«Наш мир держится только на двух эмоциях. Одна – страх, другая – желание».
Как часто мы задаёмся вопросом: больно ли падать вниз? «Есть ли смысл в постоянном стремлении возвыситься, если это все равно начало унизительного падения вниз?» Мы все ошибаемся, теряемся в пространстве, разочаровываемся, больно обжигаемся об лезвие человеческого предательства, но все равно продолжаем хранить и греть внутри себя надежду. Но вот парадокс. Для одних время — возможность стремительного становления, для других — возможность замедленного падения. Мы сами творцы своего счастья, сами выбираем нужный путь, который приведет нас к желанному. Ни в коем случае не верьте в предопределённость. Любая дорога бывает как тернистой, так и идеально ровным, пологим спуском. Но важно помнить, что есть люди, которые захотят скинуть тебя с вершины. Но тех, кто поймает тебя, если ты упадешь, будет намного больше. Джемин не считал себя лучше кого-то. Да, на протяжении всей его жизни все двери перед ним беспрепятственно раскрывались, впускали внутрь. Родители и их крепкая репутация всегда оказывали сильное влияние на окружение На и всю его жизнь в целом. С детства он посещал тысячу образовательных кружков, активно занимался спортом. Его жизнь была расписана по минутам. На каждый день – свой график, не соблюдать который было противозаконно. Но сколько бы родители не бились, Джемин все равно продолжал отстаивать свою позицию, импровизировал, разрушал надежды и перечеркивал все планы семьи, касаемо его личной жизни. Он постоянно устраивал бунт, сбегал из дома, перебивался частыми беспорядочными половыми связями, ввязывался в драки, устраивал конфликты. В школе все его боялись, потому что не знали, даже представить себе не могли, что может придти в голову этому долбанутому богатенькому сынку. Пускай внешне он щупловат, но носы ломать, разукрашивать лицо кровью и крошить кости, превращая их в пепел, умел. Как говорится, «в тихом омуте черти водятся». Его характер напрямую зависел от настроения, а поскольку оно было переменчивым, то, естественно, все страдали вокруг. Он часто пропускал уроки, устраивал бунты и мог прямо на уроке сказать учителю все, что о нем думает. Многие думали, что он просто избалованный, родители, с самого детства окружавшие его заботой, деньгами и уютом, совсем позабыли об элементарном воспитании. Но это не так. Изначально в их семье было все идеально: мама сидела дома, готовила еду, убирала дом, ждала своего сына со школы и отца с работы. В их доме всегда было чисто и приятно пахло вкусным и любимым яблочным пирогом с корицей Джемина, который мама готовила ежедневно. Она помогала делать ему уроки, укладывала спать, читала любимые комиксы про супергероев и целовала на ночь в лоб. Отец же никогда не интересовался состоянием и успехами сына, он просто хотел вырастить из него хорошего предпринимателя для своего бизнеса и со спокойной душой уйти на пенсию. Мама всегда уверяла Джемина, что папа его любит, просто не привык говорить о своих чувствах напрямую. Но, видимо, вскоре ей самой надоело вешать лапшу на уши своему сыну. Она прекрасно знала, что её муж ей изменяет, переписывает свое наследство на старшего брата Джемина, который жил в Китае и управлял собственной компанией. А им не оставлял ровным счётом ничего. Нана не мог видеть, как его мама постепенно увядает, теряет последние надежды на крепкую и любящую семью, за которые так сильно хваталась в последние годы. Она перестала верить в любовь между членами семьи. Единственный, кого она любила, - это собственный младший сын, так как старший был от другого брака. Она умоляла Джемина взяться за голову и перестать лоботрясничать, начать учиться, но он был по своей природе характером все же в отца, поэтому редко, когда прислушивался к чужому мнению. Наверное, в силу своего того возраста и отчаяния, он таким образом пытался показать отцу, что никогда не будет вестись у него на поводу, никогда не станет тем, кем не является. Какое-то время отец молча терпел и накапливал всю злость, которую впоследствии выплеснул на того же Джемина. Потом, когда пришло время выбирать университет, он попал в конкретную жопу. Отец мечтал о предпринимателе-сыне, следовательно, ему