— Смазливый, - куда-то в сторону уха старшего произносит рыжеволосый и широко улыбается, медленно попивая свой остывший кофе в термосе.
— Не говори ерунду, На. Ты только посмотри на его глаза, сразу видно – опухшие и не одним слоем тоналки замазанные мешки под ними, - как-то слишком брезгливо реагирует светловолосый и подмигивает рядом стоящей Юне.
— А, по-моему, очень даже ничего такой. По крайней мере, не пластиковый, как вон те двое, - указательным пальцем незаметно показывает На и усмехается столь очевидной пластической хирургии у каких-то недалеко стоящих двух парней, весело болтающим между собой.
— Если следовать твоей логике, то все в этом мире красивы.
Рыжеволосый слишком громко хрюкает от, как казалось только ему, тихого смеха и делает лицо ой-да-неужели, из рук чуть ли не роняя термос вниз на землю. Донхёк отвешивает нехилый такой подзатыльник младшему и забирает из его рук термос, тут же пробуя на вкус напиток. Но распробовать его он так и не успел.
Слишком поздно вспомнил, что до ужаса ненавидит крепкий кофе без сахара. Только вот блевать некуда, поэтому пшеничный, весь съёжившись, проглатывает всё и какое-то время ещё корчит гримасу недовольства. Младший заливается смехом, пытаясь подавить его в себе хоть как-то, но получается не очень, поэтому со стороны выглядит это крайне неадекватно.
— Заткнись, придурок. На нас все пялятся, - Ли театрально вздыхает и отдаёт термос в руки своему другу.
Переводя взгляд в сторону ребят, Хёк замечает нервно кусащего свои губы брюнета. Он стискивал в руках обвисшие лямки рюкзака и слегка прокашлялся. Сердце пропускает удар, ещё один, а потом ещё сто сорок за секунду, когда Донхёк натыкается на ответный взгляд брюнета, буквально прожигающий в нём дыру насквозь. По телу пробежался табун мурашек, а во рту образовалась вязкая слюна, которую так хотелось проглотить.
Минхён думает лишь о том, как ему отвести взгляд в сторону, пытается пару раз сделать это, но всё равно в итоге сдаётся и заглядывает в эту чёрную бездну, в которой, казалось, можно было увидеть целый космос.
Космос, который мог увидеть в глазах Донхёка только Минхён. Что-то в них было...в этих тёмных глазах, что так неустанно манили канадца. Казалось, что если чуть дольше вглядываться в эти чёрные зрачки, то можно было утонуть или захлебнуться собственным миром грёз.
Тело вдруг немело, руки холодели, перед глазами темнело, стоило только внимательному взгляду пшеничного задержаться на Марке. Дрожь в коленях постепенно пропадала, а голос вновь возвращался к брюнету. Теперь он мог собрать мысли в кучку и хоть что-то внятное произнести. Канадцу кажется, что он однозначно где-то уже встречал Донхёка, уже где-то слышал этот глубокий голос и уже где-то чувствовал этот сладковатый запах лесных ягод, который исходил от пшеничного и сейчас.
На заметил это напряжение между парнями, буквально выцепил их взглядом и, что-то шепнув на ухо корейцу, подошёл к Юне, тут же начиная открыто с ней заигрывать. Хэчан пришёл наконец-таки в себя и вернулся к обсуждению своей прекрасной внешности, охотно дискутируя с девушками о том, как правильно ухаживать за своей кожей, чтобы она была такой же совершенной, как у него. А Марку всё ещё казалось, будто он уже где-то его видел. Только не мог вспомнить где.
— Так, дамы, хватит с моего друга расспросов на сегодня, у вас ещё будет время всё обсудить на вечеринке приветствия, кстати, с нас бухло, а с вас, леди, закуска. Собираемся у меня в баре в десять вечера, - На подмигнул Соён с Ыён и тепло улыбнулся, словно дьявол во плоти.
— Вечеринка приветствия? У тебя в баре? Я что-то пропустила? - непонимающе закрутила головой Ёнсу и широко, как только могла, раскрыла глаза.
