— Кстати, где Донхёк? Не то чтобы я волнуюсь за него, просто его уже нет вторую неделю на парах. Он что, куда-то уехал? - задумчивый Минхён медленно выводил ровной линией лицо мультяшного льва у себя на запястье, прорисовывая каждую деталь его звериной морды и не забывая изображать отбрасываемую львом тень.
Когда Марк заделался в художники рядом сидящий и такой же пинающий хуи на очередной лекции профессора Пака Джемин не помнит, но раз даже такой отличник-умница-любимчик-всего-университета-ли-минхён рисует на своих руках во время того, как мужчина пыхтит возле доски и вдумчиво разрисовывает мелом свои же пописюльки, чертя схемы к каждому комментарию на доске, то эта пара действительно скучна и бесполезна. О творческих способностях друга На узнал пару дней назад, когда Минхён разрисовал перманентным маркером лицо сопящего во все дырки Ченлэ разными члениками, сисечками и трахающимися в разных позах человечками (судя по всему, это был сам китаец и его многочисленные партнёры). Тогда Чжон собирался пойти на собеседование в художественную школу, чтобы в свободное от учебы время преподавать детям (и просто захотевшим взрослым пердунам) графический дизайн и каллиграфию. Естественно, собеседование провалилось моментально, стоило Лэлэ только появиться в проёме дверей директора школы и показать свою разрисованную мордашку с профессионально прорисованными мультяшными члениками с ручками и глазками. Конечно, он тогда вообще не понял, что к чему, и почему директор тут же потянулся к телефону на столе, угрожая китайцу тем, что сейчас позвонит в полицию и сообщит о жалком педофиле, который захотел подержать детей за яйца чуть чаще, чем он это делал ранее, поэтому желает устроиться в детскую художественную школу. Джемин с Марком тогда хохотали ещё долго, катаясь по верхнему этажу кровати в разные стороны и держась за животы. Всё это происходило ровно до тех пор, пока Минхён случайно не толкнул пяткой Джемина, и тот с кличем подбитой чайки полетел вниз со второго яруса, черканув носом по пути по лестнице. Вдруг разобидевшийся Ченлэ оживился и сказал, что теперь его очередь хохотать, ибо
karma is bitch, Na Jaemin.
— Не то чтобы я предавал твоему интересу особое значение, но ты правда кажешься подозрительным. Он в последнее время сам не свой. Неужели ты уже успел в очередной раз послать его нахуй? - Джемин слишком очевидно показывают свою незаинтересованность в этом диалоге, так как Донхёк порядком успел его заебать своим «МаркМаркМарк» за последние полгода, поэтому он нагло ложится на свои локти на парте и носом зарывается в огромные рукава белой худи, натянув предварительно капюшон по самый нос, ибо на улице уже не лето и быстро холодало. И нет, Марку эта худи совсем не кажется знакомой. Ну, разве что только чуть-чуть. Вроде у Джено была похожая
или это она и есть.
— Никто никого нахуй не посылал, я просто сказал, что пока не готов ему раскрываться, — «и вряд ли когда-нибудь захочу», — мысленно заканчивает свою мысль Минхён, укладываясь на Джемина сверху под его недовольное кряхтение.
Марк не был бы Марком, если бы ему даже на мягкой спине у друга не было бы неудобно, поэтому он, ворча о том, что ему упираются чьи-то позвонки прямо в кадык, поднимается и тут же ложится на свои сложенные руки, пальцами задумчиво ковыряя отклеивающийся лак на парте. Но и это занятие наскучило ему слишком быстро, поэтому канадец повернул голову в сторону, чтобы найти что-нибудь интересное для детального изучения, но на глаза до сих пор ничего дельного не попадало, кроме вдруг выглянувшей из ворота джеминова худи этикетки, на которой было написано маркером большими буквами
LEE_JENO. И нет, это совсем Марку не кажется подозрительным, ибо сколько там ещё в этом мире таких же Джено, которые любят слушать Рамштайна (судя по красным инициалам на спине), закатывать рукава по локти, из-за чего потом на местах сгиба появляются складочки, которые Марк раз за разом заёбывается разглаживать утюгом, и любят завязывать на узелки эти ебучие верёвочки от капюшона, чтобы укоротить их длину, которые Марк потом пытается развязать при стирке. Таких братьев-идиотов полно. Но как раз одну такую худи Минхён отчётливо помнил, как собственными руками аккуратным каллиграфическим почерком выводил инициалы брата на этикетке, словно маленькому ребенку, чтобы в детском садике никто не перепутал и не взял чужое. Такая привычка у канадца засела в печёнках глубоко и надолго, ведь когда-то мама сильно ругала Джено, когда он приходил в чужой куртке и терял свою.
— Джемин.
— М?
— На Джемин.
— Да что, что?! -раздраженно шипит парень, поворачивая свою голову в сторону Марка и открывая глаза.
— Откуда у тебя эта худи?
А у Джемина словно красными буквами на лбу вырисовывается –
«ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ, ОН ЧТО, ВСЁ ПОНЯЛ?»
— Одолжил, - отчасти, кстати, правда.
— У кого?
— У друга? — ну да, Джемин хотел сказать «парня»?
— Какого?
— Хорошего.
— Джемин, блять. На другой ответ я и не надеялся. Вряд ли бы такой брезгливый человек как ты брал бы вещи у
плохих людей. Я тебя спрашиваю про конкретную личность, которая одолжила эту вещь, - Минхён сузил подозрительно глаза и пригнулся, двигаясь чуть ближе к лицу друга.
