Манит свечением правды обитель, Ждёт смельчака пьедестал; Свет её — руку подавший спаситель, Тень — спину жгущий кинжал.
— Миори! Послушай, Миори, нам срочно нужно поговорить! — только вернувшаяся из поездки Киёра была сама не своя: нервная, взлохмаченная и заплаканная — взглянуть жалко. — Что с тобой? — обеспокоенная Идогава нахмурила брови в ожидании ответа, не лишаясь своей извечной строгой деловитости, похоже, ставшей её продолжением. — Я не успела к ней… Мама умерла до моего приезда, — потупила потерянный взгляд Ринозуки; ощутив в горле прилив горького жжения, она изо всех сил старалась не заплакать снова. — Мне очень жаль. Ты ведь хотела поговорить с ней, верно? — расслабив лоб, старшая наёмница подняла к ней лицо, в темноте карих глаз читалось… Сочувствие? Впервые за всё время она не была той холодно-безразличной Миори, которой её знала и привыкла видеть напарница. Встав с татами, лидер подошла к замершей от удивления дочери землепашца, притянув ту к себе в объятия. — Есть ситуации, которые не в нашей власти, и тут уже ничего не поделаешь, — негромко проговорила златовласая наёмница, накрыв ладонью затылок девушки. Сердце Киёры наконец успокоилось. Ринозуки хотелось, обмякнув в этих руках, вдоволь выплакаться ей в плечо, обнажить всё то, что сейчас творится на душе, но она проявила стойкость, сумев себя проконтролировать — сейчас некогда проливать слёзы. Выпрямившись, младшая полукровка отстранилась. — Спасибо, что ты со мной, — выдавив из себя слабое подобие улыбки, сказала она, — Я не знаю, как пережила бы это без тебя… Убрав прядь вьющихся каштановых волос, Идогава коснулась губами её лба. — О чём ты хотела поговорить? — Ты выйдешь со мной в город? — попросила Киёра под внимательным взглядом терпеливо слушающей её красавицы, — Я должна кое-что рассказать, но не здесь. — Хорошо, идём, — без лишних уговоров согласилась Миори, — Но сначала тебе нужно умыться и пригладить волосы. Я помогу.***
В Коти смеркалось. Вывески лавок и открытых ресторанчиков были вовремя озарены трепетными сгустками света: вдоль торговых рядов гирляндами протянулись бумажные фонарики. Где-то звучала музыка — кажется, играли на такэбуэ, цудзуми и биве. Должно быть, уличные артисты. Киёра любила гулять здесь тёмными вечерами, когда центром Коти завладевала особая душевно-таинственная атмосфера: пробовать тут же готовящиеся блюда с пылу с жару; отойдя в тихое местечко, с запрокинутой головой любоваться звёздным небом, пока не устанет шея; тянуть напарницу посмотреть на выступление городских музыкальных трупп… Сейчас же и зазывающие крики лавочников, предлагающих отведать дивные угощения, и трели такэбуэ с плачем бивы под удары в цудзуми… Всё, подобно буйному вихрю, проносилось мимо, оставляя после себя безмолвный холод. Куда бы она ни шла, что бы ни делала, Ринозуки всюду преследовало открывшееся ей знание. Знание, которое уничтожило привычную ей жизнь. Знание, которым она вовсе не хотела обладать. Наёмницы прошли подсвеченную улочку насквозь, не задержавшись ни у одного прилавка. Городская мечтательно-радостная суета выпустила девушек из себя, словно сомкнувшись за их спинами. — Миори, — вынырнув из тёмной проруби неутешительных мыслей, остановившаяся Киёра мялась, напряжённые пальцы складками собирали материю кимоно. Чувствуя на себе выжидающий взгляд Идогавы, она всё боялась продолжить. Собравшись с духом, темноволосая наёмница наконец вскинула на напарницу свой — отчаянно-решительный. Серо-болотные глаза встретились с карими. — Ураши… Ураши-сама замешан в торговле детьми!.. Миори переменилась в лице. — Откуда эта информация? Кто смеет клеветать на Ураши-сама и бессовестно распускать настолько отвратительные слухи? — пришла в бешенство старшая наёмница. Прежде наполненные умеренной строгостью, теперь её глаза полыхали чёрной ненавистью и живым ужасом. — В деревнях говорят о его тайном промысле… — скоро и не вполне чётко проговорила испуганная этим бывшая крестьянка; её уверенность в себе поубавилась в разы, — Брат сказал мне… — Нашла к кому прислушиваться, — не дав ей договорить, зло цокнула языком светловолосая наёмница, — Очевидно, он хочет во что бы то ни стало вернуть тебя в Ино. Вот и сочиняет все эти сказки, — говорящая одним резким движением перекинула за спину полотно связанных тесьмой гладких волос, — Честно сказать, я рассчитывала, ты будешь умнее. Страшащаяся и головы поднять Киёра сглотнула образовавшийся в горле ком неловкости и обиды. Про себя она надеялась, что Идогава примет её сторону, рассчитывала на содействие напарницы, так как их отношения более-менее наладились. Однако на деле всё оказалось далеко не так просто. — Но… Я хорошо знаю Такаши. Он не стал бы врать и всеми правдами и неправдами убеждать меня остаться дома, — Ринозуки осмелилась вновь открыть