8
— Господин Кёнсу, вы совершенно точно уверены, что хотите именно сегодня отправиться в порт? — тоненьким голосом осведомился Бэкхён, в очередной раз за время завтрака нервно откладывая в сторону столовые приборы. Камердинер беспокоился за Кёнсу намного сильнее, нежели сам Кёнсу, какому уже страсть как хотелось выйти куда-нибудь за пределы королевского дворца. Пошататься по высокому городу, проведать Ханя, полной грудью вдохнуть удивительно мерзопакостный запашок нуэльского порта и хотя бы немного отвлечься от душноватой заботы, какой его окружили практически все обитатели королевского двора. В мысли стали закрадываться предположения, что слуги исполняют строгий джеджунов наказ — глаз не спускать с горемычного врачевателя, коего умудрились своровать прямо посреди столицы. Если такой приказ действительно был отдан, то исполнялся он безукоризненно. Кёнсу почти никогда не оставался в одиночестве. Чаще всего рядом крутился Бэкхён, рассказывавший о всевозможных пустяках и сплетнях, но в его взгляде Кёнсу отчетливо видел искреннее волнение. Поварята по десять раз на день тащили Кёнсу в кухонные подвалы, где Шиндон щедро кормил до смерти отощавшего (согласно шиндонова авторитетного мнения) лекаря различными вкусностями, еще и распихивал по карманам рассыпчатое печенье. Большую часть этого самого печенья за милую душу трескали Шивон и Исин, запивая как минимум галлоном чая, потому что после возвращения Кёнсу они ходили во дворец как к себе домой. Шивон с широченной улыбкой на всю физиономию поведал, что Кёнсу уже с нетерпением ждут на экзамене по математике. Мол, работорговцы работорговцами, а получение врачебной лицензии по-прежнему висело на тоненьком волоске. И Шивон, и Исин старались в разговорах болезненных тем не затрагивать, осторожно огибать опасные углы и весьма поверхностно спрашивали о том, что же произошло с Кёнсу после похищения. Быть может, полагали, что еще слишком рано лезть в душу с сочувствием либо теребить за хвост неприятные раздумья. В конце концов, Кёнсу не для того искали по всему королевству, чтобы спустя пару дней вновь вынуждать его мыслями возвращаться в подвал работорговцев. Кёнсу высоко оценил их такт и вежливое игнорирование страшных событий, потому как сам желал бы поскорее обо всем позабыть. Приморцы и блуждание в Высоком Лесу — далеко не те воспоминания, какие Кёнсу жаждал бы надолго сохранить в памяти. В первую ночь после пробуждения он решил тихонько пройтись по дворцу — пересчитал портреты в зале совещаний, понюхал томящееся в тепле тесто на кухне, побродил немного по библиотеке, осторожно глянул из окна на старую иву в дворцовом парке и попросил дежурящего на посту гвардейца сохранить его небольшую прогулку в секрете ото всех остальных. Кёнсу необходимо было вернуться из подвала полностью, не только телом, но и разумом, который медленней всего поверялся поменявшемуся окружению, ожидая предательского подвоха. Кёнсу не собирался демонстрировать свою слабость или странные сомнения, не хотел делиться запутавшимися мыслями ни с кем, помимо себя самого. Посчитал, что справится с этим самостоятельно, как и привык делать подобное прежде. После смерти родителей близких людей у Кёнсу не осталось, раскрыть душу или просто-напросто выговориться было некому, рассчитывать на чью-либо помощь — тем более. Все бури и негодования приходилось пережидать в одиночку, сцепив зубы от обиды и раз за разом перебарывать обстоятельства, потому как не в характере Кёнсу и всего рода До сдаваться, даже не попытавшись. К тому же, гордость не позволяла плакаться в чье-то плечо, а вынуждала нацепить на лицо улыбку победителя, замуровывая жутковатые мысли где-то глубоко-глубоко. Кёнсу отлично знал — вздумай он пожаловаться, все постояльцы дворца мгновенно сбегутся, чтобы его утешить и подбодрить. Он больше месяца жил с этими людьми бок о бок и ясно видел, что у короля Джеджуна и впрямь поразительная интуиция касаемо подбора окружения и прислуги. Каждый являлся мастером своего дела, интересным, хорошим человеком, бесконечно преданным королю и молодым принцам. Поплачься Кёнсу, и его бы не оставили в покое ни за что, а Бэкхён бы дневал и ночевал в его комнате, лишь бы только господин не чувствовал беспокойств, страха и пронзительного одиночества. Особенно по ночам, когда разнообразные мысли одолевали воспаленный за день разум. Но Кёнсу оставался самим собой, упрямцем, скрывал