— Тебе нужно имя? - Марк закатил глаза и замахнулся тяжёлой тетрадью с конспектами, чтобы треснуть как следует Нану за то, что строит из себя идиота. — Ладно, ладно. Джено.
— Я так и думал, - Марк устало зевает и чешет затылок, путаясь в собственных отросших волосах. — Хм, может, мне тоже перекраситься? В какой цвет бы...
— «Я т-так и думал»?! И это всё, что ты на это скажешь?! - Джемин буквально чертыхается и как-то слишком агрессивно ударяет кулаком по парте, из-за чего студенты, сидящие впереди, заинтересованно повернулись назад, а преподаватель бросил в сторону галёрки недовольный взгляд.
— Чего ты так орёшь? - переходя на шёпот, спрашивает Марк. — А что я должен был сказать?
«О боже, мой младший брат совсем вырос и теперь крутит романы с парнями постарше, публично демонстрируя это тем, что просто направо и налево раздаривает всем свои худи?»
— Ну, не знаю... хотя бы это для приличия. Ты всё-таки его старший брат, должен его жизни учить, чтобы он не совершал опрометчивых поступков и все такое... Я не знаю, как это выглядит в обычных семьях, у меня никогда не было младших братьев или сестёр, - Джемин нервно кусает губу, громко вздыхая.
Джемин и правда не знал, какого это: иметь братьев и сестёр, стирать за ними вещи, кормить, одевать, рассказывать, что такое «хорошо» и что такое «плохо», раздавать лещи за непослушание, утешать в объятиях, следить за взрослением и убеждаться в том, что твои старания и потраченные нервы не пропали даром. В понимании На Джемина: младший брат - это что-то вроде мягкой подушечки, милой мордашки с губками-бантиками, пухлыми щёчками, бровками-домиками, длинными ресничками и невинными глазками. Что-то, что беспрекословно и без исключения слушается, уважает старших, хорошо учится, не курит, не пьет, не принимает никаких противозаконных вещей, а надувает пузыри из розовых жвачек, болтает ножками за столом и мило краснеет. Что-то невысокого роста, со звонким смехом, в коротких шортиках, чистой, выглаженной мамой с заботой футболке, с немного грязными из-за дорожной пыли красными кедами и с чупа-чупсом во рту. Что-то, что целыми днями катается на велосипедах в парках, падает, плачет из-за содранных коленей и локтей, боясь обрабатывать перекисью рану. Что-то с вечно залепленными мультяшными пластырями коленками и беззубой улыбкой. Жаль, что Джемин живёт прошлым, а не настоящим. Сейчас дети совсем другие, и Марк знает об этом не понаслышке. Джено - это вечно бунтующий комок подростковых гормонов, у которого эмоции всегда берут верх; в одно ухо влетают нравоучения, в другое - вылетают, а самолюбие бьётся в истерике, если её верную подругу - гордость, - не дай Бог, кто-то задел.
Джено - это вечно противоречащий себе школьник, гуляющий с друзьями круглыми сутками, трахающий каждую суку в подвале, балующийся лёгкими наркотиками, алкоголем и психотропными веществами. У него нет цели в жизни, будущее для него - пустой звук. Человек, живущий здесь и сейчас. Пробующий вечно что-то новое, начиная от препаратов, заканчивая экспериментами в сексуальной жизни. Табель об успеваемости его совсем не пугает, ругань учителей и убедительная просьба брата взяться за голову - тоже. Джено - это живущий в собственном мире подросток, не видящий дальше своего носа, не проводящий причинно-следственную связь, прежде чем совершить какой-либо поступок, плюющий на все нравоустои общества и стремящийся всем доказать, что он уже не маленький. Он с тринадцатилетнего возраста заделался в ремонтники и частенько, если не постоянно, забивал болт на всё, что его не касалось и что пренебрегало его интересам и желаниям. Марк, смирившийся с развязным и неуправляемым подростком, редкостным матершинником, просто делал вид, будто ничего не слышал, а учителя не высказывали в его адрес свой негатив. Ведь проще закрыть на все глаза, успокоить самого себя в первую очередь, что с ребенком все в порядке, и это просто подростковый кризис. Джено активно этим пользовался, гонял на мотоциклах, устраивал ночные гонки, слонялся по ночным клубам, будто активно искал на свою задницу приключения или, что более вероятно, какое-нибудь венерическое заболевание. Ибо на контрацепцию он тоже забивал.