рот, — Думаю, к его словам стоит прислушаться… — Вы не виделись целых пять лет, за этот период многое могло поменяться. Да даже если ты и права на его счёт. Мы что, теперь будем с лёгкостью принимать на веру любые людские домыслы? — рассерженно бросила ей Миори. Ринозуки не могла так просто сдаться. На стороне крестьянской дочери были страх за них обеих и гнев из-за предательства их общего покровителя. — Миори, послушай меня! — Киёра в приступе обречённости сорвалась на повышенные тона, — Ураши никогда не казался тебе странным? Не возникало ощущения, будто он чего-то недоговаривает? Ты не задумывалась, с чего бы ему так акцентировать внимание на прозрачности наших с ним деловых отношений? Неужели тебя это нисколько не настораживало?! — выкрикнув последнюю фразу, она продолжила уже спокойнее: саднящее горло требовало отдыха, — Я вот призадумалась, вспоминая детали. Ещё в самом начале нашего с ним сотрудничества меня не покидало какое-то неявное ощущение, теперь я поняла, что уже тогда на уровне интуиции почувствовала подвох. Сама удивляюсь: и как я раньше не задумывалась, почему он так легко принял нас, почему относился к нам как к родным дочерям, намеренно ослабляя нашу бдительность хорошим отношением, почему сделал нас наёмницами?.. — Замолчи!.. — прошипела старшая полукровка, от её прямого взгляда по загривку Ринозуки пробежали ледяные мурашки, — Ураши-сама никогда не стал бы нас обманывать! Кругом полным полно недоброжелателей и просто завистников, заставляющих людей верить во всякую муть. Кому ты доверяешь — каким-то сплетникам или нашему господину?!.. На чьей ты стороне, чёрт возьми?.. — Миори, мне страшно, очень страшно… — едва не плача, продолжала дрожащая всем телом Ринозуки, — Я сама ещё ни в чём не уверена: всё-таки пока это всего лишь предположения… Но у нас всё же есть основания сомневаться в его честности. — Ладно, — тяжело вздохнула Идогава, голос которой теперь немного хрипел, — В таком случае нам предстоит самим во всём разобраться. Прежде всего выясним, откуда пошли эти толки, — после её предложения бывшей крестьянке стало значительно легче, — Используем для этого все имеющиеся у нас возможности.***
Всегда занятая делом Миори невольно подмечала, как изменилась Киёра по возвращении из родной деревеньки. Смерть матери сильно отразилась на девушке. С того самого момента она не выглядела беззаботной и впечатлительной бездельницей, щедрой на эмоции и оторванной от реальности пребыванием в мечтах. В господском поместье более не слышались её радостные восклицания: «Миори! Ты только посмотри, как чудесно на улице!», громкое раздражающее пение во всё горло: «桜ーあ、桜ーあ！弥生の空はーあ…» и нытьё по утрам: «Как же я ненавижу ранние подъёмы…» К удивлению для себя, лидер осознала, что скучает по этому как по части привычной рутины — без данной составляющей будто чего-то не хватало. Раньше они часто и подолгу говорили, инициатором всегда выступала Ринозуки. Со временем неразговорчивая по натуре Идогава перестала воспринимать её как внешний раздражитель и уже охотнее делилась с напарницей своими соображениями. Младшая полукровка видела в светловолосой красавице авторитет, и той это, безусловно, льстило. «И почему господин не заменит слуг?.. Пока нам несли суп, он совсем остыл!» «Этот суп подаётся холодным. Ты словно не в Ино выросла, а в какой-нибудь пещере». Не встретившая поддержки Киёра смешно надулась, опустив взгляд себе на колени и прикусив язык. Ныне оставалось только восстанавливать эти мгновения в памяти. Первое время лишившаяся матери Киёра часто уходила из поместья в одиночестве, бродила где-то в окрестностях города, находя безлюдные и тихие места. Это не составляло большого труда: усадьба Ураши стояла на окраине, часть её утопала в окружающем город лесу. Возвращаясь с красными от слёз глазами, девушка тренировалась пуще прежнего, с большой отдачей, перестав наконец отлынивать от ежедневных занятий. Стала презирать перерывы. Её было не оттащить от лужайки, где проходили учения и отработка боевых навыков — таких как сила ударов мечом и точность метания оружия поменьше. Лидеру дуэта каждый раз приходилось чуть ли не насильно уводить её домой. Ринозуки как заведённая повторяла: «Мне нужно стараться ещё больше. Я должна одолеть его». Прежняя Миори первых дней их знакомства поощрила бы такое рвение, но Миори нынешнюю беспокоило состояние напарницы. Та совсем не щадила себя, сделавшись одержимой идеей расправы над «истинным злом», как она за глаза называла Ураши. Её, в отличие от старшей наёмницы, не смущало отсутствие на данном этапе — пока они условились наблюдать со стороны и незаметно искать зацепки — видимых доказательств. Укрепившись в своей вере, внушив себе, что идущие по сёлам слухи правдивы, она больше и слышать ничего не хотела. Шли дни, состояние загоняющей себя Киёры усугублялось. Хуже всего для неё был завуалированный скепсис выжидающей Идогавы. Чтобы начать действовать, той требовалось неоспоримое подтверждение слов Такаши. Неизвестно, сколько продлилось бы такое положение вещей, если бы однажды судьба сама не подбросила им кончик нити, ведущей напрямик к правде.***
