***
Когда Кэнди вошла в квартиру, перед ней пристали пятеро отчаянно сжатых существа, испытывающих груз вины. Она гложила их, особенно учитывая, что всё это произошло на глазах у девушки… — Расслабьтесь, — она выдавила улыбку. — Я так рада вас всех видеть, мы всё исправим, мы всё сможем. Не стоит отчаиваться, вы не в чём не виноваты, это всё Война, — девушка тараторила без остановки, надеясь как можно больше времени провести с ними без разбора их психологической боли. — Всё у нас будет хорошо. И первым к ней подлетел Бальтазар, просто заключая в тёплые, но слишком сильные объятья, так что на её глаза сразу навернулись слёзы. Всего два дня… Если можно так сказать, ведь на часах было пять утра, а значит, судя по её самочувствию, завтрашний рассвет принесёт закат её существования. Гавриил поцеловал Кэнди в лоб, откидывая назад золотистые пряди, едва не замечая в них не скрытую чёрную каплю. — А давайте напьёмся? — стараясь, чтобы голос не дрожал предложила Кэнди, даже не надеясь, что кто-то согласится, но все рассмеялись. — Конечно, но кто, кроме Бальтазара, пьёт с пяти утра? — глашатай помог девушке разуться. — Может сначала что-то другое? Заняться именно тем, что хотела она, было для остальных чем-то вроде отдушины, или извинения, так что девушка с готовностью кивнула: — Давай испечём торт? Пробормотав что-то по типу: это точно твой ребёнок, Бальтазар похлопал по плечу глашатая, доставая из шкафа три одноразовых фартука, с разнообразными зверюшками, надевая на Кэнди с утятами, Гавриилу вручая муравьёв, а себе с лисичками. Он весело улыбнулся, шествуя на кухню, бормоча себе под нос ну совсем не весёлый стишок: — Я хочу умереть в лесу, своим телом кормить лису. И её несмышлёных лисят, они голодны — пусть едят. Кэнди проследовала на кухню следом, за руку ведя архангела, который счастливо улыбался несмотря ни на что. Он глядел на эту малышку, вспоминая как увидел её спящей рядом, тогда впервые задумавшись о привязанности, о доме, о кошке с собакой, о походах в супермаркеты. У него ехала крыша. Ведь одно прикосновение её пальцев когда она смеялась, наполняло его чрезвычайным волнением и неземной радостью. Она скидывала мужчинам в руки продукты, а глаза горели предвкушением и счастьем. Девушка так открыто касалась дрожащими пальцами голой кожи Бальтазара, что тот немного заволновался, не зная, что же происходит, списав всё на стресс. Она сжимала его ладонь, передавая пакетик ванилина, словно тот в любую секунду мог раствориться, исчезнуть прямо с кухни. Но всё равно Кэнди наслаждалась процессом, показывая глашатаю как смешивать в миске яйца с сахаром, но тот так кривил лицо, что когда очередь дошла до муки, девушка просто набрала в руку горсть, запуская прямо в Гавриила, ошарашенно замершего, покрытого слоем белой муки. Он пару раз моргнул, кивая Бальтазару, который тут же начал с упоением щекотать девушку, осевшую на пол, смеясь до слёз. Архангел просто перевернул на неё всю пачку, присоединяясь к пыткам щекоткой. Услышав такой заразительный смех, к ним прибежал кудлатый Шерлок, с заливистым лаем прыгнувший в бой, отбивать Кэнди. К ним подошёл и Сэм с Самандриилом, которые нашли старый фотоаппарат печатающий снимки, но он, к сожалению, не работал, так что и они просто наблюдали за такой идиллией. Но спустя кучу времени, сил и милых потасовок, они все в тесте, уставшие, но довольные — вынули из духовки странную смесь пирога с кексом, который жутко напоминал египетские пирамиды. Ещё и подгорел. Хотя, кого волновали такие мелочи? Бальтазар вдруг воспользовавшись общим отвлечением за руку утащил девушку в другую комнату, усаживая её на диван, и в уже тёмном полумраке вечера присел рядом вдыхая запах её волос: — Думаю, мне нужно извиниться, — он приподнял уголки губ. — Я, видишь ли, отношусь к той породе существ, которые к любви относятся серьёзно… и мне так жаль, что я… Но договорить ему было не суждено, ведь Кэнди, поддавшись порыву неумело потянулась к губам ангела, роняя слёзы на разгоревшиеся щёки, чувствуя, как всё внутри пылает и жжётся. Бальтазар сжимал её лицо руками, углубляясь в поцелуй, но вдруг понимая, что та слишком стесняется, стараясь отстраниться. Она неловко улыбнулась, убегая в