3
— Вы не спешите со мной прощаться, — поморщился Кёнсу, прячась в глубине дома от нетерпеливого взгляда Сехуна. — Я сюда еще вернусь, скорее всего. Взъерошенный Лу Хань, от волнения и нежданных утренних новостей скуривший две самокрутки подряд и уже вовсю пыхтящий третьей, посмотрел на помощника так, будто давненько сомневался в его здравомыслии. Кёнсу практически обиделся на него — ведь два месяца бок о бок провели, Кёнсу к нему со всей душой льнул, а он! — но тут Хань, возмутившись, открыл рот: — Ты совсем, что ли, тю-тю, малец? От таких предложений не отказываются! Тем более, за тебя поручился сам Шивон — этот дряхлый стручок на ножках в жизни не давал рекомендаций, так как мнил себя любимого умнее всех живущих. Поверь мне, если б не он, король и пальцем не шевельнул бы, — пробормотал Хань. — Они с Джеджуном в молодости были знатными кутилами, учились вместе в академии, отвоевывали Молчащие Равнины у пустельников — король с его мнением считается. И коль уж Шивон тебя заприметил — все, наигрался ты в хирурга. Будь добр пройти прямехонько во дворец. — А я вот думаю, что они просто-напросто поглядят на меня всем двором, как на зверушку, всучат какую-нибудь медальку, покормят от души и отправят домой. Делать беглого северянина приближенным к королевской семье никто не станет, — шепотом засомневался Кёнсу и тут же спрятался за шторой, ощутив на себе испепеляющий сехунов взор. Ему чего там, штаны причинное место прижали иль сапоги натерли? Или не привык, чтобы его, принца, держали во дворе без всяческих удобств, а не вынесли шелковый пуфик и легкие закуски? Кёнсу в более глубокие предположения лезть не хотел, но немного удивился чужому недовольству. Сехун же топтался снаружи и в дом заходить не смел. То ли из вежливости, то ли из опасений. От мрачноватого жилища Ханя совсем не веяло дружелюбием. Дождавшись, пока бряцанье висящего на поясе меча отдалится, Кёнсу продолжил неуверенно глядеть на Ханя, комкая в пальцах край рубахи. — И вообще, вдруг я этим своим вчерашним выступлением в порту нарушил какой-то закон, меня там горяченьким примут — и тюрьму, а? Или под белы рученьки возьмут и обратно в Судо отправят? Мне обратно никак нельзя, меня там кое-кто скушает и не подавится! — обеспокоенно свистел шепотом Кёнсу, уже представляя, как Ван Кайе встречает его с хищной ухмылочкой, наряжает в безвкусное платье и велит называть «хозяином». За мерзкой рожей Кайе наверняка скрывался отпетый извращенец, отчего Кёнсу вздрогнул всем телом, ощущая, как неприятная капелька пота катится по шее и спине. Дай кто Кёнсу шанс выбрать между отсылкой и тюрьмой — лучше второе. Конечно, если он не драпанет от всех этих подозрительных принцев, королей и лекарей пораньше. Опыта-то убегать у него, как у Лу Ханя — запасов его вонючего курева. — Значит, как орать на всю столицу, плеваться на врачей и доказывать свою правоту — ты первый, а как во дворец позвали — поджал хвост и в кусты? Учись отвечать за свои поступки, мелкий, — буркнул Хань. — К тому же, будь ты преступником — сам принц за тобой не прикатил бы, тебе так не кажется? Я сомневаюсь, что королевская особа стала бы лично ехать в порт и везти злоумышленника в мягком экипаже. Нет, дружок, тут дело тоньше и деликатней. И ты, судя по всему, с этим ладным молодчиком знаком? Дождавшись от Кёнсу легкого кивка и едва слышного угуканья, Хань продолжил: — Значит, он сам вызвался, что наводит на определенные размышления — уж я-то сразу заметил, как он на тебя облизывался! Либо ему было поручено доставить тебя во дворец со всеми удобствами и ошарашить тем, что за омегой-хирургом притащился всамделишный принц, — с энтузиазмом сказал он, не замечая, как пепел с тлеющей самокрутки сыпется на льняную камизу. — Сехун этот, насколько мне память не изменяет, сын брата-омеги короля и, наверное, частенько мотается по всяким поручениям. Шибко молод для серьезной должности и не настолько ценен, как наследный принц. Чонина бы точно не отпустили кататься по городу ради хирурга. Упомянутое Ханем вскользь имя мгновенно заставило Кёнсу вспомнить ту их