uncle

Криокамера встречает Баки, как родного, пусть он бы и многое отдал, чтобы отказаться от такого родства. Может поэтому внутри и скрипящее чувство, что сопровождает его до самой последней секунды недолговременной свободы — он словно идёт на эшафот, но впервые даже не против. Это кажется Баки до боли смешным: не имея ничего, он страшился возвращения в криокамеру, а именно эта боязнь была последним человеческим, что у него осталось; но сейчас, оказавшись не среди уже привычной оравы врагов, а в окружении друзей, он сам шагает в объятья холода и небытия. О, раньше животный гнев Зимнего, вышедшего из-под контроля, принёс бы Баки долгожданное наслаждение: смерть любого из Гидры компенсировала бы ему отсутствие собственной полноценной жизни. Теперь же он боится принести вред хоть одному живому существу, что окажется рядом с ним. — В этот раз всё будет немного по-другому, — увлеченно начинает Шури, активно жестикулируя перед лицом Баки. Он же не может разделить её восторг, узнавая о каких-либо метаморфозах уже в самой криокамере. Ещё минута и крышка бы закрылась, а он даже не узнал о том, что что-то пойдёт иначе. Впрочем, лица остальных выражают едва ли больше радости, чем его собственное. Стив хмурится и складывает руки на груди, набирая полные лёгкие воздуха то ли для того, чтоб казаться больше (будь ситуация менее нервирующей, Баки бы прыснул с такой детской привычки), то ли уже готовясь разразиться тирадой, стоит только Шури, внезапно замолчавшей, договорить. — В каком плане «по-другому»? Это не будет привычным трансом? — Наташа, что до этого выглядела спокойной, теперь источала крайнюю озабоченность ситуацией, склонив голову набок и нахмурив брови. Сэм, устроившийся рядом с ней за одним из рабочих столов, так же внимательно уставился на Шури, изредка переводя взгляд на самого Баки. — Конечно нет! — долго ждать ответа от девчонки не пришлось, и от этой резкой максималисткой реакции, характерной подросткам, Баки невольно вспоминает Питера, что сейчас чёрт знает где и как. — Я же не недалёкие немецкие недоучёные, которые всегда пользуются одним и тем же способом, как Золотым Руном. Я разработала немного другую схему влияния на человеческий мозг, с помощью которого можно было бы пользоваться активностью внутри черепной коробки на постоянной основе, а, соответственно, работать с его содержимым. То есть, это скорее одна из форм комы. — Хочешь сказать, что я всё это время буду в сознании? — Баки, что рассчитывал на совсем иное, неплохо так напрягся. Конечно, это не самое дерьмовое, через что ему приходилось проходить, но к рандеву с кошмарами в криокамере он привык, и менять уклад этого ада он не собирался. — А ты собирался просто отлеживаться здесь полгода, пока остальные работают, да, Барнс? — подал голос Сэм, который, в отличие от остальных, всё-таки пытался разбавить атмосферу, за что получил три недовольных взгляда от команды. Впрочем, на это тот лишь повёл бровью и снова обратился к Шури, приобретая серьёзность. — Это не превратит его мозг в смузи? — Это не опасно. Он будет висеть на грани между сознательным и бессознательным. Так я могу работать с его воспоминаниями, не рискуя вновь обнулить его, — Баки понимает, что Шури старается не вдаваться в подробности. Может, по причине того, что не хочет пугать, а, может, потому что прекрасно знает, что с научными формулировками её никто не поймёт. Баки ловит на себе взгляд Стива, что как бы говорит «у нас как всегда нет вариантов и отходных путей, но если ты откажешься, то я что-нибудь придумаю», и они оба понимают, что выход тут действительно только один. Пуля в висок решает многое — К слову, не думаю, что это затянется на полгода. Только в том случае, если понадобится исконный способ, чтобы его нейроны могли должным образом восстановиться. За месяц-два управимся, — добавляет Шури, и Баки вспоминает слова Наташи о ней, и, как бы он не пытался их отрицать, именно они и заставляют его поверить в возможность данной затеи. Шури не относится к нему как к просто эксперименту — Ещё успеешь к нам на Рождество, — слегка улыбается Сэм, и все присутствующие усмехаются в ответ. Наташа поджимает губы. — Кто-то обещал ребёнку магнит из Ваканды, — добавляет она, и Баки криво улыбается: конечно, Вдова подслушала каждое чёртово слово, но сейчас у него даже нет желания злиться. Он лишь задумывается о том, что, чем быстрее, тем действительно лучше: он сможет прийти в норму, вернуться к команде, а после и в Квинс. Четыре пары глаз вновь обращаются к Баки в почти что гробовой тишине, нарушаемой лишь шумом техники на фоне. Честно говоря, уверенности на сто процентов так внутри и не нашлось: было слишком много «может быть» в этом плане, что заставляли лишний раз поставить задумку под сомнение, но и обратного пути Баки больше не находил. Он бросает быстрый взгляд на каждого из присутствующих, пока в его голове звучат слова Сары. — Отдохните тут пока от меня, — почти что командует Баки, стараясь запомнить всякую черту Стива, Наташи и Сэма, словно видит их в последний раз. Любая трудность даётся тебе для того, чтобы ты её преодолел