нужно было бы поступить в какой-нибудь экономический, менеджмент или коммерцию. Но, как ни странно, единственным предметом в школе в школьном выпускном листе у Джемина с пятёркой была биология. Она просто ему нравилась. Возможно, потому что у него хорошая память, и он быстро запоминал тяжёлые биологические термины, которые даже учитель мог с трудом выговорить. Его глаза так сильно загорелись впервые, когда он увидел, как на каком-то уроке биологии в седьмом классе, ему показали человеческий скелет в полный рост с мышцами, артериями, венами и сосудами. Он просто не мог отвести взгляд от, казалось, совершенно обычного скелета, который даже не настоящий, не совсем привлекательного вида, старый, и в каких-то местах сосуды уже отклеивались с мышцами, так как этому образцу было очень много лет. Но для него это было совершенством, он думал, что если его тело так же внутри выглядит, то он может изучить и понять причину следственной связи каждого вот этого «ой, а почему у меня здесь болит?» и помочь людям избавиться от боли. На секунду Джемин представил себя в белом халате с досье пациентов в руках и летящей походкой идущего по огромному корпусу какой-нибудь фешенебельной больницы. Вокруг его же пациенты ходят и кланяются ему, благодаря за лечение, а дети восторженно смотрят на него и говорят своим мамам, что тоже хотят стать такими же, как доктор На. «Доктор На» - это просто мечта Джемина услышать такое, чувствовать, как этот звук приятно обволакивает его барабанные перепонки и нежно покатывается по ушной раковине, следуя дальше к слуховому каналу. Он просто на протяжении многих лет живёт этой мечтой, закрывает глаза и видит белый коридор, чувствует запах хлорки и пропафола. Возможно, это и подстёгивало его учиться дальше, ибо престижный университет долго себя ждать не заставит, и придет время, когда нужно будет подавать документы, сдавать экзамены, а с абсолютно пустой головой, рассчитывая на деньги отца, поступать в подобные заведения не особо хотелось. К тому же отец был против выбора сына, а когда Нана открыл свой бар, так вообще разозлился и выгнал из дома. На свои последние деньги он арендовал двухкомнатную квартиру, поближе к универу, но иногда, всё же, когда папы не было дома, приходил к матери, готовил ей и проверял её состояние. Он клялся в том, что когда скопит побольше денег, купит и ей квартиру подальше отсюда. Он верил, что мама сможет начать новую жизнь, все с чистого листа, найдет надёжного мужчину, создаст новую семью и вновь почувствует себя самой счастливой женщиной на свете. Нужно лишь подтолкнуть её. Он какое-то время свято в это верил, пока однажды она вся в слезах не позвонила ему и не сказала, как сильно любит отца и что готова терпеть такое свинское отношение к себе, лишь бы он был рядом. Такая судьба корейских женщин - терпеть побои мужа и молчать тихо в тряпочку, уверяя, как сильно его любишь. Джемин не понимал маму. Как можно любить или хотя бы терпеть человека, который убивает тебя изнутри и добивает морально своим хамским отношением? Возможно, он поймёт это, когда сам женится. Кстати, совсем недавно ему подобрали «подходящую» пассию: Хан Ёсоль - дочь крупного владельца сети ресторанов на Каннаме. Саму девушку Дже видел лишь раз, и этого хватило для того, чтобы увидеть в её глазах страх. Она тоже не особо разделяла мнение своих родителей. Соль хотела жить отдельно от них, поступить в педагогический и жить спокойной жизнью, пускай без огромного состояния и дорогих тачек, зато в мире и любви вместе с тем человеком, с которым ОНА захочет, а не кто-либо другой. В тот раз им удалось разговориться по душам. Ёсоль рассказала, как в детстве её активно обучали шитью, вязанию, кулинарии, четырем иностранным языкам, математике, а все для того, чтобы стать «хорошей» женой и хранительницей очага. Только вот «хорошая жена» была в понимании её родителей. Ведь для того, чтобы быть просто хорошим человеком необязательно знать все языки мира и хорошо готовить, достаточно просто доброжелательно относиться к людям и быть благодарным. Джемин же рассказал, как его пытались обучить отцовскому делу ещё в детстве, заставляли заучивать экономические термины и