Возможно, так бы и выглядело его будущее: жизнь на улице с грязными котами возле помойки, с синей игрушечной любимой машинкой детства под подмышкой, в дырявой вонючей одежде и с герпесом на губе. Однако из этого добровольного угробливания себя его вытащил именно Джемин. Человек, который сам через многое в жизни прошел, осознал, понял, рано повзрослел и пришел к выводу, что жизнь - это не просто пять букв, собранных в одном слове, а это - вечная конкуренция за место под солнцем, разочарование, боль, страдания, неожиданные падения и взлёты. С этим нельзя разбираться в одиночку, нужно сильное мужское плечо, на которое можно будет опереться в дальнейшем. Джемин не знал, что конкретно его зацепило в Джено (мысли, взгляды на жизнь, ответственность, честность, мечты?), и когда точно его влюбленность достигла своего апогея. Может, это началось, когда он в пьяном угаре, танцуя на столе, впервые увидел его белоснежные волосы и заинтересованное лицо возле входа в свой бар? Может, когда, вися на нём, проболтался о том, что имеет маленькую бесячую его самого родинку на правой ягодице, а Джено, даже не усмехнувшись, сказал, что на его левой половинке есть похожая? Может, тогда, в квартире, наблюдая за тем, как он режет овощи, сидя на столе с разведёнными в стороны ногами, впервые захотел почувствовать губы напротив, сминающие его собственные? А быть может, когда впервые сжал в своих хрупких руках длинную шею, ощутил подушечками пальчиков, как под кожей в минуты страсти или злости застывает кровь в жилах, демонстрируя набухающие вены? Но одно он знает точно: Джено, пускай он и бунтующий подросток с собственным мнением на каждый твой вздох, на ветер слова не бросает, и если сказал «люблю», значит это «люблю» с сегодняшнего дня и до самой смерти, пока это самое «люблю» будет взаимным и честным.
— Йа. На Джемин. Джено уже не маленький мальчик: через два года станет совершеннолетним и будет официально перед законом отвечать за свои поступки. Рано или поздно он поймет, что разъезжать на байках по ночному Сеулу — занятие опасное и глупое. К тому же, мои нравоучения он перестал слушать ещё, когда ему было тринадцать, так что мне не привыкать. Да, я не хочу, чтобы он страдал и наступал на одни и те же грабли постоянно, но Джено такой человек: он будет прыгать на них с разбегу, и с этим ничего не поделаешь. Просто нужно постараться принять его таким, какой он есть, - Минхён торопливо собирает свои вещи, услышав объявление об окончании пары, и закидывает рюкзак на плечо, уже в дверях отвечая Джемину на его так и не заданный вопрос: — И я знаю, что Джено - тот самый парень, который показал тебе немного больше, чем Ренджун, и теперь ты разрываешься от выбора.
OBLIVION
Работа в баре На Джемина - это туда-сюда целый вечер, от одного стола к другому, принимая заказы, информируя о появлении чего-нибудь нового в меню, советуя лучшие напитки и лёгкие закуски, предварительно заучив состав каждого алкогольного напитка и прошерстив в интернете статьи о том, какой сорт лимонов или лаймов лучше подавать с текилой, какими соком разводить мартини в пропорции один к одному и как не переборщить с тоником, щедро заливая и его в стакан. Пошаговые инструкции о том, как, куда и что заливать, Минхён не получил, ибо начальник у него так себе: безответственный и забывчивый единорог, перекрасивший свои волосы в розовый на спор с Ренджуном и вечно ноющий о том, что фиолетовые цветы на шее и ключицах, заботливо оставленные губами и зубами Хуана, не замазываются тональником, как раньше. Вообще, в баре Джемин в последнее время появлялся редко: закрывал долги в университете, разбирался с отцом и его очередной любовницей, навещал маму в соседнем городе или просто торчал дома, смотря очередную дораму с Ан Хёсопом. Минхён потихоньку копил деньги на то, чтобы арендовать себе хотя бы однокомнатную квартиру, желательно поближе к университету, но Ченлэ, принимающий заявления друга о том, что он уже заебался жить с вечно раскидывающим везде свои вещи жалким художником-извращенцем, как личное оскорбление, вообще запретил канадцу даже думать о переезде. Марк, конечно, сделал вид, что послушал друга, но сам тайно левой пяткой ноги, сидя на унитазе, кликал по клавиатуре в телефоне в поисках дешёвых квартир.
Ну не может же так дальше продолжаться. Марк только готовит, стирает вещи и орёт на тему вечного беспорядка в квартире, который волшебным образом, сколько его не убирай, все равно продолжает появляться. Вот и сейчас, стоя за барной стойкой, скучающим взглядом скользит по дисплею телефона с открытым сайтом квартир. Цены везде бешеные, кусаются так, что язык проглатывается от негодования и недовольства. Да как вообще можно жить в стране, где даже комната стоит дороже, чем дачный участок размером в три сотки?! Минхён правда не понимает, сколько ещё ему придется продать почек, прежде чем он сможет найти или купить хорошую квартиру по оптимальной цене. Громко взвыв от очередной неудачи, чем привлекает некоторых посетителей к своей скромной персоне, он откладывает телефон в сторону, принявшись разрезать на красивые аккуратные дольки лайм. По ушам бьёт громкая клубная музыка, и Марку правда кажется, что он когда-нибудь убьет Джемина за то, что он составлял этот плэйлист, в котором песни Сонми фигурируют чаще, чем мат из уст всяких школьников. Он уже успел выучить все тексты и движения, пока проработал всего ничего. Ножом остервенело разрезая лайм под очередное
«уэ еппын наль туго гащина» небезызвестной певицы, он не замечает, как со злости чуть не отрезает себе палец. Взвизгнув от резкой боли и понимания того, насколько уёбищна его жизнь, если он даже не может порезать нормально лайм, не поранившись, подносит палец к холодной воде. Кое-как залепив его криво пластырем, выходит из-за стойки, чтобы взять заказ у только что вошедшего в бар молодого человека, по дороге к нему проклиная Джемина за то, что этот придурок даже не удосужился нанять ещё персонал, кроме его с Джисоном или хотя бы официантов, чтобы не бегать от бара к столикам.
