Окно

Сидя в душном автобусе, Ник смотрел в окно на проплывающие мимо серые дома новостроек и думал: «Значит, семнадцатое июня. В этот день Родька погибает. Моя задача - сделать так, чтобы он остался жив. Но как? Первый раз он повесился в тюрьме. Второй раз - утонул. Значит, нужно научить его хорошо плавать и не подпускать в этот день к воде. Это не проблема. Еще секс… с этим нужно быть осторожней. Тринадцатого числа, в первый раз, мы были на берегу, и нас никто не видел. Дальше… В прошлый раз… пятнадцатого в ангаре лодочной станции и шестнадцатого в его комнате» Мысль о сексе отвлекла его от рассуждений. Он поймал себя на том, что очень хочет секса, но не абы-с-кем, а именно с Родькой. В первый раз у них вышло все не так, как хотелось сейчас Нику. Он помнил, как наслаждался телом Родьки, не думая о его ощущениях. Нику почему-то было стыдно за тот раз, и он не хотел повторения. А вот в прошлый раз, в вожатской, было все совсем по-другому. И Родька был другим. Всегда очень сдержанный и скромный, под ласками Ника он вдруг открылся, как бутон цветка, и стал страстным и горячим. Он выгибал тонкое тело навстречу рукам и губам Ника. Он жадно ловил его поцелуи. Его рука крепко сжимала волосы Ника на затылке и властно тянула к себе, требуя ласки. От воспоминаний в голову Ника сильными толчками ударила кровь, и щеки и уши вспыхнули румянцем. - Давай откроем форточку, - предложил Иваныч, глядя на раскрасневшегося Ника, - а то неровен час солнечный удар получишь. - Эх, сейчас бы перекусить, - Ник расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и почувствовал прохладный ветерок из окна на своей груди. Иваныч полез в рюкзак и достал оттуда промасленную газету. В ней лежали два бутерброда с подсохшим сыром и растаявшим маслом. Из того же рюкзака он достал два немного раздавленных вареных яйца и протянул одно Нику вместе с бутербродом. - А чего ты мне в прошлый раз это не предлагал? – спросил Ник, складывая шелуху от яиц в газету. - Когда это? – не понял Иваныч, - мы с тобой полчаса назад познакомились. - Не обращай внимания, - тряхнул головой Ник, откусывая от бутерброда. Простая еда Иваныча утолила голод, но вызвала тяжелую икоту. - На, - Иваныч вынул из рюкзака бутылку лимонада и, лихо открыв ее об торчащий из поручня болт, протянул Нику. Лимонад был теплый и сильно газированный. Он помог побороть икоту, но вызвал сильную отрыжку. Своим грозным рыком Ник вызвал смех девочек, сидящих справа от него, и одобрительные аплодисменты мальчишек с заднего сидения. Автобусы выехали на проселочную дорогу, и в окно потянуло свежестью и ароматом цветущих трав. Ник улыбался, глядя на знакомую кромку леса, на широкую полосу реки, на березовую рощу возле ворот лагеря, и чувствовал, как на его душе становится легко. - Все исправим, Иваныч. Правда? – сказал он воспитателю, хлопая его по плечу. - А то, - улыбнулся он Нику и, встав с места, громко сказал детям. - Сейчас все выходим из автобусов и организованно идем разбирать чемоданы. Никто никуда не разбегается. Разбивая свой отряд по парам, Ник искоса смотрел на Родьку, который пытался построить так же своих малышей. Мотька стоял в сторонке возле своего чемодана и тер кулаками заплаканные глаза. Ему не хватило пары, поэтому Родька взял его за руку, и строй малышей медленно пополз по дорожке к воротам лагеря, волоча за собой тяжелые чемоданы. - Так… Смирнов, Семушкин, Мерзоев, Хлебонько, Вашурин. Отдайте свои чемоданы пацанам, и все за мной, - громко скомандовал Ник. - Кирилл, организуй своих ребят. Надо мелким помочь, – сказал он, проходя мимо четвертого отряда. Старшие мальчишки разобрали чемоданы малышей и понесли их к корпусу тринадцатого отряда. Ник догнал Родьку и хромающего рядом с ним Мотьку. - Почему хромаешь, боец? – спросил он у хлюпающего носом мальчика. - Ботинки новые, - хмуро буркнул тот, вытирая сопли рукавом рубашки, – натерли. Ник присел на корточки и, постучав себя по спине, сказал: - Забирайся на меня и садись на шею. Мотька недоверчиво посмотрел на него, поставив свой чемодан на землю. - А так можно? – спросил он у Ника. - Так во время войны выносили