Окно

Через несколько дней за завтраком к Нику подсел Иваныч и, размешав в манной каше кусок масла, вздохнул. - Ну, говори уже, чего у тебя? – улыбнулся ему Ник. - Дык, мне поручили устроить соревнования по пионерболу и уроки плавания организовать. С плаванием проблем нет, а вот с пионерболом… - Иваныч снова вздохнул, - я даже правил не знаю. - Так… Смирнов! – гаркнул Ник, глядя в конец рядов. - Ну-ка, отсядь от Кирилова и Семенова! - А чего сразу Смирнов? – огрызнулся Витька. - Отсядь, я говорю, - повторил Ник, - вон рядом с Антоновой садись. - К девчонкам? – взвился на стуле Смирнов. - Пересядь, - строго сдвинул брови Ник. Смирнов взял со стола свою тарелку с кашей и стакан с какао и, возмущенно шлепая сандалиями по полу, пошел в другой край столовой. Уже через несколько минут Ник увидел, как Витька мирно беседует с Иришкой Антоновой. Улыбнувшись, Ник снова обратил внимание на вздыхающего Иваныча. - Я сейчас соберу ребят на спортплощадке, - похлопал он по спине воспитателя, - для начала поиграем в пионербол всем отрядом. Там я тебе по ходу правила и расскажу. - Спасибо, Николай! – оживился Иваныч, а Ник бросил взгляд на Смирнова, который в этот момент собрал со стола свою и Иришкину пустую тарелку, поставил на них стаканы и понес все это на стол для грязной посуды. На спортплощадку Ник пришел последним. Там уже собрался весь его отряд. Иваныч пытался отобрать самых высоких и спортивных ребят, но остальным тоже хотелось поиграть в мяч, и мальчишки, не принятые в команду, громко возмущались. - Так! Тихо! - прикрикнул на ребят Ник. - Разбиваемся на несколько команд. Во время игры я выберу тех, кто будет в основной команде. Остальные будут помогать и участвовать в дружеских спаррингах. Игра продолжалась почти час. За это время сменилось несколько команд. Те, кто уже поиграл, сидели на траве около площадки и громко «болели» за друзей. - Семушкин! Пасуй Алабяну! – кричал Ник, бегая вокруг площадки, - Армен! Давай! Ну! Эх… Смирнов! Ай молодец, Смирнов! Давай теперь Иришка! Ура-а-а! – Ник прыгал на одной ноге и размахивал в воздухе руками. - Выиграли «Соколы». А знаете почему? – говорил он ребятам после игры. - Потому-что они умеют играть в команде! Вот, например, у Смирнова хороший длинный удар. Он подающий. А пасует он Антоновой, потому что у Иры высокий прыжок и мячи крученые. В игре главное использовать не только свои способности, но и способности членов команды. А теперь я оглашу список основной команды: Семушкин - капитан, Смирнов – подающий. Дальше Репнин, Хлебонько, Антонова и Никонова. Запасные Алабян и Семенов. - Зачем в команде девчонки? - нахмурился Семушкин. - Лучше вместо них взять Алабяна и Семенова. - А что, девочка не человек? – возразил ему Витька, - они тоже играть хотят. И вообще, Антонова получше некоторых играет! – закончил он речь, поймав краем глаза Иришкину улыбку. Ник шел по аллее лагеря в сторону медсанчасти и улыбался. Был тихий час, но он заметил в беседке возле летнего театра Иришку Антонову и Витьку Смирнова. Они сидели на высоком поручне и, болтая ногами, о чем-то беседовали. Конечно, это было нарушением лагерного режима, но Ник не стал мешать парочке и тихонько проскользнул мимо них. - Коля, заходи! – крикнула Лиля, увидев Ника в окно. Она сидела за столом в простеньком ситцевом платье и ела крупную красную черешню из эмалированной миски. - Угощайся, - она подвинула миску к Нику, - к Леве вчера друг армейский приехал из Крыма, привез черешни целую сумку. - Спасибо, - Ник присел за стол и, взяв за тонкую веточку две ягоды, вдохнул их горьковатый запах. Они поблескивали глянцевой бордовой кожицей и казались сделанными из воска. Ник сунул обе ягоды в рот, и по его небу потек сладкий сок, - а я по делу к тебе, - он выплюнул в руку косточки и, зажав одну между пальцами, «стрельнул» ей в открытое окно. - Можешь и просто так заходить, – улыбнулась Лиля, - я целыми днями одна. Никто не болеет. Слава богу, конечно! А Лева весь в работе. Забежит, поцелует в щеку и снова убегает. - Да и дело у меня несрочное. Считай, что я просто так зашел, - кивнул Ник. - Тогда рассказывай. Чего там? – Лиля отодвинула миску с ягодами и, подперев голову кулачками, с интересом посмотрела на Ника. - Вот… - Ник достал из кармана кусочки плюша, сшитые вместе, - это должен быть медвежонок. Я заходил в кружок кройки и шитья, и Валя помогла мне это сделать. Сам сшил, между прочим, - Ник поднял вверх указательный палец. - И-и-и… - протянула Лиля. - Теперь мне нужна вата, чтобы его набить, и три пуговицы. Для носа и глаз, - закончил речь Ник. Они целый час набивали плюшевые детали ватой, потом Лиля помогла собрать их вместе и пришить к мордочке медведя нос и глаза. - Ну вот… - Ник крутил в руках