Мягкая летняя ночь укутала поместье, сторожа сон его обитателей, устлала собой пространство. Комнаты пронизала звучащая тишина. Наёмницы лежали каждая на своём футоне. Сон тяжелил их опущенные веки. Чуть приоткрытые сёдзи оставляли тонкую щель. Этого было достаточно для создания в помещении приятной прохлады. «Просыпайся. Ты же не хочешь упустить добычу?» — отчётливо услышав в голове собственный голос, бывшая крестьянка выпала из безмятежного забытья. Весь сон как рукой сняло. «Что это было?» В ответ ничего. Лишь колотилось спугнутое сердце. Она села на постели, оглядываясь в темноте. Взгляд пытался привыкнуть ко мраку, чтобы начать различать предметы. Немного поодаль спала Миори. «Мне почудилось?..» Собираясь улечься обратно, Ринозуки замерла: ухо уловило тихий скрип половиц. Кто-то не спеша двигался по дому в сторону гэнкан. Скинув одеяло, вскочившая на ноги темноволосая девушка неслышно отодвинула в сторону перегородку и незаметной тенью скользнула за ним. Притаившись за поворотом, и звука боялась издать. Сквозь сёдзи пролилось рассеянное пятно света — кто-то зажёг его источник. Как только оно растворилось, отдаляясь, младшая наёмница выглянула наружу: глаза рыскали в поисках путеводного светового знака. Теперь свечение пробивалось через доски ворот. Не надевая гэта, она осторожно вышла навстречу потеснённой темноте. Стараясь не упустить объект слежки из виду, любопытная Киёра дала ему отойти на некоторое расстояние, и только потом тихо отворила калитку сбоку, прикрывая её за собой. Ни одного предательски громкого скрипа. Про себя вздохнула с облегчением. Завернув за угол вслед за своей целью, не верящая собственным глазам Ринозуки сощурилась, напрягая зрение. Впереди неё действительно шёл Ураши в своём вечернем одеянии тёмно-красного китайского шёлка, освещая себе путь бумажным фонарём. «Куда это он так поздно?» Не колеблясь ни секунды, она приняла решение следовать за ним. Воспитанница господина пыталась двигаться так, чтобы тот не почуял её присутствия: не ступала за ним по пятам, а, юркнув в тянущийся по левую сторону лес, продолжала держаться в стороне, перемещаясь короткими перебежками и стараясь лишний раз не высовываться. Шуршание листвы вполне могло сойти за ночную жизнь лесных обитателей. Девушка пользовалась полученными знаниями, и их практическое применение, похоже, неплохо ей удавалось. Несмотря на колющие босые ступни мелкие обломки веток и острые камушки, она не позволяла себе открывать рот, лишь крепче сжимая зубы. Ей невольно вспоминались одинокие ночи, проведённые в лесу. Жаловаться нечего — приходилось справляться с проблемами и напорядок серьёзнее. Она поняла для себя одну вещь: отчего-то в лесу на душе и правда спокойнее. Словно это её родная стихия. Когда на сердце было тяжко, Киёра отправлялась именно сюда — под зелёный ковёр из покачивающихся на ветру крон. Тут девушка могла вдоволь выплакаться с приходом горестей или же остудить пыл в моменты досады, а пребывая в отличном настроении, бессловесно-искренне радоваться своему нахождению здесь и сейчас… Лес стал тайным местом Ринозуки: укрывал, давая свою защиту, выслушивал, словно молчаливо внимающий собеседник. Свернув с протоптанной тропы, Каэги вошёл в гущу деревьев. Лишь огонёк фонаря не давал ему потеряться в ночной темени. Держащая безопасную дистанцию подопечная продолжала преследовать толстяка, не упуская его из виду. Нервное напряжение крепко держало в своих когтистых лапах, не позволяя расслабить плечи. Показавшийся из-за туч заострённый месяц бросил свой свет на паутину ветвей, слабо обозначая дорогу. Высунувшись из-за древесного ствола, Ринозуки заметила, что Ураши замедлил шаг: ареол света упал на сплошную преграду — высокий и крепкий забор, увенчанный острыми зазубринами. Вразвалочку прошагав вдоль заграждения, степенный господин остановился у посеревших и заметно просевших от старости, но всё ещё неплохо держащихся ворот, подбирая ключ со своей поясной связки. За ними послышалось встревоженное ржание и стук оббивающих землю копыт: кони по ту сторону забеспокоились, заходили туда-сюда. Бывшая крестьянка слышала, что конюшня господина располагается где-то неподалёку от его владений, вынесенная за их пределы из-за чувствительности Ураши к запахам, но никогда прежде там не была. Ринозуки зареклась ходить в этом направлении. Всё из-за нахождения поблизости участка препротивного соседа — старого ворчливого и маразматичного дедка, что отчего-то