Efflorescence of limerence

— Пизд-е-е-е-е-е-е-е-ц...мы вляпались, бро, - грустно констатирующий факт Ченлэ сгребает в охапку учебники и кидает их на дно рюкзака. — Пойдём в столовую? Там сейчас народу меньше. — У меня не так много денег, я ещё должен сегодня за интернет в доме заплатить, так что режим «экономим до усрачки» уже включён, - Марк делает тоже самое и, закинув на плечо рюкзак, вышел из аудитории, направляясь к автомату, чтобы купить бутылку воды. — Я могу тебя угостить. У меня денег много, - Лэлэ достаёт расчёску и возле зеркала, которое находилось рядом с автоматом, начинает расчёсывать непослушные локоны. — Ты же отказался от денег отца, забыл? - Минхён кидает монетки, нажимает на нужную кнопку и достаёт бутылку, делая большие глотки. — Я отказался от денег отца, но не от денег своей тёти. Только ей я могу доверять, она уж точно не захочет меня заставлять взять бизнес отца на себя, - китаец хмурит брови и с сожалением замечает, как сейчас он похож на своего отца: тот самый взгляд, те самые глаза, нос, губы, даже осанка слегка искривленная - вот он, копия папы, смотрящая по ту сторону зеркала. — Я не хочу быть похожим на него, он ужасный человек. — В любом случае, он - твой отец, твоя кровь, ДНК. Тебе от этого не отделаться. Нужно просто попробовать найти компромисс, точки соприкосновения мыслей все равно где-то точно у вас будут, - Минхён закидывает бутылку в рюкзак и по привычке стискивает лямки в руках. — Точки соприкосновения мыслей? О чем ты? Он виноват в смерти моей матери! Он сделал так, чтобы я её ненавидел, но всё же она была дороже мне, чем кто-либо. Он тут же её променял на очередную силиконовую бабу с грудью пятого размера! Он хочет продать наш семейный дом - единственное место, где все ещё хранятся мои воспоминания о ней. Да что ты знаешь о том, что я чувствую в последнее время?! - Чжон перешёл на крик, совсем не заботясь о том, что кто-то может его услышать. Плевать, пусть все слышат, какой его отец козёл. Он многое пережил за эти годы. Ченлэ никогда не мог гордиться тем, что у него самые любящие родители на свете; не мог на обои своего телефона ставить их совместные фотографии. Он не мог с ними часто видеться, разговаривать о чем-то отстранённом, делиться своими проблемами, чувствами, эмоциями. Его родители всегда были по уши в работе, редко когда заводили с ним разговор. Иной раз вообще забывали с днём рождения поздравить, что уж там говорить о типичных родительских вопросах наподобие: «Как день прошёл? Что изучаете в школе? Как друзья? Никто не обижает?». Да, безусловно нельзя оценивать и критиковать их лишь с одной стороны, вероятно, сначала они работали только на благо самого Чжона, то бишь хотели, чтобы он ни в чём не нуждался, был сыт, одет и счастлив. Однако потом что-то пошло не так. Как во всех нормальных браках куда-то улетучилась та страсть, любовь, забота, которые всё это время неизменно сдерживали единство этой семьи. Пропали вечерние посиделки за чашечкой чая, пускай и редкие, зато хоть какие-нибудь. Ченлэ потерял связь с родителями. Он напрочь забыл, какого это быть любимым, в первую очередь, собственными родителями. Чжон пытался хоть как-то исправить ситуацию, начать восстанавливать эту идиллию, но тщетно. В любом разрешении конфликта нужна эмоциональная отдача с двух сторон, а не только с одной. Если одна не готова принимать вторую такой, какая она есть, то этот спор не разрешится никогда. Чжон тянулся к ним, и в какой-то момент его мама вновь открыла ему свою душу, расплакалась и сказала, что очень сожалеет о том, что раньше не могла обратить внимание на практически расшатанную семью. И вроде бы все наладилось, но это ненадолго. На пьяную голову ( или хер знает этих мужиков) отец однажды серьёзно избил мать. Её повезли в реанимацию, около месяца содержали на системе жизнеобеспечения. Вот тогда юная Шань Вэй поняла, что это последняя капля её терпения. После выписки из больницы она тихонько собрала все свои вещи и бросила своего единственного сына вместе с этим ужасным