переживания за улыбкой и предпочел привидением прошвырнуться по спящему дворцу, чтобы тайком пощупать пальцами стены, корешки старых книг и понять, что все происходит на самом деле. Что он действительно вернулся в то место, куда так рвалось его сердце. Удивительно, но в уютном закутке библиотеки Кёнсу ненадолго задержался, потому как уловил слабый, но волнующий мускусный аромат, мгновенно заставивший остановиться и прислушаться к ощущениям. Щеки Кёнсу вспыхнули слабым румянцем, пока он суетливо принюхивался вокруг, вычисляя источник аромата. Толстенная книжка, какую Чонин читал в их последнюю встречу, источала терпкий мускус, отчего Кёнсу взял ее в руки и бездумно пролистал страницы, вдыхая глубже и медленней. Странное дело, однако просто запах, без присутствия его обладателя, действовал на Кёнсу успокаивающе, теплотой разливаясь в груди, тогда как сам наследный принц постоянно вынуждал нервничать и быть настороже. Не то, чтобы Кёнсу боялся Чонина, совсем нет, просто смутные подозрения, щекочущие мысли, не давали ему расслабиться, когда альфа находился поблизости. Кёнсу пока не мог сказать, как именно он относился к наследному принцу, ведь эмоции от каждой встречи с ним разительно отличались друг от друга, но он точно знал, что прежнего негодования, раздражения уже нет и в помине. Принц открывался с разных сторон и был куда интересней и приятней, нежели впечатление, какое он произвел еще тогда, в лесу около межи. Кёнсу мог ошибаться в суждениях и умел признавать свои ошибки, отнюдь не считая это зазорным. Почему-то к принцу Чонину относиться с предубеждением, исключительно с точки зрения королевского врачевателя, никак не выходило. А еще Кёнсу не давали покоя слова аптекаря Шивона о поисках, о гвардейском рейде в Серебряный Предел, о Чонине, что пренебрег приличиями наследника трона и ринулся искать врачевателя сам. А также о том, что именно Чонин его в конце концов отыскал и привез во дворец, держа в своих руках. Кёнсу хотел бы подумать обо всем этом спокойно, но сердце не позволяло, дергаясь и неугомонно мечась за ребрами. Оно, вероятно, давно уже решило, как именно к данному поступку наследного принца относиться, колотясь и заставляя Кёнсу волноваться сверх меры. Вынуждая думать о принце Чонине в том ключе, о котором Кёнсу никогда не помышлял. Не только касаемо этого конкретного альфы, но и всех прочих альф. Эти неожиданные, неизведанные чувства невыносимо его смущали, беспокоили и окрашивали густо-алым щеки, оттого Кёнсу был очень рад, что Чонина и Джеджуна в Нуэле сейчас нет и у него есть время подготовиться к скорой встрече, унять эмоции и смело столкнуться с чужим взглядом. Принц Сехун тоже носа во дворце не показывал после того неловкого разговора, днями и ночами пропадая в военной академии. Кёнсу узнал об этом от Бэкхёна, который жаловался, что скоро совсем забудет чанёлево лицо, так как тот тоже занят учебой. Вроде как в скором времени выпускникам предстоит отправиться на учения в Молчащие Равнины, и это Бэкхёна напрочь лишило покоя. Угрожающие пустельники ошивались рядом с Равнинами и вряд ли испытывали симпатию к гвардейцам Юга. Тем более, к будущим выпускникам академии. Кёнсу постарался Бэкхёна утешить, в глубине души приблизительно так же тревожась о Сехуне, какого считал своим другом и испытывал к нему теплые чувства. Даже несмотря на неразбериху, образовавшуюся после пояснений Шивона о том, кто же конкретно нашел Кёнсу близ Высокого Леса. Уличать и обвинять Сехуна во лжи не хотелось, заставлять старика-аптекаря повторить ранее сказанное тоже никто не собирался — Кёнсу подумалось, что это не настолько важная причина, из-за которой стоит устраивать разборки и выводить кого-либо на чистую воду. Шивон мог ошибиться, Сехун мог чуточку приврать, дабы сделать Кёнсу приятно и похвалиться (ведь, судя по словам Шивона, оба принца участвовали в поисках), и в этом ничего страшного не было. Кёнсу находил Сехуна чувствительным и трогательным парнем, несмотря на внушительную и статную внешность, оттого точно не смог бы решиться его оскорбить либо унизить своей принципиальностью и поиском истины. В любом случае, правда когда-нибудь да всплывет, без чужой помощи. Рано или поздно. Быть может, даже после возвращения принца Чонина из Золотой Марки. К тому же, у Кёнсу имелась еще одна, куда более насущная проблема, с какой ему предстояло разобраться — с