One love. Two mouths.

Показывать, что всё хорошо и чудесно, может каждый. Развалиться внутри себя на атомы, просыпаться каждое утро с желанием покончить эту жизнь, может каждый. Но не каждый будет выдерживать тот груз, что несёт на своих плечах. Обычно это простые проблемы, касающиеся бытовых дел, либо же работы и в желании получить премию побольше. Многие омеги задаются вопросами о будущем своей жизни, а также и своей семьи. Они мечтают о большом доме, уютных комнатах, чтобы можно было встречать по вечерам мужа любимого с работы, печь ему вкусную выпечку, заниматься любовью на большой и широкой кровати в спальне, а после с радостью воспитывать детей. Каждая омега мечтает о том, что в жизни встретит принца своего на коне белом; красивого, доброго и умного. Того, кто защищать будет ценою жизни собственной, никогда не предаст и не обидит, одного не оставит. Всю жизнь любимому посветит, восхвалять и боготворить того будет. Тэхён, по правде сказать, по наивности своей глупой думал также. И в силу возраста молодого покорно ждал принца, вынашивал ребёнка, терпя капризы матери мужа. Та женщина была вечно недовольна. То ей не так диван стоит, то кружка цветом не такая, а уж «мой сынок должен есть самую вкусную еду» и вовсе выводили. Тэхён не спорил никогда, слова обидные чаще всего проглатывал и выполнял так, как просила женщина. Завтраки и ужины самые вкусные, диван переставлен, куплены новые кружки. Ким старался угодить, попасть под каждую мелочь. Быт любовь не убивает. Любовь убивают сами люди. Омега держался долго, язык длинный и острый прятал, не позволяя ничего обидного в ответ сказать. Он лишь живот округлый гладил и уговаривал сам себя, малыша его, что продержится. Всё выдержит, потому что он сильный и смелый. Слабым он будет лишь за спиной своего любимого мужа. Слабым он стал, когда жизнь ребёнка закончилась, когда дышать он перестал, крикнул в последний раз и хруст шеи переломанной, шок и дикая, жгучая боль в груди. Пальцы до сих пор немеют, дрожат и согнуть их невозможно, если вспоминать про тот ужасный день. Тэхён помнил, как женщина та проклятия сыпала, хотя в ноги упасть должна была, прощение просить. Ким бы не простил, никогда и ни за что. По сей день обиду глубокую держит, ненавидит женщину искренне. Она ему жизнь сломала, травму нанесла. Она его убила. Омега по сей день помнит смутно то, что в суде было, как вёл он себя, как долго оплакивал дома, как вещи собирал. Он словно в тумане находился, во снах своих по прежнему там остаётся, а выйти из дрёмы никак не может. Ему помогают, хоть они сами того и не понимают. Семейство Чон отлично справляется с тем, что касается душевных дел. И тут не стоит говорить об одном Чимине, который на первом месте стоит. Для Тэхёна важно всё, от мелких деталей, до громких слов, сказанных на эмоциях. Омега себя всего готов отдать, лишь снова от кого-нибудь любовь получать. Как так вышло, что зацепить он смог именно двоих братьев, Ким и сам сказать не мог. Так вышло, да. Ему нравится и Чонгук, и Хосок. Наверное, лучшей партией был бы Хосок. Он взрослый, образованный альфа, имеющий работу, собственную квартиру, машину. Да, он заботливый, нежный альфа. Видно, что оберегать будет до последнего, постоянно «малышом» называть и любить безгранично. Но с Чонгуком проще. Конечно, возраст играет неотъемлемую часть. И парень ещё не доучился, хоть и работает во всю, да и машину также имеет, старается от брата не отступать. Может, наивен он ещё? У Чона старшего вон, какой опыт за плечами, а здесь, молодой ещё. Но меж тем со спесью, дерзостью и игривостью, которая нотки жизни вдыхает. Именно это то, чего не хватает Тэхёну. Ему сложно чертовски, не знает он, в чью сторону податься, как же выбор сделать. Они ему оба нравятся, привлекают и заманивают. Но так больше продолжаться не может. И всё это нужно прекращать. Сделать больно одному придётся, но хорошо ещё нужно подумать. Тэхён в это утро морозное, натягивая рубашку, звонит Хосоку. — Привет, — улыбается, трубку к уху прижимает. — Как смотришь на то, чтобы позавтракать ко мне заехать? — Привет, конечно, дождись меня, — Хосок смеётся, весёлый и радостный, отключается первый. В дверь звонят настойчиво, долго, а Тэхён открывать идёт. Неужели Хосок пошутил и это прямо сейчас он на пороге стоит, приехавший уже? Если это так, то Тэхён прямо сейчас готов выбрать его, шагнуть на сторону Чона старшего, обнимая крепко и прижимаясь телом.