единственную встречу двухмесячной давности, насмешливые темные глаза, низкий голос, тяжелый мускусный аромат, горчивший в глотке. Вспомнить, что Кёнсу чувствовал себя в присутствии Чонина маленьким, ничтожным и смешным и, несмотря ни на что, отчаянно хотел поймать чужой взгляд и понять, откуда у молчаливого альфы взялась необъяснимая неприязнь. А так же напомнило, что Кёнсу в запале раздражения пожелал ему болезненных прыщей на всю задницу и загадал больше никогда с ним не встречаться. И тут ему, что же, придется работать под чониновым началом? Ежедневно лицезреть его заносчивую физиономию, лечить, если тому вздумается захворать, поддерживать какое-никакое общение? Обращаться к нему с почтением, уважением, пускай у Кёнсу, скорее, язык отсохнет и вывалится изо рта, чем он перешагнет через свою уязвленную гордость? Сехун добродушием и искренностью несколько сглаживал общее впечатление о той встрече, да и сейчас, судя по всему, действительно радовался тому, что вновь увиделся с Кёнсу и уже не из-за собственного каприза, а по рекомендации собирался представить его королю. Сехун был единственным светлым пятнышком на мрачном, черном покрывале пока еще неведомого королевского двора и Кёнсу сомневался, что все прочие благородные мужи Юга схожи с ним. На высокомерного Чонина он нагляделся на год вперед, не горя желанием вновь с ним встречаться. Аптекарь Шивон отметился в памяти Кёнсу грубым, скрипучим голосом — будто ворон каркает, — седой головой и опущенными вниз уголками губ, словно старик всю жизнь только то и делал, что недовольно кривился. В нем чувствовалась стальная хватка, суровость и профессионализм, какой Кёнсу в людях безмерно восхищал. Да, пожалуй, он бы тоже пошел с Шивоном на войну либо к дракону в труднодоступное место, однако Шивон не жил при дворе и не смог бы стать подспорьем для чужого там Кёнсу. Старому хрычу взбрело в голову поведать о крикливом хирурге из порта королю, а тому хирургу теперь выкручиваться, думать обо всем сразу и не дать сомнениям обглодать поджавшееся в страхе нутро. Кёнсу никогда не страдал излишними амбициями, вполне рассудительно подходил к стремлениям и понимал — выше головы ему не прыгнуть, как ни старайся. У него имелся целый погост благородных дорогих покойников До, невыносимая любовь к независимости и справедливости, сообразительная голова, болезненная гордость и устойчивое желание быть далеко от всяческих потрясений. Кёнсу хотел бы прожить обычную жизнь, занимаясь любимым делом, написать какую-нибудь полезную книжку, крепко полюбить и умереть в старости, зная, что он топтал эту землю не напрасно. У жизни, увы, имелись на него другие планы. Смерть родителей, Ван Кайе, побег из Судо, удивительно лояльный Нуэль, срединная лихорадка и вот теперь Сехун, намеревающийся увезти в королевский дворец — чересчур много потрясений для того, кто их пытался любым способом избежать. Быть может, кто-то из предков До добротно так нагрешил, что нынче жизнь отыгрывалась на последнем оставшемся в живых наследничке семейного достояния. А, возможно, сам Кёнсу, так старательно прячась от мира в уютной скорлупе, вынуждал тот самый мир с боем его оттуда вытаскивать. Единственное, под чем Кёнсу мог расписаться с абсолютной уверенностью — в королевском дворце никто не станет потворствовать его душевным метаниям, жалеть и закрывать глаза на проступки. Кёнсу придется лезть из кожи вон, доказывая всем, что он достоин той должности, на какую его так поспешно рекомендовал давний друг короля. Придется (пускай и весьма поверхностно) участвовать в политической жизни Южного Королевства, хранить в секрете множество тайн и слабостей двора и вникать в те проблемы, какие обыкновенному хирургу из порта кажутся бесконечно далекими и слишком уж сложными. Чего Кёнсу не знал, так это того, готов ли он к разительным переменам. И готов ли отпустить свои простенькие представления о тихой, мирной жизни ради маячащей впереди неизвестности. А еще там по близости был чертов Чонин, и у Кёнсу сосало под ложечкой от смутной догадки, что этот альфа будет принимать непосредственное