определенными сехуновыми чувствами, которые тот уже и не особо скрывал от врачевателя. Кёнсу хотел бы сохранить с принцем дружбу, хотел бы обрести в его лице поддержку и близкого человека, но Сехун, увы, мнил себя кем-то другим. Кем-то существенней, глубже и ближе всех прочих. Кем-то, кто жаждет Кёнсу нежно любить, присвоить себе все его внимание. И понимание этого расстраивало Кёнсу, потому как он Сехуна с этой стороны рассматривать даже не пробовал. Несомненно, в скором времени им придется откровенно поговорить на эту тему, выяснить отношения до конца и расставить все по местам — Кёнсу не настолько жестокий и равнодушный, чтобы ради мнимого сохранения дружбы давать Сехуну призрачную надежду на что-то большее, чем имеется сейчас. А еще Кёнсу беспокоило скверное предчувствие, противной колючкой засевшее под ребрами после их с Сехуном разговора. Предчувствие, будто что-то неуловимо меняется с каждым днем. И переменится вовсе, если вдруг он, принц Чонин и принц Сехун наконец-то соберутся в одном месте. Кёнсу предполагал, что жизнь в королевском дворце будет сложной и непонятной, с кисло-сладким привкусом и ряженной в пышные, вычурные одежды, но все равно оказался к этому не готов. Его успели назначить королевским врачевателем, похитить работорговцы Приморья, отыскать принцы Юга — и все за неполные два месяца. Кёнсу уже опасался предполагать, что же будет дальше и какие еще крутые финты эта самая жизнь для него загодя приготовила. — Совершенно точно уверен, — ответил Кёнсу с улыбкой и только рассмеялся, когда Бэкхён тяжело вздохнул и схватился за чашку чая, скрывая недовольство. Будь бэкхёнова воля — Кёнсу бы из дворца не выходил бы как минимум пару месяцев, смиренно принимая его, Бэкхёна, суетливую заботу. После похищения работорговцами камердинер стал еще более усердным в работе и внимательным к врачевателю, видимо, считая себя отчасти виноватым в том, что недоглядел и допустил такой ужасный промах. Кёнсу его несколько раз горячо заверил — в том, что произошло, виноваты одни лишь приморцы и завистливый Нам Тэхён, однако Бэкхён и слушать ничего не желал. Вероятно, он мнил Кёнсу не господином, а еще одним младшим братом Бён, оттого и трясся над ним, как над остальными членами семейства. Бэкхён был тревожным и суматошным, но мягким и искренним, потому Кёнсу действительно рад, что возвратился обратно достаточно рано. В противном случае Бэкхён точно бы весь изнервничался. — К тому же, мне нужно показаться Ханю на глаза. Шивон пообещал ему, что я его навещу в ближайшее время, — добавил Кёнсу, а у Бэкхёна закончились аргументы и он, поморщившись, согласился проведать хирурга. Тем не менее, после завтрака в коридоре их встретил распорядитель Чонсу, выглядевший как обычно невозмутимо, но с легким отголоском раздражения во взгляде. Приблизительно так он выглядел, когда слуги неправильно стелили ковер в столовой, и он симметрично не совпадал с узором на потолке. — Господин Кёнсу, извольте спуститься в холл, вас ожидают. — Кто? — Ваш личный охранник, как он сам заявил. Кёнсу изумленно распахнул глаза и переглянулся с недоумевающим Бэкхёном. — Пойдемте, я вас представлю. Он прибыл вместе с рекомендательным письмом. В холле близ входной двери с ноги на ногу переминался невысокий, коренастый омега с бледным лицом и хитрыми лисьими глазами. Жесткие светлые волосы торчали во все стороны, а его стройное, явно тренированное тело было затянуто в чудаковатого вида наряд из коричневой кожи. Он расплылся в белозубой улыбочке, когда Кёнсу и Бэкхён подошли поближе, заинтересованно гостя разглядывая. Омега был очень приятной, располагающей наружности, а круглые щеки добавляли его образу какой-то детской мягкости. Вместе с острым кинжалом на поясе, сладковатым запахом гиацинта это вкупе создавало странный контраст. — Здравствуйте, — начал Кёнсу, приветливо улыбнувшись. Незнакомец коротко ему поклонился и проговорил, растягивая слова в неведомом Кёнсу акценте: — Так вот кого Чонин велел оберегать и не давать в обиду. — Принц Чонин? — Именно он меня сюда и прислал. Мое имя — Минсок, — представился гость, протягивая распорядителю Чонсу пухлый желтоватый конверт. Чонсу придирчиво рассмотрел его со всех сторон, даже понюхал бумагу, а затем тяжело вздохнул, увидев печать. — Настоящая, королевской семьи Нуэля. Почерк принца Чонина. Значит, не проходимец, — сообщил он Кёнсу извиняющимся тоном, словно