Как жаль, что это смерть твоя пришла, Тэхён.

За дверью оказывается тот, о чём вспоминать Киму никогда бы не хотелось. Тот, от которого вся кровь в жилах стынет, ноги трясутся от страха, а ком тошноты от волнения поднимается к горлу. Этого человека от других изолировать нужно, в клетке держать. Тэхён только шаг назад делает, да дверь решает с хлопком закрыть, но один из охраны рукой давит, толкает Кима, внутрь заходит. Омега теряется, пару шагов назад делает и не понимает искренне, что происходит. — Что вам нужно от меня? — Спрашивает твёрдо и чётко, хоть голос дрожью паники отдаёт. — Портрет мне немного не понравился. Хочу, чтобы ты его кровью нарисовал. Обувайся и на плечи накинь что-нибудь, а он, — кивает на охрану, — сопроводит тебя к машине. Тэхён рот от шока открывает, сказать ничего не в силах. Он к телефону тянется, но слышит и видит, как пистолет перезаряжают, прямо на голову его направляя. Что за удачу он отхватил, прямо с самого раннего утра. Может, стоит потянуть время? Дождаться Хосока? Тот обязательно его вытащит, спасёт из этой передряги, полицию вызовет. Он поможет ему, тело хрупкое своими плечами широкими закроет, да раны подлатает. — Мне нужно переодеться, — говорит Тэхён с трудом, кивая на дверь комнаты другой. Охранник молча смотрит, хмурится. Кажется, что ещё секунда, и его просто пристрелят, мозги вперемешку с кровью по стенке размажут. Этого не происходит, поэтому Ким делает шаг один осторожный, к двери хочет попасть. Его хватают за шкирку, дарят пару красочных ударов в живот, заставляя согнуться от боли. Выбора не оставляют, за плечо грубо тянут, на улицу выносят. Там мороз, снег белый и яркий, в глаза светит. Удар новый прилетает в лицо, а Тэхён судорожными вздохами, трясётся весь, пытается в себя прийти. Ногами голыми в снег упирается, замерзает мгновенно, мороз и страх вместе пробираются под одежду, мурашками кожа покрывается. Его в салон автомобиля кидают, а он мурашками покрывается, к двери жмётся. Ему страшно до ужаса, он не понимает, что происходит, и куда везут его люди этого опасного Мин Юнги. Едут долго, Тэхён в дрожи своей искупаться успевает, руками плечи обнимает и панику унять пытается, страх отогнать. Они всё равно преследуют его, на пятки наступают. В душе всё переворачивается, когда он склад какой-то видит. Из груди всхлип рвётся, брови на излом и просьба тяжёлая, сердечная. — Пожалуйста, прошу… — Тэхён пальцами, дрожащими и синими от холода, в руку Юнги цепляется, на себя тянет. — Помолчи, — приказывает холодно, руку сбрасывая. Его как виновника за шкирку волокут, о стены пару раз прикладывают, заставляя кровью плевать себе под ноги, да глаза зажмуривать. Он удары новые ожидает, новую боль. Боится, трясётся и шепчет всё, чтобы хоть кто-нибудь ему помог, чтобы хоть кто-нибудь защитил. Он и без того сломан, а сейчас, только понявший то, что жизнь дорога может быть, что есть возможность исправить хоть что-то, у него забирать это собираются. Его убить хотят, наверняка. За что? За то, что оттолкнул тогда, изнасиловать себя не дал? Несправедливо. — Привяжите его напротив, — приказывает снова Юнги. Тэхён пропускает тот момент, когда он в прохладном подвале находится. Тот освещён достаточно хорошо, потому видно всё. И трубы металлические, балки высокие, матрас тонкий в углу. Его на стул сажают, сразу же привязывая руки и ноги. В шею укол делают, а он лишь в шоке осматривается. — Не волнуйся. Это чтобы от шока не отключился, — говорит