Teenagers Scare The Living Shit Out Of Me

Временами Йен ломал голову, пытаясь проанализировать шаги в своей жизни. В тот момент, когда он их делал, решения и их последствия были полны смысла, одно тянуло за собой другое и приводило на определенную тропинку. Оглядываясь назад, ему иногда было трудно свести воедино эти разрозненные дорожки, чтобы понять, как же он попал из точки А в точку Б. Некоторые решения было легче отследить - простая причинно-следственная связь, объясняющаяся наиболее эффективной деловой хваткой. Он начал танцевать, потому что не мог перебиваться ерундовыми заработками в "Кэш энд Граб". Он начал раздеваться, потому что это требовало меньше времени, а оплата была выше. Он начал продавать себя, потому что это было еще быстрее, а деньги проще, чем можно было представить. К тому же, честнее. Танцы и стриптиз все равно были только прелюдией к тому, чтобы с кем-то потрахаться, а так все стало гораздо более формальным. Теперь не приходилось гадать насчет того, сколько перепадет в конце ночи - она начиналась с оплаты. Проблема туманности вознаграждения была решена. Другие решения были менее конкретными и путали его своей неопределенностью, как будто его просто кружило, словно сухой лист в русле реки, несущей его по своему прихотливому течению. Он бросил старшую школу, потому что мог. Интернат, куда поместили их с Липом, относился к другому округу, так что он просто не пошел в новую школу, забив на учебу и ускользнув из системы. Он слинял из интерната, вроде как, из-за того, что Лип ушел, но на самом деле из-за отчаянной скуки, царившей там. В то же время, он почему-то не захотел уехать в Мичиган с Фионой. Встречаться с кем-то он перестал, когда начал работать, наверное, потому что это стало сложнее - видеться с мужчинами типа Кэша или Неда, считаться с их липкими, хитрожопыми мотивами и эмоциями. Следуя за Микки обратно в его квартиру после дурной поездки в полицейский участок, со всем своим запутанным грузом мирской суеты за плечами, Йен старался понять, как он оказался здесь, в этом месте. Это был трудный вопрос. Микки не пытался завязать разговор по пути, и Йен это оценил. Он чувствовал себя слабым, глупеньким, уличным оборванцем без планов и угла, куда можно приткнуться, вынужденным принять его гостеприимство - и это саднило, будто открытая рана. Хотя - как мрачно подумал он - было не так уж далеко от истины. На метро они добрались быстро, и прежде чем Йен что-то для себя уяснил, уже снова стояли в обшарпанной квартире Микки. (Он и поездку оплатил, после болезненной перепалки, в которой Йен предлагал встретиться у квартиры - ерунда, мол, он сам доберется. Но Микки просто передал ему через турникет свою карту СТА и велел не валять уже дурачка, пока Йен глотал меловой привкус уязвленного самолюбия.) Божественно пахло подрумянивающимся мясом и специями, так что Йен не обратил никакого внимания на странные пятна на деревянном полу, возле двери. Он неуверенно приткнул к дивану свой рюкзак. - Гуляшу еще часик постоять надо, - проинформировал его Микки и неловко махнул рукой в сторону кухни. - Зато есть пиво и хлопья, если ты сейчас сильно голодный. - Пиво с хлопьями? - не сдержался Йен. Микки бросил на него притворно разочарованный взгляд. - Ты никогда такого не пробовал? Этого дара богов человечеству? Чувак, ты многое потерял. Он коротко рассмеялся, и Йен улыбнулся, начиная потихоньку расслабляться. Но он продолжал проверять телефон - надо было придерживаться сегодняшнего графика. - Мне в восемь на работу, - сказал он. Сегодня только один, зато постоянный и ненавидящий опоздания клиент. - Нормально, - легко ответил Микки.