надеялся, что этот Минсок все-таки мутноватый враль. — Так точно, не проходимец, — подтвердил Минсок, не переставая ухмыляться. — Я родом из Золотой Марки и давным-давно знаком с Чонином. Мой отец учил его фехтованию. — Порхающие клинки марчан! — ошеломленно выдал вдруг Бэкхён, а затем спохватился и протянул Минсоку руку. — Бён Бэкхён, камердинер господина Кёнсу. Рад знакомству! — Суетливый птенчик, — хмыкнул Минсок, но крепко сжал бэкхёнову ладонь. — Нравится наша техника? — Еще как! Его Высочество прекрасно управляется с клинками. Должно быть, ваш батюшка — настоящий гений фехтования. — Можно и так сказать. Но Чонин уже давно моего старика превзошел. Отец из-за этого совсем скис, — рассмеялся Минсок, и его смех подхватил охочий до шуток Бэкхён. — Больше на порог молодых альф не пускает. Только стариков, какие ему точно в подметки не годятся, потому как те одной ногой в могиле уж. — Омега-охранник? — скептично протянул Чонсу, одновременно вчитываясь в письмо, адресованное ему Чонином. Кёнсу увидел аккуратную вязь черных букв и невольно сделал маленький шажок вперед, уловив нотки знакомого мускусного аромата и жадно глотнув воздух. — В Золотой Марке чего только не встретишь, — загадочно ответил Минсок и подмигнул хихикнувшему Бэкхёну. — У нас омеги могут воевать, а альфы - возиться с детишками. Кому что по душе. — Занятно, — выговорил распорядитель с такой прохладной интонацией, будто ничего занятного в марчанских порядках определенно не углядел. — Что же, принц Чонин, как всегда, сама непредсказуемость, и у нас нет подготовленной комнаты для вас, господин Минсок, потому придется немного… — Вы куда-то собираетесь? — прямо спросил у Кёнсу Минсок, чувствуя себя достаточно непринужденно в компании незнакомых людей. — Да, мы идем в порт проведать моего хорошего друга, — подтвердил Кёнсу. — Выходит, я прямо с корабля на бал, — Минсок вручил свою сумку в руки шокированному подобной бесцеремонностью Чонсу. — Я сопровожу господина Кёнсу и господина Бэкхёна в порт и обратно. Этого времени хватит, чтобы подготовить комнату? — Вполне, — крякнул Чонсу, с глупым выражением лица прижав сумку гостя к животу. — Господин Минсок, но вы ведь только с дороги, — возразил Кёнсу. — Вам бы поесть и отдохнуть… — Чонин меня отправил сюда не для того, чтобы я жрал и бока отлеживал. К тому же, я не голоден. Пойдемте, — грубоватые манеры новоприбывшего охранника по-своему очаровательны, но ставили в тупик привыкшего к утонченным омегам Чонсу. И с последней фразой окончательно освоившийся Минсок открыл дверь, опередив опешившего дворецкого, дождался, пока Кёнсу и Бэкхён выйдут наружу и беззвучно отправился следом за ними. Шаги у него тихие и мягкие, будто кошачьи, и его вовсе не было бы слышно, не знай Кёнсу точно, что за ними кто-то идет. Спустя уже минуту не привыкший молчать Бэкхён задал Минсоку какой-то простенький вопрос и у них завязалась непринужденная беседа. Марчанский акцент охранника звучал необычно, но ласкал слух и тоже вызывал сравнения с кошками — он глубокий, глухой и с грудной буквой «р», что смахивало на мурлыканье довольного жизнью кота. Бэкхён рассказывал Минсоку о высоком городе и его достопримечательностях, а Кёнсу, задумавшись, шагал в сторонке, в разговоре участия не принимая. Да он и не смог бы ничего толкового произнести — ноющий комок застрял в горле, а сердце стучало взволнованно, пока Кёнсу размышлял о том, что принц Чонин прислал для него охранника. Что он, вероятно, думал о Кёнсу, озаботился его безопасностью и приставил к нему не абы кого, а своего старого знакомца. Конечно, скорее всего это связано с тем, что для королевского двора вновь допустить похищение врачевателя или еще какую другую беду стало бы несмываемым пятном на репутации и нелицеприятными слухами, но все равно было очень приятно. Кёнсу не разрешал себе предполагать, какими еще мотивами руководствовался принц Чонин, пока что просто в глубине души радуясь, что о нем беспокоились куда больше, чем он того заслуживал. И впрямь — он успел всего-то обмотать Чонину руки лентами и попенять на занятия фехтованием, а его в отместку успели найти в Серебряном Пределе и прислать Минсока из Золотой Марки. Свой лекарский талант, из-за какого его приняли в королевский дворец, у Кёнсу продемонстрировать до сих пор не получилось. Зато создать принцам и королю проблем — это раз плюнуть. Кёнсу так глубоко задумался, что