участие во всех его взлетах и падениях. Быть может, даже станет их причиной. От скребущего гаденького предчувствия хотелось метнуться испуганным зайцем куда-нибудь в Верхние Луга и лечить местных жителей амулетами, выпивкой и добрыми пожеланиями. Услышав очередной глубокий сехунов вздох с улицы, Кёнсу умоляюще взглянул на Ханя, будто именно от альфы сейчас зависела его судьба. Кёнсу не сомневался, что будь Хань действительно против, считай он это предложение скверным, он бы придумал, что сказать Сехуну. Он бы не позволил себе отдать дорогого помощника в сомнительные руки. Характерец у альфы был наисквернейший, принципы железные, речь ядовитая, а бранился он похлеще всех южных корабельных боцманов, торгующихся за отличнейший кусок парусины. Но в то же время он был по-своему заботливым, добрым и прямодушным, чем Кёнсу и полюбился. Хань эти два месяца тщательно берег его, хлопотал над ним, вытаскивая непонятно откуда откровенно омежьи сюсюканья и причитания. Лу Хань приютил беглого Кёнсу, дал ему работу и совершенно точно не отпустил бы его в подозрительную компанию. Удивительно, но Кёнсу, уже в глубине души принявший решение, все равно с трепетом ждал ханева совета. И Хань с удовольствием им поделился, щелкнув его по носу и расплывшись в кривоватой улыбке. — Нечего тебе здесь прозябать, мелочь. Ты ж головастый, придумал ту ерундовину с водой, перекинь-траву вон по травинке разобрал. Да я от тебя за эти месяцы узнал больше, чем за всю свою жизнь, ей-богу! Попробуй, посмотри, как во дворце живут. Кто приставать будет — бей с размаху по яйцам, а потом по башке. В любом случае, я тебе всегда рад буду, если возвратишься… Так, только не реветь мне здесь! Сырость не разводи! — приказал Хань, пока Кёнсу растирал пальцами покрасневшие веки и говорил, что это у него из-за едкого дыма глаза слезятся. Хань только рассмеялся лающе, будто старый ворчливый пес. Кёнсу еще долго глядел на его отдаляющуюся худощавую фигурку из окна экипажа и не мог избавиться от необъяснимого тоскливого чувства, колющегося свернувшимся ежом внутри.* * *
Упитанные лошади мерно тянулись вверх по вычищенной каменной дороге, поднимаясь из низины, где прижимались друг к другу маленькие домики бедняков и где с другой стороны их подпирал широченный морской порт, к горе. В высоком городе Кёнсу еще бывать не доводилось — не имелось такой нужды — поэтому он с любопытством рассматривал выдающиеся архитектурные громадины, невообразимо красивые дома, чудаковатые фигуры и фрески, чистенькую площадь с зелеными кустиками и каменным фонтаном, где вольно плескались золотые рыбки. Чуточку дальше поблескивала цветной мозаикой витражей церковь, откуда-то доносилась ласковая мелодия арфы и Кёнсу вдруг почудилось, что здесь и дышать легче, нежели там, внизу. Там в ноздри настойчиво забивалась прелая капуста, вываренное белье, рыба, вонь немытого тела и тяжелый душок предприимчивых портовых альф, жаждущих трепетного омежьего внимания. Теперь же Кёнсу вдыхал полной грудью и не мог надышаться нагретым солнцем воздухом, к которому примешивался приятный мятный аромат. Сехун сидел напротив и постоянно косился глазами на Кёнсу, пускай делал вид, что также заинтересован видами, какие наверняка лицезрел тысячу раз. Кёнсу отдал альфе должное — он ни разу не смог поймать настойчивый взгляд на себе. Зато отвлеченно подумал, что видеть принца Южного Королевства настолько оживленным из-за встречи с обыкновенным омегой — достаточно странно. Немножко лестно, но все же странно. Кёнсу сомневался, что так уж сильно сумел понравиться Сехуну при первой их встрече в лесу. Обстановка была, мягко скажем, специфической — куда уж до зарождения нежных симпатий. Их там присутствовало трое, неловкость сквозила в каждой сказанной фразе, да и Кёнсу был преимущественно занят тем, что ел и тщетно пытался угадать причины насупленной физиономии Чонина. Отмахнувшись от назойливых воспоминаний о неприятном ему альфе, каких в его голове вообще-то быть не должно, Кёнсу прочистил горло, кашлянув, а затем по собственной воле плавно перевел взгляд на Сехуна. Тот