Но как только он достиг нужного столика, обомлел. Перед ним в темном пальто с шелковым в цвет подобранным шарфом, небрежно повязанном на шее, сидел Донхёк. На его щеках ещё не сошедший от холода румянец, а руки нетерпеливо перелистывали меню. Его не было так долго, что Марк уже не уверен, что замечал раньше на его запястье какую-то маленькую татуировку ловца снов, а на левом ухе - штангу. Такое бы сразу бросилось в глаза, кажется Марку, но все же он не отрицает факт того, что может быть невнимательным по отношению к тем вещам, которые окружают его повседневно. Он рассеянный и временами, если не всегда, невнимательный. А Донхёк же подмечает каждую деталь, фиксируя каждую мелочь. Словно почувствовав на себе тяжёлый чужой взгляд, он поднимает голову вверх и тоже замирает на месте. Марк везде, он повсюду. В его сердце, в его мечтах, в его мыслях, даже, по недавним раскрывшимся обстоятельствам, в его крови. Марка слишком много, и в то же время слишком мало. То, что они дышат хотя бы одним воздухом, заставляет Хэчана не опускать руки и продолжать свои попытки подружиться с этой Снежной королевой драмы поближе. В прошлый раз они встретились в этом баре, когда Хёк героично отстоял честь Минхёна перед каким-то озабоченным стариком и размазал его напыщенность и уверенность в свою безнаказанность по лицу. А потом впервые в своей жизни прижимал к себе Марка, чувствовал объятия маленьких рук в ответ и слышал чужое дыхание так до невозможности близко. Тогда Хэчану казалось, будто он умер внутри, когда увидел слёзы на глазах канадца, когда он весь растерянный стоял и просто молча глотал собственные слёзы, хотя сам мог прекрасно в ответочку залепить похотливому старикашке. Тогда Донхёк наконец понял: это был его первый и, возможно, последний шанс сблизиться. Марк дал ему возможность побыть рядом, а самому вдруг состроить из себя бедную и беззащитную овечку. Марк, которого знал Донхёк раньше, никогда бы так не поступил.
— Не знал, что ты и здесь работаешь. Так тяжело найти нынче работу, или предпочитаешь брать на себя больше обязанностей, чтобы как-то унять свое чувство неполноценности? - не совсем хорошее начало беседы двух любящих (судя по всему, в делах любовных, как говорил Джено, Марк совсем не шарит и долго будет осознавать всю глубину своих чувств к Хёку) друг друга душ после длительного расставания, но кореец считает иначе. Уж лучше хоть как-то начать диалог, чем просто друг на друга пялиться.
— Тебя не было две недели, - Минхён предпочитает пропустить оскорбления Хэчана мимо ушей, чтобы не начать собачиться прямо здесь на глазах у стольких людей. — Что-то срочное случилось?
— А что, соскучился?
— Нам групповой проект сдавать на следующей неделе. Мы и так попросили профессора отсрочить сдачу на неделю. У нас даже нет никого материала, - Марк закатывает рукава длинной корпоративной рубашки, все же унаследовав эту тупую, но безумно удобную и полезную привычку младшего брата.
— А я тут причем?
— Тебе действительно так наплевать? -усталый кивок и зевок со стороны Хэчана в конец выбивает Минхёна и заставляет повысить голос. — Хорошо. Просто прекрасно. А мне плевать, что ты думаешь на этот счёт, но мои старания и потраченные бессонные ночи на обучение не должны кануть в лету из-за такого придурка, как ты. Так что будь добр, завтра предоставь мне информацию об объёме кратковременной памяти школьников старших классов, учитывая их индивидуальный суточный хронотип. А я займусь оценкой их работоспособности, пока Джемин будет искать нам какого-нибудь школьника, показания которого мы будем отслеживать и фиксировать на протяжении нескольких дней. Ченлэ уже составил план и разделил на слайды нашу курсовую работу, в будущем будет заниматься её дизайном, так что с нас инфа.
— Слушай, Марк. Ты правильно заметил: мне плевать на всё это и с чего ты вообще решил, что я буду в этом участвовать? Меня пропихнули в этот университет, я ничего не знаю и глупо меня заставлять изучать, как ты там сказал? Умное слово какое-то... хроно... хронотип? Я даже не знаю, что это такое, - Донхёк откладывает меню в сторону, устало прикрывая глаза и откидываясь на спинку стула, словно показывая всем своим видом, что да, Марк, разговор на этом закончен.
— Это не мои проблемы, что ты так мало читал в детстве. Загугли, интернет-толковый словарь тебе всё разъяснит. И да, чтобы ты знал на будущее: я никогда ни под кого не подстраиваюсь и не оплакиваю вместе с ними то, что они давно упустили в своей жизни, так что не думай, что я буду давать тебе слабину только потому, что слово «хронотип» вызывает у тебя затруднения. Хочешь и дальше пинать хуи? Пожалуйста. Только после того, как мы сдадим этот проект. Думаешь, мне доставляет удовольствие работать над ним, так ещё и с тобой в одной команде? Нет, я не такой мазохист, как ты мог подумать, - Марк разворачивается, чтобы поскорее уйти, но его запястье во время перехватывают, вынуждая остановиться.