***

Питер любил Рождество с самого детства: яркие вывески вдоль улиц, гирлянды на витринах магазинов, запах свежей выпечки и, конечно, отсутствие школы. Даже холодный ветер и колючий снег кажутся теплее и мягче, словно тоже пропитываясь этой атмосферой праздника. Будучи ребёнком Питер всегда ждал рождественской ночи, чтобы получить заветный подарок от тёти Мэй и дяди Бена, а потом провести весь день в компании друзей. Теперь же Питер патрулирует город, пытаясь наверстать упущенное. Ещё несколько месяцев назад он лишился костюма, но смог исправить ситуацию, а поэтому теперь наслаждается статусом Человека-Паука вдоволь. Во многом ему помог тот факт, что Мэй не только смогла пережить новость о том, что её племянник вершитель справедливости («я предлагала тебе юридический колледж, лучше бы ты выбрал это!»), но и принять его. Ей потребовалось время — даже больше, чем Питер думал. Она даже порывалась поехать в компанию Старка, обвинить его во всех смертных грехах и потребовать вернуть племяннику его «проданную душу» («раньше я защищала Старка, но теперь вижу, что, если он использует подростка, то он настоящий Сатана»), но Питер вовремя её останавливает. Мэй же прекращает попытки остановить племянника, когда осознает, как много это для него значит. Питер умалчивает, что никогда не сможет перестать быть Человеком-Пауком, ведь поклялся себе оправдать жертву дяди Бена. — Если это будет мешать учёбе, то, помяни моё слово, я отберу этот чёртов костюм, и даже твои паучьи способности не помогут тебе остановить меня, — жёстко говорит Мэй ещё в середине ноября с кухонным полотенцем наперевес, и Питер старается не лыбиться во все тридцать два. Он кивает, клянется не завалить экзамены, держать планку по оценкам и не подвергать себя излишней опасности (от последнего он испытывает дежавю, от которого едва поджимает губы). На фоне заснеженного Квинс яркий красно-синий костюм Паучка выделяется даже больше обычного. Питер крутится на паутине, петляя через перекрёстки и транспортные кольца, гонясь за очередной тачкой грабителей, обчистивших ювелирный магазин. Пауку приходится выхватывать прохожих, оттягивая их паутиной от внедорожника, что, судя по манере вождения, мечтает стать катафалком. — По-моему сани Санта Клауса работают по другому принципу, — выкрикивает Питер, устраиваясь на крыше автомобиля и заглядывая в окно водителя. — Время остановиться, Рудольф. За последнюю неделю грабители хотели дать Пауку по лицу ещё и за отсылки к рождественской культуре. Впрочем, получалось у них это с переменным успехом. Даже теперь, разобравшись с грабителями, он дожидается полицию, довольно устроившись на фонарном столбе, развлекая толпу зевак, оставшись целым и невредимым. Как он думал. Холодный Квинс и морозный воздух, который Питер рассекает на бешеных скоростях, оказался посильнее любых соперников. Оказывается, пауки тоже умеют болеть.