заподозрил девушку в воровстве его слив и отныне при каждой встрече считал нужным припоминать ей несчастные фрукты, которые она, к слову, в глаза не видела. Пренелепая вышла история. Киёра не любила лишний раз о ней вспоминать. Ринозуки наблюдала из своего укрытия, опасаясь рисковать. Наконец Каэги отпер замок, и, усмехнувшись самому себе, отворил широкие двустворчатые ворота. Узнав его, непривязанные лошади двинулись навстречу. Пятно света выделило их спины и крутые шеи. Толстяк успокоил коней, поглаживая тянущиеся к нему морды. Уверенно и по-хозяйски. Кони разошлись, а сам он направился дальше — вглубь конюшни. Фонарь осветил стену длинного обветшалого сарая. Кое-где необработанная древесина торчала, щетинясь щепками. Бедняга-сарай из последних сил опирался на землю. Казалось, если бы не большая площадь — тут же рухнул бы, погребя под собой собственное содержимое. Интерес победил, и младшая наёмница подошла ближе, притаившись за прикрытыми, но не запертыми до конца воротами. Тучный Ураши подошёл к одной из раздвижных дверей. Почему-то он медлил, не спеша браться за деревянную рамку, будто вспоминал что-то. Ринозуки пристально следила за ним. Затаив дыхание ждала, когда дверца отъедет в сторону. Жалобный скрип тугой перегородки предвещал недоброе. Девушка вздрогнула: в груди поселилось дурное предчувствие. Фонарь господина озарил стены небольшой комнатушки. Однако как Киёра ни старалась разглядеть помещение за дверным проёмом, ей не удавалось понять, что в нём происходит. Протискиваясь внутрь, полнотелый Каэги заслонил всё собой. А переступив порог, предусмотрительно задвинул скользящую дверь. Напрягшая слух крестьянская дочь различила детские голоса. Сначала решила, что ей почудилось, но ошибки быть не могло. Они принадлежали ребятам разных возрастов. Большинство — сильно напуганные, вкрадчиво-опасливые; некоторые — слабые и безжизненные, в них отразились смирение и принятие судьбы; иные же — отчаянно-дерзкие, полыхающие неугасающей волей к жизни. Кто-то тихонько хныкал, кто-то огрызался, кто-то умолял о глотке воды… — Отпустите нас домой!.. — Что вы с нами сделаете?.. К ужасу Ринозуки в её голове вывелась мысль: «Слухи были правдивы». Чётче других звучал голос Ураши, возвышаясь над остальными. — Помнишь наш уговор, дружок? Ещё одна попытка сбежать — несколько дней без воды и пищи. Это касается всех. Вы ведь не хотите отправиться в дальнюю комнату? Девушку колотило от его неизменной насмешливо-весёлой манеры речи. «Вот же дьявол! Кх!.. Лживый подонок!» — выдавила она сквозь стиснутые зубы. Натяжение верёвочных кандалов — резкий рывок одного из пленников. — Куда вы дели моего брата?!.. Отвечайте! Где Рёта?!.. — с ненавистью взревел мальчишка. Жертвы господина зашептались между собой. Наверняка о том, какой это рискованный и безрассудный поступок — открыто бросать вызов Ураши. — Мы пристроили Рёту в уважаемый и влиятельный дом. Вот и всё, что тебе следует знать, — из тона Каэги вдруг стёрлось всё наигранно-фальшивое дружелюбие, и подслушивающей Ринозуки стало не по себе. — Верните его, чёртовы мерзавцы! Я вас не боюсь, слышите!.. Делайте со мной всё, что угодно, но не смейте трогать Рёту!.. — задыхаясь от злости и слёз, кричал бесстрашный парень. Кажется, ему было уже нечего терять. — Он в надёжных руках. Остальное тебя не касается, — намеренно замедляя речь, буквально по слову выговорил Каэги — малец расшатывал его нервы; Киёра никогда не видела господина таким, — Замолкни, щенок. Иначе пожалеешь, что посмел раскрыть пасть. Откинувшись спиной к забору, наёмница тяжело дышала. Всё в ней бурно кипело. Ещё немного, и она не выдержит, сдвинет злосчастную перегородку и накинется на Ураши в порыве сдавить голыми руками его полную складчатую шею, разодрать пальцами изнутри широкие ноздри и выдавить ногтями эти отвратительные бегающие чёрные глазёнки. Кое-как совладав с собой, Ринозуки расправила спину и пошла прочь, ориентируясь в темноте по блёклому лунному свечению, ставшему яснее вдали от огня. «Я обязана привести сюда Миори. Пусть увидит всё собственными глазами».***