быстренько посмотрел в ответ и ободряюще улыбнулся. Не будь Кёнсу на взводе из-за всего, случившегося с ним за два дня, он бы непременно смутился, потому как Сехун был действительно красив. Красота его была строгой, с четкими линиями, будто вырезанными из гладкого мрамора, с темным росчерком бровей и твердым подбородком. Но когда он улыбался, то превращался в очаровательного мальчишку и это помимо воли подкупало Кёнсу. Он очень редко встречал истинную, не показную воспитанность и галантность, и такой теплый чужой взгляд, оттого немножко растерялся, вспоминая то, что хотел сказать. Сехун опередил, нарушив тишину первым: — Я прошу прощения, если повел себя грубо с вашим другом, господином Лу Ханем или, возможно, проявил излишнюю нетерпеливость, — Сехун слегка наклонился корпусом, прижимая ладонь к груди. — Честно говоря, мне сперва подумалось, что вы решили отказаться от предложения королевского двора. — Вы волновались из-за этого? — Чертовски волновался. Я судорожно придумывал аргументы, какие могли бы вас уговорить, Кёнсу, — Сехун легко рассмеялся. — Но в голову, если честно, ничего не пришло. Мой дядюшка, король Джеджун, поразительно красноречив — ему ничего не стоит очаровать человека парой фраз. Мне всегда было проще высказать все в письме. Но у вас во дворе не нашлось бумаги и пера, к сожалению. Сехун так мил в своей удивительной для альфы непосредственности, что Кёнсу никак не мог удержаться от улыбки. — Уверяю вас, господина Лу Ханя ничем не проймешь. Да и вы были в десять раз вежливее, нежели наши обычные визитеры, потому не стоит переживать по этому поводу, — Кёнсу пальцами поправил ворот рубашки. — Однажды один кузнец принял Ханя за омегу — у него с нюхом проблемы были — подмигивал, похабно намекал на всяческие инсинуации, даже розу металлическую притащил в подарок! Вот это Ханя вправду вывело из себя. Кузнец до сих пор прихрамывает, бедняга. — Но вы же сомневались, принимая решение отправиться со мной на встречу с королем, верно? — Так и есть, сомневался. Не уверен, что при королевском дворе мне самое место. Я… далек от всяческих церемоний. То есть, уроки этики при медицинской школе я посещал исправно, знаю, каким концом держать столовые приборы и как есть так, чтобы не заляпать соусом пышный горловой бант, но… — Кёнсу неуверенно пожал плечами, будто этим движением мог подытожить все сказанное. — К тому же, в столице имеется замечательная медицинская школа и хороших врачевателей с лицензиями можно отыскать и среди южан, а не тащить северянина-хирурга с улицы. — Кёнсу, вы себя явно недооцениваете, — горячо возразил ему Сехун. — Да, действительно, у нас имеются свои врачи, но, хочу напомнить, только вы один умудрились распознать срединную лихорадку, пока все остальные чесали затылки. Вы и господин Шивон, который, кстати говоря, год обучался медицине в Судо. Это произвело на короля огромное впечатление. Но еще больше он изумился, когда Шивон рассказал о том, что вы до самого конца отстаивали собственное мнение. Его Величество ценит людей достаточно сильных, чтобы вступать в спор в явном меньшинстве и достаточно умных, дабы этот спор в итоге выиграть. И еще — если вы не забыли — именно ваши действия уберегли Нуэль от страшной беды. Ваши, а не портового южанина-врача, преспокойно распустившего экипажи кораблей, не удосужившись присмотреться к морякам внимательней. Вы же тогда, в лесу, сказали, что будет по-честному, если вас пригласят во дворец после того, как о вас заговорит народ? Так вот, вчера в верхнем городе беседы о враче с Севера не смолкали. — Я сказал, не думая. Я не поверил, что вы и Чонин — в самом деле принцы, — признался Кёнсу, легонько зардевшись от такой похвалы. Сехун выдал все без остановки, с поразительно серьезным лицом, отчего Кёнсу захотелось, чтобы так было на самом деле. Чтобы король Джеджун и впрямь ценил людей за мнение, за ум, не обращая внимания на всяческие условности. Тогда, быть может, королевский двор оказался бы действительно приятным местом. — Я ведь уже пообещал, что не собираюсь обижаться на вас из-за этого. Мы