- Ужин раньше сготовится. Тем более я должен сегодня помогать Ронни, так что непохоже, что буду сидеть и поджидать, пока ты, красна девица, явишься домой. Микки чуть улыбнулся, задрав уголок рта. Он явно очень старался успокоить Йена, и тот не знал, то ли раздражаться, то ли чувствовать себя польщенным. Он еще только начал узнавать загоны и бзики Микки, но точно был уверен, что такие одолжения от него редко кому обламываются. Йен не мог сложить этот пазл, чувствуя себя опустошенным. Стычка с О'Рейли высосала весь запас его энергии, как обычно, когда он имел дело с этим мудилой. И у него совершенно не хватало сейчас запала выяснять отношения с Микки, цепляясь к его неловким попыткам дать почувствовать себя дорогим гостем. Так что Йен просто свалился на диван, рассеяно выдернул с распустившегося края футболки пару ниток и повернул голову к Микки. - Чем сегодня занимался? - спросил он. Микки глянул на него большими глазами, услышав этот невинный вопрос. Может, Милковичи вообще вежливую болтовню не признают? - подумал Йен. Наверное, они люди действия, преимущественно, насильственного. Микки прочесал пятерней волосы и вышел на кухню, чтобы включить духовку. Йен решил, что его просто проигнорируют, но тот обернулся. - Гм-м, был в Скоки. С моим братом Колином и парочкой ребят Ронни. - А-а, Скоки… Париж Среднего Запада, - глубокомысленно изрек Йен. Микки хихикнул. - Тип того, - согласился он с ухмылкой. - И что было в Скоки? - спросил Йен. Он знал, что немного нарывается, но ему было любопытно, и он хотел хоть какого-то, пусть даже пустого разговора на пару минут, чтобы почувствовать себя в своей тарелке с хозяином квартиры. - Я помогал Ронни, - уклончиво ответил Микки. - Да, я понял, - Йен наклонил голову и искоса поглядел на него. Микки предсказуемо отвел глаза, осматривая квартиру. - Помогал с делам, немного похожими на дела мафии? Микки нахмурил брови и вернул ему свой взгляд. - Тебе, вообще, лучше палец в рот не класть с такими разговорами, да? Йен заухмылялся, и сам удивился тому, как легко и просто ему было озвучивать свои мысли. - Ага, - согласился он. - Это была твоя первая ошибка. Микки вынул из холодильника две бутылки пива и сел рядом, передав одну Йену. Вытянул из кармана джинсов пачку сигарет и прикурил одну, затянулся и тоже протянул ему. Йен взял, немного удивленный этим будто привычным жестом, но, наверное, Микки тоже экономил. Сигареты в городе адски дорогие. Он оглядел стены, на которых желтели никотиновые пятна. - Я так понял, это норм курить в квартире? Микки фыркнул. - Похоже, что я выбрасываю деньги на чертов гарантийный депозит для этой дыры? Пожав плечами, Йен вдохнул дым и позволил глазам закрыться, наполняющие легкие табачные пары сделали голову легкой, а конечности расслабленными. Он выдохнул и открыл глаза, все еще улыбаясь. И увидел, что Микки зачарованно смотрит на его губы. Поняв, что его подловили, брюнет резко отвернулся, чтобы схватить пульт от телека. - Ты любишь "Рискуй!"? - спросил Микки, неотрывно глядя в экран. - У меня же есть глаза и сердце? - ответил Йен вопросом на вопрос и легонько, дурашливо толкнулся плечом в плечо Микки. Тот диковато зыркнул на него, Йен откинулся обратно на спинку, улыбаясь, и Микки немного обмяк на своем месте, его плечи слегка расслабились. Йен позволил себе валяться овощем, вполглаза смотря "Рискуй!", без достаточной концентрации, чтобы понимать, кто выигрывает. Он слишком отвлекался, искоса наблюдая за Микки: как тот возбужденно выкрикивает предполагаемые ответы на вопросы, как увлечен викториной, костеря участников и привлекая Йена в свидетели, что даже распоследний дебил знает центральный город Небраски. Микки оказался действительно подкован в таких мелочах. Но спустя какое-то время, мысли Йена начало уносить. Он пожевывал губу и думал о проклятом О'Рейли, идиотах-копах, этом гребаном мире вообще. В памяти всплывал взгляд на типично ирландской физиономии: поднятая бровь и сощуренные глаза. Выражение насмешки, отвращения - конечно, но еще и отрицания. Незаинтересованности. Как будто Йен ничего не значит, а мертвая девушка даже еще меньше. Он не осознавал, что так крепко сжал челюсти - до зубовного скрежета, пока Микки не постучал по его