Деревня рыжего цвета

- Почему ты ничего мне не говорил? – требовательно спросил Наруто. Из раскрытого окна веяло тихой ночной прохладой. Он машинально провел рукой по влажным волосам и зачесал назад челку, приставшую к воспаленному лбу. Саске устало привалился спиной к подоконнику. На воротнике его футболки чернела высохшая кровь. Он затянул шнурки на поясе, но завязывать не стал, и их свободные концы бестолково свисали вдоль его бедра. Наруто проследил взглядом его ссутуленные плечи, линию руки, локтем устроившейся на согнутом колене. Невольно сжал кулак, сам почти повиснув локтем на подоконнике, когда вспомнил, как ясно почувствовал под пальцами неровную поверхность раздробленных когда-то костей. И ведь это случилось не в бою. Он думал, что Саске не ответит. Возможно, сейчас это было бы как раз кстати. Саске глубоко вздохнул, повернул голову, посмотрел на него чуть свысока. - Зачем? Поутихшего было Наруто будто подбросило. Он потрясенно выпрямился, чуть не соскользнув локтем с подоконника, заморгал, глядя на невозмутимого Саске. На подбородке и шее Саске тоже виднелись следы крови. Он довольно небрежно стер ладонью кровь с лица, но больше размазал, и против обыкновения не ушел умываться. Ждал он чего-то, ради чего можно было и потерпеть стягивающую кожу кровавую корку? - То есть как это? – ахнул Наруто. Спохватился, замолк, засопел сердито, пытаясь подобрать слова. Продолжил уже потише: - Что значит – зачем? А, Саске? Ты что это хочешь сказать? Саске потянулся спиной и осторожно выпрямил одну ногу. - Почему я должен был тебе о чем-то рассказывать? – поинтересовался он хмуро. Наруто почувствовал, как тянуло его огрызнуться, - может быть, в охрипшем голосе, или в наклоне головы, или даже в этих его опущенных больных плечах, и где-то там же чувствовалось совсем отчетливо, что запал у Саске кончился. Что слишком много оказалось одного этого бесконечного дня даже для непрошибаемого его упрямства. Очень жутко оказалось это чувствовать, настолько, что Наруто даже не набрал в себе окаянства разораться. Он снова помолчал, отвернувшись к окну; в небе над домами почему-то звезд было меньше, чем над рощей. Внутри болело все, начиная от живота и заканчивая сжимающимся горлом, и тяжело, горько как-то билась в груди его неудачливая, несчастливая любовь. От задувавшего в окно ветерка у него начали слезиться глаза, и в уголках глаз стало горячо. Ему не хотелось смотреть на Саске, только вот, должно быть, нельзя о таком говорить, не глядя друг на друга. Как в бою, ну в самом же деле, правда? Наруто даже сумел улыбнуться этой мысли. Постель была вся смята и разворошена, и это было почти непривычно: с тех пор, как половина кровати перешла в собственность Саске, Наруто ни разу не спал на невыглаженной простыне. - Почему? – неловко переспросил он, довольно-таки смутно, в действительности-то, представляя себе, как донести до Саске истины, элементарно простые с одной стороны, и полностью выкручивающие мозги - с другой. Для себя их сформулировать достаточно ясно уже было бы немалым достижением. – Ну, потому что… Саске подтянул колено ближе к груди, из-под полуопущенных ресниц следя за Наруто, - вроде бы и безразлично, и с некой непонятной настороженностью. Прядь длинных черных волос пристала у него ко лбу, и глаз, пересеченный ее тенью, казалось, снова начал щуриться. Сейчас уже остались далеко позади и красные кляксы от рушащихся в склере сосудов, и кровотечения, подсыхающей коркой склеивавшие ресницы, - но противный холодок все равно пробежался у Наруто по внутренностям. Конечно, он пережил все это, оба они пережили, но вряд ли кто-нибудь из них согласился бы, что это было просто. Наруто зажмурился, потер лицо ладонью. - Может быть, я тревожусь, как ты думаешь? Может такое быть? Саске удивленно поднял брови. - С чего вдруг? Слышал бы только Киба. Или, что еще лучше, видел бы. Наруто сам бы носом его готов был ткнуть, - если бы Саске, конечно, хотя бы чуточку лояльнее был настроен по отношению к Кибе. Чтобы ему виднее было, или, может быть, яснее пахло? Потому что Саске – он был искренен, и он, черт его возьми, с Наруто был искренен всегда. Потому что – притворство никогда не было частью Саске. Когда он сражался – он всегда бил со всей решительностью, и убивая – убивал по-настоящему… и сейчас ему – разумеется! – мало было их тренировочной возни в роще, видел Наруто как-то, как проводил Саске кончиками пальцев по лезвию своего меча. Меч был заперт на полке, как Саске был заперт в квартире, и Наруто мог бы только мечтать, чтобы пальцы Саске так его коснулись. Но ни разу его ладонь не сжалась на рукояти, хотя навряд ли Саске всерьез опасался нарушить наложенные запреты. Он же был здесь. Он же остался, что тут еще могло быть неясного? Наруто выдохнул. Вдохнул. Сердце стукнуло неожиданно сильно и, наверное, очень громко. - Ты идиот, - сказал он и сморгнул выступившие слезы. – Ты самый идиотский идиот, я не знаю, самый. Самый-самый. Я… Знаешь, что? Прости меня, а? Саске озадаченно нахмурился. - Я-то еще больший идиот, - грустно пояснил Наруто. – Понимаешь? Я все это время накручивал себе черт знает, что. И Киба еще… Черт, как это все сложно-то. Иди сюда, я прошу тебя, срочно. Иначе я не знаю, что будет. Он неуклюже хлопнулся коленями на кровать, потянулся к Саске прямо с места, не тратя времени, чтобы придвинуться, – порыв в нем не потерпел бы промедления, это было единственным средством сделать момент чуть менее невыносимым. Ему точно пришлось бы дать волю слезам, если бы Саске снова уперся, хотя бы жестом дал понять, что он против. Саске, сама благосклонность, против не был. Слезы, конечно, все-таки потекли, но Наруто не счел нужным их вытирать, - зажмурился только сильнее и крепче вцепился в футболку на спине Саске, чувствуя, как сжимаются пальцы Саске на голых лопатках, и подбородок Саске, больно упирающийся в плечо, и колющий грудь кулон, и с удивлением понял, что счастье все еще никуда от него не делось.