Fantom

      Мелкие капли дождя медленно спускались вниз по стеклу продрогшей машины. За окном одиноко и сыро, а внутри, кажется, разрушенно абсолютно всё. В руках новый чёрный блокнот, на листках которого нарисован человек, который стал самым важным, самым близким и родным, не смотря на то, что прошло лишь несколько встреч. Всего лишь несколько, а в душе целый ураган эмоций. - Я обещаю, мы встретимся. Обязательно. Худая и до боли знакомая рука коснулась горячей щеки и нежно, еле дотрагиваясь, провела по ней, заставив сердце расцветать, а дыхание замолкнуть. — Подожди немного... Майк распахнул глаза, часто дыша и поворачивая голову в стороны. Кажется, он уснул, даже не заметив этого. — Чёрт! Он кинул блокнот на заднее сиденье и потёр уставшие глаза. Бессонные ночи тянулись одна за другой, новые статьи и интервью появлялись, отношения холодели. Время шло, дни мчались один за другим, вокруг всё менялось, но только не для Майка. А сколько же времени прошло? Всего лишь три недели, а может быть и четыре… А ведь скоро состоится встреча с родственниками и наступит рождество. Машина тронулась с места, проезжая мимо одинаковых домов с одинаковыми крышами, затем остановилась около перекрёстка, где находится тот самый поворот, в то самое место, где стало всё иначе, где перевернулся весь мир. Руки самостоятельно прокрутили руль вправо, и машина, как послушная собачка, двинулась вперёд, на встречу воспоминаниям. Он не заметил, как оказался около серых кирпичных, до боли знакомых, стен. Сердце заколотилось чаще, ладони вспотели, а кончики пальцев стали ледяными. Как же это знакомо. Тёмно-карие глаза наполнились слезами. — Я так скучаю… — прошептал Майк, заглядывая в каждое серое и безжизненное окно, будто бы ожидая увидеть его в них. — Ты не представляешь, как я скучаю… Я всё бы отдал ради того, чтобы вернуть то время, лишь бы видеть тебя… Шинода закрыл лицо дрожащими руками. Дождь ещё сильнее забарабанил по окну машины, заглушая всхлипы отчаявшегося парня. Ощущение времени будто бы исчезло, и всё вокруг превратилось в какую-то картинку, безлюдную и холодную. Он не заметил, как включились редкие, тусклые и жёлтые фонари, изредка освещающие мокрые стены, как наступила бесконечная темнота, как закончился дождь. Майк потёр руками мокрые глаза, взлохматил густые волосы и посмотрел в зеркало, пытаясь разглядеть себя. Вспомнив про лампочку, нажал на неё и, выдохнув, снова взглянул в зеркало. На него снова смотрел замученный парень, с опухшими глазами, красным носом и взлохмаченными, уже чёрными, волосами. Надо ехать домой, чтобы хоть как-то уйти от реальности, закрыв глаза и провалившись в сон, или закрывшись у себя в кабинете с красками в руках, или с полюбившейся гитарой. Надо. — Майк, что случилось? Анна аккуратно, еле касаясь, погладила, отвернувшегося к стенке, Шиноду по плечу. Послышался тяжёлый выдох, затем шуршание. — Просто устал, не обращай внимания. — Много работы? — Да, — снова на выдохе ответил он, надеясь, что этот разговор наконец-то закончится, и его проглотит новый тревожный сон. — Может, тебе стоит уволиться? — продолжила она, снова прикасаясь к его плечу. Майк неожиданно повернулся, тем самым заставив её отдернуть руку и замереть в кровати, часто хлопая глазами. — Нет, — Майк закачал головой так, как будто этот ответ что-то глобальное поменяет. — Нет! Такого варианта быть не может! Шинода сел на кровать, снова потирая опухшие и уставшие глаза. Для него каждый разговор был выматывающим, не приводящий ни к чему, а лишь только завязывающий между друг другом крепкий узел обид и недопониманий. Внутри сново забушевало желание убежать, закрыться у себя в комнате или вообще исчезнуть, лишь бы никто его не трогал. — Майк, что вообще происходит? — она села рядом с ним, пытаясь в темноте взглянуть в его глаза. Он немного отодвинулся от неё и опустил голову. — Почему мы никак не можем найти общий язык? Почему? Где наше лёгкое общение? Где наш взаимный интерес? Где наши объятья, поцелуи? В конце концов… – она выдохнула, её голос перешёл на шёпот. – Любовь? Повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием двоих, абсолютно разных, уже незнакомых людей. Он смотрел куда-то в темноту, исчезающую из-за заглядывающих фар проезжающих машин, и понимал, что совсем не знал ответа на вопрос. Ни на какой. Абсолютно. А была ли любовь? Или эти года, проведённые бок о бок, были просто годами совместного проживания в одном доме? Или это было спасение от одиночества? Всё