***

— Так и будешь его караулить? — Стив опирается на металлические перила у помоста, и Наташа, заметившая его периферией ещё несколько секунд назад лишь лениво ведёт плечами, отрывая взгляд от болезненно знакомой капсулы. — Не только же тебе преданным псом скулить под криокамерой. Кто-то должен тебя заменять, — слегка язвит Наташа равнодушным тоном и вылезает из-под пледа. В Ваканде нет как таковой зимы: даже в середине декабря в африканской стране парилка в чистом виде, и Наташа, привыкшая и не к такому, даже не жалуется. А вот Сэм всего несколько раз шутя заикается о том, что на его исторической родине сейчас, наверное, минусовая температура и снега навалило, но это заставляет Шури недовольно поморщиться, а уже через несколько дней установить в комнатах команды контроль температуры, хоть её никто об этом и не просил. Искусственно созданная атмосфера зимы вполне устроила даже Стива, и Шури язвит, говоря, что он-то к холоду явно привык. Впрочем, вскоре приходится устраивать зиму и в помещении с криокамерой, ведь тут команда проводила больше всего времени. Первые несколько недель с момента помещения Баки в криокамеру Наташа и Сэм совсем ничего не могут предъявить Стиву, что чувствует себя привязанным: он предпочитает оставаться в Ваканде, чтобы быть уверенным, что всё идёт по плану, пусть и головой понимает, что может доверять Т’Чалле и его сестре, а в случае чрезвычайной ситуации уж точно ничем помочь не сможет. Но уже на третью неделю отсидки на базе комфорт надоедает даже Сэму. Он заикается о том, что им пора бы уже отправиться работать, а не прохлаждаться (теперь уже буквально) в Ваканде. Наташа, да и Стив тоже, не может не согласиться, но знает, что это тяжело. Для них всех. Даже Сэм, что казался порой отстранённым, искренне переживал за Баки, успев к нему привязаться. Стив проходит вглубь помещения, устраиваясь в кресле рядом с Наташей, а та протягивает ему плед, на что получает отрицательное покачивание головы, а потому оставляет его себе. Пока что Шури дала Джеймсу передышку, не устраивая эксперименты над его сознанием, и Наташа лишь наблюдала за порой рассеивающейся пеленой его слегка подрагивающие черты лица, не представляя, какие кошмары посещают его сейчас. Она точно знала, что это кошмары. Знала, как никто другой. — Нам пора уезжать, — Стив не смотрит на неё, но Наташа чувствует, что его взгляд, устремлённый на криокамеру, полон грусти и какого-то разочарования — в себе, своих возможностях, мнимой свободе действий. Они никогда не говорили об этом, но понимали, что распад Мстителей оставил в них двоих пробоины. Стив, которого буквально после разморозки снова бросили из огня в полымя, нашёл смысл в этой работе. Если бы не Мстители, то он бы стал лишь правительственным оружием или предметом экспериментов, но, по итогу, нашёл пристанище. А теперь он болтается в открытом океане без якоря, а потому пытается как можно дольше проживать минуты сомнительного штиля, который даёт чувство безопасности, но не покоя. Наташа знает: Стив всегда готов получить звонок от Тони и сорваться в любую секунду. А ещё Наташа знает, что вместе с Мстителями утратила не только работу, но и семью — первую за долгие годы бесконечных скитаний и попыток отмыть кровь с рук, но, как правило, новой кровью. Ещё со времён Красной Комнаты Наташа научилась бороться за себя, но только с появлением Бартона, а потом и Мстителей — за других. А теперь Бартон коротает время на своей ферме, получив увеличение срока домашнего ареста за тот случай, когда он приютил у себя команду Стива в своём доме. Наташа порой завидует Клинту даже при таких обстоятельствах: у него по крайней мере есть этот самый дом. А она болтается по свету, цепляясь за людей, как за спасательный круг. Ей тяжело уйти сейчас, оставив Джеймса Баки, будь он в сознании или нет, помнит он её или нет. — Знаю, — произносит она, вцепившись ногтями в край пледа и натягивая его до груди, цепляясь взглядом за капсулу, где туман словно скрывает лицо Зимнего Солдата.