оделись так нарочно, отличаясь от знатных особ, — хмыкнул Сехун. — А что вы делали около межи? — Ну, если не вдаваться в подробности — это была внеплановая экскурсия. Кёнсу, можно вас попросить об одолжении? — Сехун явно взволновался и слегка наклонился вперед, чуть понизив голос. — Не упоминайте при короле о том, что мы встретились в лесу. В тот момент мы с Чонином должны были находиться в совсем другом месте, — и после он просто лукаво подмигнул, отчего Кёнсу сперва опешил, а затем рассмеялся. — Так и быть, говорить не стану, — Сехун захихикал вслед за ним, а его бледные щеки немного покраснели. — Если вы переживаете насчет дворцового этикета и правил — все в порядке. Я готов помогать вам во всем! — решительно заявил альфа после того, как они оба справились с хихиканьем. — Наш главный распорядитель уже пообещал войти в ваше положение и не быть слишком строгим. Он у нас — ходячий кладезь церемониальных порядков, но, в общем и целом, хороший человек. — Что насчет моего наряда? Вероятно, обычная рубашка и брюки не соответствуют правилам аудиенции короля, — спросил Кёнсу, но Сехун лишь отмахнулся. — Вам нужно помнить только то, что Его Величество пригласил вас из-за вашего ума и способностей врачевателя. Все остальное — мелочи. Никто не знает, кто к ним придет и как вы выглядите. — Кроме Его Высочества принца Чонина, — неожиданно даже для себя уточнил Кёнсу, ощущая, как сердце под ребрами встревоженно стукнуло. Если Чонин воспринял его приезд скверно — стоит поспешить расставить все точки над «і». Кёнсу не горел желанием служить тому, кто с самого первого дня его невзлюбил. Что может быть хуже, чем каждый день видеть ненавистное лицо и пытаться притворяться дружелюбным? Каким бы выгодным не являлось предложение короля Джеджуна, Кёнсу от него откажется ради собственного душевного спокойствия. И ради того, чтобы больше не пытаться разгадать причины чужого поведения. Ему намного комфортней рядышком с бесхитростными портовыми альфами и омегами, какие не строят из себя невесть что. Гордость Кёнсу пренебрежение и насмешливость к себе стерпеть никак не могла. Метлой по спине королевскому отпрыску шмякнуть не получится — иначе точно посадят за решетку навечно — однако иной выбор у Кёнсу все-таки имелся. Не показывать во дворце и носа, раз Его Высочеству Чонину так претят обыкновенные омеги со здоровым аппетитом. — Чонин, к слову, был несказанно удивлен вашим поступком, Кёнсу. Обычно он редко проявляет эмоции, он спокойный и сдержанный человек, но рассказ Шивона выслушал от начала до конца и даже задал несколько уточняющих вопросов. Впервые видел его таким взбудораженным, — улыбнулся Сехун. — Он тяжело сходится с омегами, издержки воспитания в среде альф. Его очень часто понимают не так. То есть, он частенько производит скверное впечатление, но… Чонин куда чувствительней, чем может показаться. Ваш поступок поразил его, Кёнсу. Не обижайтесь. Ему просто нужно привыкнуть. Сехун ободряюще улыбнулся, Кёнсу не сдержал улыбки в ответ, размышляя над услышанным. В голове теперь царил полнейший кавардак и парили ошметки прежних раздумий. Быть может, принц Чонин действительно неплохой человек, подозрительно относящийся к незнакомцам, но то высокомерие во взгляде принять за нечто другое или вовсе простить будет затруднительно. У Кёнсу тоже характер далеко не карамель в сахарной пудре и со всеми переменами ему обвыкаться не проще. По крайней мере, Кёнсу налаживать с ним связи не поторопится. Коль Чонину сложно сходиться с людьми, Кёнсу не станет его насильно к этому склонять. В глубине души сердце вновь дернулось, услышав, что на принца скандал с его участием возымел какой-то эффект. Оставалось непонятным, как Чонин примет омегу во дворце и улучшит ли это их отношения. Кёнсу легонько тряхнул головой и поправил себя. Какие такие отношения? Ничем похожим там, в лесу, и не пахло. Даже зачатками. Одним только подавляющим пряным мускусом.* * *