человеком. Вот так просто. Сожгла все мосты, связывающие её с этой семьёй. Ребёнок, которого она девять месяцев носила под сердцем не был для неё преградой. Она считала, что двадцать девять лет только расцвет сил, учитывая то, что она родила Ченлэ в семнадцать, и уже около тринадцати лет терпела его отца, ей захотелось воли. Пожить для себя. Вот так легко и непринужденно можно избавиться от тех, кто все это время был рядом с тобой. Даже дело сейчас не об отце, об самом Ченлэ - о ребенке, который не был виноват в том, что его родителям не удалось сохранить брак. А все равно он пострадал больше всего. И так всегда: дети страдают намного сильнее после развода родителей. Особенно, когда один из них буквально бросает его, ставит прямо перед фактом, аля «сынок, ты как-нибудь сам тут проживи, я тебя двенадцать лет терпела и ты имей совесть». И именно это оставило столь яркий и неприятный отпечаток в детстве китайца. Он помнит тот момент, когда пришел со школы домой, а мама стояла на пороге с вещами и, даже не оглянувшись, выскочила в дверь. Тогда Ченлэ понял, что его бросают. Навсегда. Тогда он понял, что в этом мире нельзя никому доверять, даже собственной матери, которая так мерзко поступила с ним. Безусловно, сейчас Ченлэ с высоты своих лет и возрастного опыта может посмотреть на эту ситуацию под другим углом, попытаться понять мотив этой женщины. Но на тот момент он был жалким ребенком, ущербным ребенком, который ничего не мог с этим сделать. И вот тогда его ненависть к отцу начала расти в ужасающей геометрической проекции. И, когда ему казалось, что все уже забыто, самое страшное пережито, и он научился жить сам по себе, она объявляется ни с того ни с сего и умоляет её простить. Конечно, Чжон её даже слушать не стал, но на следующий день, когда её нашли мёртвой в своей квартире, он начал сожалеть. И когда Лэлэ увидел хитрую, буквально насмехающуюся улыбку на лице отца, он всё понял. В смерти его любимой матери виноват никто иной, кроме как папа - человек, который был когда-то в беспамятстве влюблен в эту черноволосую Золушку китайской версии. Вэй не была благородных кровей, в отличие от Чжон СяоФаня, который был уже четвертым наследником крупной технической корпорации «XiaoWei» в Китае. Но он полюбил её за внутренний мир, за красоту души. Ему было плевать на все эти принципы сословия, он рискнул собственным местом в компании ради юной школьницы, которая буквально вскружила голову уже состоявшемуся мужчине тридцати лет. И то, что она от него забеременела - результат их сильной любви. И первые пять лет жизни Ченлэ эта семья могла называться самой счастливой в мире, но потом все рухнуло, как карточный домик. Ставка не сработала, заведение в выигрыше. Чжон понятия не имел, что творилось в мозгу этого старого и больного мужчины, но убить свою жену, пускай и бывшую, но ведь жену же... когда-то горячо любимую. Поэтому Ченлэ не хочет унаследовать бизнес отца, не хочет быть похожим на этого человека. Не хочет так же причинять людям боль, обрекать их на страдания и при этом ехидно улыбаться, всем своим видом показывая, что ты якобы не при делах. Он хочет стать хорошим человеком, научиться на кардиокального хирурга и тихо съебать из страны, работать в какой-нибудь фешенебельной больнице Норвегии, к примеру. И там он будет гораздо рад, нежели, чем здесь. Потому что там его ничего не будет связывать с прошлым. — Побольше тебя знаю, мне моего уже не вернуть, а у тебя ещё есть такая возможность. Я, наверное, пойду, тебя лучше сейчас не трогать, это я уже понял. Марк набирает в лёгкие побольше воздуха и скрывается среди толпы студентов, в то время, как Лэлэ со злости ударяет кулаком стену и оседает, сдерживая порывы разреветься прямо тут. Минхён всё же решает, что младшему нужно поесть, поэтому он заворачивает в столовую и набирает еды. В такие моменты лучше заесть горе жратвой и это точно так, как поступает он сам всегда. Людей в столовой не так много, поэтому получается буквально сразу заплатить за еду, практически не простояв в очереди. Пока