— Когда возвращается Ураши со своей прислугой? Мы не должны пересечься, — Киёра вела напарницу сквозь лесной массив. На счастье младшей, сама судьба спасла их сегодня от столкновения с полоумным старикашкой — сторожем слив. — Вернётся затемно. Наносит визит чиновнику, — отвечала не отстающая от неё ни на шаг Идогава, — Мы обе знаем, чем это обычно заканчивается: не взберётся на повозку, пока не протрезвеет, — брезгливо кривя нос, вздохнула она. — Уж я-то знаю, — с отвращением хмыкнула Ринозуки, — Опять будет лезть к местным девицам… для вида. Весьма печальное зрелище… — Киёра, — в голосе Миори звучали сомнения, — Ты уверена, что тебе не показалось? Это точно были детские голоса, а не жалобное ржание лошадей? — Миори, у меня провалы в памяти, а не слуховые галлюцинации! — не сдержавшись, выплеснула копившееся в ней всё это время раздражение крестьянская дочь. Упорное нежелание лидера дуэта принимать на веру её слова как очевидицы будило в ней негодование. — А то я наслышана от учителей, насколько у тебя богатое воображение, — повела плечами светловолосая полукровка. Резко став, Ринозуки обернулась. Её глаза светились яростью. — Делать мне больше нечего — просто так подвергать нас опасности! Говорю же, это чистая правда! Я видела всё своими глазами: Ураши держит украденных детей на своей конюшне! Можешь поверить мне хотя бы раз, а не выгораживать своего любимого господина?! — Хорошо, хорошо, — неохотно сдалась Идогава, — Только прекрати кричать — из-за тебя нас услышат во всей округе. У меня и без того головные боли после того удара на миссии, — болезненно нахмурилась она, потирая ноющую голову. Вопреки собственным опасениям, побоявшаяся оставлять на обратном пути опознавательные знаки Киёра, как оказалось, достаточно хорошо помнила дорогу: вскоре наёмницы оказались у глухой ограды. Почуяв чужих, лошади беспокойно захрапели, отрывисто задышали, тяжёлой поступью ходя из стороны в сторону. Послышалось тревожно-тонкое ржание. Побаивающаяся крупных животных Ринозуки придвинулась ближе к сопровождающей её Миори, наощупь цепляясь за не сопротивляющуюся руку девушки. — Они внутри? — оценивающий взгляд карих глаз прошёлся по надёжно запертым воротам, попутно навскидку определяя высоту забора, — У тебя есть ключ? — Не смогла достать. Ураши всегда носит связку на поясе, никому её не доверяя. Ложась спать, кладёт под голову. А как ты понимаешь, спит он обычно не один… — И каков тогда твой план? — нетерпеливо бросила не обрадованная этой новостью Идогава. — Ну-у… — неловко замялась Ринозуки, неохотно отпуская её ладонь в предвкушении ругани. Киёра была уверена в том, что на фоне гневающейся Миори даже свирепые с виду кони казались безобиднейшими созданиями. — Хочешь сказать, его нет? — сверкнула глазами лидер, — Что ж, прекрасно. Тащить меня в лес, не предусмотрев такой важный вопрос. Даже не подумала сообщить заранее, чтобы совместно рассмотреть варианты, а не разбираться на месте. Иногда мне кажется, что это не я из нас двоих получила сотрясение… — У меня что-то совсем из памяти вылетело… — на этих словах напарницы Миори демонстративно тяжело вздохнула, — С той самой ночи не могу ни о чём думать, кроме узников Ураши. Они, должно быть, ровесники моих младших… — На твоё счастье я захватила с собой верёвку, — нежданно смягчилась старшая наёмница, — Крепкая, должна выдержать. Если ты, конечно, не наедалась перед выходом за троих, как ты любишь, — полоснула она глазами в сторону напарницы, и та виновато улыбнулась, — Так я и знала. — Я всегда ем, когда волнуюсь… — попыталась неумело оправдаться Киёра. «Боже, она безнадёжна», — в мыслях покачала головой Идогава. «То, что мы с ней до сих пор живы — чистейшей воды чудо». — Бог с тобой. Пойдём в обход, — с этими словами златовласая красавица пошла вдоль заграждения. Задумавшаяся о чём-то своём младшая полукровка спохватилась, уже когда спутница едва ли не скрылась за поворотом. — Хватит ворон считать! Пошли, — заметив её отсутствие, мотнула головой остановившаяся деловитая Миори, — С твоими темпами едва ли успеем до приезда господина. Киёра выдохнула своё желание перечить, смиренно двинувшись за ней. Обувь пришлось скинуть наземь и оставить прямо там. После долгой возни с верёвкой, которую сидящая на плечах напарницы Киёра безуспешно пыталась привязать к кольям-зубцам сверху: из-за нервного тремора не слушались пальцы, второй её конец в итоге получилось закрепить как положено. Подсадив более слабую физически напарницу, со страхом и грехом пополам преодолевшую забор — в этот день грация и удачливость той явно изменяли, Миори полезла сама. Иногда она испытывала странные чувства: будто бы Ринозуки — её проблемная младшая сестра, а то и непутёвая великовозрастная дочь. — Ай-й!.. Отшатнувшись от свободно гуляющих жеребцов, «названная дочь» снова прильнула к Идогаве, уже привыкшей к её поползновениям в свою сторону. — Стыдно быть такой трусихой в твоём возрасте, — в ответ на это пристыдила напарницу та, — Закончим здесь побыстрее, от этого запаха аж дурно, — зажала она нос свободной рукой, — Куда дальше? — Вторая дверь справа. Кажется… — пискнула Киёра, испуганная ткнувшейся в неё большеглазой лошадиной мордой. — У меня есть причины не доверять твоей памяти. Но в этот раз придётся на неё положиться, — убрав ладонь от лица, лидер дуэта потянула за собой Ринозуки, шарахающуюся от обступивших и заинтересованно обнюхивающих её лошадей. Едва решительная Идогава коснулась потёртой древесины, её спутница, заслышав за перегородкой