Подъехав ко дворцу и почти изящно вывалившись из кареты, Кёнсу восхищенно вздохнул и в последнюю минуту удержал нижнюю челюсть на полагающемся ей месте. Королевская резиденция Юга поражала размерами, размахом и утонченностью. Их высадили около внутренних ворот и им с Сехуном предстояло пройти по дорожке вдоль парка, чтобы оказаться перед высоченной деревянной дверью. Но до нее им нужно было пересечь тридцать пять футов невозможной рукотворной красоты. Кёнсу любовался ухоженным парком, рассматривал декоративные кусты, благоухающие клумбы с цветами и множество редких деревьев, какие прежде видел лишь схематичными зарисовками в книге по ботанике. В этот сад был вложен огромнейший человеческий труд и Кёнсу с улыбкой вспомнил свой засохший кустик земляники возле дома в Судо. Его, обожающего ботанику в буквах и рисунках, к уходу за чем-то живым и цветущим лучше точно не подпускать. Сехун провел небольшую экскурсию, указал на самое старое дерево в сердце сада, посаженное еще при рождении дедушки нынешнего короля. Старинная ива выглядела мощной и внушительной, с крепкими ветвями, мягко касающимися водной глади пруда. Сехун заметил, что их с Чонином в детстве с дерева было не стащить никакими уговорами, потому как, согласно легенде, если просидеть на нем целый день, то в полночь в пруду появится сокровище. Какое именно — непонятно. И Чонин, и Сехун надеялись на что-то свое. Альфа постоянно ненавязчиво касался Кёнсу — несмело укладывал ладонь на лопатки, поддерживал за локоть, ведя по дорожке, невесомо поглаживал пальцами предплечье. Смотрел прямо в глаза и даже не скрывал своей радости, когда Кёнсу задавал ему какой-либо уточняющий вопрос, с восхищением слушал их с Чонином детские истории и спрашивал разрешения подойти ближе к чему-то, что он видел впервые. Кёнсу же, полыхая кончиками ушей, всеми силами пытался скрыть то, что сехуновы манеры его очаровали. Все альфы, встреченные им прежде — кроме отца, который до самой смерти не позволял себе очернить невежеством род До — были далеки от слова «воспитанность». Даже Лу Хань, будучи хорошим человеком, полагал, что благовоспитанным и кротким людям в порту Нуэля не выжить. С волками жить — по-волчьи выть. Это было разумно и практично, Кёнсу и сам никогда не строил из себя паиньку, однако где-то глубоко-глубоко в душе он упорно цеплялся за взращенный литературой и живым примером идеал. Кёнсу с теплотой в сердце вспоминал, как его отец трепетно относился к папе, ни разу не позволил себе повысить голос, целовал его руку и вечерами наизусть читал стихи северных поэтов. Маленький Кёнсу тогда рассудил — все альфы в мире похожи на отца и позже жестоко разочаровался, когда понял, что отец, скорее, исключение из правил. Сехун, вероятно, стал вторым прекрасным исключением. Миновав дверь, они оказались посреди длиннющего коридора, раскинувшего крылья в обе стороны и приглашавшего подняться по начищенной до идеального блеска лестнице, разместившейся прямиком в центре. Мраморный потолок высоченным сводом терялся в вышине — Кёнсу не рисковал задирать голову и проверять, боялся, что та может закружиться. Их встретил вежливо улыбающийся дворецкий и сообщил — Его Величество Король Джеджун уже ожидает господина Кёнсу в зале совещаний. Тот же, окончательно отряхнувшись после сехуновых забавных историй, вдруг вспомнил основную цель прихода во дворец и заволновался до ноющего спазма в животе. Опереться, как назло, было не на что – обыкновенные стены выглядели настолько дорогими, что на них было страшно даже дышать. Кёнсу остановился, глубоко выдохнул, тайком вытер вспотевшие ладони о штаны и покосился на Сехуна. Альфа, само спокойствие, поблагодарил дворецкого, вручил ему свой серебряный пояс и мягко направил замершего истуканом Кёнсу к лестнице. Тот с любопытством глянул под ноги и мог поклясться, что увидел собственное отражение. Лестница казалась скользкой, потому Кёнсу при подъеме кренился ближе к поручням, чтобы было за что ухватиться. На втором этаже обнаружился такой же бесконечно длинный коридор, но Сехун повел его по правой стороне, прямиком к приветственно распахнутой резной двери. Кёнсу сглотнул, одернул рубашку и шагнул вперед, мигом попадая под пристальный взгляд двух пар