— Видишь ли, Ён-ён, я отказался от бизнеса отца и, собрав все свои сбережения, которые только смог скопить за все двадцать лет, свалил из дома, а после открыл свой бар “t'appelles tu” в нескольких километрах от универа. Так что, прошу любить и жаловать сегодня, повторяю, в десять вечера, - Нана приобнял девушку за плечи и, наклонившись, прошептал на ухо мелодичным голоском. — Красивая юбочка, малыш. Жалко, что слишком длинная, все прелести прикрывает, эх.
Все в унисон заулюлюкали, после шутливо напевая: «you are my destiny» под аккомпанемент живого звука спешл фром Ли Донхёк, который очень любил стебаться над своим другом по поводу его ориентации. Он-то прекрасно знал, что его нанашечка ещё тот мелкий засранец, у которого над кроватью висел шести-цветный радужный флаг, а в душе вечно цвела настоящая нежно-голубая сакура. Он ждал того единственного, который способен был открыть ему целый мир и научиться не бояться мнения людей.
Ну а Джемину тупо приходилось заводить отношения с женщинами, чтобы не поползли слухи, ибо его семья была слишком консервативных взглядом на жизнь в целом, а ослушаться их равносильно добровольному четвертованию. Но Нана же не дебил, он понимает, что к чему, а пока что жизнь ему слишком дорога.
OBLIVION
— Два холодных американо, пожалуйста.
Женщина средних лет с большими очками на переносице, кудрявыми волосами и светлой кожей, держа свою маленькую собачку под подмышкой, невинно озвучила свой заказ, глазами наблюдая за процессом его приготовления. Марк тепло улыбнулся клиенту и, повернувшись к кофемашине, начал творить кофейное произведение искусств.
Минхён по вечерам подрабатывал в маленькой кафешке с тусклым освещением и небогатой внутренней отделкой, неоновая надпись которой гласила о названии заведения:
“I coffe”. Кафе было в двух шагах от его дома, поэтому он редко опаздывал на свою смену и совсем не жаловался на то, что добираться досюда не так-то уж и просто. А вот его напарник был другого мнения.
Умный, красивый, высокий, широкоплечий, рыжеволосый парень, пользующийся особой популярностью у девушек, все думают, что он учится в универе, а на самом деле - обычный десятиклассник. Из-за своей яркой внешности он часто становился предметом обсуждения между девчонками, которые забегали сюда, чтобы выпить чашечку кофе или попробовать мучное изделие. Пак Джисон (так его звали) работал по утрам, иногда заменяя Марка по вечерам, если у того появлялись какие-то неотложные дела, требующие немедленных действий.
Сони учился в Канаде в одном классе с Джено, но три года назад его семья переехала в Сеул. И теперь семья Ли тоже начала осваиваться в Корее. Джи всегда достаточно хорошо ладил с Джено, хоть и, как у всех нормальных друзей у них часто были разногласия. Обычно Ли истерил по поводу и без повода, а Джисон просто молча выслушивал словесный понос старшего, когда тот не в настроении вдруг приходил в школу.
Минхён же очень любил мелкого и старался и о нём заботиться тоже, хотя о себе совсем не вспоминает. Он вечно думает о других. Когда-нибудь это его погубит точно.
Марк завидовал Джисону не только из-за ярко выраженной красноречивости, но и из-за того, что он слишком быстро сходился с людьми, находил общий язык за считанные секунды. Брюнет всегда был сам по себе, слишком замкнутый, серая мышка среди прекрасных лебедей. Поэтому у него никогда не было друзей, он вечно ходил в одиночестве и из-за социопатии, сформировавшийся со времён школы, особо и не думал, что кому-то откроется, будет называть своим другом, уж тем более доверять.
Пак был уверен в том, что брюнету нужно всего лишь попытаться попасть в хорошую компанию, завести с ними диалог на общую тему, а там уже и отношения завяжутся. Он знал, что Марку просто не повезло с окружением, он просто привык, что его все поголовно считают неудачником, чья жизнь никогда не изменится, а самооценка не поднимется выше плинтуса. Уж об этом они позаботились со школьных вермён и, кажется, своего добились: Минхён считает себя гадким утёнком в стране прекрасных лебедей.
