Деревня рыжего цвета

Наруто присел на коленях на краю кровати у самого окна. В лицо легко дунул свежий ветер, пахнущий зеленью и дымом. Солнца видно уже не было – близился вечер, но где-то за пределами видимости оно еще светило и красило деревню в рыжевато-золотистые оттенки. Деревня такого цвета казалась мирной и даже чуточку сонливой. Это было скучновато, но в последнее время Наруто научился любить ее именно такой. Саске изучал какой-то свиток, наверняка выуженный откуда-нибудь из-под их кровати, привалившись спиной к раме и свесив на улицу ногу, подобрав под себя другую, и вид имел такой непринужденно-расслабленный, что хотелось немедленно к нему присоединиться, улечься грудью на подоконник возле его бедра, уткнуться подбородком в сложенные руки, да и просидеть молча, пока день окончательно не погаснет. Саске, например, любил вот так просто побыть рядом, особенно после тренировки, особенно вечером, сидеть молча, едва касаясь плечами. В пальцах левой руки у него мелькал кунай, кольцо которого будто само каталось по фалангам, проворачиваясь на каждой и распуская стальным веером наточенное лезвие. Наруто оперся ладонями на шелушащийся хлопьями старой краски подоконник, привстал и дотянулся носом до щеки Саске. Кончик носа защекотала длинная челка; Наруто подул, раздувая волосы, и потерся скользяще щекой о щеку Саске, прикрыв глаза и плечом прижимаясь к его плечу. Саске длинно выдохнул и чуть повернул голову, чтобы продлить прикосновение. - Я пришел, - отметился Наруто, устроив подбородок у него на плече, вдыхая запах сыпучей марли и чего-то еще такого - больничного, еле заметный на волосах и одежде Саске, и его собственный, настоящий, родной - кожи и геля для душа, чувствующийся особенно ясно на шее и поднимающийся из выреза футболки между полами хаори. Говорить особой нужды не было, - момент был полон сам собою, но Наруто хотелось услышать хрипловатый голос Саске, больше, наверное, чем когда-либо, после этого дурацкого разговора с Кибой, хотелось услышать мягкие нотки в его голосе. Его, Наруто, нотки. Личные. Саске отозвался, чуть замедлив вращение куная, отвлекшись наконец. - Привет. - На кухне рис с овощами, - добавил он после молчания, во время которого Наруто рассеянно наблюдал за краем свитка, колеблющимся над улицей, будто тяжелый флаг. – Я не стал разогревать его, не знал, когда ты придешь. Это портило жизнь Наруто больше всего, - чувство вины перед Саске, который его же собственной волей оказался заперт в квартире, как в клетке. Не то чтобы домашний арест загонял Саске в столь жесткие рамки; ему было запрещено пересекать границы Конохи, сама же Коноха оставалась в его распоряжении, но – больше формально, больше из веры Хокаге в благоразумие Наруто, и она ясно дала в свое время понять, что лучше бы Саске один по деревне не разгуливал. Это было логично; это было правильно, потому что домашний Саске, мирно читающий на прогретом солнцем подоконнике, никогда не был ни домашним, ни мирным; и это было много больше, чем она могла ему позволить после всего, что случилось. Он не мог избавиться от этого ощущения вины, хотя сам Саске, казалось, со своим положением смирился и свыкся. - Я не хочу есть, - признался Наруто виновато. – Зашел в Ичираку… Кибу встретил. - Хорошо, - незаинтересованно ответил Саске. Конечно, подумал Наруто с подступившим вновь колебанием, в животе отдавшим противным жаром. Какой такой интерес мог вызвать Киба? Саске взглянул на него вопросительно, покачивая кунай на указательном пальце. Рука временами все еще слушалась его неважно, хотя догадаться об этом, следя за уверенными, точными движениями кисти, было непросто; только Наруто знал, как злился Саске, когда все же ронял этот злополучный кунай. - А у тебя как дела? – спросил Наруто, надеясь сменить тему и отвлечься от мыслей о Кибе – и от мыслей, которые вложил в него Киба, и с досадой понял, что с Кибой он точно так же пытался уйти от неприятного