глаз. Король Джеджун стоял около окна, заложив руки за спину и заразительно улыбнулся, когда Кёнсу неуверенно остановился около круглого дубового стола, не зная, куда себя нужно размещать по этикету. Альфа был высокого роста, широкоплечий, каштановые волосы на висках тронуты сединой, а под вельветовым жилетом, расшитым позолоченными нитками, перекатывались пугающе внушительные мускулы. Лу Хань сказал, что королю Джеджуну не так давно пошел седьмой десяток и его замучили всякие болячки, но Кёнсу, видя его перед собой, в этом искренне засомневался. Король выглядел крепким и способным прожить еще как минимум лет семьдесят. Он походил на дядюшку Гора из старой северной сказки, укрывшего однажды беззащитный Судо от снежной лавины. Кёнсу, глубоко вдохнув, ощутил приятный хвойный аромат, однако его нещадно перебивал другой, более сильный и навязчивый. Аромат мускуса горечью осел у Кёнсу на языке и защекотал в носу, ведь его глаза встретились с внимательным взглядом Его Высочества принца Чонина. Сердце Кёнсу невольно нарушило свой размеренный ход, застучав быстрей. В этот раз насмешки, высокомерия и снисходительности не было. Располагающей улыбки, как у короля Джеджуна, тоже не наблюдалось, но Кёнсу вполне хватило и того, что он видел перед собой. Вероятней всего, что улыбка принца окончательно выбила бы почву у него из-под ног. Принц Чонин был неимоверно красив, пока лучи полуденного солнца игрались с кончиками его темных волос и золотили пушистые ресницы. Он не уступал отцу в росте, возможно, лишь немного в плечах, однако сидящий по фигуре бархатный камзол не скрывал прекрасного сложения, а строгий покрой брюк демонстрировал длинные, стройные ноги. Кёнсу в своей простенькой рубашке и стираных штанах почувствовал себя несуразицей, случайно попавшей во дворец. Ему совсем не место здесь. В порту куда проще и спокойней, ведь там нет вот таких принцев Чонинов, чья изысканная красота и сила благородного альфы заставляли ощущать благоговение и собственную ущербность одновременно. Почему Кёнсу еще тогда, в лесу, не заметил ничего? Не испытал этой непонятной тоски и назойливого беспокойства, стиснувшего нутро? Почему разрешил себе вновь встретиться лицом к лицу с этим альфой, умудрившимся тремя словами и высокомерным взглядом задеть что-то в душе Кёнсу, да так, что теперь ничем его оттуда не выдернешь? Нет, Кёнсу ничего такого не хотел и на это не подписывался. Да, он всегда страстно желал так, чтобы раз! — и навсегда, но не с таким, как принц Чонин. Только не с ним. Кёнсу моргнул раз, другой и напомнил себе, что Чонин — все тот же неприятный, заносчивый альфа из леса около межи, пускай и разодетый в дорогущие одежды. Он выглядел в точности так, как и полагается наследному принцу — завораживающе, величественно и властно. Так, чтобы вновь убедить Кёнсу ни за что с ним не связываться, не узнавать его ближе и не тратить бессонные ночи в попытках понять, ибо быть беде. — А вот и гроза южного порта пожаловала! — король Джеджун шагнул в направлении Кёнсу. — Рады вас видеть, господин… Шивон сообщил только ваше имя, к сожалению. — Меня… — Кёнсу перевел взгляд на короля и ему окончательно полегчало, а затуманенные мысли прояснились под влиянием благодушного хвойного аромата. — Меня зовут До Кёнсу, Ваше Величество, — и он неуклюже поклонился, вцепившись пальцами за швы на штанах. — До? — переспросил Джеджун. — Кажется, фамилия До — одна из самых знатных в Северном Королевстве. Вы ведь из той самой семьи, отличившейся в битве при Оледон Доле? — Так и есть. — Удивительно! Мои предки сражались на том поле с вашими прадедами, господин Кёнсу, — Джеджун хмыкнул. — Когда-то давно предполагалось, что род До займет высочайшее положение и сядет на трон Судо. — К сожалению, развлечения и расточительство интересовали дедов До куда больше, нежели политические интриги. — Вы — единственный оставшийся в живых из До? — Да. Родители умерли некоторое время назад. — Сожалею. Тогда вас нужно беречь как зеницу ока, господин До Кёнсу, — подмигнул ему Джеджун, а Кёнсу робко улыбнулся, чувствуя непреодолимую