небольшого коричневого медвежонка, - а теперь просьба… - Погоди, - Лиля засмеялась, - я думала, это и была просьба. - Нет, - Ник покачал головой, - в тринадцатом отряде есть мальчик. Мотька. Он плачет по вечерам и не может уснуть. Не могла бы ты передать ему этого медведя? Только никому не говори, кто его сделал. Особенно их вожатому. Лиля смотрела на Ника с удивлением и качала головой. - Зачем? – наконец, спросила она у Ника. - Как зачем? – спросил Ник, - я же рассказывал, Мотька плачет и не может спать без своего плюшевого медведя. Ему мама не разрешила… - Я не про это, - остановила его Лиля, - зачем ты надеваешь маску? Ник положил на стол медвежонка и, достав из кармана пачку сигарет, пошел по направлению запасного выхода. - От чего или от кого ты прячешься? – Лиля села рядом с ним на лавочку и взяла протянутую Ником сигарету. - И от чего, и от кого, - ответил Ник, глядя на небо, - смотри, на медвежонка похож, - сказал он, тыча пальцем на облако. - Не переводи разговор на другую тему! – Лиля хлопнула его по коленке, - рассказывай! - Лиль, я не могу рассказать тебе всего, - вздохнул Ник, - просто я в жизни совершил много ошибок, и если я снова ошибусь, то один человек, который мне очень дорог может пострадать. - Так ты так от любви прячешься? – догадалась Лиля. - Ты не только красавица, - улыбнулся ей Ник, - ты еще и умница. - А можно все по порядку? Вдруг я смогу тебе помочь? – Лиля погладила Ника по руке. - Когда все закончится,… возможно, я и смогу тебе все объяснить, - ответил ей Ник, глядя в небо, и тихо прочитал: - Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Aвва Oтче, Чашу эту мимо пронеси. Я люблю твой замысел упрямый И играть согласен эту роль. Но сейчас идет другая драма, И на этот раз меня уволь. Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить - не поле перейти. Вечер опустил свое темное покрывало на землю и зажег на небе яркие звезды. Воздух стал прохладным, с реки тянуло запахом тины и влажной земли. Ник шел знакомой дорогой к своему любимому месту на берегу, грустно улыбаясь своим мыслям. «Пока все идет по плану, - думал он, - конечно, Лиля немного выбивается из этого плана, но мне просто необходим рядом добрый и хороший человек. Тем более, судя по предыдущему разу, она умеет хранить тайны. А ты меня ненавидишь… Я вижу это в твоем взгляде. Это хорошо, но… Мне так тебя не хватает!» Войдя в небольшую полосу леса, Ник неожиданно увидел впереди свет. Он остановился, а потом, крадучись, пошел между деревьями. Родька сидел на бревне возле небольшого костра и задумчиво шебуршил палкой в огне. Ник замер, спрятавшись за деревом, и стал издали наблюдать за ним. Родька бросил палку в огонь, раскрыл книгу, лежащую на его коленях, и пробежал глазами по строчкам. Тяжелые очки медленно поползи по носу вниз, и он поправил их указательным пальцем. Передернув плечами, он закинул руку назад и, чуть отодвинув ворот футболки, почесал между лопаток. Поправив воротник и отогнав от своего лица назойливого мотылька, Родька разгладил рукой немного помятые страницы и снова уткнулся носом в книгу. Нику так хотелось подойти к нему сзади, обнять эти худенькие плечи, вдохнуть запах его волос, а потом… Потом почувствовать на губах теплые и мягкие губы и услышать его тихий голос. Через полчаса костер начал медленно затухать, и ночной сумрак стал окутывать небольшую полянку у реки. Родька что-то тихо пробормотал себе под нос и, зажав книгу подмышкой, медленно пошел вдоль реки к лагерю. Дождавшись, когда тонкая тень скроется за березовой рощей, Ник вышел из своего укрытия на берег, скинул с себя одежду и кинулся в темную воду. Он плыл, не останавливаясь и не переводя дыхания, пока не добрался до песчаной отмели на противоположном берегу. Это берег реки был, как всегда, пуст. С этой стороны не было никаких построек, и, судя по высокой траве, сюда никогда и никто не забредал. Ник вышел из воды, упал на колени и тихо завыл, глядя на бледную неполную луну. - Господи… - цедил он сквозь зубы, - как мне его не хватает, Господи! Прошу тебя… Пусть он живет! Я для этого все выдержу! Ответом ему был тихий стрекот ночных цикад и тихий плеск воды о кромку берега. Обратно он плыл медленно. После неожиданной исповеди ему стало легче. В голове просветлело, и всплыли строчки стихов, которые точно подходили к его состоянию: «Ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь. Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: «Боже всевышний! Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу». Эту воду в мурашках запруды, это Адмиралтейство и Биржу я уже никогда не забуду и уже никогда не увижу. Не мигают, слезятся от ветра безнадежные карие вишни. Возвращаться — плохая примета. Я тебя никогда не увижу...»