Efflorescence of limerence

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...Джун-и, - лёжа на локтях и ведя носом по слегка холодноватой белоснежной руке китайца, Джемин со слезами на глазах шепчет какую-то понятную только ему молитву, взывая о помощи. Ничего в состоянии Ренджуна толком так и не поменялось: всё те же подрагивающие прикрытые ресницы, похолодевшие щёки без капли живого румянца, с трудом вздымающаяся грудь, привычная волна фантомной тошноты на плотно сжатых искусанных губах застывают так и не сказанные слова. Переменно пиликающие аппараты жизнеобеспечения, куча тоненьких проводков, капельниц, ещё каких-то приборов, подключенных к телу пациента. Джемин не находит покоя уже третьи сутки, игнорирует любые слова Джено о том, что нужно выспаться и решать проблемы на трезвую голову. Его выгоняли из палаты, угрожали запретить посещение, если он сейчас же не проспится дома, но открытое окно и старое дерево всегда приходили на помощь обезумевшему Джемину. Он не отходил от Хуана не на минуту, и если раньше хоть на часок его могли уломать поехать домой хотя бы поесть нормально, то сейчас отговорка о том, что в квартире прорвало трубу и нужно срочно проверить, не помогает. Когда Джено откровенно затрахался объяснять Мину, что без еды и сна люди сходят с ума и их помещают в психушку, пришлось подключать к операции по спасению джеминова разума и здоровья Марка. Марк Ли как последняя надежда человечества на спасение от всемирного потопа: и ковчег соорудит, и вовремя предупредит об опасности, и нагоняй организует за безответственность. Какое-то время Нану всё же удавалось удержать в ежовых рукавицах, но потом он будто нашел новый запас энергии и безудержных идей. Признаться честно, Марк даже подумывал о посещении психолога, но не ему, разумеется (хотя с таким горем убитым другом и самому не далеко), а Джемину. Однако идея о, как выразился Джено: «промывании мозгов, как ёршиком в унитазе за собственные деньги» была отвергнута им же сию секунду. «Мой парень не псих, он просто немножечко особенный и переживает нелёгкий период в своей жизни», - на эту фразу Минхён лишь криво улыбнулся и мотнул головой в знак согласия, мол, если ты так в этом уверен, то пусть будет по-твоему. Ничего не изменилось и с тех пор. Джемин продолжал тихо плакать, размазывая слёзы по щекам ренджуновской рукой и прислоняя её к своим тёплым губам, словно пытаясь вдохнуть в него новую жизнь. Джено изредка менялся с Джемином, но только если ему нужно было сходить в туалет или купить что-нибудь в буфете. В университете он не появлялся недели три, а может, уже и целый месяц. Он сбился со счёту. Джено предлагал оформить академический отпуск, но Марк строго-настрого запретил, аргументировав это тем, что так он ещё сильнее забьётся в уголочек и перестанет контактировать с людьми. Учёба была если не на первом месте, то на третьем-четвёртом. Тогда Минхён нашёл способ хоть ненадолго помочь отвлечься Мину от своих забот. Практически каждый день, исключая дни, когда была его смена в баре, он приходил с кипой книг и тремя томами исписанных на лекциях тетрадей, чтобы ввести друга в курс дела и подтянуть по некоторым всем предметам. Поэтому пока Джемин одним ухом слушал объяснения Марка о новой теме по анатомии, а вторым хриплое дыхание своего парня, было время над чем подумать. Например о том, что делать дальше и как себя подготовить к тому, что, возможно, Ренджун может уже больше и не очнуться. Нет, надежда умирает последней, и шансы были велики на скорейшее выздоровление, да вот только джеминово сердце чувствует какой-то подвох, словно все вокруг знают горькую правду конца этой красивой истории о любви и ничего не говорят главному герою, дабы не расстроить его раньше времени. Со временем он начинает привыкать к холодным оттенкам больничных стен, пробивающему нос запаху пропофола и хлорки. Пересчитывает в три тысячи пятидесятый раз количество жалюзи на окне, шаги от койки до деревянной двери и ваз на подоконнике. Медленно, но верно начинает осознавать, что действительно сходит потихоньку с ума и нужно с этим что-то делать. Пока разум его ещё немного слушается. — Поехали домой. Примешь ванну с пеной, расслабишься, поспишь наконец-то на нормальной кровати, - Джено бесшумно подходит сзади, кладя широкие ладони на джеминовы плечи, слегка массируя их. — Я не хочу. — Значит, мне придётся силой тебя потащить. Уже забыл, как два дня назад я тащил тебя по коридору под любопытные взгляды персонала и пациентов? Признайся честно, тебе так нравится кататься на моих руках? Не можешь их забыть? - Ли поворачивает Мина к себе лицом за подбородок, оставляя целомудренный поцелуй на щеке. — Нет, Джено, не надо, пожалуйста...