чертить графики рыночного равновесия. Заставляли конструировать в своем сознании линию спроса и предложения, разрабатывать собственные варианты решений из различных ситуаций, к примеру, что делать при банкротстве и как вывести компанию на новый уровень развития. Только вот девочки в этом плане намного послушнее, чем парни, которые часто устраивают взбучку и собственным поведением показывают, кто здесь на самом деле хозяин положения. Ёсоль стала для Джемина хорошим другом, с которым можно было выпить (предварительно выкрав её из дома через окно) и прижать к себе, заряжаясь солнечной энергией девушки. Соль тоже считала Дже другом, и в её голове никогда даже на минуту не возникала мысль построить семью с этим человеком. Да, она любила эту рыжую бестию, вечно не сидевшего на месте парня с шилом в пятой точке и сияющую улыбку до ушей. Она была влюблена в этот томный и глубокий голос, тёплые руки и красные щёки, но любила совсем другой любовью. Не такой, ради которой готов будешь отдать всё, что у тебя есть, лишь бы быть рядом. Не такой, чтобы желать эти губы почувствовать на собственном теле. Не такой, чтобы закатывать глаза к потолку, когда проворный язычок касался слишком чувственной шеи. Да, она бы отдала свою жизнь за него, но всё же жирная черта «френдзона» мешала ей раскрыться. Они просто были похожи внутри друг на друга, просто наслаждались обществом друг друга, забираясь предварительно на крышу какого-нибудь высокого дома и рассматривая яркие звёзды на тёмном небе. Однажды она рассказала ему, как сильно влюбилась в соседского парня, что ненадолго приехал погостить к своей богатой тётке. Он был на два года старше её самой, но это не заставляло сделать шаг назад и закрыть себе руками глаза, чтобы не видеть и не пытаться обнадёжить себя. Джемин на это заявление лишь посмеялся и шутливо сказал, что если он хоть пальцем её тронет, то раскрошит все кости в белый порошок. Конечно, он был рад, что Соль смогла сама в кого-то влюбиться так сильно, без посторонней помощи и советов, но как хороший и надёжный друг, всё же переживал за неё. Ёсоль, к слову, была практически единственной, не считая Донхёка и Ченлэ с Марком, кто знал о его ориентации. Девушка лишь приободряюще обняла Мина и заставила его пообещать, чтобы он пригласил её на свою свадьбу, а иначе не позволит стать крёстным её детей. Это был ход конём. Джемин не мог сказать «нет». Он так сильно любил внешность и внутренний мир Соль, что хотел поскорее увидеть кого-то похожего на неё. Человека, который сможет разукрасить и его скучные дни. — Дже, если ты сейчас не поднимешь свою задницу и не откроешь глаза, я клянусь, что в эту самую задницу запихну вон тот самый длинный фаллос, который тебе на прошлой неделе подарила Ёсоль, - уже битый час пытающийся разбудить друга Донхёк нависал над кроватью и тыкал парня своими острыми пальцами в рёбра. — Иди в жопу....у меня болит голова, - На переворачивается на другой бок и закрывает голову подушкой, надеясь, что хоть это его спасёт. — Ибо нехуй столько пить, раз не умеешь. Вставай давай. Я приготовил суп от похмелья, тебе должно стать лучше, - Хэчан прыгнул на сонное, беззащитное и дрожащее тело рыжеволосого, пытаясь оторвать подушку. — Теперь точно не встану, ты отвратительно готовишь. В прошлый раз меня чуть в неотложку не увезли. — Это потому, что у тебя слишком слабый желудок. Я нормально его сварил, просто кто-то не переваривает перец. — Обычный перец перевариваю, но, сука, чили - нет. Какой долбаеб добавляет в традиционный корейский суп чили? - Джемин сдаётся и позволяет откинуть подушку в сторону, пытаясь сфокусировать взгляд, рассматривает заебавшееся лицо Хёка. — Это мой собственный рецепт, а сейчас поднимайся, а то опоздаешь в универ. И да, скажи «спасибо» за то, что твои облёванные вещи смогли отстираться, - Ли щёлкает старшего по носу и встаёт с кровати, направляясь на кухню. — Я надеюсь, твои вещи не отстирались...