Но ничего не вечно. И даже гадкие утята однажды могут стать прекрасными лебедями, нужно просто не сдаваться и идти с высоко поднятой головой дальше, не боясь оступиться и упасть.
— Вот держите, с вас пять тысяч триста восемьдесят пять вон, - прочитал Минхён с монитора компьютера и, протянув поднос с кофе женщине, взял деньги, вежливо пожелав приятного вечера.
День подходил к концу. На настенных круглых часах из белого дерева стрелки показывали без пятнадцати десять. Это говорило о том, что у канадца скоро должен закончится рабочий день, а вместе с ним нужно успеть на вечеринку приветствия в баре Джемина, находящийся в пяти кварталах отсюда. Вытерев руки об длинный черный фартук и поправив на голове беретик, Марк устало прикрыл глаза, массируя холодными пальцами виски.
Этот день казался ему очень длинным, он всё никак не кончался и это порядком брюнета подзаебло. Плюс Джисон явно не спешил придти и забрать ключи от помещения, ибо завтра его утренняя смена, а у работников кафе всегда при себе должны быть запасные, которыми можно воспользоваться.
Минхён опёрся спиной о стену возле кофемашины и, прикрыв руками глаза, тяжело вздохнул. Ему так и хочется озвучить одну из своих мыслей вслух, но, к сожалению, он находится в общественном месте, поэтому материться нельзя, а на языке уже давно вертится сладкозвучная фраза
«как же я заебался». Вдруг ни с того ни с сего в кафе вбегает мелкий, чуть ли не выбивая дверь ногой, из-за чего Марк чуть не запрыгнул на ближайший шкаф с посудой от страха.
Джисон весёленький подбегает к охуевшему старшему и, похлопав того по плечу, отправляет канадца переодеваться в свою одежду и, наконец-таки, снять эту неудобную рабочую форму. Ли хочется высказать в лицо рыжему всё, что он о нём думает, хочется дать подзатыльник, хочется вот прям так фэйсом об тэйбл долбануть за то, что он его чуть заикой не сделал, но сдерживается. Младший ещё должен учиться и поступить в хороший университет.
Брюнету ничего не остаётся делать, кроме как покрутить пальцем возле виска, грозно посмотреть и отправиться в комнату для персонала. Ну, конечно, и здесь всё не обходится без сюрпризов и супер фэйлов. Во-первых, Марк находит дырку на джинсах в районе жопы (причём такую нормальную) и в душе не ебёт, как она так выпердилась, потом понимает, что пока шёл на подработку, вляпался в говно и теперь его вансы воняют так, что аж нос отрезай себе.
У канадца второе имя – вечный неудачник, или же ППЖ, что расшифровывается как: победитель по жизни. Для него постоянно фэйспламить по своей жизни, как ежесекундный ритуал. А, если хотя бы в один день всё будет в порядке, то явно где-то в Арктике сошла огромная глыба льда или подохли пингвины. Во все остальные же дни у него вечно всё идёт по пизде.
Он вообще очень странный человек. Мало того, что умеет имитировать звук рвущейся бумаги, электрической мухобойки, так ещё и под ноги вечно не смотрит. А всё потому, что когда напяливал на себя джинсы, запутался в штанинах и раза два наебнулся. Джисон, прекрасно уведомлённый о природной рукожопности старшего, знал, что если Марка долго нет, то его либо спиздили суслики, либо он лежит в судорогах весь поколеченный.
Поэтому спустя несколько минут мучения брюнета, в комнату спокойно входит Пак, пытаясь подавить внутри себя истерический смех, (что получается у него очень хорошо, кстати) с философским лицом поднимает брюнета и помогает натянуть штаны. Ага, именно помогает. Ну бля, потому что иначе канадец заработает себе сотрясение мозга, если снова упадёт.