- На пытается увернуться от настойчивых рук на теле, поскуливая. Его тело однозначно соскучилось по тёплым прикосновениям. — Я жду тебя внизу. Если не спустишься через пять минут, пеняй на себя. Одно из лучших качеств Ли Джено, как парня – ненавязчивость. Он всегда слишком понимающий, не лезет, пока не попросишь, заткнётся на половине предложения, если увидит не одобряющий взгляд своего парня, молча кивнёт головой, с закрытым ртом поддержит беседу, если потребуется, уйдёт в комнату, чтобы не начать ссору, и поддержит в любой ситуации. То, что нужно сейчас Джемину для полного счастья – молчаливого понимающего парня. Ли скрывается за деревянной дверью, напоследок кинув многозначительный взгляд. Джем целует Ренджуна в лоб и тянется за шерстяной кофтой на вешалке, зная, что если не послушается Джено, то огребёт по полной. Из кармана вылетает полупустая пачка довольно сильных антидепрессантов, Джемин спокойно подбирает её, осматривая, и, ни капли не раздумывая, выкидывает в мусорное ведро. Не хватало ещё, чтобы Марк запалил. Тогда не то что к больнице, к Сеулу ближе, чем на двести миль не подпустит. Таблетки были временной мерой, чтобы справиться со всем, что навалилось на хрупкие плечи за такой короткий промежуток. Компания Ренджуна, оплачивающая его лечение в больнице, постепенно теряет надежды и, кажется, готовит дворцовый переворот, чтобы свергнуть нынешнего директора на своего прикормленного. За это дело взялась «горем убитая мать» Хуана, которая быстро навела порядок, поувольняла к чертям всех ненужных ей сотрудников, способных в нужный момент выступить за её сына и против неё. Отец продолжает расхлёбывать последствия своей детской доверчивости, отсиживая несуществующий срок, даже не подозревая о том, что его сын сейчас находится в критическом состоянии. Если честно, Джемину сейчас параллельно на то, что происходит в компании, он знает, что когда Ренджун очнётся и придет в себя, не упустит шанс отомстить матери и установить свой порядок в своей же компании. Джемин выходит из палаты, словно невидящим взглядом направляется вниз по лестнице к выходу. Когда Джено получил водительские права он уже не помнит, но факт того, что тот катается на его машине уже вторую неделю не остаётся незамеченным. Как в фильмах про богатеньких миллиардеров с пачкой денег в трусах, Джено с развивающимися по ветру чёрными как смоль волосами в солнцезащитных очках (ну да, в феврале-то месяце) опирается спиной об капот новенького жёлтого Феррари. Джемин впервые за долгое время улыбается, демонстрируя реверанс и подгибая края несуществующей юбки. Ли одобрительно одаривает своей тёплой улыбкой и открывает перед «дамой» автомобильную дверь, приглашая сесть внутрь. На садится, вытягивая длиннющие ноги и хватая из бардачка свои жёлтые солнцезащитные очки. Всю дорогу до дома они едут в тишине, лишь изредка бросая друг на друга взгляды и грустно улыбаясь. Джено не лезет, как всегда, с расспросами, Джемин не желает вновь объясняться. Как только ключ в замочной скважине издаёт характерный звук, Джено прижимает Мина к стене, не в силах больше сдерживаться. Джем задирает высоко голову, позволяя парню расцеловывать и оставлять на шее раскрывающиеся красные бутоны будущих засосов, обнимая руками за плечи. Мин чувствует приятную дрожь, непроизвольные движения навстречу – то, как отзывается его тело на ласки младшего просто не описать словами. Джено ведёт языком мокрую дорожку по линии челюсти, прикусывая кожу и скользя выше, встречаясь с губами напротив. Джемин остервенело вгрызается, не стесняясь, кусая изо всех сил, и с громким хлюпаньем отвечает на поцелуй, словно демонстрируя, как скучал по этому всему. Вернее, соскучиться ещё не успел конкретно по прикосновениям Джено, ведь у них ещё ничего не было за целых два месяца отношений. Джено не торопил, Джемин собирался с мыслями. Ли подхватывает старшего под бёдра, относя в ближайшую комнату – кухню. Усаживая парня на столешнице, снова припадает зубами к ключицам, попутно пальцами расстёгивая пуговицы на воздушной льняной рубашке. На громко выдыхает, обнимая ногами бёдра черноволосого, и откидывает голову назад, открывая больше места для ласк. Джено кажется, будто эти минуты, пока он возился с рубашкой, были целой вечностью, но вид, который открылся перед ним, того стоил. Белоснежная молочная кожа, словно никогда никем не была тронута (ну почти, ага), аккуратные темноватые наливающиеся кровью соски, поражающей худобы плечи и острые рёбра. Джемин стонет, когда ощущает юркий язычок на своих сосках, падает назад на локти от переизбытка эмоций, вовремя подхваченный сильными руками Ли. Тело, что когда-то казалось абсолютно бесчувственным, отзывалось приятной дрожью с каждым неаккуратным мазком языка. Джено правда не верит, что делает это сейчас: на кухне, с парнем. Но призывный скулёж откуда-то сверху и прижимание чужого стояка к своему собственному возвращают его мысли и разум на Землю. Джемин поверить не может, как сильно уже успел так влюбиться в кого-то, и позволяет чужому языку изучать его как ментальное тело. Голова трещит, в ушах учащённое собственное дыхание. Мин с особым усилием наконец избавляется от худи с младшего, лицезрея его накачанное тело, переливающиеся бицепсы, рельефные мышцы. Он даже подумать не мог, что у десятиклассника такое красивое и накаченное тело. По сравнению с ренджуновым хилым прессачком – этот не в счёт. Джемин усмехается собственным мыслям, осознавая то, что только что сравнил тела своих двух парней. Вот она — семейная жизнь. Джено выбивает из парня неожиданный громкий стон, когда языком касается ткани боксеров. Мин откровенно пропустил момент, когда оказался без штанов с раздвинутыми ногами перед школьником на своей же кухне. — Ты доверяешь мне? Обещаю, больно не будет. — Господи, Джено, мне не пятнадцать лет. Я уже столько раз занимался сексом, что тебе не снилось. Так что прекращай эту бесполезную болтовню и займись уже телом, в смысле, я хотел сказать делом... — Я тебя просто проверял. Ты такой нетерпеливый...