раненых бойцов, - серьезно ответил Ник, ловя удивленный взгляд Родьки, - ну… может, выносили и не так, но ведь на плечах ехать веселее? Мотька забрался на спину к Нику, оттуда перелез на плечи и, громко шмыгнув носом, сообщил: - Я могу еще два чемодана взять. Мне не тяжело. - Давай лучше я возьму два чемодана, а ты держись крепче, - поднимаясь на ноги и хватая два стоящих рядом чемодана, ответил ему Ник. Один из чемоданов оказался ужасно тяжелым. От неожиданности Ник крякнул и опустил чемодан на землю. - Кто из вас, архаровцы, с собой в лагерь чемодан гантелей взял? – спросил он, оборачиваясь к отряду малышей. - Это мой чемодан, - ответил ему Родька, широко улыбаясь, - только там не гантели, а книги. Ты лучше у Антошки возьми чемодан. А свой я сам донесу. Ник немного не рассчитал свои силы. Нести на загривке мальчика и еще два чемодана в руках оказалось нелегко. По его лбу струились капельки пота, застилая глаза. Одна капля некрасиво повисла на кончике носа, и Ник несколько раз громко дунул, пытаясь освободится от нее. Но как только Ник ловил на себе заинтересованный взгляд Родьки, идущего чуть впереди, он надевал на лицо маску бравого солдата и даже пытался идти строевым шагом, вытягивая носок. Корпус малышей находился в дальнем конце лагеря. Освободившись от ноши и вытерев потное лицо подолом рубашки, Ник пошел по главной аллее в сторону корпуса первого отряда. - Погоди! – услышал он у себя за спиной. Ник обернулся и увидел Родьку, рысцой бегущего за ним. - Забыли чего? – спросил Ник, останавливаясь. - Нет… - сказал Родька, останавливаясь около него и тяжело дыша, - я хотел тебе спасибо сказать за то, что помог. - Да не за что… - улыбнулся Ник и протянул руку Родьке, - кстати, меня Николай зовут. - Родька, - ответил тот, пожимая руку, и тут же, поправив на носу очки, серьезно добавил, – Родион. - Приятно познакомиться, Родион, - улыбнулся ему Ник, – а что у тебя там за книги в чемодане? - В основном учебники по литературе и педагогике. Хочу немного заняться самообразованием, - ответил Родька, так знакомо теребя штанины шорт. - И еще стихи… - О! Стихи это здорово! – оживился Ник. - Я тоже люблю стихи. Особенно молодых авторов. - Я могу тебе Евтушенко дать, - обрадовался Родька. - Евтушенко я читал, - Ник немного напрягся, вспоминая, и, наконец, выдал: - Не пью. люблю свою жену. Свою - я это акцентирую. Я так по-ангельски живу - чуть Щипачева не цитирую. От этой жизни я зачах. На женщин всех глаза закрыл я. Неловкость чувствую в плечах. Ого! Растут, наверно, крылья. Я растерялся. Я в тоске. Растут - зануды! Дело скверно! Теперь придется в пиджаке проделать прорези, наверно. Я ангел. Жизни не корю за все жестокие обидности. Я - ангел. Только вот курю. Я - из курящей разновидности. Быть ангелом - страннейший труд. Лишь дух один. Ни грамма тела. И мимо женщины идут, я ангел. Что со мною делать! Пока что я для них не в счет, пока что я в небесном ранге, но самый страшный в жизни черт, учтите, - это бывший ангел! Пока Ник читал, Родька, не моргая, смотрел на него, от удивления открыв рот. Придя в себя, он зачем-то откашлялся и, опустив глаза, спросил: - Про тебя стихи? Поэтому они тебе понравились? - Возможно, - засмеялся Ник. - Мне больше Ахмадулина нравится. Белла, - ответил Родька, - если хочешь, я принесу тебе почитать, у меня есть с собой. - Договорились, - ответил Ник и, хлопнув Родьку по плечу, добавил, - ладно, беги к своим малышам. Увидимся. Ник был доволен. Родьку он заинтересовал и, на этот раз, не просто внешностью. Ник явно ему был интересен как человек. И дело было не только в стихах. Этот внезапный порыв помочь малышам был спонтанным и шел от души. Ник изменился и сам заметил это. Прежний Ник воспользовался чувствами Родьки и совратил его чистую душу. Нынешний Ник не хотел торопить события. Ему хотелось прочувствовать каждый момент зарождающейся симпатии. Увидеть, как с каждым днем взгляд Родьки теплеет, как он дрогнет от первого прикосновения, как задохнется первым поцелуем. И как апогей всего, Ник хотел сорвать с губ Родьки тот тяжелый и сладкий стон, который никак не мог забыть.