***

— Идём, Бак, — Стив тянет его за локоть, и Баки искренне смеётся, забирая у продавца яблоки в карамели, пока снежинки устраиваются на белёсых волосах друга. Последний любит проводить время на улице, но быстро устаёт, а потому требует передышки. Впрочем, это даже прогресс, что Стив не дожидается момента, когда у него посинеют губы, а сам тянет в относительно тёплое помещение. Баки всё ещё искренне смеётся с какой-то глупой шутки, что ему рассказал продавец, пересказывая её Стиву, который её вообще-то тоже слышал. Баки обожает Рождество Они устраиваются на неудобных креслах в одном из мелких бруклинских баров, что держит знакомый Сары, и Баки заказывает горячий кофе, лучезарно улыбаясь официантке, которая его прекрасно знает, а потому не ведётся на его флирт. Стив самодовольно усмехается каждый раз, когда Баки отшивают. — Какие планы? Ты не спустил ещё все деньги на девушек? — иронично спрашивает Стив, и Баки знает, что тот злой, потому что ему холодно, потому лишь ведёт бровью, демонстрируя ещё несколько оставшихся долларов. — Единственная девушка, на которую я «спускаю» деньги — ты, — Баки усмехается, откидываясь в кресле, и знает, что, если бы Стив сидел рядом, а не напротив, то ему стопроцентно досталось бы тощим локтём под рёбра. — Не переживай: на подарок тебе и Беке хватит. — Ты не должен мне что-то покупать. Знаешь же, в ответ ничего не получишь, — официантка ставит кружки на стол, и Баки слегка улыбается, заметив зефир в чашке Стива, слова которого всё же требуют ответа. — Знаю, — лишь кивает Баки, поднимая светлый взгляд на друга. Ещё он знает то, что Стив всегда будет переживать о деньгах и их отсутствии, а ещё больше о том, что он, по исключительно мнению самого Стива, дерьмовый друг. И Баки всё ещё пытается его переубедить, ведь они оба понимают — дружба измеряется не этим. — И меня всё устраивает. Компания друзей за соседним столиком что-то радостно выкрикивает, попутно вскинув кружки над головой, а на пороге какая-то молодая пара отряхивает снег с голов, и молодой человек аккуратно помогает девушке снять пальто, припорошенное белым песком. Мелкий бар в бедном районе Бруклина, где Баки не продают алкоголь, и Стив, что, как оказалось, также осматривался по сторонам, довольно улыбается, наконец согревшись. Баки тоже слегка улыбается, прикидывая, где купить подходящий альбом для рисования для Стива и плюшевого медведя сестре, и думает, что любит Рождество. Его последнее Рождество.