что, хочешь сказать, что растягивать тебя тоже не нужно? - Джено со своей фирменной дьявольской улыбкой изводил Джемина ещё больше, заставляя требовательно потереться его об член напротив. — Да трахни ты уже меня, мать твою за ногу! - Мин резко вцепился зубами в плечо, оставляя пару небрежных засосов и тут же зализывая их. — А как же «о, папочка, пожалуйста, трахни меня?» Где твои манеры? Разве все сексуальные парни так себя непозволительно ведут? — Я щас встану и уйду, - на полном серьёзе выдаёт Джемин, пальцами хватаясь за чужой ремень, вытаскивая из бляшки и опуская заедающую собачку молнии вниз. — Да ёб твою мать, не испытывай меня. — Что, прямо здесь – на кухонном столе? А как же мягкая кровать и испачканные в сперме простыни? Всё, всё, молчу, - увидя, как Джемин пытается оттолкнуть от себя чужое тело и слезть со столешницы, Джено ловит губами язык старшего, смыкая и засасывая его в свой рот, а руками окончательно приспуская штаны вместе с бельём. Сильные руки обхватывают чужие ягодицы, спуская с них боксеры, оголяя. Джемин тяжело дышит в ухо Джено, пока тот медленно целует каждый сантиметр его плечей, отвлекая от неприятной боли внизу. Первый палец входит более-менее спокойно, со вторым приходится повозиться. Из-за долгого отсутствия продвижения в сексуальной жизни Джемина его задница буквально наотрез отказывается принимать что-то постороннее, инородное, что даже издалека напоминает пальцы, а уж член подавно. Мин пытается расслабить булки, задирая голову высоко наверх и буквально плача от досады, когда за три минуты Джено удалось протолкнуть второй палец лишь наполовину. Ли предлагает попробовать другую методику: переворачивает парня на живот, заставляя упереться грудью в край столешницы, а попу оттопырить назад. Внимательно изучая раздвинутые в стороны ягодицы, Джено пытается под разным углом впихнуть пальцы, пока Джемин практически бьётся головой об стол от безысходности сей ситуации вперемешку с испанским стыдом. Мину кажется, что его лицо в один момент приобрело настолько красный цвет, что ни один помидор и болгарский перец его не переплюнет. Ему безумно неловко вот так опозориться, как ему кажется, перед собственным парнем в их первый раз. Он уже даже начал задумываться о бойкоте и холодной войне с собственной задницей. Но совсем скоро он чувствует резко протолкнутый третий палец и сзади слышится довольное: «ДЖЕМИН, У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ». Джемин поднимает высоко вверх палец, показывая «класс» и, честно, готов даже похлопать стоя, снять шляпу, поклониться в ноги, если бы только возможность такая была. Джено пытается не заржать от столь комичной ситуации, чтобы «не упал», и с переменным похрюкиванием толкает пальцы дальше, пытаясь найти ту самую точку, о которой во всех камасутрах пишут. Пальцы у Джено, конечно, длинные. Это отметить Джемин успел секунды две назад, пока Ли пихал в него чуть ли не по локоть, переходя, похоже, на фистинг. На с широко раскрытыми глазами хотел уже возразить и сказать, что минуты три назад только пережил тройное проникновение пальцев в свою попу и не готов пока что продолжения, но потом он понимает, что это всё ещё пальцы, а не по локоть запиханная рука. Такие пальцы нужно обязательно в книгу рекордов Гиннеса записать, но об этом позже. Джемин, пыхтя и кряхтя, как старый девственник, всё же чувствует то самое прикосновение по заветной точке. Странно, но у Ренджуна это все получалось гораздо быстрее, может, потому что у него маленькие, но проворные пальчики, которые быстро находили набухающий комок, в то время как Джено своими щупальцами затрагивал все стенки ануса, еле толкаясь дальше? Джемин выгибается красивой дугой, хватаясь руками по бокам за стол, чтобы не упасть от внезапно нахлынувших чувств. Джено ловит радостный запал старшего и через какое-то время вытаскивает пальцы, шаря по карманам и с переменным успехом находя презерватив. Джем чувствует приятный холодок своей пятой точкой и пугающую пустоту внутри, которую поскорее хотелось бы чем-то заполнить. Справившись с презервативом, Джено аккуратно, учитывая прошлый весьма неудачный опыт с пальцами, касается головкой промежности. Пальцами надавливая на ягодицы, он постепенно входит, всё ещё встречая какой-то дискомфорт по пути. Джемин раскрывает рот в немом стоне, ударяясь резко лбом об графин с водой, стоящий на столешнице. Джено, услышав спереди глухой стук, накрывает большой ладонью постаревший лоб розоволосого, растирая его. Увлечённый растиранием лба, чтобы предотвратить появление синяка, он не замечает, как резко толкается вперёд, заваливаясь сверху на Джемина и выбивая из того животный рык. Джем, грязно матернувшись, утыкается носом в керамическую поверхность столешницы, кусая ребро ладони, чтобы заглушить вырывающийся наружу ещё один животный