— Знаешь, мне нравятся больше покладистые мальчики, но твоё непослушание заводит ещё больше, - Донхёк язвительно расплывается в улыбке и гипнотизирует своим тем самым кошачьим взглядом, которым сразил наповал Марка при первой встрече. Было в нем что-то наглое, самоуверенное и притягательное. — Во сколько ты сегодня заканчиваешь? Уже поздно, небезопасно ходить ночью одному.
— Я заканчиваю сегодня очень поздно, так что иди домой, - Марк вырывает руку и с высоко поднятой вверх головой идёт к барной стойке.
OBLIVION
Вечер действительно оказался тяжёлым. За последние три часа Марк успел трижды вытереть обблёванный кем-то пол, собрать разбившиеся стеклянные бокалы, порезаться осколками, разнять дерущихся посетителей, увернуться от летящих в него рюмок с соджу, мол
«не доливаешь до краёв, жмотяра» и поругаться с особо выпендривающимися личностями, выписав им штраф за разбитые тарелки, предварительно выслушав ещё парочку оскорблений в свою сторону. В общей сложности Марк, похоже, влетел на несколько сотен тысяч, которые будет вынужден выплатить Джемину. Даже если это его лучший друг, штрафы и санкции не отменялись. И это бесило больше всего. Нет, Марк понимает, что это бизнес, честным трудом заработанные деньги Джемина, каждый уголок, обставленный им самим вплоть от мебели и освещения, заканчивая цветом стен и потолков. Но Марк тоже человек. И если все два друга — дети богатых родителей с собственными компаниями и акциями, то Минхён —просто бедный студент с кучей подработками, мешками под глазами и желанием поскорее откинуть коньки где-нибудь в тихом уголочке. Конечно, если бы не одна личность, которая помогла предотвратить ещё несколько инцидентов, то Марк влетел бы на несколько миллионов. Донхёк. Всё это время он действительно прождал Минхёна, молча помогая разносить заказы и контролировать кассу. Джемин неоднократно просил его когда-то помогать в баре, плюс они совместными усилиями сделали здесь ремонт, так что планировку помещения и нумерацию столов Ли знал превосходно. Состав каждого коктейля, цену, в каком сервизе его подавать и с чем. И даже когда Минхён чуть не врезался с подносом в руках и кучей напитков на нем в какого-то посетителя, Донхёк был рядом и придержал брюнета за локоть.
Все это время они оба молчали и чувствовали между собой какую-то неловкую паузу. Но тяжелее было Донхёку: он знал, что человек, стоящий сейчас перед ним и рядом с которым сердце выплясывало чечётку, никогда не примет его чувства, особенно, если узнает, кем по кровному родству он ему приходится. Да, Хёк понимал, что это неправильно: нельзя чувствовать подобное по отношению к собственному брату, мечтать о нём, позволять разуму окутываться в теплоту его глаз, желать всем телом и восхвалять. Они слишком разные. Марк - это вечно взлохмаченные в разные стороны смольные волосы, большие круглые очки, облизывающие из-за сухости губы, дрожащий голос, бледные руки, вытянутая шея, невинные глаза, вечная во всем подозрительность и неверие, выпирающий изо всех щелей сарказм и сообразительность. Донхёк - это не слезающая язвительная улыбка с лица, волнистые пшеничные локоны окрашенных волос, приторно-сладкое звучание голоса, самовлюблённо высоко запрокинутый кверху нос, несерьёзность в намерениях, воплощение настоящей безответственности, легкомымленности и развратности. Как такому человеку можно верить? Марк просто не может ошибиться. Он точно знает, что Донхёк несерьёзен, что через какое-то время он остынет и перестанет тревожить чувства Минхёна. Минхён правда на это надеется. И пока он, погрузившись в свои мысли, тщательно отмывал столы, Хёк продолжал сверлить его изучающим и голодным взглядом. Эти вздымающиеся узкие плечи, бледность и овал лица, большие, налитые теплом и дружелюбием шоколадные глаза, длинные пальцы, лёгкое подобие улыбки, вечно присутствующее на его лице - все это не кажется ему каким-то родным или хотя бы смутно знакомым. Марк другой - как внутри, так и снаружи. Если следовать логике и воспринимать всерьез факт того, что у них один общий отец, парни должны быть хоть на пятьдесят процентов похожими друг на друга. Но ничего такого не было: Донхёк не чувствовал какую-то привязанность к этому человеку, кроме какого-то необъяснимого платонического влечения, хотя по большому счёту, это было одно и то же.
Марк чувствовал и будто слышал мысли младшего, иногда как-то слишком громко вздыхая. Воздух был каким-то другим, когда рядом
он. Минхён, поспешно собрав и сложив в рюкзак свои разбросанные тетради с конспектами в комнате для персонала, быстрым шагом направляется к двери. Молча заперев дверь и оставив ключи под горшком с розами, как велел сам Джемин, он разворачивается и идёт по направлению к дому. Ну, как к дому...квартире Ченлэ. Тихие шаги и нервный, словно прочищающий горло, кашель позади поначалу немного напрягали, но Марк научился пресмыкаться ко всем неудобствам в этой жизни. Как-никак ходить одному ночью по таким кварталам, особенно учитывая специфичное место, в котором живёт Лэлэ, действительно опасно и глупо. Марк чувствовал как кровь постепенно приливала к щекам, как во рту ощутимо пересыхало, и губы трескались на холоде. Он пытался вычеркнуть из жизни Донхёка, честным словом клялся самому себе, что больше никогда о нем не подумает, не заговорит и не улыбнётся. Но все почему-то происходило наглым образом не так, как планировалось, и Минхён вскоре смирился. Если в их первую встречу зрачки шоколадного омута напротив смогли его чем-то таинственным зацепить, глубоко пустить свои когти в душу и заклеймить, присвоить себе, то уже ничто не способно было остановить изголодавшегося зверя внутри Хэчана. И пускай они не просто смутно знакомые между собой плутающие души, а даже тесно связанные между собой кровным родством - это ничего не значило и уж тем более не могло помешать только-только зарождающимся чувствам Донхёка возрасти с геометрической прогрессией. Марк взволнованно комкал в руках рваные края шёлкового шарфа и будто собственной спиной чувствовал бешеную энергетику, исходящую от человека позади него.