***

Питер чувствует себя тотальным неудачником, заболев на Рождество, а, тем более, будучи Пауком. Теперь патрулирование для него строго запрещено, причём не только тётей Мэй, но даже Тони Старком. Впрочем, последний узнаёт о том, что Паук умудрился заболеть, именно от Мэй, что заботливо отвечает на звонок на телефон Питера. — Нет, Питер не сможет придти: он заболел из-за дурацкой работы, что ты ему доверил, Старк, — злобно тараторит она, и это первое, что слышит сам Питер, вернувшись в свою спальню, где неосмотрительно оставил телефон. Так он узнаёт не только о том, что сам Тони Старк хотел пригласить его на празднование Рождества в свой дом, но и то, что теперь туда не попадёт. На следующий день он находит на пороге своей квартиры пакет лекарств. Он быстро идёт на поправку, словно забота от Тони Старка тоже вид панацеи, но Мэй всё ещё зорко следит за ним, пока от болезни не остаётся и следа. Питер почему-то думает о том, как бы отреагировал Баки на весть о том, что Паук умудрился заболеть, и продумывает его фразы у себя в голове: — Ещё один болезненный подросток в моей жизни. Боже, какой сейчас год? Тридцать девятый? Питер улыбается каждый раз, когда вспоминает о Баки, пусть ему его и не хватает. Иногда он пишет на новый коммуникатор Наташе, но та отвечает чаще всего односложно, пусть и быстро. Она говорит, что Баки всё ещё в криокамере и что он вроде бы в порядке, а когда будет дееспособен — непонятно. Питер говорит, что скучает по нему, и Наташа отвечает «я тоже». Питер кутается в плед вместе с Мэй, усевшись перед телевизором в гостиной, устроив на коленях миску попкорна, и Маколей Калкин на экране пытается спасти свой дом от грабителей, и Паук думает, что, будь во вселенной фильма Мстители, это было бы намного проще. Снег за окном лениво крутится, приземляясь на волосы людей и проезжающие машины, а в гостиной пахнет вишнёвым пирогом и французскими круассанами, пока Питер продумывает, что купить на Рождество тёте Мэй в подарок. Последняя засыпает на середине фильма, а потому Питер тихо выключает телевизор и укрывает её пледом, по-паучьи беззвучно отправляясь в свою комнату. Несколько лет назад дядя Бен бы легонько потряс Мэй за плечо, чтобы она не испугалась, поднял бы на руки и отнёс в их комнату, попросив Питера не шуметь. Питер выходит в вечерний Квинс, натянув на шее полосатый шарф и утопая в ярких всплесках гирлянд и детских воплях. Он, казалось бы, давно уже должен был утратить восхищение ребёнка, но всё ещё с упованием разглядывает широкие улицы и заглядывает в особенно наряженные магазины, улыбаясь каким-то своим мыслям и случайно брошенному в него маленькому снежку. Маленькая девочка, чуть не плача, поспешно извиняется, и Питер улыбается ей, отдавая одно из купленных карамельных яблок, отвечая, что всё в порядке. «Что подарить Баки на Рождество?» Питеру почти смешно с этого сообщения, что он поспешно отправляет Наташе, пусть и печатает он его с полной серьёзностью. Он уже даже привык рассчитывать разницу во времени с Вакандой, чтобы внезапно не разбудить команду Кэпа сигналом тревоги с коммуникатора. Питер даже думает, что Наташа ничего не ответит или отделается простым «понятия не имею», и, честно, он бы даже не стал её осуждать, потому что очень понимает. Это та ещё задача со звёздочкой. Питер усмехается этому каламбуру и ловит на себе подозревающие взгляды других покупателей. Он покупает тёте Мэй книгу с рецептами, на которую та уже давно положила глаз (хоть и могла давно ещё найти отдельно взятые блюда в интернете), а в последний момент хватает на кассе её любимый журнал. На улице стремительно темнеет и рождественские огни выглядят ещё ярче, переливаясь с золотого на красный, и где-то уже шумят фейерверки, хоть до самого праздника ещё несколько дней. Питер улыбается, вспоминая, как ребёнком просил дядю Бена покатать его на спине или проехаться с ним с горки. Потом они заходили в кофейню и закупались сладостями с расчетом на неделю, но хватало только до самого Рождества: половина уходила в качестве приманки Санте (но на самом деле всё съедал сам Бен, который, несмотря на мощный вид, был тем ещё любителем сладкого), а вторая быстро расходилась всем соседским детям и самому Питеру. Та самая кофейня теперь закрыта на постоянной основе, а на её месте устроился магазин дорогой одежды бренда, который Мэй вообще-то очень любит, но не может разрешить себе зайти внутрь не только из-за кусающихся цен, но и из-за ассоциаций, а потому перманентно ругает всю компанию целиком. Питер любил Рождество, будучи ребёнком, а теперь оно вызывает у него какой-то непростительный для подростка приступ ностальгии, и рефлексия по прошлому кажется ему побочным действием от слишком частого общения со стариком в лице Баки, но его сейчас чертовски не хватает. Дяди Бена сейчас не хватает. Баки не хватает. «Найди ему что-то с тем самым хмурым котом» «У них буквально одно лицо» Питер улыбается, закрывая сообщение Наташи.

***

— Что конкретно мы должны сделать? — Наташа упирается ладонями в стол, наклонившись вперёд, чтобы скрыть лёгкую дрожь в руках. Они уже действительно были готовы уехать: собрали всё снаряжение, пять раз перепроверили всю необходимую технику, были готовы уже шагнуть в джет, но. — Как я уже говорила, он висит на грани между сознательным и бессознательным, — Шури, ко всеобщему удивлению, серьёзней и встревоженней обычного. От этого Наташе становится не по себе: что-то явно пошло не по плану. — И сейчас я хочу перейти к очень важному этапу, но мне потребуется некий якорь для него. Чтобы кто-то мог забросить его в более старые этапы его истории, когда он уже приобрёл личность Зимнего Солдата, при этом не позволив ему выйти из себя. Стив уже думает открыть рот и вызваться. Казалось бы, очевидно — это обязан быть именно он. Они были знакомы ещё подростками, а потому это самое дальнее воспоминание, которое можно выбрать. Но. — Ты не знал его, когда он стал Зимним, Стив, — проговаривает Наташа, поднимая глаза на присутствующих. — Это должна быть я.