стон. Не то чтобы он беспокоился за сердобольных соседей, просто боялся испугать Джено своим львиным кличем. Джено, словно раскаиваясь в содеянном, целует острые лопатки парня, носом очерчивая позвонки. Дав привыкнуть Джемину к немалым размерам (о боже, и даже здесь Ренджун ему уступает буквально на один-два сантиметра), он начинает размашисто двигаться, сдерживая запястья парня у него над головой. Джем, скуля и подмахивая бёдрами, молит черноволосого не останавливаться, переходя на более быстрый ритм. Джено слушается, вдалбливаясь с новой частотой, и готов уже кончить от ощущения того, как сильно Джемин сжимает его в себе. Парень оставляет пару засосов на всё тех же лопатках, руками пробираясь вниз и сдерживая член старшего у основания. Нана бьётся во второй раз лбом об графин, когда чувствует долгожданный удар члена по простате. Джено, как единственный мужик в семье, решает бытовую проблему: пытается отставить стеклянный графин в сторону, но тот неудачно двигается в опасном направлении к краю столешнице и падает вниз, разбиваясь. Джемин почти произносит какое-то не очень приличное слово, но вовремя затыкается чувственным поцелуем. Возможно, они немножечко затопят соседей снизу, ведь обилие разлившейся воды в данный момент на кухне не описать словами, но это уже не первостепенная проблема. Джено поворачивает парня к себе лицом, сажая на столешницу и вдалбливаясь под новым углом. Мин хватается за широкие плечи, как за спасательный круг, чтобы не сойти с ума в случае чего, и дрожащими губами пытается произнести одно-единственное слово «люблю». Джено польщён столь отзывчивым телом старшего. Издеваясь, он проводит теплым язычком дорожку от одного соска к другому, с ухмылкой наблюдая за тем, как Джемин словно пластилин изгибается в его руках, горбится и выпрямляет спину, натягивая её, как струнку. Джено не удерживается и проводит пальцами по позвоночнику, словно перебирая тоненькие струнки в руках, создавая понятную только им двоим мелодию. Он видит в Джемине столько качеств, сколькими, вероятно, и не обладает ни один человек на Земле, кроме его Наны. Джено вспоминает тот роковой день с улыбкой на лице: пьяный, раскрепощённый и до ужаса сексуальный Джемин просто преступление. Его танцы на столе, требовательно виляющий зад и язык, облизывающий вечно пересыхающие от волнения губы – просто что-то невозможное. Мин вспоминает перепуганного, словно котёнок, и в тоже время удивлённого младшего. Он тогда долго не мог отвести от него взгляд: изучал каждый изгиб на шее, каждую несуществующую морщину, родинку, приоткрытые губы и этот чёртов собственнический взгляд. Когда Джено так на него смотрит, Джемин готов подчиниться, пасть на колени и сделать всё, что он только попросит, лишь бы эти цвета тёмного молочного шоколада глаза не отводили от него взгляд. Джено знает, кажется, все фетиши старшего, поэтому даже сейчас смиряет его тем самым взглядом, от которого внутри Джемина целый мир рушится, а сердце собирает вещички и рвётся из груди ему в руки. Лишь бы согрел его, ласкал, заботился, да пускай даже оставит его сердце себе. Джемину без Джено оно совсем не нужно. — Боже, как я тебя люблю, малыш, ты знаешь об этом? - выцеловывая каждый сантиметр лица, бормочет куда-то в губы Джено. — Ты не затыкаешься даже когда трахаешься. У тебя хоть когда-то рот закрывается? - укус за нижнюю губу Джемин чувствует моментально и спешит исправить ситуацию. — Но признаюсь, мне это чертовски нравится. Это «малыш» Джемин раньше слышал только от Ренджуна, и то не часто. В основном, он давал ему прозвища, связанные с едой: «печенька; булочка моя, тефтелечка, посмотри сюда; кексик, не истери, я сейчас всё исправлю» Возможно, потому, что всегда был голодным? Джемина сначала это бесило, но потом он как-то свыкся с этим и даже начал получать удовольствие, когда слышал очередное: «пирожочек мой, твой сладкий кондитер сегодня купил тебе подарочек, держи» Это как-то довольно необычно, зато быстро стало их общей фишкой. Джено, крепче сжав в своих руках чужие бёдра, укусил парня за шею, тут же зализывая укус. Джемин призывно вскрикнул, с особым усилием пропуская шумно воздух через нос. Он всеми конечностями обнимал своего парня, словно ждал, будто кто-то сейчас их прервёт и отберёт у Джемина его Джено. Он теперь не доверял этому миру и в любой момент был наготове, прижимаясь ближе к самым любимым и родным людям. Джено, словно почувствовав дрожь тела старшего, успокаивающе поцеловал в щёку, сжимая собственные бёдра изо всех сил. Через пару активных толчков Джемин не выдерживает первым, кончая на плечо своего бойфренда и откидывая голову назад, сжимаясь изнутри. Джено потребовалось ещё немного, прежде чем кончить в презерватив и положить голову на плечо розоволосому, всё ещё находясь внутри него. Джемин слышит учащённое дыхание младшего возле своего уха и нежный поцелуй в плечо. Джено поднимает голову первым, заглядывая в глаза Мину и хитро улыбаясь. Джемин толкает его локтём, смеясь впервые за последний месяц так громко и искренне, что у Ли почти закладывает уши. Но как только взгляд Джемина цепляется за всё ещё мокрый до жути пол, улыбка с лица пропадает. А взгляд резко меняется с милого и нежного на убийственно-ненавидящий всё вокруг. — Тряпку в руки и вперёд.