симпатию к этому пугающему дядюшке Горе. — Мое семейство всегда утверждало, что достойней соперников, чем До, у них больше не было. Кёнсу зарделся еще пуще и случайно глянул на Чонина, стоявшего позади отца. Лицо его было невозмутимым и достаточно равнодушным, однако Кёнсу заметил, как легонько трепетали крылья его носа. — Итак, теперь потомок До решил бороться с эпидемиями и с невежеством южных врачей, — продолжил Джеджун. — Прошу прощения, Ваше Величество, за свою, возможно, несдержанность. — Нет-нет, вы поступили абсолютно правильно! И более того, это я не знаю, как вас благодарить — я слышал о срединной лихорадке еще от моего прадеда и рассказы его, честно говоря, были чертовски страшными. — Срединная лихорадка за три летних месяца выкосила больше миллиона жизней, — поспешил подтвердить Кёнсу. Король весьма выразительно поморщился из-за неприятных воспоминаний, но тут же бодро громыхнул: — Вот почему мы с господином Шивоном высоко оценили ваш молодой пыл и искреннее желание помочь Нуэлю. Не знаю, сочтете ли вы это достойным вознаграждением, но я принял решение предложить вам служить при королевском дворе в качестве врачевателя. Сейчас мы пользуемся услугами лекаря из городской коллегии, однако ввиду последних событий… — Джеджун прочистил горло. — Есть сомнения в их компетентности. Не хотелось бы однажды захворать чем-то таким, о чем не написано в упрощенном лечебнике, по какому обучаются в наших школах. — Ваше Величество, порой знакомые болезни могут преподнести внезапные сюрпризы, — тонко подметил Кёнсу, на что Джеджун довольно кивнул, соглашаясь. — Это воистину так. Но я уверен, что вы не станете сидеть, сложа руки. — Не стану, — решительно подтвердил Кёнсу и краешком глаза увидел, как Чонин незаметно шагнул на пару дюймов ближе. — Однако у меня нет лицензии врачевателя. Мне из-за некоторых неприятных обстоятельств пришлось бросить учебу в Судо за несколько месяцев до окончания. — Пустяки, доучитесь в нашей. Я лично позабочусь обо всем, — утешил его Джеджун. — У меня нет достаточно средств для… — Кёнсу, вы обнаружили признаки срединной лихорадки, не имея лицензии. Бумажка в вашем случае — чистая формальность и я помогу вам ее получить, чтобы ядовитые змеи из коллегии врачевателей даже не думали попрекать вас в чем-либо. Я уверен, что пустяковое вложение королевского двора окупится с лихвой, когда вы займете место, полагающееся вам по праву, — терпеливо пояснил король и Кёнсу действительно был ему благодарен за это. За объяснение мотивов, им руководивших. — Да, вы молоды, в каких-то вопросах неопытны, но вы не будете одиноки. Господин Шивон придет вам на выручку, наша библиотека и все ресурсы будут в полном вашем распоряжении. Вы справитесь, — проникновенно пробасил король Джеджун и Кёнсу неожиданно показалось, что да, из этой сумасшедшей задумки может выйти что-то толковое. — Признаюсь честно, есть некоторые опасения, что именно ваши знания и грамотное их применение вскоре понадобится нам, — вдруг понизил голос король, и вот сейчас Кёнсу на пару мгновений увидел в его лице уставшего, изнуренного старика. — Тучи сгущаются… Кёнсу в неуверенности перевел взгляд с короля на поблескивающую плитку потолка, пускай застучавшее сердце уже знало, что его хозяин намеревался сказать. Король Джеджун и впрямь дьявольски убедителен. — Я... хотел бы попробовать. В конце концов, вам ничего не стоит выгнать меня взашей или посадить в тюрьму за то, что от моего травяного настоя весь дворец слег с мучительным поносом, верно? Джеджун совсем недолго изумленно смотрел на него, выпучив глаза, а затем рассмеялся — заливисто и только так, как могут смеяться искренние, прямодушные люди. Утер слезы здоровенной лапищей, прокряхтел что-то и вновь икнул от смеха. — Добро пожаловать, господин До Кёнсу. И теперь я не усну, пока не выясню, сажаем ли мы в тюрьму за понос. Кёнсу попросил Его Величество потом поделиться с ним обретенными знаниями. И готов был поклясться, что мельком видел крохотную, но улыбку на лице Чонина, который за время беседы Кёнсу с королем не сказал ни единого слова.