***

Баки мало что чувствует — он словно вне пространства и времени, потерявший весь набор чувств, не требующий ни еды, ни сна. Последний, впрочем, кажется всеобъемлющим, но Баки, когда всё-таки находится в сознании, понимает, что это не так. Пролетая через череду воспоминаний, он редко по-настоящему засыпает. Когда это всё-таки происходит, увидеть разницу между сознательным и бессознательным ему проще. Воспоминания могут быть светлыми или печальными, но сон всегда тождественен кошмару. По одному из таких он бродит и сейчас, неспособный ничего изменить или исправить. Он — или Зимний — бездуховно сворачивает шею женщине, игнорируя просьбы её мужа не трогать её. Баки хотел бы. Но Зимний никого не жалеет. У него в голове лишь одна мысль стремится бегущей строкой.

Прекрати. Остановись.

— Ты помнишь её? — Я помню их всех.

Зимнему Солдату из прошлого абсолютно плевать, кого он убивает и зачем. Но Баки, что вынужден безвольно переживать все свои ошибки вновь, знает точно — он убивает Говарда и Марию Старк за неделю до Рождества. Баки хотел бы закрыть глаза и не видеть того, что творит Зимний, но не может: его настоящие веки и без того плотно закрыты. Баки мечтает о том, чтоб не чувствовать, словно наяву, то, как он убивает их. Каждого из них. Одного за другим. Он думает, что от этого больше нет выхода. Ему никогда не смыть эту кровь с рук, даже если одну из них разрушило реактором Тони. Это не имеет значения. Больше ничего не имеет значения.

Хватит. Остановись.

— Джеймс?

***

Наташа морщится, обращаясь к нему по имени, которое она знала, когда он всё ещё игнорирует «Баки». Она и сейчас думает, что ничего не происходит: Шури всё также беззвучно таращится в экран, что установлен над капсулой криокамеры, а Стив, застывший в ожидании, молча прикрывает глаза, опуская голову. Это должно было сработать. Он должен был среагировать на её голос, её обращение. Он должен был её вспомнить. Наташа судорожно пытается вспомнить хоть что-то, лишь бы одну более-менее прямую цитату из прошлого, что могла бы быть прямой дорогой к воспоминанию, но ничего не приходит ей в голову. «Думаю, что я люблю тебя, Джеймс Бьюкенен Барнс» — единственное, что появляется в мыслях, но Наташа точно знает — она никогда не сможет повторить это снова. Никогда не произнесёт вслух. Кажется, она проиграла. — Сработало, — внезапно сигнализирует Шури, и вся команда восторженно вскидывает к ней головы. Наташа видит на периферии облегчённую улыбку Стива и довольное выражение лица Сэма, и сама едва усмехается. — Продолжай говорить с ним, пока я буду работать с активностью его мозга. Наташа впервые за долгое время чувствует, будто сыграла не самую последнюю роль. У неё впервые появляется надежда. Наташа косится на Стива, что теперь не только улыбается, но и вопрошающе вскидывает бровь, и, честно, Вдове не кажется, что она когда-то поделится их общим с Джеймсом прошлым. Только если рассказать об этом смогут сразу двое.