OBLIVION

— Да ты издеваешься... серьёзно, что ли?! Какого чёрта ты раньше мне об этом не сказал?! Пак Джисон, ты должен сказать «спасибо», что оружие в этой стране незаконно. Лишь из-за этого я ещё не проделал дырку в твоей голове, - Марк, явно охреневший с того, что какая-то малолетняя шпала оформила отпуск аж на целых три недели только что вот так в лицо без зазрения совести сообщила. А отпуск этот начинается с завтрашнего дня, что значит одно: Минхён вместо долгожданного отдыха заработает себе только десять грыж и двадцать четыре нервных срывов. — Хён, прости, но у меня были на то причины, - Джисон, спокойно (что бесило ещё больше) натирающий стакан до ослепительного блеска, делал вид, будто ему действительно жаль, хотя на деле ему откровенно было плевать. — Какие?! Позволь поинтересоваться! Я что, для тебя не человек? Я не могу уставать? У меня вечный запас энергии? Скажи мне: как я в одиночку справлюсь с целым баром, когда один в отпуске, а другой пиздастрадает в четырех стенах и не выходит на контакт?! - Минхён выхватывает этот чёртов стакан из рук Джисона, чуть ли не разбивая его ему об голову. Благо, большое количество посетителей его останавливает. — Ну, смотри, как хорошо справляется Донхёк-хён. Он тебе и поможет, - указывая пальцем в зал на принимающего заказ Хэчана в той же униформе смешного комбинезона с клетчатом беретиком, который придумал когда-то Джемин, шепчет Джисон. — Ну уж нет. У него своих проблем достаточно, даже не думай его сюда приплетать, - вскидывает упрямо брови вверх Марк, краем взгляда замечая, как Донхёк подмигивает Джисону, и это его настораживает. — Так. А вот этого я сейчас не понял. Вы что, специально сговорились? Эй, Пак Джисон! Но его уже рядом не оказалось. Этот засранец уже успел красиво сбежать со смены, хлопнув на прощание дверью. Марк обессиленно выдыхает, обещая прежде всего самому себе, что если его подозрения окажутся верными, то он сначала медленно убьёт Джисона, а потом так же медленно и мучительно Донхёка. Конечно, Хёк сделал вид, будто ничего не заметил и принялся дальше обхаживать молодую пару за столиком, изредка кидая на канадца многозначительные взгляды. Брюнет лишь неодобрительно фыркал на это всё и продолжал разливать пиво по кружкам, отгоняя посторонние мысли прочь. Благо смена закончилась довольно быстро, и уже через час Марк снимал с себя надоедливый комбинезон, возясь с пуговицами на боку. Дверь в служебное помещение тихо приоткрывается, и так же тихо сзади подходит Хёк, накрывая марковы пальцы своими и расстёгивая пуговицы в один момент. Минхён заливается краской от столь откровенных действий, которые вроде направлены, чтобы помочь ему, но он-то Донхёка знает: начинается все за здравие, кончается – за упокой. И вот уже Хэчан оставлял цепочку поцелуев на шее Минхёна, руками приспуская футболку, оголяя его плечи и открывая жадным взглядам чудесный вид на росчерк острых, слегка выпирающих ключиц и темнеющих ямочек над ними. Канадец неосознанно стонет, тут же прикрывая в ужасе себе рот рукой и заливается краской. Но этот стыд, который испытывает сейчас Минхён, не сравниться с тем испанским стыдом, который испытывал Джемин, когда его парень пытался засунуть в него пальцы, безбожно рассматривая его задницу. Донхёк обнимает Марка со спины, переходя поцелуями на щёку и поворачивая его к себе лицом. Марк пытается отстраниться, потому что прекрасно понимает, к чему клонит Хэчан. — Хёк, о боже, Хёк, я ещё не готов... пожалуйста, остановись, ухмф...- непроизвольное непонятное слово, вырвавшееся вдруг из Минхёна, когда Хэчан переместил свои руки чуть ниже талии и потрогал его там. — Надо же, а твоё тело говорит обратное, - Хэчан, словно дьявол во плоти, широко улыбается, пальцами пробираясь под резинку штанов и окольцовывая член у основания. — Хёк~и, мать твою...что ты дела-ах..- Минхён не находит просто слов, чтобы описать всё своё негодование, когда Хёк начинает медленно водить пальцами по стволу. — Тебе же нравится. Только посмотри на себя: то, как ты красиво выгибаешься в моих руках – настоящее искусство. Я хочу стать художником, рисуя тебя на своём холсте. Ты позволишь мне? - утвердительный кивок заставляет Хэчана вновь укусить за шею Минхёна, опускаясь ниже, очерчивая языком ярёмную впадинку и засасывая кожу на ней. Минхён тонет в ощущениях: ему никогда ещё не было так хорошо от обыкновенных прикосновений. Он подаётся всем телом вперёд, поскуливая от языка на шее и действий рук внизу. Донхёк медленно прижимает брюнета к стене, сливаясь с ним в страстном поцелуе, стремясь урвать первенство, а Минхён и не против ему уступить. Кажется, он в принципе не против ему уступать во всём, лишь бы руки Хёка продолжали ласкать его тело и покрывать поцелуями. Этот томный взгляд из-под опущенных ресниц и мокрые губы от обилия слюнного выделения. Марк сцепляет руки в замок где-то на шее парня, привставая на носочки и закатывая глаза к потолку от удовольствия. Да уж, ни одна утренняя дрочка не сравнится с тем, что испытывает сейчас он. Донхёк будто знал его тело наизусть, вёл дорожку языком по самым чувствительным местам, а у Марка везде чувствительные нервы, прикосновения к которым как током прошибает. Ему кажется всё, что происходит сейчас нереальным: он в подсобке с самым сексуальным парнем со всего курса, а не с какой-то незаметной миниатюрной девушкой, мышкой на фоне всех студентов. С парнем! Свою ориентацию Марк до сих пор осознаёт с трудом: вот так живёшь себе пол жизни с убеждением о том, что женишься на какой-нибудь не слишком красивой, но и не слишком страшной девушке с небогатыми родственниками и средним образованием (так оценивал свои способности пикапа сам Минхён, словно только лохушки могут только попасться в его сети..