считали деньги, выданные канадцем, Марк поворачивает голову и замечает, что рядом со свободным столиком, который он уже приметил, чтобы присесть, сидят Джемин с Донхёком. Нана о чем-то рассказывает Хёку, улыбаясь и жестикулируя, в то время, как тот нервно тыкает палочками в тарелку и гоняет рисинки по кругу. Они выглядят и правда, как настоящие друзья: никогда порознь не ходят, всегда о чем-то разговаривают или внимательно слушают друг друга. Джемин всегда выглядит таким весёлым, заряжает всех кругом своим позитивом, как и его друг - он центр всего. Он, словно скрашивает любую скучную беседу лишь одним присутствием. Донхёк такой же. И это бесит Марка, потому что он не такой. Потому что он считает, что такие люди просто носят маски и пытаются всем понравиться. Потому что именно такие люди больше склонны к предательству по мнению Минхёна. Они кажутся ему надменными людьми, которые насмехаются над горем других. Он считает все эти донхёковские и джеминовские улыбки ненастоящими, лживыми. Поэтому Ли так старается избегать подобных людей. Но и играть по их правилам тоже не намерен. Марк, недолго думая, направляется к тому самому свободному столу и, как только ставит поднос на него, вспоминает, что забыл столовые приборы. Ударив себя по лбу, он направляется снова к месту раздачи еды. По пути туда Минхён благополучно о чем-то задумывается и не замечает, как практически сбивает с ног темноволосого парня, который уже успел матернуться на английском. Только после столкновения он поднимает голову, уже готов был сто раз извиниться за свою рукожопость, но вместо этого сто раз умирает внутри себя, когда видит перед собой того самого темноволосого парня. Он открывает рот и не может двинуться с места. Тот самый юноша, держа дрожащими руками поднос, тоже не может двинуться лишь потому, что канадец ему преградил дорогу. — Не видишь, куда прёшь? Глаза протри. — П-прости, я не хотел..- кажется тот ещё не понимает, кто перед ним стоит. — Марк? Ва...если бы знал, что ты так похорошеешь, не издевался бы над тобой в школе, - он внезапно слишком громко произносит это на всю столовую, из-за чего буквально все поворачиваются в их сторону (за исключением Донхёка, который продолжал сидеть к ним спиной) и замолкают. — Неужели пластическая операция помогла избавиться тебе от твоего прошлого лица? — Я не делал пластику...-тихо отвечает на вопрос канадец и уже готов ретироваться, куда угодно, лишь бы не разговаривать дальше с человеком, который превратил всю школьную жизнь Минхёна в сущий ужас. — Не лукавь. Очевидно же. К тому же, я слышал, что ты в списке первых студентов по зачислению в этот университет, видимо, твой отец хорошо заплатил персоналу, да? Ах точно, он же мёртв...- юноша усмехается и продолжает детально рассматривать побелевшее от злости лицо Минхёна. — Жаль, что он не увидел, как его сынок сюда поступил, хотя ненадолго, - парень наклоняется к уху канадца и сладко нашёптывает. — Ты уйдешь раньше, чем закончится этот семестр, я тебе это обещаю. В этот момент все без исключения навострили свои уши и продолжили внимательно следить за дальнейшим развитием событий этой школьной драмы. Даже Донхёк, который сосредоточенно ковырялся палочками в чашке с рисом, нахмурился, продолжая слушать разговор. Минхён никогда не забудет человека, из-за которого ему практически пришлось переехать в Сеул. О Чану – та ещё сучка бывшей канадской школы. Именно с него начались все издевательства одноклассников по отношению к Минхёну. Именно он был предводителем школьный шайки, которая насмехалась над слабыми, избивала их, забирала деньги. И Марк не был исключением: эта компашка тоже его унижала, запирала в туалете, портила вещи, избивала. Чану просто всегда завидовал худощавости и красоте канадца, поскольку сам он не был привлекательной внешности и стройностью особо не мог похвалиться. Поэтому он издевался над Марком, говорил, какой он стрёмный и тому подобное. В его случае, как он сам и сделал, можно было исправить все пластикой. Поэтому сейчас Чану более уверен в