вялое шевеление и шорохи, внутренне замерла: будто что-то остро кольнуло меж рёбер. За дверью зашептались голоса. — Это господин? — Господин пришёл? Скрип перегородки по полу — и та впустила их в неглубокую тёмную комнату облезлого старца-сарая. Бивший из щелей худых стен дневной свет не давал толком разглядеть помещение, пока зрение не начало адаптироваться к потёмкам. Ступившая в полутьму Миори, к своему ужасу, заметила, что из самого нутра заволокшей сарай тьмы на них с напарницей поднялось множество блестящих страхом глаз. — Миори? Что там? Что ты увидела?.. Высунувшаяся из-за плеча девушки Киёра тоже присмотрелась, бередя взглядом чертоги мрака. Сердце конвульсивно сжалось: на голом полу отсыревшей комнатушки, словно греющиеся на снегу маленькие пташки, прижавшись друг к другу, ютились ребятишки. Перепачканные и изнурённые голодом. Ткань их бедных одежд насквозь пропиталась влажной духотой сарая. Похоже, маленьких пленников держали здесь не одну неделю и даже не три. Послушно рассевшись по полу, привязанные верёвками за ноги к обнявшей их загон ограде, они терпеливо-безропотно ждали прихода господина, который должен был распорядиться их судьбой. Отвлекшись от вошедших, детские глаза бесцельно блуждали по древесине голых стен. На вид детям было не более десяти-двенадцати лет. Всем, кроме одного. Лохматый черногривый мальчонка лет четырнадцати с обречённо опущенной головой опёрся спиной о доски стены, широко расставив согнутые в коленях ноги. Источая гнилостный запах, в углу были свалены грязные миски, вокруг них вились мухи. У Миори вновь заныл нос — она закрылась рукавом кимоно. — Ты была права, — резким движением обернув голову к стоящей позади напарнице, признала поражённая Идогава; карие глаза бегали от одного бедняги к другому; беззвучно шепча слова неверия, приоткрывались тонкие губы. Киёре было не до празднования собственного торжества. Впервые увидев внутренности сарая, она едва ли не лишилась дара речи. Казалось, неумолимая деревянная махина переваривала своих невольников, капля за каплей забирая их жизненную силу, чтобы продлить своё дряхлое существование. Как мог господин сделать это с ними? Как у него поднялась рука вырвать этих несчастных из привычного уклада жизни, чтобы подвергнуть столь скотскому обращению? Неужели он не помнил себя в их возрасте? Неужели не понимал, каково коротать дни на привязи в таких тошнотворных, бесчеловечных условиях? Даже его лошади могли свободно гулять по своей просторной деревянной обители, чего не скажешь о похищенных детях. В Киёре с новой силой зажглось желание расправиться со лживым лицемером Ураши. — Кто вы?.. — испуганно выронил совсем маленький мальчик. — Воды... Пожалуйста, глоток воды... — бывшая крестьянка узнала голос мучившегося жаждой ребёнка. — Сейчас! — пропущенная вперёд русоволосой полукровкой, сорвалась она с места, подбирая источающую смрад посуду, — Я пойду помою миски и наберу чистой воды. Подожди меня здесь, — с этими словами Ринозуки оставила напарницу наедине с крайне неутешительным зрелищем. В отличие от взявшей себя в руки Киёры, Миори всё ещё стояла столбом. Разум упорно отказывался связывать открывшуюся ей картину с реальностью, безуспешно пытался найти происходящему хоть какое-то оправдание. Но тщетно. Это не было похоже на дурной сон или же бред спутанного вязким туманом сознания. Земля под босыми ногами холодила влажностью, а пробирающийся сквозь пелену скепсиса тихий плач узников не давал и шанса усомниться в истинности развернувшейся перед ней трагедии. — Вы от господина? — вдруг подал голос недоверчиво глядящий в её сторону взъерошенный мальчонка в рваной одежде, — Явились посмотреть на нас, как на каких-то зверей?!.. — под конец он сорвался на пропитанное искренней неприязнью рычание сквозь до боли сомкнутые зубы. Вскинув лицо, хмурый подросток воззрился на застывшую на пороге наёмницу немигающими дикими глазами. — Мы действительно работаем на Ураши-сама, но здесь не по его воле, — выйдя из эмоционального ступора, твёрдо отвечала лидер дуэта. — Работаете на Ураши и обе шатаетесь без дела? — уверенно-самодовольно усмехнулся паренёк, упираясь в девушку излучающим язвительность взглядом каре-зелёных глаз, — Разве у вас не полным-полно забот? К примеру, обеспечивать ему безупречную репутацию в верхах и распространять «доброе имя великодушного господина» среди простого люда? — Как тебя зовут? — вскинула подбородок Миори. — Юджиро Кёскэ, — назвался бесстрашно-бойкий мальчишка. — Кёскэ, — хлёстко вернула ему златовласая красавица, — Мы не разделяем морали господина. Только низкий, бесчестный человек способен, пряча под наружностью добродетели свои коварные помыслы, заниматься работорговлей втайне от собственных подчинённых, — сделав паузу, она не без колкого пренебрежения