по запястью. - Эй, Земля вызывает чудилу, - окликнул Микки. Йен поморгал и осмысленно посмотрел на него. Он прослушал, что Микки только что у него спросил. - Ты где сейчас был? Посматривая на пальцы Микки на своей руке, Йен просто пожал плечом. - Идешь есть? Иен хотел есть. И позволил Микки подвести себя к столу. Гуляш был вкусный. Йену даже было немного стыдно, что он удивился, засунув в рот ложку тушеного мяса и макарон с маслом и поняв - да, нежданно-негаданно, Микки умеет готовить. Неожиданным было и то, что Микки проявил некоторую настойчивость, убеждая остаться у него. Йен не чувствовал себя частью какой-то сделки. Ему было… легко. На самом деле, он давно не чувствовал легкости ни с кем, кроме Светланы, даже с Липом… особенно с Липом. Было легко даже сейчас, когда Микки маниакально удовлетворенно пялился, как он ел. Если бы Микки был клиентом, Йен заключил бы, что это его кинк - накормить, но Микки не клиент - напомнил он себе. Немного удивившись, он понял, что Микки просто друг. Если бы он не застал его залипающим на свои губы, вообще не было бы доказательств, что он кажется Микки сколько-нибудь привлекательным. Но, несмотря на тот взгляд, у Йена сложилось впечатление, что ничего связанного с сексом Микки от него не хочет. Может быть, он даже не гей, несмотря на всю давнюю уверенность Йена, может же и такое случиться, может, он навоображал себе годами раньше. Черт, это будет позорищем, ему-то нереально тяжело не смотреть все время на лицо Микки, бледную шею, до странности элегантные руки. Он уже себя вуайеристом чувствует и все время одергивает. Йен съел вторую добавку и поддался на властное давление Микки насчет третьей, но смог одолеть только пару ложек. Он отпихнул тарелку и потер свой полный живот. - Чувак, мне хана настанет, - взмолился он. - Если съем еще, я точно взорвусь. - Ссыкло, - легко и беззлобно ответил Микки. Казалось, он все-таки был доволен его аппетитом, и тем, что Йен позволил накормить себя до отвала. Это было странно, быть объектом чьей-то явной заботы, и Йен боялся, что быстро на такое подсядет. Он начал убирать со стола, хотя Микки и выдал свое протестующее - бля, забей и расслабься. Йен встал как скала. Это вообще был чистый минимум того, чем он мог бы отблагодарить. - Ну и отлично, я вытру, - уступил Микки, теперь не слушая его протесты. Это было неожиданно просто и уютно, стоять плечом к плечу с Микки и мыть посуду, передавать тарелки, чтобы он их вытер. Было знакомо, как дома. Или даже лучше, с братьями и сестрами он никогда не заигрывал, пока это делал. Сейчас они шутили, он брызгался водой и получал те же брызги в ответ, и именно в этот момент он услышал в голове голос Моники. Чокнутой, взбалмошной и легкомысленной, способной заставить его задыхаться от ее безответственности. Но так или иначе, сейчас она была голосом, от которого он не мог сбежать, появившимся, когда он меньше всего ожидал, со знакомой фразой. Детка, иногда надо подумать, как тебе повезло. Когда она была на своей маньячной вершине, у нее был этот пунктик насчет благодарности. Она говорила, что никогда не узнаешь, как тебе хорошо, пока не увидишь, как кому-то плохо. Она вбила это Йену в голову почти как навязчивую идею. Он больше не считал свои удачи, потому что так редко чувствовал эту волну удовлетворения в груди… но сейчас она поднималась до горла. Микки, откинув голову, смеялся собственной шутке - что-то насчет польских свадеб, а Йен считал свое везение, мысленно загибая пальцы. Он смотрел на парня рядом, решившего вдруг, что ему нравятся бомжи и брошенки и откармливающий Йена, как подобранного бродячего кота. Он подумал о Светлане, о своем колючем, верном, агрессивном страже, который без единого слова пустил его в квартиру далеко за полночь, только дернув подбородком и зыркнув на незанятый сопящими во сне русскими женщинами угол. О Липе, забота которого все больше и больше походила на чувство долга. О Фионе, пусть