разговора… Ну и чем это все в итоге закончилось, да и закончилось ли? - Что Сакура сказала? Мгновение Саске продолжал смотреть на него будто бы с сомнением. Потом крутанул кунай в последний раз, перехватил рукоять всей ладонью, бросил неодобрительный взгляд на дрогнувшие в последний момент пальцы. Наруто поймал его руку и вместе с зажатым в ней лезвием привлек к губам, охваченный неожиданным порывом виноватой нежности, - рука была твердая, теплая, и на языке оставила привкус разогревшейся стали. - Ничего нового, - пожал плечами Саске и грубовато, но осторожно высвободился из крепких пальцев Наруто. – Что снова нужно вскрывать. Наруто, без раздумий полоснувший бы лезвием по собственному запястью, чтобы добыть лужицу крови для Призыва, только усилием воли не поморщился. Как будто мало их резали, так еще и Сакура никак не уймется. - И? – уточнил он, поежившись. - И вскрыли, - ответил Саске, невозмутимо поправлявший на коленях тяжелый свиток. - Дай посмотреть, - потребовал Наруто и перекинул ногу через подоконник. Улица под его босой пяткой лениво мельтешила разноцветными головами прогуливающихся людей, ставших вместе с деревней рыжими и сонливыми. Он сбросил на пол мешающий свиток, мельком разглядев на пожелтевшей бумаге описания давно выцветших от старости техник, - вот уж Саске, любитель, мать его, древностей. Саске довольным не выглядел, но и возражать не стал, позволил придвинуться вплотную и распахнуть на себе хаори; под прозрачной сетчатой футболкой очень ясно белела одна из тех крошащихся пластырных повязок, которые пользовались особенной популярностью в госпитале Конохи. На поджаром животе Саске, расчерченная сетью футболки, она смотрелась привычно и совсем невесело. Если бы Наруто умел исцелять, ее давно бы здесь не было, - в этом он убежден был твердо, впрочем, и в таланте Сакуры он не сомневался. Но все же – все же… Сакура вскрывала рану уже третий раз, и это не исключало раза четвертого, пятого, потому что мышцы не хотели заживать по-хорошему, воспалялись, и Саске, хромавший только после слишком уж азартных тренировок, снова начинал хромать, сделав два шага по тесной комнате. Осторожно, кончиками пальцев Наруто провел вдоль края повязки – грубоватая сетка и свежий пока еще бинт под ней, и ряд швов под бинтом, и чертов узел чакры – здесь, под кожей, иссеченной красными шрамами. Саске недовольно выдохнул, скосив глаза на раскатавшийся по полу свиток. Мышцы залатанной брюшной стенки дрогнули под пальцами Наруто, и тот отдернул руку, словно обжегшись, и успел еще удивиться сам себе, прежде чем волна жаркая, тягучая, потянулась вдруг откуда-то – из самых глубин естества, накрыла Наруто с головой. Томление его, зажатое и мучительно позабытое, напиталось ею и разбухло. Наруто едва подавил в себе порыв отпрянуть назад, как в самом начале, когда опасался испортить своей нелепой спешкой осторожные, неуверенные еще отношения, - или отношение, Саске-то, похоже, не опасался ничего – и никого, к слову. На самом деле, это было бы правильно, наверное, не было настроения у Саске – Наруто это чувствовал, да и у него самого, в общем-то, больше была тревога, злость – или обида все-таки? – на Кибу, на слова Кибы, и… Наруто поднял голову, - Саске смотрел на него из-под ресниц, внимательно, оценивающе, - встретился взглядом с… прекрасными, черт возьми, прекрасными глазами. И да, и обида на Саске, на этот его оценивающий взгляд, и собственное вымуштрованное вожделение, и взмокшие ладони – и тепло гладкой кожи под ладонью. В Саске не было чуткости – ни малейшей капли, все было вытравлено, высушено в мертвую пыль, из которой восставали верные призыву древние боги. Но он очень хорошо знал Наруто – и не отвернулся, когда Наруто потянулся к нему, склонил голову, встретился губами. Согласился ли, уступил – или позволил, сейчас это было неважно: Наруто придвинулся ближе, припер его к рассохшейся раме, вжал руку в краску возле его