Суровый ветер растрёпывал на ходу непослушные черные волосы канадца, пока ноги с открытыми лодыжками и закатанными джинсами еле передвигались, шатаясь из стороны в сторону. Первый снег только-только начал падать, плавно раскидывая снежинки по холодному асфальту. Остроконечные пушинки путались в волосах и на воротнике пальто Минхёна, радуя глаза своим разнообразием и чистым сиянием под покровом ночи. И лишь тусклые фонари способны были заставить снежинки искриться ярким светом, выбивая весь воздух из груди своим великолепием. Раньше первый снег вызывал у Марка детский восторг, ведь они обязательно всей семьёй бросали все свои дела и выходили на улицу, чтобы слепить снеговика или прокатиться с только-только побелевший, ещё не совсем ледяной, горки. Джено всегда лепил очень плотные комки снега, из-за которых Минхён часто на него ругался, ибо при попадании в тело они больно ударяли, словно были сделаны изо льда. Однажды подобный снежок прилетел Минхёну прямо в лоб, и тогда ему пришлось чуть ли не собирать по частям свои кости после захватывающего падения с горки кубарем вниз. За десять секунд до этого он вместе с сестрой стоял и рассматривал падающие сверху снежинки, ловя их языком. От столь тёплых воспоминаний на лице Марка засияла невинная и по-настоящему искренняя улыбка. Он очень скучал по этим дням и где-то глубоко в душе желал повернуть время вспять пока он ещё не встретил Ченлэ, пока не научился давать действительно мудрые советы Джемину, пока не спас жизнь какому-то парню на улице, предварительно размазав по асфальту парочку хулиганов, пока впервые не почувствовал тёплые руки и успокаивающие поглаживания
Донхёка на своей спине.
До этого момента все казалось каким-то нереальным. Марк никогда даже и подумать не мог, что когда-нибудь встретит настоящих друзей, которым будет плевать на его недостатки. И уж тем более не мог себе представить, что когда-нибудь в нём будет кто-то нуждаться так же сильно, как в еде, воде или воздухе. Он никогда не хотел быть в центре внимания, предпочитал быть где-то в стороне, другом какого-нибудь малоизвестного парня. Ведь чем меньше ты из себя представляешь, тем меньше будешь что-то терять. Но когда ты подружился с самыми известными сучками всего университета и влюбил в себя самого популярного парня со всего курса, все мечты оказаться незамеченным рухнули, как карточный домик. Что делать с такой популярностью, он не знал, но уж точно задирать нос выше неба никогда и не собирался. Хотя Марк и так всегда выделялся своей далёкой от известных брендов одеждой и аксессуарами в виде старого ещё школьного рюкзака и уже сломанного скейта, которого, к сожалению, так и не удалось починить. Ну вот впереди показался знакомый пошарпанный подъезд, и Минхён даже как-то расстроился, ведь прямо сейчас нужно будет распрощаться со своим спутником и пойти снова тухнуть в квартиру друга. Минхён, сделав глубокий вдох, поворачивается к Донхёку лицом, чтобы вежливо сказать «пока», как неожиданно оказывается прижатым чужими руками в холодной двери подъезда. Донхёк прижимает его всем своим телом, гипнотизируя взглядом трясущиеся от холода губы напротив.
— Можно я кое-что попробую сделать? - неуверенный кивок со стороны канадца заставляет провалиться землю из-под ног Хэчана.
Донхёк нежно побелевшими пальцами обхватывает румяные щёки старшего и касается своими губами чужих, неуверенно сминая, словно ожидая какую-то реакцию со стороны. Мазнув языком по верхней губе, Хэчан медленно проталкивает кончик языка в слегка приоткрывшийся рот канадца. Со всем трепетом и нежностью, поглаживая щёки, он толкается всё глубже, пока не встречается с языком Марка, тут же окольцовывая его. Марк трясущимися руками тянется к шее Донхёка и чувствует как намокают собственные ресницы под воздействием таяния на них опавших снежинок. В этот первый снег произошёл
его первый поцелуй. Чувствовать чужое щекочущее дыхание, плавные поглаживания по щекам и трение носа о свой собственный – для Марка автоматически становится личным наркотиком номер один и отмечается зеленой галочкой в списке фетишей. Донхёк целуется сладко, вкусно, подчиняя тело и все мысли Марка себе самому. Минхён податливо тянется вперёд, немного смелея на глазах и обхватывая губами язык Хэчана, оттягивая слегка в сторону. Столкновение зубами, неловкое марково «прости» и смущающийся взгляд из-под пышных ресниц украшают их первый поцелуй ещё большей невинностью и неопытностью, потому что по-другому невозможно научиться целоваться. Донхёк всё понимает и терпеливо ждёт, пока Минхён вновь, только что отстранившийся, коснется его губ, повторит махинацию с языком и губами. Пока вновь осмелеет и протолкнёт язык глубже, стараясь избежать очередного столкновения зубами. Донхёк с улыбкой лижет маркову скулу, мажет по подбородку и вновь проскальзывает в тёплый рот напротив, словно зажигая в Марке тот самый когда-то тлеющий огонёк веры во что-то хорошее. Марк задыхается, от нехватки воздуха практически кусает Хэчана за язык, чтобы оторваться и вдохнуть, но Хёка неопытность и невинность Минхёна заводит ещё больше, снося с предохранителя всю сдержанность и терпеливость.