- Нана со вздохом встаёт еле с теплой постели и идёт следом. На кухне за плитой орудующий Донхёк - непривычная картина. В руках у него поварёшка и глубокая тарелка. Он разливает суп и ставит перед Джемином, а тот, в свою очередь, облизывается, чувствуя восхитительный запах. Он тут же хватает ложку и сначала неуверенно, а потом с огромным удовольствием наворачивает бульон. Ли довольно следит, отмечая, что наконец-то руки, растущие из жопы, смогли хоть что-то съедобное приготовить. В квартире Наны был такой беспорядок, что атмосфера ничем не отличалась от притона бомжей. Да, Джемин вообще аккуратный и педантичный мальчик, но вот как только даёт себе слабину - всё идёт по пизде. Донхёк уже утром пытался что-то разобрать и разложить по местам, но потом плюнул, когда в очередной раз на него свалились коробки с чем-то тяжёлым сверху. В последнее время он правда не узнавал друга, с ним будто что-то произошло, его словно подменили. Весь такой грустный и злой, вместо радостного и весёлого солнца, освещающего всё вокруг. Как только он вновь поднимает руку с ложкой, чтобы отправить её в рот, Донхёк взглядом цепляется за совсем новые порезы на запястье. Не те, что были раньше. Сейчас они поперёк вены, более длинные и глубокие, совсем незажившие, будто вчера сделанные. Старые порезы - следствие нелёгкого детства Джемина, а точнее одного случая, который, собственно, и стал переломным моментом в его жизни. Когда ему было четырнадцать, он подружился с местной бандой хулиганов в школе, они приняли его к себе и какое-то время считали своим соратником. Пока однажды он не попытался спасти девочку, которую избил глава банды. Он встал перед ней и сказал, что не посмеет вновь причинить ей боль. «Будьте вы людьми, вы же её убьёте», - но ни о какой человечности речи и не могло идти, когда глава банды - двоечник-старшеклассник, бессовестный, безжалостный бандюга, что питался кровью, страданиями и жизненной энергией других. Ему сделали однажды предупреждение, но Дже и после стал заниматься ни с того ни с сего взявшимся героизмом. Тогда он и получил сполна. Ли Шихён — тот самый главарь — выцепил Джемина поздно вечером, идущего по темному переулку из магазина домой, и в подворотне изнасиловал. Он столько причинил ему боли в тот вечер, что трудно описать. Джемин ревел, звал на помощь, умолял остановиться, клялся, что извинится, но Шихён его не слушал. Он просто продолжал свое грязное дело и открыто наслаждался криками Наны. Его заводило то, как отчаянно пытался выпутаться из захвата младший, и то, как после он угрожал ему расправой. Джемин был всегда привлекательным, и этот факт невозможно было отрицать даже парням в школе. Возможно, тот случай с девочкой было лишь предлогом, чтобы насладиться девственным телом Мина, почувствовать, как сжимающийся анус плотно обволакивал крепкий стояк. Было больно не только потому, что в первый раз, а ещё потому, что член был действительно большим, и для Джемина это было двойным ударом под дых. На последних секундах он просто открыл рот в беззвучном крике и пытался собрать разрушенные руины своего самообладания внутри себя. Шихён оставил помирать Джемина на улице, он подумал, что тот и вправду не жилец. Глупо опровергать тот факт, что на тот момент Джемин правда хотел умереть. Он был в глубочайшем шоке, его будто скрутили в крепкий узелок, использовали, как тряпичную куклу, и изуродовали тело частыми синяками, гемотомами, которые должны были быть в понимании Шихёна обыкновенными засосами. Но он переборщил. Сильно. До такой степени, что Джемин не мог прийти в себя ещё несколько недель, ни с кем не разговаривал и пытался покончить с собой. Его долгое время разрывало изнутри, тело все сковывалось в движениях, отказывалось двигаться, а сердце с трудом перекачивало кровь, наполненную адской болью, мукой и страданиями. Кожа постепенно теряла свой розоватый оттенок и становилась похожей на мел, такой же бледной, как кожа покойников. Щёки впали, острые рёбра ещё сильнее начали выпирать, грозясь порвать на Джемине длинную затасканную футболку и свободные шорты. Он ни спал, ни ел несколько дней, предпочитая пустым взглядом гипнотизировать белую стену напротив. Он чувствовал себя, словно в психушке: привязанный к кровати средь белых стен и маленьких зашторенных окон. Конечно, Донхёк отомстил всем, когда узнал об этом. Заставил плеваться и кашлять кровью того самого Шихёна. Он настиг и его союзников. Раскромсал кости и вывернул все суставы