вестей от нее не было неделями. Интересно, был ли кто-то такой же у девушки в переулке, или она была совсем одинока. Он считал, что у всех кто-то есть, но пытался решить, что лучше - чтобы близкие сейчас волновались из-за нее, или чтобы не было никого, кто заметит ее пропажу. Кроме того, Йен понимал, что он везунчик из-за своих данных: он молодой, здоровый и сильный. Последнее его теперь серьезно успокаивало. И он объективно считал, что ему повезло вырасти габаритнее, чем большинство его клиентов. В прошлом ему случилось столкнуться с несколькими жестокими мудаками, но пока нет таких, кому, он не смог бы навалять, будь такая необходимость. Иногда он смотрел на уходящую вечером Светлану, на ее тонкие руки, ключицы и плечи, угловато выпирающие из-под платья, или на других знакомых работающих девушек и парней, которые были гораздо меньше него - маленькие, изящные и очаровательные, идущие на встречу с незнакомцами, и его поражала их беззащитность. Девушка в переулке тоже была миниатюрной. И пусть его затошнило, он заставил себя вспомнить обрубленные тонкие косточки запястий, просто потому что погано забывать о таком дерьме. Оно приводило его в ярость, чем больше он думал. Мысль, что кто-то причиняет боль тому, кто меньше и слабее. Он даже не осознавал, что стоит, вцепившись в ручку жаровни из-под гуляша так, что костяшки побелели, пока Микки не ткнул его в бок - быстро и неловко. - Эй, Галлагер, вернись - сказал он. Йен моргнул, выпуская из рук посудину, которую Микки пытался забрать. - Думаю, эта штука уже чиста, поверь мне. Йен смотрел, как он вытирает ее полотенцем, кидая на него озабоченные взгляды. От них внутри все неуверенно дрожало, он понятия не имел, чем же заслужил эту заботу. - Я хочу попробовать узнать, кто это сделал, - твердо сказал он. Как только Микки открыл рот, видимо, чтобы запротестовать, Йен перебил его, наружу лезла жгучая безысходность. - Я не собираюсь просто, блядь, сидеть и притворяться, что ничего не случилось. Что-то случилось. Девушка умерла. И неважно, что она не была образцом добродетели. Нельзя просто так убивать людей. Нельзя. Он замолчал с тяжело вздымающейся от негодования грудью. Он знал, что, наверное, наивен. Светлана, например, заткнула бы его на середине лихорадочной проповеди в защиту справедливости. Ну и пусть, он знает, что жизнь несправедлива, но ничего не может поделать с тем, что желает противоположного, потому что, черт побери, пусть справедливость и редка, это не значит, что ее совсем не должно быть. Он застыл, ожидая, что Микки начнет насмехаться или обзовет его тупым, и демонстративно упрямо выставил вперед подбородок. - Боже, убери свою челюсть, Шварценеггер, - обронил Микки спустя минуту. - И с чего ты думаешь начать, крутой парень? Это было последней вещью, которую он ожидал услышать от Микки. Он посмотрел на него: на внимательное, ожидающее выражение его лица, и позволил себе немного, на секундочку, окунуться в теплое, уютное чувство его доверия. Может быть, неожиданно оглушившие его тогда ощущения и были причиной охуенной глупости, которую он отмочил. Он чуть-чуть наклонился, чтобы их лица оказались на одном уровне, и прижался губами к губам Микки. **** На какие-то жалкие секунды Микки смог дать себе волю прижаться в ответ к невозможно мягкому, теплому рту Йена. А потом отпрянул, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Йен посмотрел на Микки, и по его лицу прошла волна ужаса. Он сделал два мелких шажка назад на дрожащих ногах, вытянувшись как оловянный солдатик. - Я не знаю, зачем я… знаю, что не должен был… я имею в виду, я думал… - Йен открывал и закрывал рот, как рыба на берегу. На это было почти больно смотреть - как он спотыкался на каждом слове. Микки хотел его ободрить, как-то объясниться, но слова застряли в сжавшемся горле, а воздух поступал только мелкими глотками. У него уже давным-давно панических атак не было. И он не собирался сейчас