— Ты в порядке? - уже не выдерживает Пак и начинает ржать, как душевнобольной.
— Абсолютно.
— Фу, бля, чем у тебя тут так воняет?
— В говно наступил. Надо вансы помыть и домой забежать, переодеться. Сука, я не успею.
— Куда?
— У нас сегодня вечеринка приветствия. Господи, какая глупость. Только в Корее такая херня или Канада обделена этим праздником? - скептически интересуется Марк и направляется в сторону раковины, слава богу она находится всё в той же комнате персонала.
— Ну не знаю. Мне не с чем сравнить, я только в Корее и в Канаде жил. А зачем тебе перео...а, всё понял. Я мог бы пошутить насчёт дырки, но думаю тебе и так плохо, а шутками-самосмейками я не занимаюсь, - Джи садится на кожаный диван возле раковины и задумчиво чешет переносицу. — Ладно, у тебя бывали дни и похуже.
— Ага, спасибо за поддержку.
Марк сосредоточенно отстирывал свои вансы, старательно, с мылом хозяйственным. Однако лишь через после того, как обувь была отстирана и мокрая, до брюнета дошла очень умная мысль, которая явно намного раньше засела в его голове, просто она слишком долго и упорна искала мозг. Минхён снова ударяет себя по лбу, истошно вопя о том, какой он идиот, придурок, долбаёб и так далее. В. чём. он. пойдёт. если. вансы. постираны?
Сон закатывает глаза и хочет спросить Бога, (если он есть, конечно, ага шутки про атеистов) какого лешего ему достался столь не сообразительный друг, почему у всех нормальных людей много извилин и сорок шесть хромосом, а у него одна-единственная извилина и сорок семь хромосом. Однако ответа свыше не последовало, поэтому Пак молча плетётся к шкафу с одеждой, кидает в растерянного Марка свою длинную жёлтую кофту с японскими иероглифами на широких рукавах, чёрные джинсы и белые кроссы.
Джинсы приходится четыре раза подвернуть, кроссовки оказались тоже большы, что уж там говорить о кофте, которая полностью прикрыла задницу брюнета и, казалось будто в неё можно с головой укрыться, как в кокон. Да уж, большим ростом Боженька канадца не наделил. Марк благодарствено обнимает Джисона и клянётся, что завтра вернёт ему одежду, обнимает во второй раз напоследок и скрывается за деревянной дверью кафешки.
OBLIVION
До бара брюнет добирается без приключений, даже удивляясь своей вдруг ни с того ни с сего взявшейся аккуратности. Когда уже была видна неоновая вывеска розового цвета:
“t'appelles tu”, Марк остановился на полпути. Не решившись подойти к двери и дёрнуть ручку на себя.
А вдруг он снова станет жертвой насмешек и издевательств со стороны одноклассников? А вдруг он снова будет прятаться в туалете от хулиганов, запираться в кабинке и тихо реветь от безысходности? В школе его частенько как только не обзывали, однажды даже, когда тот снова заперся в кабинке, в большой черный мешок с мусором налили воды и вылили ему на голову, через другую кабинку.
И всё это приходилось терпеть одиннадцать лет, при этом стараться хорошо учиться. Спокойная и размеренная жизнь, как у всех других людей для Минхёна казалась такой недосягаемой, нереальной. Он был уверен в том, что, в какой бы университет он не поступил, всё равно над ним бы издевались из-за слишком бледного цвета кожи, болезненной худощавости, временами даже слишком женской внешности. Хотя Марк искренне не понимал, в каком, сука, месте он похож на бабу.
Вот и сейчас он стоял перед дверью, боясь войти и, возможно, открыть для себя новый круг друзей или же очередных врагов. Руки похолодели, очки с большими круглыми стёклами, как у Гарри Поттера, которые брюнет носил довольно часто из-за плохого зрения, все запотели. Он замер, не смея вздохнуть или двинуться с места, как вдруг над самом ухом слышится сладкий голос.
— Ручку нужно потянуть на себя, она сама не откроется.