Юнги, стоя в стороне. Ким руки тянет, но они оказывается, привязаны крепко, давят на кожу светлую, оставляя кровоподтёки. Ноги также привязаны. Омега лишь спустя секунду понимает, что сидит напротив какого-то мужчины. Тот с кляпом во рту, с низко опущенной головой. Побитый весь, явно здесь не первый день находится. Его водой ледяной окатывают, он вздрагивает, голову поднимает, на Тэхёна смотрит. — Помнишь мою просьбу? Нарисовать портрет кровью. Вот его и будешь рисовать. Но тебе же, кисточка нужна, да? — Спрашивает Юнги с улыбкой безумной, обнажая зубы и скалясь напоследок. Тэхён не понимает ничего, смотрит с широко раскрытыми глазами, губы поджимает и вскрикивает, когда рядом охранники смеяться начинают. Как же ему страшно сейчас. Колени дрожат ещё, пальцы судорогой сводит, горло в панике ком охватывает, дышать не позволяя. Голова от ситуации происходящего яркими вспышками взрывается. — Нужна? — Спрашивает грубее Мин, ближе подходит. Смотрит со сталью во взгляде, а Тэхён глаза на секунду прикрывает, чувствуя, как влажнеют они мгновенно, а после солёные дорожки на щеках оказываются, всхлипы судорожные из груди рвутся. — Тише, ну. Не плачь, — просит Мин, проговаривая нежным голосом, наклоняется к лицу ближе, щёку одну вытирает, поцелуй невесомый оставляет. Успокаивает? — Нужна... — шепчет потеряно омега и дрожью сотрясается, когда столик на колёсиках придвигают ближе. Там инструменты разные: щипцы, молотки, ножи, скальпели, кусачки, пассатижи. Тэхён хочет глаза закрыть, лишь бы в голове яркими красками не представлять, что же сейчас будет. Он понял, для чего инструменты, уже успел в глазах жертвы напротив страх увидеть, ощутить его на себе. — Отрежьте ему палец, — спокойно приказывает Юнги, обходя Тэхёна и вставая со спины, наклоняясь к уху. — Смотри внимательно, если отведёшь взгляд, я попрошу тот кол к веку приставить и лоботомию сделать. Мин шепчет так, словно он дьявол искуситель, а Тэхён губы поджимает и кивает пару раз. За свою жизнь безумно страшно. Он видит, как один помощник тряпку кладёт, сверху руку парня дрожащего прикладывают. Скальпель тянут со стола, примеряют, как лучше. Крик нечеловеческий разносится по подвалу, кровь брызжет, попадая на ногу голую Тэхёна, окрашивая в красный цвет. Тэхён и сам кричит, буквально на себе эту боль ощущая. В горле жертвы раненой булькает и того тошнит, на рану попадает, а потому крик снова заполняет пространство. Омега едва ли свой ком удерживает в горле. Его лицо полностью слёзы заливают. — Руку ему отвяжите одну, правую. Омеге руку развязывают, а Ким пальцами дрожащими впивается в Мина, за сгиб локтя держит, и глаза мокрые от слёз поднимает, задыхается в страхе под непробиваемым взглядом. — Пожалуйста, не нужно, прошу, не нужно этого, — безостановочно шепчет, умоляет, слезами умывается. — Бери свою кисточку, — усмехается Юнги, кивая охране. Тот протягивает тряпку, в которой палец отрезанный лежит. Омега головой мотает в разные стороны и хрипит громко, снова умоляет, только отпустить уже. — Что, не нравится? Пусть сожрёт. Жертва дёргается в сторону, но охрана ему рот насильно открывает, на челюсть давит, а палец отрезанный оказывается во рту. Того тошнит снова, но у дворняжек Мина никаких тормозов, они со своей работой справляются на отлично. Палец поднимают с пола, весь в крови, блевотине, снова в рот засовывают, челюсть зажимают, не дают рот открыть, нос вскоре зажимают. Тэхён голову как можно ниже отпускает и тошнит его