одну такую «лохушку» мы все прекрасно знаем), а потом бац и зажимаешься с парнем в служебном помещении дорогого бара. Донхёк неуверенно заглядывает в глаза канадцу, словно там, на дне его зрачков, ещё осталась хоть капля протестующая против всей сложившейся ситуации. Но, увидев расфокусированный взгляд старшего и его слишком откровенно вздымающуюся грудь, он снова наклонился, губами обхватывая левый сосок, когда футболку удаётся окончательно откинуть в сторону. Хэчан - это просто смесь чего-то невозможного: сначала ты его ненавидишь до посинения пальцев, сжатых в кулаках, потом тебя ломает от того, что его слишком мало в твоей жизни и хочется каждую минуту проводить руками по спине, пересчитывать выпирающие позвонки и расцеловывать медную кожу под ними, словно какую-то карамель. Хёк правда терпеливо ждал всё это время, когда старший сам попросит, расскажет о своих намерениях и о том, что он уже готов. Но когда в очередной раз в раздевалке после физкультуры он увидел, как Марк переодевается, открывая жадному взгляду змей­ку вы­пира­ющих поз­вонков, прог­ну­тую вов­нутрь – окончательно потерял своё терпение. Марк – это тоже смесь чего-то невозможного: сначала тебя бесит его высокомерность, гордость, которую он так отчаянно защищает, но потом узнаёшь его поближе и стонешь от переизбытка эмоций, которые ты испытываешь, когда его взгляд случайно на несколько секунд цепляется за твой собственный. От ненависти до любви – один шаг. И иногда Хёку правда кажется, что Джемин просто какой-то экстрасенс или в крайнем случае хороший психолог, и ему бы поменять область, в которой занимается он сейчас, на что-то более связанное с человеческой психологией. «Ты по нему ещё страдать будешь,» - однажды произносит На свою роковую фразу. Марк дрожащими пальцами пытается расстегнуть две небольшие пуговицы на рубашке своего партнёра, но руки предательски не слушаются и каждый раз останавливаются на пол пути вытаскивания пуговицы из петельки. Донхёк, ощущая копошения на своей груди, помогает брюнету, скидывая рубашку с плеч и медленно двигаясь к потёртому дивану в углу комнаты, толкая после тело Минхёна на него. Минхён не сильно в полёте ударяется затылком об спинку дивана, прошипев в поцелуй. Хэчан, извиняясь, целует щёки, нос – покрывает полностью лицо поцелуями, лишь бы в данный момент отвлечь внимание старшего от рук снизу, которые медленно, но верно стягивали с него штаны вместе с бельём. Если честно, они оба не так себе представляли их первый секс: к примеру, Донхёк думал, что это всё произойдет в его квартире, где кровать размерами с нарисованный на карте континент Южной Америки, а Марк вообще не думал, что лишится девственности с парнем в каком-то тухлом подсобном помещении бара, выглядящий скорее, как какой-то блядюжник, словно они оба какие-то малоимущие. Он в принципе по жизни брезгливый человек: постельное белье по два раза меняет, если на нём спал Джено, вечно пьянющий и грязный после очередной мотогонки. Что уж тут говорить о грязном, с плесенью в углах помещении, которому явно не помешал бы небольшой косметический ремонт. Зато романтика – одно слово. Хёк кусает губу канадца, языком вылизывая его дёсна и, активно работая руками внизу, чтобы ускорить процесс. Когда Марк почувствовал холодок на своих бёдрах, он резко, попытался свести ноги вместе, безумно смущаясь своего нагого тела, но сильные руки Хэчана ему этого сделать не позволили. Марк прикрыл ладонями своё красное лицо, всё ещё надеясь на то, что ноги удастся свести не сейчас, так чуть попозже, когда донхёкова железная хватка немного ослабится. — Малыш, всё в порядке. Я хочу видеть твоё лицо, не закрывайся, - Хёк опускается чуть ниже, оставляя поцелуй на коленке, разводя левую ногу чуть шире и носом ведя по внутренней части бедра. — Твои ножки просто потрясающие. Их словно никто и никогда не касался: такие девственно-белоснежные. Марк молчит. Он пропускает мимо ушей предположения о том, что он девственник, и решает сказать об этом после секса, вероятно потому, что боится спугнуть младшего. Ну или в крайнем случае во время, если будет слишком больно и некомфортно. Марк стонет, когда язык Донхёка начинает кружить вдоль его члена, как бы дразня и пытаясь возбудить старшего ещё больше. Как только он проводит корнем языка по головке, а потом вбирает в рот – Марк просто отключается от реальности. Он выгибается красивой дугой, пальцами проводя по покрывалу на диване, создавая волны на нём и крепко-накрепко ухватываясь за одну из них. Хэчан поднимает свой затуманенный