не заметил ямку на дороге и едва не навернулся носом, если бы не чужая твердая хватка на локте. — Осторожней, господин Кёнсу, — улыбнулся Минсок. — Чонин мне ваше расцарапанное личико не простит, — и он игриво подмигнул, в то время как Кёнсу сердечно поблагодарил охранника и старался держать лицо невозмутимым, пускай кончики ушей успели покраснеть от смущения. Дом Ханя все такой же мрачный и пугающий, каким и был всегда, из окна доносилось ханево ворчание вперемешку с бранью и Кёнсу невольно растянул губы в улыбке, настежь распахивая калитку и смело входя во двор. — Нет, покупать никакие срединные соленья я не собираюсь! — донесся сердитый ор Ханя из окна. — От ваших солений потом запор неделю мучит и не стоит ни хрена, понятно?! Задрали, торгаши хреновы! Нечего честным людям всякую дрянь таскать! Минсок удивленно округлил глаза и фыркнул в кулак, Бэкхён сдерживал смех, сжав зубы, а Кёнсу громко провозгласил: — Здесь хирург Лу Хань проживает? Этот криворукий кретин мне ногу навыворот пришил! В доме что-то с грохотом упало, истерично зазвенела посуда, а затем дверь распахнулась и на пороге появился Лу Хань, взъерошенный и в одних штанах. Минсок заинтересованно повел носом и беззастенчиво смотрел на чужой голый живот. — Кёнсу, мой малыш, ты вернулся! — всплескивая руками, завизжал Хань, подскочил к Кёнсу и крепко его обнял, стискивая ладонями бока. Потом старательно ощупал предплечья, потянул за щеки и принюхался к одежде, дабы затем удовлетворенно выдать: — Вроде настоящий, не обман зрения. Он опять стиснул Кёнсу в объятиях и взъерошил его волосы, потрепал по плечу Бэкхёна, а после заметил Минсока и брякнул невпопад: — А ты кто таков будешь? — Это Минсок, мой личный охранник, — представил Кёнсу новоприбывшего, а Хань насмешливо вздернул подбородок, свысока глядя на Минсока. — Омега-охранник? От чего охранять-то будет? От котят, щенят или тополиного пуха? — А ты забавный, хирург. Может, еще что умеешь так же хорошо делать, как и шутить? — лениво растянул слова котяра Минсок и продемонстрировал Ханю свои белые зубы. Тот секунду помолчал, пожал плечами и скрестил руки на груди. — Так же хорошо я могу и не шутить. А еще умею заваривать чай и быть гостеприимным. Недолго, правда. Зайдете? — Конечно зайдем. Вы же не думали, что мы пришли на пороге потоптаться? — буркнул Кёнсу. На ханевой кухоньке тесно, пахло кисловатой травой и что-то булькало в печке, но они вчетвером вполне удобно расселись за кривоватым столом с чаем, сладостями и бутылкой крепкой наливки, какую заведомо прихватил с собой запасливый Бэкхён. Спустя две чарки беседа потекла сама собой — Хань выпытывал и расспрашивал обо всем сразу, а Кёнсу был вынужден честно отвечать, иначе обидел бы друга. Он впервые без утайки поведал про подвал работорговцев, про Минхао и Джонхана, про альфу, какого порезал и про жуткую ночь в Высоком Лесу, периодически проталкивая чаем горький комок в глотке. В глазах Бэкхёна поблескивали слезы, Минсок слушал всю историю с довольно мрачноватым видом, а Хань, сидевший напротив, не стеснялся крепких выражений. — Работорговцы Приморья — сучий потрох, — постановил Хань после того, как Кёнсу замолчал. — Но ты просто умничка, Кёнсу. Большинство повели бы себя как этот твой Минхао или Джонхан. Но не ты. — Джонхан был болен и не мог ничего сделать со здоровенными альфами. Его бы прикончили, не задумываясь. А мне… просто повезло. Страшно подумать, что случилось бы, если бы все пошло наперекосяк и у меня не вышло бы порезать жилы, — вздрогнул Кёнсу от колких мурашек, пробежавших по спине. Бэкхён взял его за руку и с силой сжал ладонь, тем самым выражая молчаливую поддержку. — М-да… Надеюсь, что он тоже выбрался из леса. — Я попросил Шивона помочь его отыскать. — А кто все это затеял вообще? Твое похищение? — спросил Хань. — Нам Тэхён. По словам Шивона, именно ему обещали место королевского врачевателя после окончания школы. А еще он был влюблен в принца Чонина, потому очень сильно хотел попасть во дворец, — ответил Кёнсу, поморщившись. — Его нашли? — Пока нет. Он исчез из Нуэля. — Слыхал я про этих Намов. Там и у папаш рыльца в пушку, потому как истории нелицеприятные ходят. Про бордели и про нервные расстройства у папани-омеги. — Хань покрутил пальцем у виска и выпучил глаза. — Семейка как на подбор. — Я тоже как-то слышал, что однажды исчез один омега, который Тэхёна на экзамене на первом