желчью под ноги собственные. Он всхлипывает, морщась от неприятного кислого запаха, от крови, что повсюду находится. Ему плохо, он отключиться не хочет, глаза закрыть и вечным сном уснуть, лишь бы запах мерзостный не ощущать, лишь бы страдания, боль не видеть. Это отвращение совсем не для него, он не выдержит. Ещё секунда и упадёт со стула, умрёт тут же. Мин не выдерживает более, скучная сцена надоедает, он в голову жертве выстреливает, от мук избавляет. Наблюдает за страдающим Тэхёном, ухмылку в себе давит жестокую. Тот как лист на ветру, трясётся, голову не поднимает. Его слёзы в тишине громко падают на пол мокрый, звоном в ушах отдают. — Ты не смотрел, — произносит Юнги, пассатижи со стола берёт. Ким голову поднимает, орудие труда в руке видит и новыми рыданиями заходится. Он губы поджимает, всхлипывает шумно и крик сдерживает. Его за волосы обратно тянут, голову фиксируют и так же, как жертве ранее, рот открывают, на челюсти давят. Юнги подгоняет, смеётся хрипло. Пассатижи в самую глотку пихает, пока скованный ужасом и страхом Тэхён сжимает пальцами края стула, а пальцы на ногах поджимает. — Готов?! — Кричит громко Юнги, пассатижи, зажимая и прищуриваясь. Тэхён головой хочет двинуть, не может. Он слезами обтекает своими же, страхом сдавленный, дрожащий. Не передать словами, как страшно ему сейчас, как тяжело вздохнуть даже. — Готов?! Крик громкий, резко дёрнутые пассатижи. Ким надрывается, боль ощущает, а после смех слышит. Ни крови, ни зуба нет. Он играется с ним, за реакцией наблюдает. Прищуривается и снова смеётся громко. — Отпустите меня… — шепчет потеряно Тэхён, от пережитого вмиг слабея и голову низко опуская. Дверь в подвал открывается, скрипит. Фигура альфы высокого. Вот он. Плечи широкие, надёжные. Грудь крепкая, к которой прижаться можно. Только взгляд уже жестокий, не любящий ни разу. Разочарование в глазах, обида? Он сильный, мужественный. Ладонь протягивает, в которую Юнги пассатижи вкладывает с улыбкой, словно это преемник его. — Хосок… — Непонимающе шепчет Тэхён, чувствуя новый ком в горле, странные ощущения в груди. В голове не укладывается. — Спишь, значит, с братом моим? За моей спиной? И говоришь, что я тебе нравлюсь? Что ты за шлюха такая? — Абсолютно спокойно спрашивает Хосок, выглядя так, словно они в доме огромном, отношения выясняют, разочаровавшись, друг в друге разом. — Это не то, что ты подумал… Прости меня, Хосок. Прости, — шепчет дрожащий Тэхён, но во взгляде напротив ни капли сожаления, прощения не видит. Тэхён там смерть свою видит и надолго запомнит. Хосок резким движением кулак вскидывает, по щеке бьёт, губы в кровь разбивая. Пассатижи по голове прилетают, боль новую даря. Кровь струйкой течёт по виску и скуле, попадая на рубашку лёгкую. Он рот ему сам открывает, к нижнему ряду зубов прицеливается и за один цепляется. На взгляд внимания не обращает, вырывает с корнем, на стол откладывая. Тэхён криком давится, кровью и шоком. Орёт, что есть мочи. Он не знает, кричал ли также, в ту роковую ночь, переживая боль душевную. Сейчас же боль физическая. Он отключается. Голова безвольно висит, рубашка пропитана кровью. — Слабый, — говорит Юнги, идя на выход с охраной. — Он твой, развлекайся. Хосок кивает лишь, садясь на стул чистый вдали, прищуриваясь и наблюдая за Тэхёном отключившимся. Омега же в самую последнюю минуту выбор свой сделал. Кричал его имя в голове, умоляя спасти его из этого ада. И имя это, как жаль, но далеко не в пользу Хосока.