заполучить одну, ну нахуй, Микки сжал зубы, борясь с накрывающими ощущениями. Рыжий перед ним тер ладонями лицо и бормотал: - Бля… Потом Йен вытащил свой телефон, проверил время и снова выругался. - Мне надо идти, я опаздываю. Он снова потрясенно посмотрел на Микки своими невозможно виноватыми глазами, на щеках полыхали пятна, так что Микки опять попытался выдавить хотя бы слово сквозь сцепленные челюсти, но это было бесполезно. - Прости, Микки, - сказал Йен, повернулся и слился за дверь. Но рюкзак остался в квартире, как с облегчением заметил брюнет, так что, должно быть, он все-таки планировал вернуться этой ночью. Как только дверь закрылась, Микки вскинул руку и приложил кулаком плитку над духовкой. Разбил костяшки и отдернул кисть назад - боль обожгла, заставив всю руку пульсировать. - Да что за нахуй, блять! - проорал он в ужасающем разочаровании. Как только Йен ушел, так и голос вернулся, и дыхание отпустило - разговаривай не хочу. Рефлексы, вы как всегад вовремя, - злобно подумал он. Он плюхнулся на диван и вцепился в волосы, чтобы тупая боль на коже отвлекла сердце и заставила его стучать потише, дать передышку. Потом он слабо рассмеялся - жалко и смущенно. Первый поцелуй. Его первый поцелуй случился с Йеном, и он вел себя, как психопат и охуенно все запорол. Классический Милкович. Если бы это мог видеть Микки времен старшей школы, он бы точно пнул себя настоящего по яйцам. Внутри поднималось странное желание позвонить Мэнди, чтобы она поизмывалась над тем, какой он чмошный лузер. Его бы успокоила публичная казнь и подтверждение его ничтожества от стороннего наблюдателя. Прежде, чем он успел как следует обдумать эту мысль, зазвонил телефон, заставляя Микки дернуться и свалиться с дивана на четвереньки. Он шарил вокруг, ища сотовый, а потом пытался открыть его картонными движениями безнадежных, престарелых ведущих из ночных выпусков "Магазина на диване". И даже на высветившееся на экране имя не посмотрел, просто надеясь, как последний даун, что это Йен. И постарался не дышать в трубку слишком громко. - Алло? - Ты сегодня берешь выходной? - голос Ронни в трубке, полный тихого разочарования, заставил ухо Микки зазвенеть не хуже колоколов. - Блядь. Черт, - высказался он, опуская телефон, чтобы проверить время. Микки опаздывал. - Я в дороге! Ронни безмолвно отрубился. Микки понял, что вляпался очень глубоко. Он выбежал из квартиры и гнал пять кварталов к месту, которое они обсудили с Ронни заранее, и где их должны были подобрать. Дядя ждал его под фонарем, посматривая на часы. При виде Микки, его брови слегка прыгнули вверх. Всего лишь микро-эмоция, но от Ронни… и впечатляет не хуже хука в челюсть. - Рад, что ты решил к нам присоединиться, - произнес дядя делано скучным тоном, отдающим тупой зубной болью. - Я надеюсь, мы не нарушили твои, как я понял, очень насыщенные планы на вечер. Микки стоял рядом, полусогнувшись и упираясь ладонями в колени, чтобы выровнять дыхание. - Прости, я… я просто забыл про время… - прокашлял он, хватая ртом воздух. Бля, эти чертовы сигареты не проходят даром. Ронни посмотрел на него озадаченно. - Ты в порядке, парень? Теперь тон был менее монументально разочарован и более беспокоюсь о твоем благополучии, и это было еще хуже. - Я в порядке, - ответил он и выпрямился. - Где Колин с ребятами? Скоро будут? - Я послал их вперед, решил, что смогут сами взять этого дерьма и забрать нас на обратном пути, - Ронни все еще невозмутимо осматривал его, и это заставляло Микки дергаться, будто в него втыкали иглы. - Бля… Прости, я облажался, - выдавил Микки. Он знал, что сегодня дядя на него рассчитывал. Ронни не любил связываться с наркотой, он был слишком старомодным для этого, возможно и к лучшему. И если назвать одну вещь, в которой Микки был неебически хорош, так это закупить и толкнуть кокс. Типа, блядский, отточенный скилл, и здрасьте, даже дойти до задания не в состоянии. Охуенно, он разъебал