***

Питер проводит почти всё свободное время с Недом или Мэй, и это порядком помогает. Он старается пережить ситуацию с Лиз, что много для него значила, и с улыбкой вспоминает подготовку к сорвавшемуся свиданию вместе с Баки и Наташей. О, если бы они были здесь, они бы точно пошутили, что её отцу явно не нужен был такой зять. Только если бы они были здесь. Питер прислушивается к совету Наташи, найдя Баки подходящую атрибутику, и тихо посмеивается с довольной миной, когда оказывается с подарком дома. — О, а это ты кому? — спрашивает она, улыбаясь, и Питер знает, что последует дальше, а потому спешит снять обувь и капитулировать в свою комнату, но заинтересованный вопрос всё-таки догоняет его за несколько секунд до хлопка дверью. — Той самой ЭмДжей, да? Питер чувствует, как едва краснеет, выкрикивает «нет, Джеймсу!» и кидает подарок прямо в пакете под кровать, оставив его там до лучших времён. «Я купил ему подарок. Спасибо за совет, мне пригодилась твоя помощь» Питер плюхается на кровать и складывает руки с коммуникатором на груди, уставившись в потолок. Он ненавидит надумывать лишнего и уходить в дебри нереалистичных мечт, но действительно надеется, что у Баки каким-то образом получится реабилитироваться до Рождества, пусть и осталось всего два дня. Питер даже продумывает, как встретил бы его с удивлением и улыбкой, и непременно бы обнял. Может, если бы Баки пришёл с Наташей, он бы даже смутился, что подарок у него только для Зимнего. Эта мысль заставила его задуматься о том, что нужно бы что-то прикупить и Вдове, но вот просить совета тут ему не у кого. Разве что у Мэй, но та, прознав, что речь о какой-то девушке, не отстанет от Питера примерно никогда, а новость «у нас в квартире, помимо Зимнего Солдата, была ещё и Чёрная Вдова» вряд ли вызовет у неё дикий восторг. Он решает подумать об этом позже, продолжая таращиться в потолок. Уже послезавтра он будет праздновать Рождество на новой базе Мстителей. Ему даже немного грустно от мысли, что знаменитая башня больше не действительна, но масштабы приобретённого Тони помещения так же поражают. Даже если Мстителей больше нет, им всё ещё нужно пристанище, если они решат вернуться. Питер делает глубокий вдох и закрывает глаза. Когда-то он станет одним из них, а пока что он готов быть дружелюбным соседом Человеком-Пауком.

***

Он словно сворачивает на обочину на бешенной скорости, попутно сбивая какой-то знак, что рекошетит ему в лобовое стекло. Баки вырывает из кошмара об убийстве Старков с такой силой, что, будь это реальностью, он бы ещё и вылетел по инерции из собственной капсулы, пролетев несколько метров, пока не столкнулся бы лбом со стенкой. — Джеймс, слышишь меня? Какое-то время он находится в полной темноте, словно он успел проснуться, но не может открыть глаза и пошевелиться хотя бы на сантиметр. Он слышит лишь голос, исходящий из какой-то грани его сознания, и не может идентифицировать хозяина довольно знакомого тембра. Через секунду он оказывается в небольшом зале, где пол выстелен паркетом, а в углу находится рояль. Баки не сразу понимает, что он находится в театре, ещё за кулисами, за обширным красным занавесом. Напротив него, усевшись на полу и закрыв лицо руками, сидит одна из балерин. Рядом с ней лежит отброшенный пистолет. — Всё хорошо, — Баки в секунду оказывается рядом с ней, обнимая её за содрогающиеся плечи и утыкаясь носом в рыжие волосы. — Ты ничего не сделала. Всё хорошо. — Но я могла. Я могла убить его, убить тебя, — Баки пытается вспомнить её имя, но узнаёт лишь голос и чувствует то, что любит её. Привязан к ней по-настоящему, всеми красными нитками пришит намертво, и пусть теперь это чувство для него непонятно и чуждо, остро ощущаемо только через ретроспективу, он знает — тогда, в далёких воспоминаниях, он любил её. — Всё в порядке. Ты никогда бы этого не сделала, — она поднимает на него заплаканные голубые глаза, и он думает, что действительно вспоминает её. — Идём, пора уходить, Нат.

***

— Не ищи во мне поддержки: выходит правда дерьмово, — проговаривает Баки, кривя бровь, когда Питер, что поспешно убирает руки с талии Нат, таращится в его сторону. — Ну спасибо, — Питер хмурится и легко вскидывает руки в беспомощном жесте, и Наташа усмехается, опираясь спиной на стеллаж с книгами и наблюдая за начинающейся шуточной разборкой со стороны. — Сможешь лучше? — Кто из нас идёт на свидание? Я? — не теряется Баки, немного хмурясь, и Питер недовольно фыркает, опуская взгляд. — А что, Барнс, слабо? — и когда Баки уже чувствует себя победителем, Наташа подаёт голос, делая шаг вперёд. — Может, есть ещё порох в пороховницах? — Да вы издеваетесь, — недовольно ворчит Баки, нисколько не заинтересованный этой идеей, но… Почему-то ему даже хочется попробовать, пусть он и не может придумать адекватной причины. Может, потому что его взяли на слабо, а, может, по какой-то другой, неведомой причине, но Наташа выглядит победительницей, когда Баки с тяжёлым вздохом убирает ноутбук, направляясь к девушке. Он не теряется, как Питер, что теперь с довольной моськой пялится на происходящее, устроившись на спинке дивана с ноутбуком наперевес, и сразу ставит руки на их законное место (если речь, конечно, про танцы) — чётко на талию Наташе. Та усмехается, когда Баки пытается заведомо ослабить хватку металлической пятерни, но ничего не говорит, кивком командуя Питеру врубать музыку, и он быстро повинуется. Впрочем, Баки сначала заметно тормозит, несколько раз едва не сталкиваясь с Наташей ногами, то и дело таращась на их ступни, но быстро приходит в норму, словно вспоминая былое. Он уверенно, насколько это возможно, ведёт в танце, хоть и думает, что со стороны определённо выглядит, как мешок с картошкой, что двигают с места на место. Но, по крайней мере, он не бьётся в конвульсиях от самого факта того, что держит руки на женской талии. Более того, это кажется даже комфортно правильным. Наташа легко ему улыбается, а после отводит взгляд, устремляя глаза куда-то в край комнаты, и эту эмоцию Баки прочитать не в силах. Она поспешно убирает руки с его плеч и отходит, слегка усмехаясь каким-то своим мыслям. — Учись, пока я жив, — подытоживает Баки, улыбаясь Питеру, что побеждено поджимает губы и кивает. Баки смертельно скучает по ним двоим.

