влюблённо-нежное — «Сакура-чан», и осторожный лепет, совсем как в детстве, невнятное бормотание и попытка высказать свои мысли — не надо, но тихо, тихо, почти неслышно. Хината поднимается на цыпочки, успевает уловить внимательный взгляд Казекаге, прежде чем закрыть глаза, коснуться его губ — губ чужого мужчины — и ощутить незнакомый вкус вместе с каплями дождя и солёными слезами. — Хината… — негромко зовёт Гаара, отступает на шаг, и нет в его голосе осуждения, а она его ждёт, надеется услышать и боится больше, чем свидетелей — сейчас кажется столь несущественным, что она поцеловала другого мужчину перед резиденцией Хокаге и что, возможно, найдутся десятки людей, что стали свидетелями падениями безупречной жены. Однако это всё неважно, потому что в застенках резиденции происходят ситуации безобразнее — чужой муж и чужая жена тонут в едином грехе, и нет в них волнения перед разоблачением. Хината ждёт и думает — Казекаге осадит её, но она будет в дальнейшем благодарна за это. — Не здесь. Всё решено. Хината кивает, направляется домой и думает, думает, думает. Понимает — это плохо, грешно, нельзя отвечать той же монетой и что потом она будет себя ненавидеть. Будет смотреть в зеркало и видеть падшего человека — ничем не лучше Сакуры, ничем не лучше Наруто. А Казекаге спокоен и сдержан, следует на шаг позади неё, молчит и тоже думает, но его спокойствие и сдержанность отпугивают — не заражают, как ожидается, молчание нагоняет страх, а его мысли… О чём он думает? Дом погружён в знакомую тишину — никого нет дома. Хината бросает взгляд на лестницу, но вести Казекаге в супружескую спальню не смеет — неслыханная дерзость будет привести постороннего мужчину на семейное ложе, — и, не поднимая опущенных глаз, бесшумно ступает в гостиную, бросает взгляд на диван, и жар волнения и паники ударяет в голову. Она действительно собирается пасть до греха? — Казекаге-сама… — приглашающе шепчет Хината, присаживается на диван и кидает быстрый взгляд подле себя. Гаара присаживается, но на расстоянии, кладёт ладони на колени и не торопится ни говорить, ни действовать. Он по-прежнему собран и сдержан, а его глаза, кажется, видят саму суть мироздания. — Давно, — начинает Гаара, — Наруто тебе изменяет? Фраза выходит несколько более резкой, чем он того хотел, и, увы, попытка смягчить спокойно-задумчивый голос терпит фиаско. — Наверное, давно, — шепчет Хината, опасается, что стены услышат её разговор с Казекаге, но рада, насколько возможно в этой ситуации, что никаких поползновений нет. Гаара внимательно глядит на жену Хокаге, понимает — узнала она об этом недавно, а ещё замечает, что она непозволительно сильно напряжена. Обоснованно, если вспомнить, под каким предлогом они пришли сюда. — Думаю, — признаётся Хината, вспоминает тот день, когда сердце впервые ощутило неладное — Наруто, как обычно, задерживался на работе, а когда вернулся, от него впервые пахло сакэ. Это оказывается первый раз, когда муж забывает о семье, о родной жене и детях. — Это началось, когда Боруто было десять. — Дети знают? — Боруто знает. Гаара додумывает сам — сын Наруто отличается тем ещё темпераментом, но кто посмеет осудить мальчишку за ненависть к отцу за такое? А с другой стороны — дела взрослых не для детей. — Казекаге-сама… — Можно по имени. — Гаара-сан, — фамильярнее Хината себе не позволяет, — ты… «Ты» звучит интимнее, чем имя. — …ничего не расскажешь Наруто-куну? — Не расскажу. Гаара хочет добавить — это не его дело, тем не менее, это прозвучит грубо, а потому не говорит, молчит, но от собственного молчания не легче и кажется оно неверным. — Послушай. Хината напрягается. Казекаге поднимается на ноги, поправляет потемневшее от дождя пальто и внимательно смотрит, а она отвечает ему зеркальной взаимностью. — Рано или поздно… Она понимает, о чём он говорит, и согласна, но «согласиться» и «сделать» — разные вещи. — …об этом узнают. Сын уже знает, а не ровен час, узнает дочь. Хината вздрагивает при упоминании Химавари, холодеет, но не перебивает — Казекаге зрит в самое сердце страха, и он это знает. — Подумай над тем, что я сказал, — Гаара разворачивается, готовится уйти, но позволяет себе ненадолго задержаться. — Отдыхай. Если не передумаешь и решишься, то приходи в ресторан данго между четырёх и пятью часами вечера. Хината провожает Казекаге, испытывает странное ощущение — обычно в прихожей она прощается с Хокаге, а после его ухода возвращается в гостиную, присаживается на диван и вздыхает. Думает — боже, она чуть было не изменила мужу с его другом и не упала в собственных глазах. Но почему это не свершилось? Хината печально улыбается, понимает — у Казекаге не было такого умысла, и это — почти истина, и за это — она благодарна. Он уберёг её от греха.