сегодня все и всех, картинка скомканного от неловкости лица Йена непрошено возникла перед глазами. - Ничего, Мик, - ответил дядя. У Микки дернулась бровь. Обычно Ронни любил давать прочувствовать вину. - Все бывает. Следи за часами лучше в следующий раз. И это было настолько странно, что Микки даже отступил на шаг. Дядя вне себя и сейчас сорвется? Он пытается его отвлечь, заставить расслабиться, а потом?.. Или этим все и закончится? Если бы Микки точно не знал, что он любимый дядин племянник, то кирпичей бы наложил от такого милостивого прощения. Но даже так пробрало его достаточно. - Ладно, кто ты, и что сделал с моим дядей Ронни? - спросил он. - Сразу предупреждаю - денег у меня нет, только специфический набор навыков. У Ронни дернулся уголок рта - эквивалент обычного человеческого смеха. - Колин сказал, ты был не в себе накануне. - Колину, этой курице-наседке, лучше бы своими делами заняться, - ощетинился Микки. - Ну, ты всю неделю выглядишь, словно сам не свой, - Ронни прочистил горло. И уронил свою тяжелую, узловатую руку Микки на плечо. Микки неловко посмотрел на нее, потом на дядю. - Если тебе нужно… поговорить. Насчет чего-нибудь. Я могу. Мы можем… поговорить. Давно это было, когда Микки так хотел провалиться сквозь землю. Он мог поручиться, что Ронни тоже. Их общие, восточно-славянские корни бурно протестовали против такого слюнявого момента заботы, и Микки поморщился, смущенный тем, что его странность была настолько очевидной, что довела их до этого днища. - Я в порядке, Ронни, - ответил он и как можно убедительнее уставился на дядю широко раскрытыми глазами. Ронни убежденным не казался. - Правда, ничего серьезного. Что еще он мог сказать? Правда то, что он проебан. Он ебать как проебан, и сломан внутри, простой, невинный поцелуй от давнего знакомого может превратить его в развалину. Как он мог бы объяснить это своему дяде? Как он мог вообще кому-то это объяснить? Может, ему придется смириться, что таким он до конца жизни и останется, и это была мрачная мысль. В этот момент из-за угла вынырнул паршивенький олдсмобиль Колина, и Микки еще ни разу так не радовался при виде этого куска дерьма. - Шоу начинается, - сказал он. Ронни кивнул, и они синхронно двинулись за угол, в переулок, сбывать товар. **** Сегодня явно был не день Йена. Он подумал о Микки, о страхе на его лице после того, как он поцеловал его, и в животе стало противно. Он предатель. И он чувствовал себя назойливым, издевающимся клиентом, преследующим своими домогательствами того, кто ясно дал понять, что ничего подобного не хочет. Просто из-за чего-то, связанного с Микки, он не мог спокойно находиться рядом с ним, он просто хотел прижаться губами к его вызывающе очерченному, полному рту. Боже… ему надо остыть, думал он, для тепла обнимая себя за голые плечи, и начиная долгую прогулку до квартиры Микки от отеля, где отработал. Его клиент разозлился. Этот парень и обычно был брюзгой препорядочной, а из-за опозданий просто из себя выходил. Конечно, он опоздал минут на десять, и это была его ошибка, он знал, каким становится чел, когда ему приходится ждать. От этого Йен чувствовал себя непрофессионалом, что тоже странно отозвалось в его голове, он что, серьезно рассматривает секс, как карьеру? Не то, чтобы он прямо против, не худшая работа в мире, но ему же семнадцать, разве стоит класть все свои яйца в эту одну, рабочую корзину, о которую он споткнулся подростком. Помимо всего, во время их сеанса сегодня зануда в отместку не особо церемонился. Не то чтобы совсем неприятно было, Йен время от времени не был против грубой игры, но ныло все сильнее, чем обычно после этого парня. Он просто хотел домой и в душ. От Йена не ускользнуло и то, что он мысленно назвал квартиру Микки домом. Он попытался не сильно копаться в этой мысли - оставил же там вещи, чисто технически, это правда лишь частично. И это было намеренно, потому что мысль о том, чтобы прихватив