Деревня рыжего цвета

Когда он проснулся, Саске рядом, конечно же, не было. Наруто сбросил с себя плед, широко раскинул руки, всем телом чувствуя скопившуюся прохладу в выстуженной за ночь комнате. Окно было закрыто – даже не глядя, разбросавшись по непокрытому матрасу, он ощущал, что воздух в комнате неподвижен. Это – и то, что матрас под его локтем все еще, из последних сил сохранял тепло, - могло значить, что Саске ушел лишь недавно, и здесь не было ничего необычного: он всегда вставал раньше. Но сегодня пустота нагретого кусочка матраса почему-то разочаровывала. Наверное, Наруто просто требовалось что-то более существенное, чтобы поверить, что простыня исчезла из-под его задницы все же не потому, что сон, приснившийся ему, оказался чересчур реалистичным. Он помнил, что долго не мог заснуть. И даже когда вымотанный Саске задышал наконец глубоко и ровно, беззвучным своим дыханием согревая его плечо, Наруто еще лежал, изумленно тараща в потолок налившиеся кровью глаза. Он не знал, уместно ли будет обнять Саске, и не стал этого делать, опасаясь того разбудить. И что ждало их теперь, он тоже не знал; он слишком устал, чтобы обдумывать вопросы философического толка. Что-то все еще было неправильно, что-то, имеющее отношение к ним обоим, – ощущение, на фоне прочих зудящее, словно незаживающий рубец, растревоженный и воспалившийся этой безумной ночью. Мысли лезли в голову, едва оформленные, и с трудом, с настойчивостью, определенно достойной лучшего применения, за них цеплялось расплывавшееся сознание; Наруто вспомнил последний выходной, который они с Саске провели вместе, - у него тогда выдалось целых несколько дней без миссий, такой маленький отпуск, бабуля Цунаде даже не навьючила его полевой работой со студентами. У него теперь была причина ждать таких выходных – даже если это был всего лишь тренировочный спарринг в маленькой израненной роще. Совет смотрел сквозь пальцы на их редкие совместные времяпровождения: они вписывались в обозначенные границы со своими почти что детскими играми. Это было больше, чем он мог когда-либо просить. Иногда – и довольно часто, - Саске побеждал в первые же минуты, поймав Наруто на какой-то глупой ошибке, увидев брешь в защите, разминувшись на волос с направленным в его сторону ударом. Иногда, не столь уж редко, Наруто прижимал его, ухитрившись-таки внести творческий свой хаос в выверенные расчеты. В тех же случаях, когда игра затягивалась, - черт возьми, когда, почти как прежде, они налетали друг на друга, Саске чаще внезапно, Наруто зачастую натыкался на выставленное лезвие, и снова рассредотачивались на местности… и роща становилась им тесной, и в азарте сражения кипело в крови возбуждение, – Саске, щуря самодовольно глаза, отражающие блеск отточенных лезвий, ухмыляясь краем узкого рта, казался совсем обычным. Наверное, поэтому Наруто и любил так эти редкие минуты, когда оба они могли быть и были настоящими, и чувствовали, что свободны, хотя чувствовал и то, что сражения эти были нечестными. Забываясь в своем игрушечном бою, Наруто мучился чувством вины позже, видя, как Саске упрямо старается не хромать, но что означало бы отказаться от всего этого? …вспомнилась и тяжесть от горячей руки на плече – Гай руку не сжимал, и жест его вполне можно было счесть дружеским. Если бы не спина Какаши-сенсея, загородившего от него Саске, не была ссутулена так подчеркнуто-небрежно, Наруто, пожалуй, и счел бы, – ему было хорошо. Их с Саске кунаи как раз должны были скреститься, и он уже ждал скрежета, с которым встретилась бы со сталью сталь, ждал того мгновения, что они проводили, глядя друг другу в глаза, прежде чем прянуть в разные стороны. Ладонь Гая словно придавила его к земле. Какаши-сенсей стоял, спрятав руки в карманы, между ними, с таким видом, будто оказался поблизости совершенно случайно. Гай улыбался. - Все о’кей? – спросил он вроде бы немного смущенно. И, конечно, о’кей все перестало быть еще в тот момент, когда Наруто поймал взгляд Саске поверх плеча Какаши-сенсея – сухой и отстраненный, и дышать Саске, казалось, сразу стал ровнее, утратив разом весь свой живой азарт. Он попробовал сообразить, кто из них приблизился слишком близко к невидимому барьеру, и понял, что просто не заметил этого. Рука Гая требовала внести ясность; Наруто ответил скорее ей, чем самому улыбавшемуся Гаю, не глядя ни на него, ни на молчаливого Какаши-сенсея. Ему не хотелось говорить – он просто кивнул, и, наверное, так в любом случае получилось искреннее. Гай тоже хотел быть искренен – и ослеплявшая улыбка его казалась чуть виноватой. Она оставляла Наруто только бессильно злиться – что он еще мог? Высказать Гаю все то, что тот и так понимал? Выкрикнуть в напряженную спину Какаши, – он чувствовал, черт возьми, его теперь не так-то просто было провести этой напускной расслабленностью, - что хватит уже с них, что… что? Пригласить их в квартиру, в которой даже на самой верхней полке Шаринган Какаши-сенсея не сумел бы высмотреть пыли? В наступившей вдруг тишине Наруто осознал, что прекратился шум льющейся за стенкой воды, и негромкий скрип двери ванной подтвердил, что Саске все еще здесь, рядом с ним. Пытаясь – безуспешно – различить знакомые шаги в коридоре, он вспомнил и то, о чем думал перед тем, как его окончательно забрал сон; мысль снова наполнила его странным ощущением уверенности – вместе со всей своей дикостью она была правильной. Ею надо было срочно поделиться. Наруто сел на кровати, жмурясь от слишком яркого света. Сквозь ресницы он стал высматривать на полу свои штаны в тщетной надежде, что Саске после бурной ночи было не до грязного белья, и, разумеется, не нашел ни их, ни брошенной на произвол судьбы футболки. Взглядом он наткнулся на кунай, по-прежнему возвышавшийся над подоконником. Наруто протянул руку и, поднапрягшись, выдернул его.