взгляд на брюнета, улыбаясь с членом во рту и перехватывая руку Минхёна, которая только что хотела прикрыть глаза, чтобы не видеть это непростительное блядство снизу. Марк скулит и хочет уже зажмуриться, как его настигает грозный взгляд всё там же снизу и член резко выпускает из плена тёплого рта. «Нет, пожалуйста, не останавливайся,» - стонет Марк. «Тогда смотри на меня», - шепчет Донхёк. Минхён, пересилив свой стыд, устремляет взгляд вниз, облегчённо вздыхая, когда ощущает вновь теплый язык на головке. В Минхёне только что взорвалась целая вселенная, оставляя после себя раскосые хвосты падающих комет. Руки неосознанно ухватились за пшеничные пряди, оттягивая их в сторону, не забывая толкаться бёдрами навстречу. Донхёк посасывает головку, вбирая по основание и выпуская, чередуя комбинации, доводя Марка практически до своего апогея. Пальцами играясь с мошонкой, Донхёк языком огибает маленькие, едва заметные венки на стволе, но тут же отстраняется, когда чувствует дрожь в минхёновых коленах и, сжав рукой у основания член, чтобы раньше времени Марк не кончил, тянется за поцелуем. Поцелуй получается смазанным и не совсем точным в губы, но от этого он не становится менее страстным. Неопытность старшего возбуждает Хёка ещё сильнее, хотя списывает он это всё на то, что Марк просто давно ни с кем кроме него не целовался, вот и разучился. Как же он удивится, когда услышит правду. Казалось бы, в свои двадцать один неплохо быть девственником: с одной стороны, хранишь свою верность для того самого единственного и неповторимого, а с другой стороны, это же просто условность, человек не станет шлюхой, если просто попробует это с кем-то однажды, пускай и без задних мыслей. Примерно таких рассуждений придерживался сам Минхён, когда его настигали подобные мысли. У мамы в подростковом возрасте не было времени объяснить своему сыну, что такое секс, презервативы, как ими пользоваться и как вообще появляются дети. Минхён, как и его младший брат – самоучка. В помощь только интернет и ебанутые друзья, которые у него появились только в университете. Минхён, скуля, сжимает ногами талию младшего, закидывая их ему на спину и призывно потираясь стояком об его собственный в штанах. Хёк мажет языком по скулам, оставляя засосы под кадыком и помогает Марку снять штаны. У Марка глаза на лоб лезут, когда внутренней стороной бедра он ощущает внушительный размер чужого члена, прижимающегося к его ноге. Донхёк сие действие расценивает как что-то вроде удивления и самодовольно улыбается, осознавая, что у Марка ещё никого с таким большим членом не было. А Минхён в ужасе пытается увернуться, отпячивая зад в противоположную сторону. Попа скользит по покрывалу, а на глазах уже наворачиваются слёзы, представляя ужасные сцены того, как Донхёк по неосторожности чуть ли не разрывает минхёнову задницу. Ли упрямо хватается руками за ягодицы, пододвигая к себе ближе и теряется, когда видит в огромных глазах напротив жуткую панику. — Ты чего? — Д-донхёк, я...никогда. Теперь пришло время Хэчану широко раскрывать глаза. — Ну, у тебя хоть что-то было? Хоть даже что-то незначительное, но издалека напоминающее? — Нет. Донхёк отпускает ягодицы старшего, отодвигаясь и поудобнее усаживаясь на диван. Нет, ему не впервой кого-то лишать девственности, но все пассии, которые были у него до Марка, были ему безразличны, он их не любил, не ценил. А тут любимый человек, выглядящий, как грёбаная древнегреческая богиня, но абсолютно невинна и чиста. Марк вдруг почему-то почувствовал себя виноватым, словно только что совершил какой-то непростительный грех. Он неуверенно подполз к Хёку поближе, усаживаясь обнаженным задом ему на колени и выбивая из него непроизвольный стон. — Для тебя это такая проблема? — О чём ты говоришь? Это проблема для тебя, потому что я не маленький, и мне вряд ли удастся растянуть тебя достаточно хорошо, чтобы больно вообще не было. Когда я увидел ужас в твоих глазах, я не сразу понял, в чем дело, но теперь...- Донхёк вновь вернул свои руки на прежнее местоположение, еле сдерживая в себе зверя. — Просто я испугался. Это естественная реакция человека на чужой член, когда у него в заднице ещё никогда никого не было, вне зависимости от размера, - Марк поцеловал чувствительную кожу за ухом, облизывая мочку. — Ты боишься сделать больно, а значит, любишь. Пока что это всё, что мне от тебя нужно. — Тогда пообещай, что если будет очень больно...