рюкзак, растаять в ночи без причины вернуться и дать Микки снова приготовить ему ужин, повергала его в еще большую панику, чем та, что была написана на лице Микки, когда Йен наградил его этим тупым поцелуем. Ему все равно звонить, чтобы тот открыл дверь в подъезд, так что заодно и извинения выпалит. И он надеется, что еще вхож в эту квартиру. Хотя Йен нервничал все сильнее, когда подходил к дому, и паранойя знакомо барахталась на дне сознания, чувство, что за ним наблюдают, уже становилось знакомым, хотя почти всю дорогу он шел в одиночестве. Он был в спальном районе в первом часу ночи, и несмотря на то, что он слышал людской шум из баров в нескольких кварталах - ночь пятницы давала о себе знать - народу на улицах было мало. На крыльце дома стояла картонная коробка, и Йен, подойдя к двери, удивился, почему почтальон не оставил ее в вестибюле, под почтовыми ящиками с остальной доставкой. Он прислонился к косяку и набрал Микки, слушая гудки. Йен не знал, когда тот вернется с таинственной работы у Ронни, но хотел поскорее покончить со своим унижением. И скрестил ноги в лодыжках, призывая их не дрожать. По-крайней мере, его рюкзак и все его содержимое не валяется на лужайке - хороший знак. Микки взял на одиннадцатом гудке, когда Йен уже хотел нажать отбой, надо помочь ему установить голосовую почту, смешно же даже. - Йен? - голос у него был смазанным, хрипловато тихим, наверное, звонок его разбудил. - Прости, - выпалил Йен. На другом конце провода раздался шумок, как будто кто-то отчаянно пытался проснуться. - Ты где? - Снаружи, на крыльце, - теперь, когда Микки был на линии, Йена прорвало, и слова полились потоком. - Мне очень, очень жаль, правда, Мик. Я перешел все границы! Боже, я себя таким мудаком чувствую… - Йен, успокойся, - прервал его Микки и вздохнул. - Зайди уже внутрь. Я сейчас открою. Йен прикусил губу. - Хорошо. - Подожди, - попросил Микки, раздалось шуршание, он, видимо, выбрался из постели и пошлепал в прихожую к двери, держа телефон у уха. Облегчение, которое Йен испытал не найдя в его голосе ничего, кроме явной сонливости, было просто невероятным. Микки не звучал зло или нарочито сдержанно, как он ожидал, и от чувства освобождения почти закружилась голова. Раздалось жужжание домофона, открывающее дверь, Йен наклонился вперед, неловко расцепив лодыжки, чтобы успеть дернуть ее на себя. Его немного повело в сторону и он задел ногой стоящую позади коробку. Она не была заклеена, крышка чуть качнулась, когда он ее пихнул. - Черт, - пробормотал он, потянув на себя дверь. Жужжание прекратилось, он подпер створку бедром. - Что такое? - сонно осведомился Микки по телефону, который Йен еще прижимал к уху. - Ничего, почти пнул коробку на твоем крыльце. Йен глянул вниз, думая, что стоит занести ее внутрь, сделать доброе дело придурку, которому она предназначалась. Он согнулся и ухватил ее за край крышки-клапана, которая поднялась, оставляя ее открытой. Желтый свет из холла упал под удачным углом, освещая содержимое, которое оказалось прямо перед лицом Йена. На дне коробки как раз уместилась пара маленьких, изящных кистей. Ногти с отличным маникюром, окрашенные голубым с блестками лаком. Обрубленные, красные запястья с разорванной, сморщенной кожей вокруг них. Йен почувствовал, как глаза у него полезли на лоб. - О Боже! - вырвалось у него шепотом. - ОБожеобожеобоже… - Йен? - голос у Микки стал четче. - Что случилось? Йен не мог ответить, горло полностью пересохло. Он слышал, как Микки что-то говорил, звук открывающейся двери, размытый звук топота ног Микки, спускающегося по ступенькам в холл, но он уже опустил телефон. Хотя на рефлексах Йен все еще держал коробку за край крышки. Его рука наконец-то ослабела, и картонка со стуком снова встала на крыльцо, содержимое издало глухой звук от удара. Инстинктивно Йен оглянулся вокруг, изучая улицу. Никого не было. Он был один. Один, не считая коробки с отрубленными руками рядом.