году учебы обскакал, — поделился Бэкхён. — Никто так и не узнал, почему он исчез, а теперь вот оно как выходит… Может, он сейчас где-нибудь в Пустоши или вообще мертвый давно, — Бэкхён очень чувствительный, отчего шмыгнул носом и задрожал от воображаемых ужасов, какие могли настигнуть Кёнсу, не сумей он сбежать от работорговцев. — Зато нынче у Кёнсу вон кто есть, — пьяненько хмыкнул Хань, косясь на Минсока. — Голуби и букашки всякие к Кёнсу точно подобраться не смогут. — Про мышей забыл, остряк, — добавил Минсок, совершенно не оскорбившись из-за ханевых шуточек. Напротив, он смотрел на Ханя как-то странно, с прищуром, будто кот на вожделенный кусок мяса. Кёнсу старался не обращать на эти непонятные заигрывания внимания, хотя обстановка за столом медленно, но верно накалялась и Минсок, блестя глазами, чересчур выразительно облизывал нижнюю губу. Бэкхёну, наоборот, весело — он переводил взгляд с Ханя на Минсока, хитрюще лыбился и ждал дальнейшего развития событий. Спустя десяток напряженных минут раскрасневшийся вконец Кёнсу принял решение убраться из ханевого дома подобру-поздорову, пока новоиспеченный личный охранник и известный нуэльский хирург не предались разврату прямиком посреди крохотной кухни. Это было бы небезопасно — мало ли, что может свалиться на них со шкафов. Минсок помахал Ханю рукой на прощанье, развязно послал ему воздушный поцелуйчик, но достаточно трезво и ровно зашагал за Кёнсу и Бэкхёном, будто это не он только что выхлебал треть бёновой вишневой наливки. Кёнсу подумалось, что с таким Минсоком во дворце станет еще веселей, чем прежде.* * *
Глава медицинской школы, господин Шим Чанмин, клещом вцепился в руку Кёнсу, пока второй рукой тряс перед чужим носом длиннющий, позолоченный по краям свиток, заверенный королевской печатью. Обыкновенно лицензию врачевателя готовили в течение недели после успешной сдачи последнего экзамена, однако в случае Кёнсу лицензия была приготовлена еще до того, как сам экзаменуемый приступил к решению задачек. Не понадобилась даже коллегия экзаменаторов — господин Чанмин справился со всем самостоятельно, он же вежливо пригласил Кёнсу в свой кабинет, усадил на стул, а сам плюхнулся напротив, любезно улыбаясь, но немного нервно перебирая листки на громоздком деревянном столе. Альфа неопределенного возраста, но с тронутыми сединой висками, он обыкновенно производил приятное впечатление, пока не обнаруживалось, что Чанмин был достаточно консервативен во взглядах, трясся за свое кресло и блестящую репутацию и совершенно не умел признавать собственных ошибок. Он главенствовал над змеиным врачевательским клубком и любым способом пытался сохранить лицо, честь школы даже при самом скверном раскладе. Хуже расклада, при котором один ученик продал другого работорговцам, и представить было нельзя. Вероятно, именно поэтому Чанмин пожелал остаться с Кёнсу один на один, дабы убедить его в необходимости ослабить контроль, что воцарился над школой после похищения Кёнсу. Как оказалось, в школе не только провели ревизию, но и опросили учеников, преподавателей и при помощи королевской гвардии контролировали занятия. Естественно, Чанмину это стало костью в горле. Чтобы кто-то со стороны бесцеремонно влезал носом в его учебный процесс? Немыслимо! Возвратившийся в целости и сохранности Кёнсу был его надеждой на восстановление прежнего порядка. Чанмин подвинул ближе к Кёнсу вазочку с аппетитными булочками и попытался сделать брюзгливую физиономию чинуша дружелюбной. — Примите мои искренние поздравления, господин Кёнсу! Теперь вы можете официально вступить в должность королевского врачевателя. Уверен, вы справитесь с этим нелегким ремеслом и продолжите славную традицию. Вы знали, что выпускники именно нашей школы долгие годы преданно служили королевскому роду? — Благодарю, — сдержанно кивнул Кёнсу и опустил глаза в свиток, потому как от фальшивой искренности в словах Чанмина сводило челюсть. — Надеюсь, недавние события не пошатнули вашу решимость занимать столь высокий пост в столице? — Нет. Это был увлекательный опыт, — оскалился Кёнсу, скрутив лицензию и сунув ее в нагрудный карман. Неужто Чанмин надеялся вывести Кёнсу на откровенный, душевный разговор? — Действительно, достаточно увлекательный, — согласно кивнул Чанмин, обеспокоенно забарабанив пальцами по столу. — Господин Кёнсу, смею надеяться, что вы не держите зла на всю медицинскую