Окно

Ник открыл глаза и тут же подскочил на диване. В окно светило яркое летнее солнце. Комната была пуста. Не было ни пустого чемодана, ни Варвары, протирающей фужеры. - Не может этого быть… - прошептал Ник, сбрасывая с себя плед. Он сунул ноги в тапки и быстро побежал в столовую. Она оказалась пустой. - Нет! Нет! Нет! – бормотал Ник себе под нос, стараясь найти хоть что-то похожее на прежнее прошлое. - Ты чего потерял, Николенька? - из своей спальни вышла Анастасия Харитоновна в длинном пеньюаре и тонком газовом платке, прикрывающем большие бигуди. - Себя, мама… - сказал Ник и опустился на стул. - Не пугай меня, милый! – Анастасия Харитоновна потрогала теплой рукой лоб Ника, - может, ты заболел? - Да опять небось пил всю ночь, - пробурчала Варвара, заходя в квартиру и снимая в коридоре стоптанные туфли. - Лучше делом займись, Варвара! – строго сказала Анастасия Харитоновна, - вон хрусталь в серванте запылился. И Николеньке чемодан поищи в гардеробной. - Погодите, - встрепенулся Ник, - какое сегодня число? - Я же говорю, пил он, - буркнула Варвара, надевая тапки. - Первое июня, Николенька, - мать с испугом посмотрела на сына, - ты проснулся рано. Мог еще часик поспать. - Первое! – Ник подскочил со стула и поцеловал мать в щеку. - Первое, понимаешь? – он подбежал к Варваре и хотел ее тоже поцеловать, но та выставила вперед руку с зажатой в ней фланелевой тряпкой, - я просто проснулся раньше, чем обычно! - Николенька, я тебе кофе сварю и бутербродов сделаю, - крикнула мать в спину удаляющегося в ванную Нику. Ник снял с себя трусы и встал под прохладные водяные струи. «Так…, - думал он, чувствуя, как исчезают последние следы сна, - на этот раз осечки быть не должно! Сегодня я проснулся на час раньше. Значит, прошлое как-то меняется. А вдруг это последний раз, когда открылось окно? Вдруг у меня больше не будет шанса?» Выйдя из ванной, он уселся за стол и принялся с удовольствием есть бутерброды, запивая их ароматным кофе. Мать уже приняла свой привычный облик. Ее рыжие волосы были уложены в аккуратную прическу, стройное не по годам тело одето в модное платье, а на ногах красовались мягкие лодочки на маленьком каблучке. - А отец где? – спросил Ник, запихивая в рот остатки бутерброда. - На работу вызвали. Там на заводе ЧП. Станок какой-то прокатный заклинило, один из цехов не работает - говорила мать, сидя напротив Ника и с любовью глядя, как ее сын завтракает. - Мам, попроси его… - начал было Ник, - хотя нет… Не нужно. Уже у самой двери Ник остановился, поставил на пол чемодан и обнял мать за плечи. - Мам, ты скажи папе… В общем… - Ник посмотрел на такое знакомое и милое лицо матери, - я вас с папой очень люблю. Ник прошел мимо лифта и стал, не торопясь, спускаться вниз по лестнице. Распахнув дверь подъезда, Ник остановился и вдохнул чистый утренний воздух. - Доброе утро, Николай Сергеевич, - Геннадий, как всегда, сама элегантность, вышел из белой «Чайки» и открыл перед Ником дверцу. - Доброе, Ген, - кивнул ему Ник, кидая на заднее сидение чемодан, - можно я с тобой на переднем поеду? Машина неслась по сонным улицам, тихо шурша шинами по асфальту. Дома вдоль дороги ярко поблескивали окнами. Первые прохожие торопливо шли по тротуару, стараясь обходить лужицы, оставленные поливальной машиной. - Скажи, Ген… - начал разговор Ник, глядя на молодую мамашу, тащившую за руку полусонного малыша, - а у тебя дети есть? - У меня внуки уже, - Геннадий неожиданно улыбнулся. Его лицо перестало быть агитационно-плакатным. Улыбка сделала его простым и добрым, - через месяц полгода будет, - он отогнул козырек над лобовым стеклом и достал черно-белую фотографию. С нее Нику улыбалось радостное бесполое существо с одним зубом. - На тебя похож, - сказал Ник, когда Геннадий аккуратно убрал фотографию обратно в карман козырька, - странно, ты столько лет нас возишь, а мы про тебя и не знаем ничего. - Это вы, Николай Сергеевич, не знаете, - беззлобно ответил Геннадий, - Сергей Николаевич и Анастасия Харитоновна мне на рождение внука выходной дали и коляску импортную подарили. - Мда… - вздохнул Ник, - ты прости меня, Ген,… за все… - Да я и не сержусь, - снова улыбнулся Геннадий, - только обидно, когда вы меня Факелом кличете. - Я больше не буду, - ответил Ник, глядя на проезжающую мимо поливальную машину, - а хочешь, я тебе хорошие стихи прочитаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, начал: - Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала – тоже! Прохожий, остановись! Прочти – слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь – могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя! И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись! Сорви себе стебель дикий И ягоду ему вслед, – Кладбищенской земляники Крупнее и слаще нет. Но только не стой угрюмо, Главу опустив на грудь. Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь. Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли… И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли. - Жуть какая, - передернул плечами Геннадий, останавливаясь по знаку постового, - дальше нельзя ехать, Николай Сергеевич! - Знаю… - Ник вышел из машины и, приняв от Геннадия чемодан, протянул ему руку, - не поминай лихом. - И вам удачи, - кивнул ему Факель и, надев на лицо дежурную серьезную маску, сел за руль. На этот раз на площадь Казанского вокзала Ник приехал позже. Он это понял по поливальной машине, которую они встретили на два квартала раньше, чем в прошлый раз. - Ты Николай? – спросил его Иваныч, пожимая Нику руку. - Я, - кивнул Ник. - Иваныч, - представился воспитатель и добавил, - все собрались. Я пересчитал и проверил по списку. Сейчас чемоданы погрузят, и можно пионеров рассаживать. Ник первым зашел в душный автобус и стал распределять детей по местам, помогая им справиться с объемной ручной кладью. - Все расселись? – крикнул с подножки Иваныч. - Все! – ответил ему Ник и посмотрел в мутное окно автобуса. По тротуару шел Родька. Он задумчиво смотрел вдаль через стекла больших роговых очков, а подмышкой держал книгу. Повернув голову, он подслеповато прищурился и, не увидев ничего интересного, пошел дальше, споткнувшись и чуть не выронив книгу. «Ты не увидел меня у автобуса, значит, не влюбился, как в самый первый раз, – думал Ник, глядя на проплывающие в окне дома новостроек, - я причина всех твоих смертей. Только я виноват во всех твоих бедах. Если ты не будешь со мной, то останешься жив. Не бойся… Теперь будет все по-другому… Вот увидишь!» Автобус притормозил возле ворот лагеря, и Ник, выпрыгнув наружу, быстро зашел за грузовик и стал помогать водителю его разгружать. - Иваныч, - махнул он рукой воспитателю, - организуй помощь малышам, - сказал он, перехватывая сверху очередной увесистый чемодан. Идя по знакомой аллее лагеря, Ник смотрел на отряд малышей и на Родьку, который тащил свой тяжелый багаж с книгами и вел за руку прихрамывающего Мотьку. Он прятался от Родьки до самой линейки. А вот там деваться было некуда. Тринадцатый отряд стоял всегда напротив первого, но Ник заранее все продумал. После полдника в свободное время он собрал свой отряд на главной площади лагеря и целый час репетировал с ними речевку. Дети с недовольными лицами маршировали по ровно уложенным плиткам, выкрикивая слова и с ненавистью поглядывая на вожатого. На вечернюю линейку первый отряд пришел строем в отутюженных пионерских галстуках и под ритмичные слова речевки. Во главе отряда шел Ник, лихо маршируя, с выражением глубокого патриотического подъема на лице. - Раз-два! – орал Ник. - Три-четыре! – вторили ему детские голоса, - Три-четыре! - кивал в такт словам Ник. - Раз-два! – отвечали ему ребята. - Будь готов! – рука Ника взмывала в пионерском салюте. - Всегда готов! – дружно салютовали в ответ дети. - Будь здоров! – громко топал сандалями по плитке Ник. - Всегда здоров! Пионеры к жизни новой Всегда готовы и здоровы! – горланили ребята, не отставая от вожатого. Остальные отряды с удивлением в глазах встретили Ника и его команду. - Вот, товарищи, как нужно приходить на линейку! – сказал с трибуны начальник лагеря Анатолий Семенович. Дальше шла нудная речь о воспитании молодого поколения. О том, что пионеры это надежная смена комсомолу, что пионеры должны беречь свои красные галстуки, которые одного цвета со знаменем страны и так далее. Всю линейку Ник простоял по стойке смирно, с восторгом глядя на Анатолия Семеновича. Когда флаг под истеричные звуки горна стал опускаться вниз, Ник поднял руку в пионерском приветствии и с негодованием посмотрел на Семушкина. - Ты не от солнца загораживаешься! – громко сказал Ник. - Ты должен, как солдат, отдавать честь нашему красному знамени! Ленка, стоявшая недалеко от него, при этом втянула живот и аппетитно выпятила грудь. Она с восхищением посмотрела на Ника и, гордо подняв вверх подбородок, задрала свою руку выше. Ник искоса смотрел на Родьку. Тот стоял напротив него и пытался успокоить уставших малышей. Подняв глаза на Ника, Родька состроил брезгливую гримасу и равнодушно отвернулся. «Все идет по плану, - думал Ник, сидя на своем любимом месте у реки, - я тебе неприятен. Ты не любишь таких… С огненным патриотическим взором. Ребят только жалко… Они так любили песни Битлов, уроки рок-н-ролла и страшилки на ночь. Простите меня! Но на кону жизнь человека!» Он разжег небольшой костер и стал смотреть на его яркие всполохи в ночной темноте. «Сниму ботинки и, босой, пойду высокою травою и маленький костер устрою за той лесистою косой. Сижу, трескучий хворост жгу, гляжу на отблесков свиванья, с тобою нового свиданья устало, обреченно жду. И кажется — так будет вечность. Пока дышать не разучусь, я никогда с тобой не встречусь и никогда не разлучусь», - крутились у него в голове, когда-то прочитанные строчки…