в разные стороны. Заверил, что если ещё раз увидит этих парней в этом городе, самолично заставит копать себе могилу, а потом заставит жрать землю и засыпет живьём. Он знал, что психика Джемина после такого очень шатка, и нужно ко всему подходить осторожно, поэтому сразу не заставил отвечать на все свои вопросы, а просто был рядом какое-то время. Знал, что именно в его присутствии так нуждался Джемин, знал, что только он сможет помочь ему вновь вернуться к прежней жизни и забыть страшное прошлое, отпустить всё. Нана очень благодарен другу, ведь он всегда был рядом, когда так хотелось почувствовать теплые руки у себя на спине и лохматые волосы перед своим лицом. Донхёк понимал друга без слов, считал, что телепатия - высшая ступень развития их дружеских отношений. Он и вправду смог встать Мину вновь на ноги, вернуться к прежнему образу жизни и вновь радоваться успехам и теплой погоде. Резвиться в парке и сводить с ума всех учителей, ставить всю школу на уши вновь. — Что это такое? - Донхёк схватил за локоть старшего, указывая на запястье. — Порезы, не видишь? — Они свежие, кровь ещё не засохла в некоторых местах. Ничего не хочешь мне сказать? — А должен? — На Джемин. — Ли Донхёк. Если однажды я позволил тебе мне помочь, то это не значит, что я буду позволять тебе это вечно. Не лезь не в свое дело, - Дже попытался выдернуть руку, но хватка была чуть сильнее, чем ожидалось. — Не хочешь думать обо мне, подумай о матери. Как сильно она будет переживать, если узнает, что ты такое проворачиваешь? Если я однажды умолчал о твоих суицидальных наклонностях, то это не значит, что буду молчать вновь, - Хёк отпустил руку и налил в пустую кружку друга кофе. — Мне не пять лет, могу сам о себе позаботиться. Если хочешь, рассказывай, только тебе от этого какой толк? Ну, запрут меня под домашний арест, и дальше что? Думаешь, в закрытой комнате не найду, чем вскрыться? Даже обычная деревяшка косяка подойдёт с острым углом, - Мин вновь возвращается к еде, сжимая свободной рукой краешек футболки под столом. — Забудь. Значит, я лично замурую тебя в пустой комнате и не позволю никаким косякам тебя калечить, - Ли достает из верхней полки аптечку и вынимает оттуда бинт с перекисью. — Дай сюда, обработаю. Джемин долго и не сопротивлялся: знал, что бесполезно. Донхёк задушит своей заботой и на луне. Не то чтобы он был против, просто ему казалось, что Хэчан слишком сильно заостряет свое внимание на нём, а сам страдает и плюёт на собственную жизнь. Вот так всегда: вечно друг друга спасают, игнорируя свои собственные проблемы. В этом, наверное, и суть лучших друзей: выкладываться на все сто процентов ради друг друга. Ли аккуратно подтягивает к себе старшего за локоть и, невесомо касаясь холодными пальцами порезов, словно сожалея о чем-то, промакивает намоченной перекисью ватой, чтобы оббезаразить. Он сожалеет о том, что не был рядом, когда Джемину было так плохо. Ему наоборот казалось, что он слишком мало уделяет ему внимание. Поэтому сейчас старательно обворачивал худые запястья в белоснежный бинт, который впоследствии окрасился слегка в бордовый. Все то время На внимательно изучал лицо друга, время от времени повизгивая от боли. У него был очень низкий болевой порог, поэтому чуть что, сразу начинал вопить от боли, даже если просто порезал пальчик. Донхёк думал, что Дже просто таким образом пытался привлечь внимание. Просто в детстве им не особо интересовались родители, и дарить свою любовь было некому. Для них ребёнок был роботом, который не имел права на ошибку, чувства, желания, мечту. Его жизнь была расписана на десять лет вперёд, каждая секунда была на счету. Где же тут найдешь время, чтобы просто выйти на улицу, прогуляться по парку, присесть на скамейку и под покровом ночи среди ослепляющего своим величием звёздного океана помечтать? Они создали по своему подобию думающую машину, а надо было - чувствующую. Может, тогда бы, воспитай в нём ласку и теплоту, он бы так не обманулся и не считал бы себя обделённым детством ребёнком. Может быть, тогда бы в нём было намного больше места для доброты и света, чем сейчас. — Сильно больно? - Донхёк заботливо дует на ранки, в который раз рассматривая, как