Не для прессы

Вся эта затея обойдется отцу Софии положением, имуществом и, хуже того, жизнью. Это сегодня магистериум втайне друг от друга делает подарки незаменимому Алану Риккину, выскочке-южанину, прорывшему путь наверх путем закулисных интриг, взяток и откровенных угроз, а как только этот самый Риккин совершит задуманное, правящая когорта Империума раздерется за право первыми нанести удар. Одни пока делают вид, что ничего не знают о том, сколько заклинаний на крови прочитали в его доме, другие — мрачно кивают и, надув грудь от важности, приговаривают: “Пусть делает, что считает нужным. Мы в состоянии войны. К тому же, он ведь не убивает тех, кого ловит”. Третьи воздерживаются от комментариев и наверняка подсчитывают, сколько тевинтерских законов Алан Риккин попрал своей гордыней. И тем не менее, София знает своего отца. Он не успокоится, пока не достигнет поставленной цели. И в данном случае — пока не доберется до эльфовой сферы. Отец почти вприпрыжку спускается по ступенькам вниз, к подвалу, к Софии, к результатам. Он с несвойственной ему улыбкой на лице думает о чем-то своем; наверняка вспоминает очередную волну лести, на которую не поскупился очередной сильный мира сего — или очередная сильная мира сего, судя по надушенному шелковому платку, который змеей опоясывает его шею. — Все прошло отлично? — спрашивает София, отвлекшись от работы. — Великолепно, дочка. Ве-ли-ко-леп-но, — повторяет он, когда подходит к ней и обдает сладковатым винным душком. — А как дела у моей самой талантливой сомниари юга и севера? София улыбается — но не похвале, а тому простому факту, что отец продолжает так обращаться к ней даже спустя двадцать лет после того, как у неё открылся необычайно сильный дар сновидения. Он называл её самой сильной сомниари и когда она, семилетняя малышка, только начала учиться сновидению у Виддика, и когда этот старик умер от рук одного из эльфов-рабов, и она действительно стала одной из самых сильных сомниари. Эх, старый седобородый Виддик. София перечитала его “Анимус сомниум” от корки до корки и даже нашла не одну ошибку, но он был неподражаем по части извлечения воспоминаний из духов. Все образы, которые они вызывали, были четкими, яркими; они были не простом эхом прежней реальности — они становились самой реальностью прямо на глазах. Её же субъекты экспериментов делились только отголосками отголоска другого отголоска. — Я подтвердила свои догадки, — говорит она со вздохом. На полу перед ними, в центре рисунка, выполненного кровью, лежит её субъект, беглый раб из Каринуса. Он бледен и едва шевелится, но он жив. — Деметрия присоединилась к движению Соласа примерно за год до событий на юге. Она рассказывала про некую сферу ещё тогда, но потом, после Священного Совета в Халамширале, она встретилась со своим возлюбленным снова. Она не упомянула сферу, но говорила про некий “источник силы” на границе с Ривейном. Учитывая, сколько мы знаем о могуществе эльфийских богов, этот “источник силы” не может не оказаться сферой. Отец с довольным видом улыбается отчету и восклицает: — Благослови Создатель эльфиек, которые выбалтывают своим возлюбленным все тайны! Он подходит к рабу и мыском сапога подталкивает его за плечо, проверяет реакцию. Раб, напоенный наркотическим отваром, реагирует медленно и лениво, как улитка, только-только выползшая из раковины. Отец мрачно продолжает: — И благослови Создатель всех людей-мужчин, которые пойдут на всё, чтобы защитить своих возлюбленных. Эх, раб, знал бы ты, сколько между нами общего. София беззвучно подходит к отцу и мягко кладет ладонь на плечо. — Иди, пап, отдохни. Я здесь уберусь сама. Может, погружусь с ним в новый сон, вдруг я что-то могла пропустить. Отец продолжает смотреть под ноги, но он не видит ни раба, ни рисунка, ни пола. — Если б только твоя мать узнала, какой бесподобной сновидицей ты стала. Она так жалела, что не родилась магичкой, что её не забрали в Круг из их свинарника. Дочери-магу она бы обрадовалась, как дару с небес. А уж тому, что дочь-маг и вовсе сомниари... о таком она даже, наверное, и не мечтала. Отец разматывает чужой полупрозрачный шарф и бросает его на раба, мусор к мусору. Он хлопает дочь по спине и говорит: — Не перенапрягайся, Софи. К тому же, помнишь запись о том, что такой сферой в шестом веке обладал некий ученый муж с южных границ Империума? — Разумеется. — Выяснилось, что его род вовсе не прервался. На берегах Минантера есть один перевозчик, который приходится ему пра-пра-пра-еще много раз -правнуком. — Отец. Вытаскивать воспоминания из чужих снов — это одно, а ты говоришь о том, чтобы… — Чтобы отправиться во сне глубоко в Тень самой, да, знаю. Глубоко, к духам трехсотлетней давности. Но поэтому я и завел речь о потомке того ученого. Если “Анимус сомниум” не врет, то этот лодочник поможет тебе найти нужного духа. Отец в дверях говорит: — Я снаряжу несколько групп разведки на границу с Ривейном. Соберу лучших ученых, магов, лучников. Посмотрим, что за “источник силы”, о котором столь неосторожно обмолвилась эта Деметрия. А ты, дорогая дочь, поищешь для меня эту, другую сферу. Он говорит: — Наши люди привезут лодочника сюда завтра к полудню. Его зовут Каллум Линч. Будь с ним осторожна. Он, все-таки, наша единственная зацепка.