школу из-за поступка одного конкретного ученика? Хочу вас заверить, что подобных прецедентов никогда не случалось! Это просто вопиющий, отвратительный случай! Весь преподавательский состав и ученики беспокоились о вашей безопасности и молились за ваше скорейшее возвращение! Кёнсу хмыкнул, выразив этим сомнение в чистоте искренности этих самых молитв. До похищения его не хаял в спину только ленивый, а теперь внезапно все обратились в ангелочков с крылышками. Непревзойденное мастерство мимикрии. — А еще вы заметили, как скоро мы подготовили вам лицензию врачевателя? Обыкновенно на это уходит больше семи дней! — хвастался Чанмин. — Все ради вашего удобства и успешного завершения выпускных экзаменов, — затем он заговорщически понизил голос и подался ближе к Кёнсу. — Быть может, вы как-нибудь между делом сообщите об этом Его Величеству или наследному принцу? О том, как все мы хорошенько постарались, чтобы изящно выйти из данной непростой ситуации? — Вы намекаете на гвардейцев в школе? — в лоб спросил Кёнсу и глава школы растерялся, глуповато приоткрыв рот. — Я скажу королю Джеджуну о ваших неподдельных молитвах, господин Чанмин. Полагаю, на него это произведет должное впечатление. Чанмин, скрипнув зубами, вновь растянул тонкие губы в елейной улыбочке, сопроводил Кёнсу до самого выхода и пожелал всяческих удач. Кёнсу не остался в долгу и пожелал школе дальнейшего процветания, мысленно добавляя «если только это змеиное кубло раньше не сожрет само себя, брызгая ядом зависти и ненависти». Скучающий Минсок, ожидавший его около крыльца, сплюнул под ноги и фыркнул, по кислому выражению лица Кёнсу поняв, как все «замечательно» прошло. Как и всегда после встречи с городскими врачевателями, хотелось вымыть руки, умыться и отряхнуться от мерзких липких ощущений. Кёнсу догадывался, что во дворце что-то готовится в честь его последнего экзамена и официального вступления в должность королевского врачевателя, потому летел обратно во дворец, предвкушая наготовленные Шиндоном вкусности и по-настоящему искренние поздравления от людей, какие на самом деле беспокоились о нем. Сердце трепетало, а в груди теплело от радостных мыслей. Столовая на первом этаже стараниями распорядителя Чонсу и служек превратилась в сверкающий позолотой и стеклом зал, освещенный сотней свечей. Идеально белоснежная скатерть, начищенные до блеска приборы, благоухающие приправами блюда и улыбающиеся лица обитателей дворца, гордящиеся тем, что их маленький птенчик Кёнсу, переживший столько бед, сумел выбраться из всех передряг и заполучить то, к чему стремился. Его тепло обнимали, хлопали по плечу, поварята шмыгали носами, а Чонсу ворчливо просил особо чувствительных поумерить пыл и вести себя прилично. Кёнсу разглядел там всех дворцовых слуг, Исина, Шивона, Бэкхёна с Чанёлем, а еще принца Сехуна, скромно улыбнувшегося ему. Все было просто прекрасно, но кое-кого не хватало. Не то, чтобы Кёнсу ждал поздравлений от Джеджуна и Чонина — ему просто хотелось бы видеть их во дворце, для полной картины и внутреннего душевного спокойствия. Первые три тоста посвящались исключительно виновнику торжества, Кёнсу, который робко краснел и смущенно отнекивался от похвальбы. Шивон буркнул, чтобы тот прекратил скромничать, потому как никто тут не верит в его застенчивую невинность. Все они в курсе, как виртуозно Кёнсу может превращаться из робкого омеги в ругающегося корабельного боцмана. А после вечер потек сам по себе, с разговорами, шутками и даже застольными южными песнями в исполнении пожилых слуг. Кёнсу пил, ел наравне со всеми, успел пообщаться с Чанёлем и Бэкхёном, повеселить Шивона живописным рассказом о постном выражении физиономии Чанмина, и чувствовал себя замечательно, несмотря на легкое головокружение и покрасневшее от выпитого лицо. В конце концов, когда стало чересчур жарко и пол едва не поменялся местом с потолком, Кёнсу выскользнул из-за стола и вышел через боковую дверцу на улицу, решив прогуляться по сумеречному дворцовому парку. — Вы не против, если я составлю компанию, Кёнсу? — раздался позади тихий сехунов голос. Его обыкновенно бледные скулы заалели, темные глаза лукаво поблескивали, а Кёнсу, будучи в хорошем расположении духа, не увидел в его предложении ничего дурного. — Не против. Цветочные кусты по бокам дорожки благоухали разнообразными ароматами, смешанными с мятным запахом Сехуна, Кёнсу глубоко дышал и