головы, уперевшись коленом в подоконник между его колен. Настырно влез языком между смягчившихся губ. Саске под ним сполз спиной чуть вниз по раме, сжал рукой край его распахнутого воротника. Вытолкнул языком его язык из своего рта, прихватил мстительно зубами за нижнюю губу. Отпустил. От Саске пахло больницей, цитрусовым гелем для душа и чуть-чуть - свежим потом, и это почему-то будоражило. Запоздало Наруто нашел применение свободной руке – отыскал на Саске край сетчатой футболки, потянул вверх. И Саске не отпихнул его от себя, не увернулся от поцелуя, не вспомнил внезапно про свой свиток, как делал раньше, если Наруто нарушал какие-то одному ему ясные границы личного пространства. Но все сразу стало не так. Волна схлынула – разом, с шумом и брызгами, и оставила после себя саднящую тишину под мечевидным отростком. Закрутилась в тошнотворную горячую тяжесть – пониже. Когда Наруто почувствовал, как каменеют под ладонью мышцы. На горле как будто затянулась невидимая петля из лески, во рту даже привкус крови появился. Он отодвинулся подальше, насколько получилось на коротком подоконнике, и прислонился к раме в приступе внезапно накатившей усталости. Сложил на груди руки, свесив на улицу ногу, – пусть люди ходят дальше под его пяткой, все равно им об этом не узнать. Саске напротив сел прямее, одернул вниз футболку. На подбородке у него блестела слюна; он вытер лицо тыльной стороной руки, смахнул растрепавшиеся, лезущие в глаза волосы. Глупо было ожидать каких-либо извинений; Наруто и не ждал, более того, какой-то его части хотелось, чтобы он сам извинился: знал же, прекрасно знал. Наруто окинул рассеянным взглядом залитую рыжим улицу, ползущие над крышами облака, исполинские, выточенные в скале лица вдалеке. Хотелось, чтобы Саске сказал что-нибудь, – первым, для разнообразия, но чертов Саске молчал, в повисшей тишине поправляя сбившееся хаори. Впрочем, он, вернувшись, вообще стал молчалив, даже поддразнивать Наруто будто разучился. Наверное, Наруто с ним до сих пор и не поссорился ни разу в основном поэтому. Выражение глаз Саске казалось столь же далеким и неопределенным, как у тех каменных Каге. Пользовался? А разве так – пользуются? Саске взглянул на него, сам того не зная, потянув за скользящую по горлу леску. Вроде бы с недоумением, и его можно было понять… только Наруто не понимал. Где-то не мог, сейчас же еще и не хотел – с какой, собственно, стати? Саске вот даже и не пытался понять его. Их не учили разбираться в себе и друг в друге, если это не касалось выпущенных на свежий воздух внутренностей. - Что происходит, а? – спросил Наруто наконец, не выдержав наполненного этим взаимным непониманием молчания. Посмотрел прямо, встретил взгляд, чуть покраснел. Не от смущения, просто кровь отчего-то прилила к лицу. – А, Саске? Вопрос, столько времени набиравший силу, оказалось очень просто озвучить, - он вырвался сам, будто ждал только этого момента. Настолько, что вот прямо сразу ему не требовался ответ – хотелось немедленно продолжить, и Наруто продолжил, не замечая, как повышает постепенно голос. Собственно, ответа в любом случае не последовало. - Что вот это означает? – Наруто беспомощно развел руками. – Что ты творишь? Если ты не хочешь – ну и скажи, что не хочешь… или не можешь, или что там с тобой? Он прервался, чтобы вдохнуть. Саске уже снова задумчиво вертел в руке кунай, глядя куда-то в сторону, но брови чуть заметно хмурил, и плечи у него были напряжены. Наруто заморгал, подавленный вновь возникшим чувством вины, которое причудливо смешивалось с обидой и злостью на себя самого. Спросил – поспешнее, наверное, чем стоило бы: - Почему ты не доверяешь мне? Саске поднял голову, сощурился. Крутанул кунай на пальце – резко, со свистом, и сжал в кулаке рукоять. - Ты ничего не знаешь, - ответил он с равнодушием, покоробившим бы Наруто, если бы не едва различимое в его голосе сожаление. Отчего-то оно расстроило Наруто еще