мы всё прекратим. Я не хочу, чтобы это для тебя было пыткой. Одобрительный кивок пробуждает в Донхёке вновь зверя, заваливая старшего на диван и нависая сверху. Рывком раздвигая худые ножки в стороны под аккомпанемент звонкого похрюкивания Марка, когда губы Хёка начали щекотать его боковую часть шеи. Первый раз без смазки слишком жестокое испытание на прочность, поэтому Хэчан доверяет всё в руки самого Марка. Большим пальцем разведя алые губы и проскользнув туда двумя пальцами, он ощущает касание теплого оплетающего фаланги пальцев языка, размеренно смачивая своей слюной. Ноги в ожидании разъезжаются в стороны, коленками упираясь в бедро Хэчана, пока тот активно наблюдал за сосущим пальцы Минхёном. Вид такого развратного и мокрого Марка будоражило сознание здорово вплоть до тёмных пятен в глазах. Марк с характерным чмоком выпускает пальцы изо рта, облизываясь и слегка сжимаясь, когда они касаются расслабленных мышц. Кружа возле ануса старшего, Хёк целует острые рёбра, языком очерчивая каждую косточку, отвлекая от неприятных ощущений внизу. Первый палец входит более-менее без приключений, со вторым приходится повозиться: на манеру ножниц подвигать ими внутри, оглаживая нежные стеночки. Марк, пытаясь хоть немного расслабиться, закусывает ребро ладони, оставляя после синеватые отпечатки собственных зубов. Донхёк переходит на третий палец, губами цепляя сосок и оттягивая его в сторону. Минхён бьётся в агонии, выстанывая имя любимого, то ли от того, что слишком хорошо, то ли от того что слишком больно. Его состоянии сейчас можно описать только одним словом: «плохорошо». Когда старший более-менее готов, в чем Хёк все ещё не уверен, он приспускает боксеры, касаясь головкой внутренней стороны бёдер, дразня. Марк привстает с дивана, лопатками упираясь в него и двигаясь навстречу члену младшего, пытаясь поймать его и сжать. Хёк успокаивающе целует его за ушком, аккуратно входя пока лишь наполовину, тут же встречая сжимающиеся стенки, не позволяющие двигаться дальше. Раздвинув молочные ноги максимально широко, он пытается протолкнуться дальше, но пока не это не представляется возможным. Минхён начинает часто-часто дышать, как при родах, только вместо того, чтобы тужиться, он наоборот старается расслабить тело. Хэчан ожидающе заваливается на старшего всем телом, давая привыкнуть к размеру и вскоре в очередной раз пытается протолкнуться дальше хотя бы на миллиметр. До основания удаётся протолкнуться лишь с десятой попытки, когда Минхён уже от безысходности начинает чуть ли не реветь и обиженно стараться насадиться самому. Когда головка касается простаты, Марка будто током прошибает. Он, содрагаясь всем телом, вскрикивает, ощущая как по щекам потекли слёзы. Донхёк ускоряется, безбожно срываясь на безудержный ритм и втрахивая старшего в скрипучий диван. Марк теряется в собственном стоне, языком собирая выступающую слюнку на нижнем уголке губы. Хэчан сжимает бёдра до посинения, пока на них не остаются следы от подушечек пальцев, только после этого резко переворачивает Марка на живот, заставив согнуть локти и колени. Донхёк просто до одури обожает эту позу, так как на его взгляд она самая откровенная, и наслаждение от открывающегося впереди вида накрывает с головой. Он не удерживается и проводит пальцами по змей­ке вы­пира­ющих поз­вонков, выгнутую наружу, заставляя участки кожи, куда касался раньше, покрыться мурашками. С губ Марка срываются куда-то в мягкую обивку дивана парочка грязных ругательств, заглушаемые громким звуком шлепка чужой руки по ягодицам. Зубы прокусывают обивку, ногти вцепляются в покрывало, из груди вновь вырывается животный стон. Донхёк входит полностью, яйцами касаясь минхёновых ягодиц, ударяя из раза в раз по заветной точке. Перед глазами стелится пелена приближающегося оргазма, Марк мечется по дивану, головой ударяясь обо всё вокруг. Синевато-алые розы по всему телу брюнета красиво расцвели, опьяняя сознание Хэчана своим присутствием. Он открыто наслаждается ими, носом проводя по самым заметным и тёмным. Минхён чувствует, как ноги начинают затекать вместе со спиной и локтями, и очередной сильный толчок по итогу всё же заставляет разъехаться колени в стороны и упасть лицом вниз. Хёк подхватывает своего парня под бёдра, меняя позу и усаживая на свои собственные колени. Теперь Марку придется самостоятельно насаживаться и подстраиваться под ритм младшего, чему он, без сомнений, очень доволен. Минхён, уцепившись посиневшими пальцами в шею парню, начал медленно насаживаться, откидывая голову назад и закусывая губу. Всё это как будто слишком нереально, будто сознание играет со всеми ими злую шутку. Хэчан помогает Марку, сжимая бёдра и подмахивая ими навстречу, пока не чувствует тёплую субстанцию, растекающуюся по его животу. Тело Минхёна, содрагаясь в оргазменых судорогах, ещё какое-то время мелко дрожит, сжимая изнутри самого Донхёка. Спустя пару толчков Хэчан сам догоняет канадца, успевая вовремя выйти из него и кончить ему в руку, которая сжимала его, чтобы не запачкать тут всё вокруг. А после словно настоящий дьяволёнок приподносит руку ко рту и языком вылизывает её полностью, даже не подавившись, чем приятно удивляет Хёка. — Вот как так можно: строить из себя невинного мальчика, а потом слизывать мою сперму со своей руки? — Я был скромным невинным мальчиком, а ты развратил меня своими секс-извращениями. — О, малыш, ты ещё настоящих, как ты выразился «секс-извращений» не видел. Переехал бы ты ко мне, я б тебе такую экскурсию провёл,- хитрая улыбка Донхёка теряется в новом нежном поцелуе, подаренным «скромным» отличником пай-мальчиком Марком Ли. — Я подумаю насчёт твоего предложения, так и быть. — Ты серьёзно? — Почему бы нет? У нас уже всё, что можно было случилось, так чего тянуть? - прошептал Марк, укусивший Донхёка за кадык и оттянув слегка кожу вниз. — О, нет, это только начало. Может, по второму кругу, м? — Иди в задницу, извращенец. — Только если в твою.