Марк оказывается прижатым к стене с новой силой и зажимает себе руками рот, когда вылетает его первый стон. Донхёк уже во всю изучает его шею, вылизывая набухающие на ней вены и проводя кончиком носа, словно вдыхая и запоминая запах Минхёна. Марку нравится до одури, он никогда бы подумать не мог, что парень сможет так волновать его сознание и контролировать тело. Ему казалось, что проникнуть в его разум или выжечь свои инициалы на сердце просто невозможно. Казалось, что заставить кожу гореть от обычных касаний простого человека или расплываться в улыбке при виде того самого – нереально. Но Донхёк смог и пользуется этим сейчас сполна. Целует везде, куда только может достать, щекочет шею теплым дыханием и прикусывает кожу возле кадыка. Минхён теряет рассудок впервые в своей жизни и понимает, насколько это, оказывается, приятно: идти на поводу у собственных чувств и желаний, забить на здравый смысл и просто позволить себе расслабиться под языком и руками любимого человека. Донхёк вновь возвращается к припухшим губам от долгих поцелуев и одаривает их ещё парочкой прикусываний. Шарф, что когда-то висел непонятной болтающейся петлёй на шее Марка, уже давно валялся на снегу, впитывая в себя холод и влагу. Марк пальцами медленно проводит по подбородку партнёра, опускается ниже, очерчивает каждую набухающую венку на шее и заглядывает в глаза к Хёку. Смеющиеся, танцующие и перепрыгивающие через костёр черти - вот, что он в них видит и ловит себя на мысли о том, что, чёрт возьми, ничего красивее он в своей жизни не видел. Донхёк оставляет нежный поцелуй на лбу и прижимает к своей груди расслабленное тело Минхёна. И слов здесь не нужно.
OBLIVION
Звонок в дверь заставляет только что севшего на мягкий пуфик Ренджуна встать с тёплого места и пойти проверить, кто звонит. На настенных часах стрелки показывали точное корейское:
«23:39», что удивило Хуана ещё больше, ведь кто припрётся в такое позднее время к кому-то в гости? Если это, конечно, не вездесущая задница Ченлэ, которая часов не наблюдает из принципа вообще. Ещё одна задница только что уснула с конспектами и ручкой в руках прямо за столом, поэтому Ренджуну пришлось на собственной больной спине перетащить джеминову тушку на мягкую кровать. Щёлкнув замком и открыв дверь (в глазок посмотреть было лень), Ренджун отошёл в сторону, ожидая какого-нибудь Ченлэ, который припрётся пьяный и начнет вновь проклинать Хуана на родном китайском. Но каково было его удивление, когда на пороге стоял вовсе не Чжон Ченлэ, а Джено с побелевшими от снегопада волосами. Ли заходит внутрь, стряхивая с себя снег и снимает верхнюю одежду вместе с обувью. Ренджун молча входит на кухню ставить чайник, ведь, скорее всего, Джено пришёл не просто так, а с очень длинным и серьезным разговором, который не мог подождать до завтра. Ли оглядывается по сторонам, рассматривая богато обставленную квартиру и идёт следом на кухню. По пути заглядывает в приоткрытую дверь спальни и обнаруживает сопящего во все дырки Джемина, невольно улыбаясь такому умиротворённому виду старшего.
— Зачем так поздно пришёл? Джемин спит, - совершенно спокойно сообщает Джун, насыпная в маленький заварочный чайник сухие листья мяты, смородины и лимона по собственному рецепту.
— Я не к Джемину, а к тебе. Поговорить пришёл, - Джено оценивающим взглядом одаривает просторную кухню, которая по размерам вмещала в себя, наверное, целых три комнаты Джено в квартире у его тётушки.
— Я думал, ты в Пусане. Мама-то знает, что ты здесь?
— Ей необязательно об этом знать.
— И где ты будешь ночевать сегодня? - Ренджун разливает по кружкам только что заварившийся чай и вручает одну в руки Джено.
— У брата....я пока ещё не решил, - увидев заинтересованное лицо Ренджуна, которое прямо-таки и твердило
«ну давай, скажи, что у Марка, а я тебя разочарую тем, что им и так вдвоем с Ченлэ еле удаётся жить в квартире», Джено засомневался.
— Ты вечно твердишь, что не ребенок, а так опрометчиво поступаешь из раза в раз. Нельзя вот так просто взять, сорваться, уехать в другой город, даже не позаботившись об элементарном жилье, - Хуан отходит назад к плите, поднимаясь на носочки и доставая с верхней полки коробку с печеньем. — Ты, наверное, даже не ел. Сиди, сейчас принесу рис и мясо.