сильнее. - А ты расскажи мне! – нетерпеливо воскликнул он и наклонился вперед, встав обеими ладонями на подоконник между собственных колен. – Брось ты это, мне же можно, Саске, я же… - Наруто запнулся, заткнул несвоевременное признание, которое и признанием-то, впрочем, не являлось, настолько очевидным было. Пожал плечами, сказал уже тише, признавая другое, очевидное почти столь же: - Я понимаю, ты такой, каким тебя сделали… Все эти Орочимару, - он сглотнул, - Итачи… Но, Саске,… - Не говори так об Итачи, - перебил его Саске, негромко, но непреклонно и неожиданно зло. Наруто скрипнул про себя зубами. - Я твой друг, - сказал он с нажимом. – Объясни мне, что такое между нами происходит. Что с тобой происходит. Почему ты думаешь, что я не пойму? Саске моргнул, дыша чуть чаще, чем должен бы был. Опустил плечи. Тонкие крылья носа его нервно вздрагивали, - Наруто любил этот длинный нос, любил эту упрямую линию верхней губы, любил… Саске. Он вдруг понял, что весь вспотел, не только ладонями, просто сидя на подоконнике. Из-за Саске, ублюдка, к которому он испытывал одновременно столько всего, что было удивительно, как ухитрялся еще не вспыхнуть. Он молчал – теперь пришла его очередь молчать, - ожидая ответа, глядя в черные глаза Саске. Сердце в нем билось часто и громко. В каком-то смысле это был определяющий момент, - от ответа Саске зависело если и не все, то практически все; для Наруто, впрочем, не было существенной разницы между тем и другим. Он был максималист: «да» было для него «да», «почти да» всегда означало «нет». Саске отвел взгляд, и внутри у Наруто все замерло. Леска на горле затянулась так сильно, что он не сразу смог сказать. Набрал воздуха в грудь, вытолкнул его обратно, вдохнул снова, не разобрав еще толком, собирается ли он заговорить или что-нибудь еще. Он тобой пользуется, сказал Киба в тишине, наступившей внутри Наруто. Задумайся, сказал Киба. Шлюха, подстилка, сказал он и незримо оскалился – прямо сквозь прорезанную щеку. Наруто не заметил, как начал говорить, - а когда заметил, останавливаться было уже поздно. - А если бы здесь был Орочимару, - голос его почти рокотал, - ты вел бы себя по-другому, так ведь? Ты… Он благодарил бога, – в тот момент вполне поверив в него, - что сумел сдержаться, не произнес слова по-настоящему жестокие. И Саске… Наруто слышал, что взглядом можно обжигать. Так вот Саске – Саске взглядом мог сжечь. Он не заметил и удара – только вспыхнувшие черным глаза и блеск куная в побелевших пальцах, и успел еще подумать, – это была не его мысль, это была мысль Кибы, или Сакуры, или старушки Цунаде, - подумать, что узнает сейчас, насколько хорошо наточено лезвие, и не увернется от него, потому что Саске всегда был быстрее. …ты веришь ему, спросил Киба. Наруто свалился с подоконника, кувыркнулся через кровать и всей спиной и еще затылком крепко приложился об пол, так, что дыхание перехватило и мир перед глазами стал темным и мутным. В чувство его привела скопившаяся во рту кровь, заливавшая глотку. Кое-как сев, Наруто сплюнул на провинившийся пол, прошелся языком по зубам – сразу три передних нехорошо шатались, челюсть горячо заныла в ответ. Он облокотился на кровать и поднялся на ноги, постепенно приходя в себя. Саске в комнате больше не было. Хотелось разозлиться, броситься в погоню, но злости не нашлось – ушла куда-то, а оставшееся взамен чувство вины сделалось еще мучительнее. - Ну и катись, - буркнул Наруто в окно и уселся на кровать спиной к солнечной улице. Он прикусил разбитую губу, поморщился, но сглотнул набежавшую кровь. Он обернулся, не зная, для чего, все еще переваривая произошедшее и не фиксируя особо то, что было перед глазами. Облокотился на собственное колено, подпер подбородок рукой и тут же, вздрогнув, выпрямился: ладонь уперлась в больную челюсть. Руки у него дрожали – мелко и противно, будто от слабости. Лезвие куная вошло в деревянный подоконник почти на треть своей длины.