стало каким-то сложным, раздражающим, уставшим и безэмоциональным. Хотя совсем скоро будут зимние праздники, и опять придётся надевать на себя счастливую улыбку и делать вид, что всё прекрасно и беззаботно. Может быть, стоит снять эту маску, Майк? * * * В комнате было темно и почему-то холодно. Кажется, было открыто окно, но зачем открывать его зимой, в декабре, да и кому это было нужно? Майк был в той самой комнате, где стояло одинокое фортепиано, на котором совсем тонким слоем лежал снег. Белые длинные шторы развевались на холодном ветру, который пробегал по всей комнате и покрывал кожу многочисленными мурашками. Он, скрестив руки на груди, поднялся со стула, стоящего недалеко от инструмента медленно пошёл по холодному, припорошенному снегом, полу, замечая, что обуви на его ногах не было, да и самих ног он не чувствовал. На нём были лишь рваные белые штаны и такая же футболка. Оказавшись около окна, не двигающимися руками, Майк закрыл его, подмечая, что сделать это было невероятно трудно, а затем повернулся в сторону инструмента, где был… — Чез? — хрипло спросил Шинода и нахмурился, пытаясь рассмотреть силуэт и до сих пор скрещивая руки на груди, в надежде согреть их. Не дождавшись ответа, он быстрыми шагами направился к фортепиано, где до сих пор сидел до боли знакомый силуэт. — Честер, не молчи, — умоляюще произнёс Майк, стараясь ускорить шаг, и оказавшись рядом — замер. Беннингтон сидел за холодным инструментом, в таких же белых рваных штанах и футболке, которая свободно висела на его худом теле. Его плечи были опущены, руки сложены в замок, тёмно-карие глаза смотрели в одну точку, бледные потрескавшиеся губы были сомкнуты, белые волосы торчали иглами в разные стороны. Татуировок почему-то не было, как и тоннелей в ушах. Он казался таким беспомощным и стеклянным, ненастоящим. Таким Майк его не помнил. Что опять произошло, и почему он узнаёт об этом опять последний? — Чез, — не смело позвал его Майк, пытаясь заглянуть ему в глаза и надеясь, что ничего не случилось, но липкое чувство тревоги снова оказалось в груди. Он также не смело коснулся правой рукой его холодного плеча и сжал его. — Скажи, что всё хорошо. Пожалуйста. Наконец Беннингтон поднял голову вверх и взглянул в взволнованные глаза Шиноды. Его глаза были пустые и ледяные. — Это так не работает, Майк, — горько усмехнулся он, скидывая с плеча его руку и поднимаясь с места. — Ты опоздал. — Я…Но… Куда? — Майк снова нахмурил брови, чувствуя, как волна нарастающей тревоги и паники образуется в горле и груди. Тот лишь разочарованно вздохнул и подошёл ближе к нему. Их снова разделял один шаг, который исчез благодаря Беннингтону. Он был слишком близко, так, что их лбы соприкоснулись. Тёмно-карие глаза стали чёрными и холодно смотрели на застывшего Шиноду. — Ты опоздал, Майк, — прошептал Честер, глядя тому в глаза, а затем неожиданно провёл холодным носом по его щеке, заставив того рвано выдохнуть. — Я… — Молчи, Шинода, — шёпотом произнёс Беннингтон, снова глядя в глаза, и резко оттолкнул его от себя, от чего Майк упал на ледяной пол, даже не поняв, как это произошло. Это был не тот беззащитный, кричавший о помощи Честер, которого он знал. Это был не его Честер. Тот, которого он знал, не был в этой комнате. Где же тогда он?! Может, он опять в опасности? Боль резко разлилась по телу, заставив Майка зажмуриться и помотать головой. Он раскрыл глаза и приподнялся, держась за больную руку и оглядываясь по сторонам. В комнате никого не было. Окно снова было открыто. Холодный ветер зашумел в ушах. Шинода обессиленно рухнул на пол, смотря в потолок. Он почувствовал, как горячая слеза обжигала ледяную щёку. Майк резко распахнул глаза, увидев перед собой кучу рисунков, порванных листков, карандашей и красок. Он приподнял голову и понял, что заснул на полу у себя в кабинете. Наконец сев и подогнув ноги под себя, Шинода потёр глаза и провёл рукой по щеке. Ты опоздал, Майк. Он опустил вниз голову и покачал ей, снова проматывая сон, и не понял, как руки самостоятельно взяли новый листок, карандаш и начали снова рисовать, рисовать, рисовать... Через несколько минут перед ним была та самая картина, которую видел во сне. Одинокая комната, фортепиано, открытое окно и он, сидевший за инструментом. Майк провёл пальцем по силуэту, будто бы пытаясь прикоснуться снова к тому, что так невероятно далеко от него. — Почему же я опоздал? — шёпотом спросил он, зная, что этот вопрос останется без ответа и расстворится в тишине.