— Не надо мне ничего от тебя. Сядь на место.
— Ты пока ещё в моём доме и командую тут я, понял? - Ренджун убирает со своего запястья руку Джено и, закусив губу, всё же присаживается на диван, стоящий напротив стула Ли.
— А Джемин пока ещё мой, и я не позволю кому-то вроде тебя вновь портить ему жизнь своим присутствием. Ты однажды его уже оставил одного, так что мешает нарушить клятву вновь и исчезнуть, будто между вами ничего и не было?
— Ты маленький ребенок, который пока ещё слишком мал, чтобы совать свой нос не в свои дела и учить взрослых жизни. У меня была причина покинуть Джемина, но от своих слов я не отказываюсь и всё ещё люблю его и хочу на нём жениться, - Ренджун опасливо поглядывает в сторону спальни, будто боясь нарушить сон любимого.
— Я его люблю и обязательно сделаю счастливым, так что можешь не волноваться на этот счёт. Уезжай в свой Китай, найди себе нового мальчика на побегушках, а Джемина оставь в покое.
— Засунь себе в задницу свое огромное самомнение и послушай меня сюда, мальчик. Я никогда его не оставлю и если будет нужно, увезу на край света, лишь бы он был счастливым. Так что даже не пытайся со мной соревноваться, ты все равно проиграешь, - Рен хрустнул пальцами, сжимая их в кулаки и чувствуя, как всё внутри буквально загорается от злости.
— Не пытайся заткнуть мне рот, силёнок не хватит. И в чем же твоя сила? В деньгах, влиянии, пустых словах? От тебя больше трёпу, чем действий. Я не боюсь тебя и никогда не боялся таких самовлюблённых богатых придурков, как ты. Пока ты отдыхал в своем Шанхае, Джемин мне много чего рассказал о тебе, о том, как вены вскрывал, кровь лил рекой и желал распрощаться с жизнью из-за такого морального урода вроде тебя. Любая человеческая жизнь бесценна, ты знал об этом? К сожалению, он слишком быстро простил тебя, и это явно мое упущение, раз мне не удалось объяснить ему, что такие сволочи, как ты не имеют права на второй шанс. Впереди его ждёт целая жизнь и столько же парней, которые будут приходить и уходить и ни в коем случае не нужно их насильно к себе привязывать. Так не мешай же ты ему познать кроме боли и душевных страданий что-то ещё, - Джено резко привстает из-за стола, хватает Ренджуна за грудки и сталкивается с ним лбом, вероятно, пытаясь морально подавить соперника.
— Ты думаешь, что я буду одним таким в его жизни – человеком, приносящим боль и страдания? Поверь мне, их столько в мире, что по пальцам не счесть. Да вот только не они сделают ему больно, а он себе сам. Человек живёт и привязывается невидимыми нитями к людям, которые его окружают. Наступает разлука, нити натягиваются и рвутся, как струны скрипки или души, издавая унылые звуки. И каждый раз, когда тонкие нити, которые человек свил собственными руками, обрываются у сердца, он испытывает ту самую острую боль, которую даже врагу не пожелаешь. И в таком случае даже ты можешь сделать ему больно, так что предоставь право выбора самому Джемину. Это его жизнь и его ошибки, так пусть сам решит, на какие именно грабли хочет наступить вновь, - Ренджун пытается убрать руки Джено, но он был весьма силён и в своих намерениях непреклонен.
— Он выберет меня, вот увидишь, - Ли сильнее сжимает руки, нагло ухмыляясь в лицо Хуану.
— Это решать не тебе и никому из вас, - вдруг раздался голос сонного Джемина, что уже прилично стоял и наблюдал за развернувшейся картиной, подпирая косяк спиной. — Джено, отпусти Ренджуна немедленно.
Джено с оскалом шипит, но все же нехотя отпускает старшего, вновь усаживаясь на стул. Кровь, приливающая к щекам, неприятно пульсировала в висках, закипая в венах. Джемин чувствовал, как давление здесь повышалось из-за желающих вцепиться друг другу в глотку парней, поэтому постарался как-то изменить ситуацию – сначала целуя в лоб Джено, а потом Ренджуна в щёку. В итоге, сев между теми самыми двумя огнями, которые заставляли его ещё неделю назад метаться в разные стороны и сделать выбор, На замолчал, опуская голову вниз. Ему было неловко так же, как и всем им, но поговорить и выяснить, что между ими тремя происходит нужно. Если пять минут назад он был полностью уверен в том, что сделал правильный выбор, то сейчас очень сомневался. Как они втроём смогут жить под одной крышей, если даже сейчас эти двое готовы содрать друг с друга кожу живьём и сожрать? Совет Ченлэ, который звучал как:
«Ой, да не парься, существует же в этом мире секс втроём, он не просто же так появился. Так почему же нельзя жить втроём и любить сразу двоих?» немного приободрил Нану, а после официального согласия Марка вообще можно считать, что полдела сделано. Осталось только научить этих двоих ладить между собой и не цапаться из-за любимой игрушки. Джемин аккуратно переплетает пальцы правой руки с пальцами Джено, а левой – с ренджуновыми. Вот так, символизируя открытый треугольник как на каком-нибудь арт-перформансе, парни молча сидят ещё какое-то время, прежде чем На открывает рот, чтобы прошептать:
— Я люблю вас обоих и не могу бросить кого-то одного, чтобы остаться с другим...