себе и считает себя действительно привлекательным. А вот Джемин сразу издалека в день открытых дверей разглядел хирургическое вмешательство на лице этого псевдокрасавчика. Может, потому что он хочет тоже заниматься пластической хирургией и у него уже глаз намётан? В любом случае, сейчас он тоже немного напрягся и ждал, что же ему ответить Минхён на такой громкое заявление. — Мы ещё посмотрим. Марк обходит Чану стороной и всё ещё направляется за столовыми приборами. А вот Чану сдаваться не привык, поэтому он буквально сразу догоняет с подносом в руках канадца и готов уже был схватить его за руку(?) и повернуть к себе, как внезапно спотыкается о чью-то ногу и падает на пол. Тарелки с едой разбиваются, пачкая содержимым самого корейца. В столовой наступает вновь тишина, а Донхёк улыбается, ведь именно его длинная нога, специально вытащенная из-под стола, стала причиной падения парня. Джемин тоже улыбается и узнает своего друга: пускай Донхёк и урод, но он всегда двумя руками за справедливие и равноправие между людьми. Марк останавливается, поворачивается в сторону упавшего Чану и удивлённо открывает рот, когда видит его на полу. А ещё сильнее изумляется, когда видит всё ещё вытянутую ногу Донхёка из-под стола. Хватает буквально пару секунд, прежде чем Минхён проведет следственную связь и поймет, почему Чану упал. — Извини, я хотел ноги выпрямить, а то затекли, - спокойно выдаёт Хэчан и продолжает мучить рис палочками. — Что ты хотел?! Ноги выпрямить?! - Чану буквально подрывается с пола и замахивается кулаком на Донхёка, но тот уворачивается от удара и ещё раз подставляет подножку, из-за чего О снова падает носом на пол. — Чувак, научись координировать свои движения, а то так и будешь падать, - Хэчан встает из-за стола и, переступив многострадальца, направляется на выход из столовой, как останавливается, проходя мимо Марка и слыша сзади топот того самого Чану. Он от злости подбегает к нему с пустым подносом в руках и размахивается со всей силы, чтобы ударить Хэчана. Минхён, испугавшись сей ситуации, хотел было отойти назад, но, в силу своей опять же рукожопности, путается в ногах и буквально падает на спину, как быстро среагировавший Донхёк подхватывает левой рукой парня за талию, ставя ладонь ребром. После этого он другой рукой наконец-таки въёбывает корейцу по лицу, и тот в последний раз падает на пол, больше уже не в состоянии подняться. Все в столовой раскрыли рот. Только Джемин тихо цокнул языком и прикрыл глаза, ссылаясь на то, что неприлично творить такое в общественном-то месте. Минхён не мог отвести взгляда от Хэчана, он будто попался в его ловушку шоколадных глаз, которые действовали на него, как липкая паутина. Все это время он не осознавал, что чисто машинально схватился за его худи, боясь упасть назад, а тот так же чисто машинально подхватил за талию. Он держал Минхёна так аккуратно, словно фарфоровую вазу, хотя по большому счету так и было. Марк фарфоровая ваза, весившая всего лишь каких-то жалких сорок семь килограмм. Эти килограммы совсем не чувствуются в руках Донхёка и ему казалось, будто он крепко сжимал воздух, а не хрупкую талию юноши. Эта талия чем-то напоминала ему женскую, те, что он перелапал за всю свою жизнь. Но все равно это было не то чувство, которое он обычно испытывал, когда дотрагивался до женщины. Что-то было не так. Что-то в самом Марке было не так, как должно быть. Донхёку, если честно, хотелось превратить все это в шутку, сказать, что он ради прикола просто помог удержаться на ногах, и Минхён был бы не против этого, но по-другому не получалось. Ладонь Хёка какое-то время крепко поддерживала канадца, а потом опустилась, и брюнет, удержавшись чудесным образом на ногах, нервно сглотнул, провожая Хэчана взглядом до выхода из столовой. Жаль, что для самого Хэчана то, что он сделал несколько минут назад, не казалось обычной шуткой. Он правда поддержал канадца не просто из дружеской солидарности. Но скорее Навальный станет президентом, чем Хэчан признается в том, что его что-то зацепило в Марке.