лезвие чётко прошлось по белоснежной коже, располосывая её и сдирая кое в каких местах целыми ошмётками. При таких ранах и кровопотерях он должен был умереть. — Если только морально. Физическую боль я уже давно перестал чувствовать, - Джемин как ни в чем не бывало улыбается уголками губ, симулируя подобие улыбки, но этот номер не прокатил. — Не надо так на меня смотреть. У каждого свой способ борьбы с проблемами. — Твой весьма «оригинален». — Он самый лёгкий. Попытаться что-то предпринять вместо того, чтобы сдаться для меня слишком сложно. У меня нет на это сил, - На аккуратно вытаскивает забинтованную руку из-под крепкой хватки друга и переводит взгляд вниз, кусая губу. — Мне с тобой пойти в субботу на кладбище или не стоит? Просто не хочу сидеть тут, понимая, что там сидишь ты и, как всегда это делаешь, кусаешь губу, чтобы не заплакать. — Мои слёзы уже не сравнятся с тем, что я почувствовал в тот день. Казалось, как будто я потерял огромную частичку себя, словно её вырвали из моей груди, порвали на куски и выбросили в море. Мне хотелось заплакать, но вместо этого я ощутил боль в солнечном сплетении. То, что я тогда чувствовал, было куда хуже слез. Слёзы, пусть самые горькие, дополняют тебя. А моё чувство было опустошающим, - Хэчан прикрыл глаза, вновь вспоминая образ любимой матери, которая всегда одевала свое бежевое платье до колен; хвостик завязывала белой атласной лентой, на шее висел кулон, подаренный ей мужем, а лицо озаряла тёплая улыбка. Эти воспоминания о ней были для Донхёка бесценны, не зря говорят, что память - это единственный рай, из которого нас не могут изгнать. Человек умирает тогда, когда умирает последнее воспоминание о нём, а в сердце Хёка они всё ещё живут. Они все ещё там, глубоко запустили корни в его сердце и продолжают согревать душу. Они всё ещё хотят там жить и продолжать играть огромную роль в жизни своего хозяина. Хотят быть тем, что в последний раз увидит Донхёк перед тем, как прикрыть веки навсегда и погрузиться во тьму и небытие. Дети по своей природе всегда будут зависеть от мамы гораздо больше, чем от еды, воды, сна и тому подобное. Они всегда будут тянуться к нежным рукам этой женщины, играться с её длинными локонами волос, пускать слюни на чистый воротник её футболки, завороженно рассматривать немного хмурое, сонное лицо в связи с тем, что чадо в эту ночь снова по тридцать раз просыпалось и не могло уснуть. Мама всегда будет сражаться за счастье своего ребёнка, пожертвует всем, чем угодно, лишь бы её малыш вырос хорошим, здоровым и добрым человеком, способным на сочувствие по отношению к окружающим. Таковой женщиной была Юльбин для своего сына - Донхёка.OBLIVION
mooork
[11:06] конечно. тебе что-нибудь купить? таблетки? j_aeminni_e[11:07] купи бинты медицинские. — Ха, знаешь, кто на последнем месте? Ли Донхёк, бинго! Как он вообще сюда попал? Батя, небось, заплатил. Кстати, слышал, его батя сейчас активно посещает детские приюты, дома престарелых, больницы...что только не сделаешь ради голосов на выборах. Наверное, отвратительное зрелище... Марк пытается понять, зачем Джемину вдруг так резко понадобились бинты, и в голову приходит сразу не очень приятная мысль после того, как у него защипала вдруг ладонь. Только когда он перевел взгляд на свой немного бордовый бинт, его потихоньку начинает бросать в дрожь от страшных мыслей, которые на данный момент составляли большую часть его мозга. Канадец свёл брови к переносице и поджал губы. Нет, Джемин ведь не подросток, чтобы такую херню творить, да?! Пока Ченлэ пытался довести до сведения Марку о том, что отец Донхёка такой говнюк, сам Ли пропускал все мимо ушей и в голове уже раздумывал над планом дальнейших действий, стоит ли сбежать с пар, чтобы надавать пездюлей младшему. И пока его мысли устраивали публичную дуэль и расстреливали друг друга, он не заметил, как врезался в кого-то и сбил с ног. Марк и сам не удержался на ногах и грохнулся на кафель. Всё та же ладонь начала саднить ещё больше от столкновения с холодным полом. Какое-то время он пытался прийти в себя, но долго валяться на полу ему не дал до боли знакомый голос. — Опять ты. Придурок, тебе было мало в столовой? Научить манерам?!