продолжала, — К несчастью для Ураши, мы раскрыли его и не собираемся так этого оставлять. — Мы разберёмся с ним и вытащим вас отсюда, — к ним вернулась крестьянская дочь — она была бледной и более нервной, чем обычно, на что лидер дуэта не сразу обратила внимание, — Потерпите ещё немного… — приблизившись к ослабшему ребёнку, у которого не осталось сил даже ровно держать голову, она помогла ему утолить жажду, — Мы придумаем, как всех вас вызволить, и обязательно вернёмся за вами. Да, Миори?.. Идогава неодобрительно-остро глянула на спутницу: давать столь шаткую надежду было пока рано. — Как давно вы тут и как сюда попали? — вошедшая внутрь каморки Миори расхаживала по скрипучему полу. — Многих из нас похитили. Кого-то продали собственные семьи из-за долгов, — глядя в пол, проговорил мрачный Кёске, — как, например, нас с братом. Я всеми силами старался держаться и не засыпать, но в какой-то момент сон всё-таки взял своё. Пока я спал, они забрали моего младшего брата. Если мне и удастся сбежать, я даже не знаю, где мне теперь его искать. Он очень доверчивый и совсем безобидный, ему всего шесть… — он крепко зажмурился, не давая себе проронить ни слезинки, — Я ничего не смог сделать… Не сумел им помешать. Чёртовы ублюдки!.. Они за всё заплатят… — Ты, Кёскэ, вижу, смелый парень, — Миори потрепала понурившего голову мальчугана по иссиня-чёрным волосам; его угловато-худые плечи мелко тряслись, — Думаю, на тебя можно положиться, — губы девушки дрогнули в улыбке, — Позаботься об остальных, пока нас нет рядом… — Если бы я мог хоть что-то сделать… Как-то остановить их… Лихорадочно вдохнув, вновь зажмурившийся Кёске дёрнулся, сжимая пальцами переносицу. — Многие из нас пытались бежать, — продолжал он, — Всех поймали и заперли в пристройке. Оттуда ещё никто не вернулся… Руки Ринозуки едва не уронили опустевшую миску. Пока она ходила за водой, по пути почувствовала едкий смрад. Запах был в разы сильнее, чем в покинутой ею комнатушке. Он исходил из-за крепко-накрепко запертой двери. Щели у основания перегородки облепила стая зудящих мух. Ведомая пагубным любопытством Ринозуки отперла её, о чём буквально тут же пожалела. Увиденное ею едва ли поддаётся описанию. Словно её старый кошмар стал явью: рой насекомых-падальщиков взмыл верх, обнажая сочащуюся тёплым гноем плоть. Заляпанный пол в ошмётках мягкого кровавого мяса. Облепленные копошащимися в них личинками полуразложившиеся трупы у стен. Безглазые, с отсутствующими фрагментами тел и прогнившими до костей тканями. Укутанные пожирающей их мазутной тьмой, некоторые тела ещё шевелились. Инертно и слабо, но подавали признаки жизни. Киёра не выдержала. Еле успела трясущимися руками задвинуть дверцу и забежать за угол сарая, как её вывернуло прямо перед собой. Она на плохо слушающихся ногах с трудом доковыляла до колодца, где до того, как вымыть глубокую посуду, ещё некоторое время, переставшая обращать внимание на бродящих вокруг неё лошадей, приходила в себя, предварительно умывшись холодной водой и хорошенько прополоскав рот. — Теперь-то ты мне веришь, Миори? — вопрошающий взгляд выпрямившийся во весь рост темноволосой полукровки остановился на напарнице. — Этот чёртов Ураши… Он просто мастерски скрывал от нас правду всё это время, — Идогава вспоминала, с какой жадностью страдающий от обезвоживания мальчик поначалу припал к полной глиняной плошке воды, но, сделав над собой усилие, передал её ребёнку младше него, — Отпустить их вот так мы не можем. Они совсем ослабли и далеко не уйдут. Выход только один. Девушки переглянулись между собой — требовательные карие глаза поймали встревоженные серо-зелёные. — Нам нужно разделаться с Ураши. — С кем это вы собрались разделаться? — позади раздался бархатисто-мягкий, но отчётливый мужской голос. Наёмниц ошпарило ужасом — едва не остановилось сердце. Ринозуки окаменела на месте от пронзившего её насквозь испуга. Мысли в голове заметались, рассыпаясь в пугающие картины. Сухое горло сдавил застрявший в нём вскрик. Миори с отчаянным страхом на смертельно бледном лице ругала себя за невнимательность и роковую потерю бдительности. «Будь что будет», — выдохнула лидер дуэта. Они с напарницей медленно-настороженно развернулись по направлению голоса. За их спиной к дверному проёму прислонился Хекити — кучерявый наёмник Каэги. Девушки знали его как меланхоличного и задумчивого парня, любителя часами напролёт смотреть на небо. Расколотое молниями, в серой дымке туч, захваченное облаками-барашками, обсыпанное маячками звёзд… Хекити находил в любых его расцветках свою прелесть. По юноше едва ли можно было сказать, что он причастен к заказным убийствам: уж очень его светлый образ и миролюбивый характер диссонировали с родом деятельности. С добродушным парнем отчего-то не поладил гордый длинноволосый