ванную, а мужчина откинулся на диван, глядя на потолок, который теперь играл яркими красками. Он впервые в жизни просто улыбался как дурак, не в силах прекратить это, просто наслаждаясь тем карамельным лучиком света, пронзившим этот мрак. И действительно хотелось жить дальше несмотря ни на что, просто зная, что есть ради кого. Она не была похожа на остальных людей, она несла только самое светлое во всём мире, ведь когда человеку больно, он причиняет боль другим. Он понимал это, внимательно наблюдая за целым огромным миром. Если кто-то когда-то жесток или причиняет боль кому бы-то ни было, то это лишь потому, что глубоко внутри страдал сам. И Кэнди поступала совершенно наоборот, стараясь приносить только смех. Жаль лишь, что Бальтазар не знал правды, не представлял истины, ведь действительно легче считать, что она застеснялась, чем что она плюётся кровью в раковину, зажимая себе рот руками, вновь закусывая от боли кисти. Девушка отворачивала ворот спортивной кофты, конечно зная, что болезнь мутировала, но не настолько же! Всю шею перечёркивали чёрные пятна, немного выпирающие под тонкой бледной кожей. Кэнди никак не могла понять, почему так быстро, ведь прошла только половина суток, а она больше не может терпеть. Девушка вынула из шкафчика чью-то косметичку, замазывая налитые кровью мешки под глазами, и поднимая ворот повыше. Она вышла из ванной, просто умащиваясь в кресло около Гавриила: — Я так хочу спатки, — она наигранно потянулась, ловко изворачиваясь и целуя того в щёку, которую как обычно оттопыривал леденец. — Какой наглый утёнок, — глашатай усмехнулся. — Тогда выпьем завтра. Ложись. Девушка тихо сглотнула, вбивая ком рыданий поглубже, зная, что у неё завтра уже не будет: — Расскажи мне что-то, чтобы спалось лучше. — Ну, — архангел задумался. — Ты, конечно вряд ли помнишь, но когда-то давно, наш цирк выступал в одном курортном городе, с шикарным пляжем на шикарном море. Но она помнила. Эта бескрайняя водная гладь, ширь которой открывается восторженному взору во всём своём великолепии. Изумрудные волны, горячий песок и ожигающее солнышко, кувыркающееся в перистых облаках, наполняют душу бесконечным преклонением перед величием природы, а глаза — слезами. — Ты тогда так радовалась каждой вещице, даже скомканным бычкам, но знаешь, море помнит всё, и мы как-нибудь обязательно туда вернёмся. Я обещаю тебе наверстать всё упущенное, ты же мне веришь.***
Бальтазар едва заметно посапывал ей в висок, и Кэнди тоже начинала проваливаться в сон, зная, что скорее всего больше никогда не откроет глаза. Спустя слишком много времени она снова сидела в том же прекрасном розарии, скукожившись на белой лавочке, прижимая к себе колени. Она так сильно плакала, что просто сползла на землю, выжидая, когда появится её друг. Но его всё не было. Лишь розы тихо шелестели на ветру, словно стараясь что-то рассказать ей, поделиться самым сокровенным секретом, ведь, в каком-то смысле, они тоже были не настоящими, настоящие они замерли в вечности хрупкими скелетами, развеиваясь на ветру. И кроме неё их никто никогда не навещал, даже не подозревая, что цветы могут скучать, а девушка на самом деле и была прекрасным бутоном, который всегда стремился радовать остальных своим невероятным цветением. Скучала она, скучали и они. По нему. Кэнди наконец перевела дыхание, вдруг услышав едва различимый стук, с которым рядом с ней свалился неизвестно откуда крошечный зелёный камушек. Она сжала его в руке, понимая, что тот, кого она так ждёт — не придёт. Ни сейчас, ни спустя время, никогда. Сколько бы она не ждала. Прямо во сне девушка почувствовала, словно тонет, чувствуя влажные побеги на своём лице, хотя на самом деле понимала, что влаге взяться просто неоткуда, разве что… Она лежала на постели, окрашенной в алый цвет крови, которую Кэнди сама и откашливала, с силой сжимая руку Бальтазара. Девушка в последний раз взглянула в до жути перепуганные глаза ангела, переводя взгляд на глашатая, который отчаянно пытался её исцелить. Девушка растянула губы в улыбке, понимая, что больше не видит ничего, ведь последние удары её сердца замедлились на столько, что… Всё, что успевает выжать из себя Кэнди, навсегда замрёт в душе Гавриила: — Папа…