не думал ни о чем, наслаждаясь легкой, блаженной пустотой мыслей. — Кто бы мог вообразить, что спустя такой короткий срок вы сумеете добиться расположения всего королевского двора и стать врачевателем дядюшки Джеджуна, верно? — сказал Сехун. — А я сразу, как только увидел вас в лесу около межи, понял, что сама судьба привела вас ко мне. — Судьба — весьма интересная госпожа. Меня она недавно привела к работорговцам, — пошутил Кёнсу, ощущая, как сехунова рука мягко коснулась его ладони. — Не сомневайтесь, больше я не допущу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое, — горячо пообещал Сехун. — Вы слишком драгоценны, Кёнсу. — Не думаю, что я настолько ценен, Ваше Высочество. Я пока не оправдал возложенных на меня надежд короля Джеджуна. — Разве человеческая ценность измеряется оправданными ожиданиями? Для меня вы стали ценны сразу после первой встречи, Кёнсу, — трепетно заверил его Сехун, окольцевал пальцами запястье и мягко вынудил Кёнсу остановиться. Сердце испуганно ёкнуло, потому что выражение сехунова лица в сумерках прочитать невозможно, а горячая кожа обжигала прикосновением. Кёнсу тяжело сглотнул, но замер истуканом и судорожно старался подобрать правильные слова. Сехуна обидеть не хотелось, грубо отказывать тоже, но и верные фразы в мутноватый из-за алкоголя разум отчего-то не приходили. Кёнсу испуганно вжал голову в плечи, когда осмелевший Сехун наклонился ниже, задевая теплым дыханием его макушку. — В последнее время вы не покидаете моих мыслей. Признайтесь честно, вы околдовали меня? — принц бархатно хохотнул, а затем легко тронул пальцами чужой подбородок, приподнимая лицо Кёнсу. — Ваше Высочество, я… Мне… — И глядя на вас, невозможно думать ни о чем другом, а сердце сумасшедше колотится. Чувствуете? — Сехун приложил ладонь Кёнсу к своей груди. Чужое сердце и впрямь билось безумно быстро. Вспотевшие пальцы перепуганного Кёнсу судорожно стиснули лацкан сехунова пиджака. — Это все из-за вас, — прошептал Сехун, наклонился еще ниже, опаляя дыханием чужую щеку и едва не коснувшись губами чужих губ, но рядышком вдруг раздался громкий, отчетливый голос: — Господин Кёнсу! Ваше Высочество! — отрапортовал Минсок, и довольно ухмыльнулся, когда Сехун отскочил от Кёнсу на два шага и раздраженно глянул на помешавшего ему омегу. — Принц Чонин и король Джеджун вернулись! Сехун поспешно выпрямился и стрелой понесся обратно во дворец. Мгновенно протрезвевший Кёнсу тяжело выдохнул, вытер взмокшие ладони о тщательно выбранные Бэкхёном модные штаны, и благодарно улыбнулся Минсоку. — Вы потрясающе вовремя, господин Минсок. — Мне было интересно наблюдать за вами. — Вы все видели? — Ага. Я же ваш охранник, — напомнил Минсок. — Вам нравится принц Сехун? — по привычке прямолинейно спросил он. — Как друг, но не более. — Тогда не давайте ему ложных надежд, лучше сразу скажите, что да как. Сехун… может неприятно удивить, если что-то идет вопреки его задумкам, — строго проговорил Минсок. — Откуда вы?.. — Просто поверьте на слово. Я очень давно знаком с королевской семьей. Кёнсу провел во рту пересохшим языком, согласно кивнул минсоковым словам и постарался спрятать даже малейший намек на нервозность из-за произошедшего в парке. Видимо, предчувствие его не обмануло, и особое отношение Сехуна к нему еще вылезет боком. Минсок поддержал расстроенного Кёнсу хлопком по плечу и легонько втолкнул обратно в зал, посреди какого стояли откровенно уставший, но улыбающийся Чонин, а кряхтящий король Джеджун за его спиной уже успел выпить чарку на пару со старым другом Шивоном. Кёнсу встретился взглядом с Чонином и не смог удержаться от широкой улыбки. Он почему-то так счастлив его видеть — грудь распирало от неизведанного, но сильного чувства, а взгляд с лекарской придирчивостью осмотрел принца, отмечая у того темные круги под глазами и смертельно утомившийся вид. — Рад встретить вас в добром здравии, господин Кёнсу, — негромко произнес Чонин, слегка тому поклонившись, когда все остальные, поприветствовав прибывших, отвлеклись на марчанскую шутку, громко пересказываемую Джеджуном. — И поздравляю с получением лицензии. — Спасибо. Я… А я рад, что вы вернулись домой, — сказал Кёнсу, понадеявшись, что собственное раскрасневшееся лицо не испугало Чонина. — Да, я соскучился по дому, — подтвердил принц, глаз при этом от Кёнсу не отводя. Сердце Кёнсу отчего-то замерло, как и весь мир вокруг.