красавец Шисанэ — один из лучших учеников дома Ураши, постоянно жалующийся на медлительного Хекити то господину, то своему напарнику — преданному их общему покровителю бравому и ответственному Итиро. «Он точно донесёт господину, — ощущая на языке стальной привкус тревоги, хмурилась старшая полукровка, — Верный пёс Ураши». — И много вы успели увидеть? — скрестив на груди руки, с безэмоциональным смешком бросил им наёмник. «Достаточно», — злорадно усмехнулась про себя Миори, помня рассказы напарницы, видевшей Хекити в одной постели с господином. — Мы… — начала было Киёра, но мгновенно смолкла. — Я не скажу ему, что вы были здесь, — слова Хекити ошарашили пойманных с поличным, — Не бойтесь. — Я думала, вы с Ураши в близких отношениях, — недоверчиво проговорила хитро сузившая глаза Идогава. — Даже слишком близких, — после слов хихикнувшей дочери землепашца лидер цыкнула на девушку. — Как и вы двое, — не остался в долгу кудрявый парень, заставив Киёру залиться румянцем, а её напарницу — неловко потупить взгляд. — Что ты тут делаешь? — прицел карих глаз Миори вернулся к молодому наёмнику. — У меня к вам тот же вопрос. Пауза взаимного недоумения затянулась. Хекити заговорил первым. — Иногда я прихожу сюда с разрешения господина. Моя задача — следить за детьми в его отсутствие. Кормить и поить их, пока они здесь. Так что вы, можно сказать, сделали часть моей работы, — миролюбиво усмехнулся он, — Остальные подчинённые Ураши-сама не знают об этом месте. Он не допускает в конюшню никого, кроме меня и двух его приближенных — самых верных слуг. Сэтсуро-сана и Сатсуку-сан. — И откуда у тебя вдруг такие привилегии? — хмыкнула старшая подопечная Каэги. — Когда-то я был среди таких же ребят, — Миори изумлённо подняла глаза на говорящего, — Когда меня украли слуги господина, мне было пять. Мы с матерью отправились в город, она велела не отходить ни на шаг. Но я засмотрелся на уличное представление и потерял её из виду. Незнакомый мужчина со словами: «Ах вот ты где, а я всё тебя ищу», крепко схватил меня за руку и вывел из толпы. Всё произошло слишком быстро: не успел я опомниться, как меня затолкали в повозку и повезли прочь. Я был слишком напуган, чтобы закричать или попросить прохожих о помощи, ещё когда меня тащили сквозь столпотворение на улице. Дорога прошла как в тумане. Сам не заметил как оказался в этом сарае. Я пробыл в этих стенах несколько лет, никто из господ не хотел меня выкупать: одному не нравился мой свободолюбивый взгляд, другому — излишняя любознательность и простодушный нрав… В конце концов Ураши-сама оставил попытки выручить за меня денег и перевёл к себе в дом, начав тренировать наравне с другими набранными учениками. Им же сказал, что я пришёл к нему сам — нужно было держать моё прошлое в секрете. Так я и стал наёмником. На время замолчав, он обвёл взглядом полутьму комнаты, куда едва ли проникал свет, будто бы погрузившись в воспоминания. Ошарашенные его рассказом девушки не могли произнести ни слова. — Я знаю все секреты господина, всю правду о его запрещённой деятельности и тайных доходах. Я к нему ближе, чем кто либо — тут вы не ошиблись. Ураши-сама делит ложе со многими из наших наёмников, однако больше никого, кроме меня, не посвящает в свои дела. Ни одному из них не доверяет так же, как мне. Взамен приходится изображать бесконечную верность, мальчишеское восхищение. На самом же деле он до смерти мне противен. Все те омерзительные вещи, что он делает против моей воли, думая, что мне это нравится… — трущий пальцами лоб Хекити сжал зубы, — Делая вид, что я на его стороне, в душе всегда желал вспороть его толстое брюхо. Всё это время раздумывал, как мне расправиться с господином. Однако в одиночку действовать опасно, тем более, учитывая, что днём и ночью его покой сторожат слуги. Можно было бы подговорить остальных наёмников, но нет никакой гарантии, что они не предадут в самый последний момент, — поделился юноша, — Как я слышал, вы собираетесь прикончить господина. Возможно, стоит обьединить наши силы? Третий союзник уж точно не будет лишним. Статная красавица призадумалась. — Мы согласны! — воскликнула за обеих её легкомысленная напарница. Идогава раздражённо вздохнула, однако возражать не стала. Хекити ненадолго растянул губы в добросердечной улыбке, после чего снова стал серьёзным. — Раз мы все вместе ступили на этот опасный путь, давайте пообещаем друг другу, что пойдём до конца. Дадим слово сместить Ураши-сама с пьедестала благотворителя, возведённого на беззаконии. Накажем его за безнравственные пути получения наживы. Пришло время ему поплатиться за все свои грехи. Он протянул девушкам открытые ладони, и все трое взялись за руки. — Клянёмся. — Положим конец бесчинствам и разорвём порочный круг, — произнёс юноша, — Уничтожим господина Ураши.