***

— С Рождеством, Питер, — проговаривает Мэй, вручив племяннику подарок, и они двое лучезарно улыбаются друг другу, обнимаясь у праздничной ёлки. На время шумного празднования Рождества Питер даже забывает обо всех своих неисполненных мечтах, пусть на одну становится больше. Вопреки его ожиданиям, Тони всё же вечно находится на расстоянии, общаясь со своими многочисленными друзьями и коллегами. И, честно, Питер даже Мисс Поттс видит чаще, чем его. Но он уже горд тем, что попал на такое важное мероприятие, к человеку, которым всегда восхищался. Ему хватит даже лёгкого приободряющего похлопывания по плечу от Мэй, которая крутится с ним рядом весь вечер, хоть и, конечно же, Питер уверен, хотела бы пообщаться с богатыми и влиятельными мужчинами, которых тут пруд пруди. Питеру тяжело бороться с неоправданными ожиданиями: он всё ещё в ожидании косится на коммуникатор, который рискнул взять в собой даже на вечеринку Тони. Будь Питер младше и наивнее, может, он бы даже надеялся на то, что его дядя Бен окажется в дверном проёме, а некогда похороненное тело окажется лишь обманом сознания. Питер устраивается на одном из маленьких диванов, уставившись в огромное панорамное окно и наслаждаясь видом на ночной город, расположившийся вдали. В небе один за другим вспыхивают фейерверки, и мальчишка улыбается, от лёгкого восторга задерживая дыхание. Здесь обзор намного лучше. Хотел бы он, чтобы Баки и Бен увидели его сейчас. Питер слегка вздрагивает, когда тяжёлая рука ложится ему на плечо. Кажется, его взволнованность снова не даёт паучьему чутью адекватно работать. — С Рождеством, Паучок, — тихо, но уверенно произносит тот самый Мистер Старк, легко сжимая ладонь, и Питер вскидывает голову, видя его улыбку. Рядом оказывается Мэй, улыбающаяся как-то по-тёплому уютно, по-домашнему, а Пеппер появляется с небольшой коробкой в руках. Сзади что-то выкрикивают радостные гости Тони, переговариваясь между собой, а Питер думает, что чувствует себя, как дома, когда они устраиваются в кругу на нескольких диванах и сначала неловко, а после вполне комфортно общаются. Питер думает, что это похоже на дом.

***

— С Рождеством, Стив, — проговаривает Баки, протягивая ему тот самый купленный альбом для рисования и получая сломленную ухмылку в ответ. — Попытаешься сказать «не стоило тратиться» и я врежу тебе ещё на предлоге «не». — Это не предлог, это частица. Баки закатывает глаза.

***

— С Рождеством, Бак, — едва слышит Наташа, не успев шагнуть в то самое помещение, где Стив прощался с Джеймсом. — Ещё увидимся.

***

«С Рождеством, Питер» «С Рождеством, Нат»

***

2018 год Последнее, что Баки чувствует — то, как его тело медленно распадается на сотню мелких частичек. Он хватает лёгкими воздух, произнося последнее «Стив», а после наконец задыхается.