One love. Two mouths.

— Хватит притворяться, что спишь, — проговаривает едва слышно Хосок, поднимаясь со стула своего. Тэхён боится шевельнуться. Всё тело светит красочными синяками, запёкшейся кровью. Глаза, свинцом налитые, отказываются открываться нормально, зрение фокусироваться никак не может. Боль адская по челюсти от зуба вырванного разносится, отдаёт пульсирующими битами в голову. Его тошнит снова, подкатывает к горлу. Он голову поднимает, осматривается. Моргает медленно, поверить не может, что не сон это, он всё ещё здесь находится. — За что? — Спрашивает Тэхён, видя, как неспешно к нему Хосок подходит, как ладонью щёку опухшую поглаживает, смотрит с долей сочувствия, — что я тебе сделал такого? Непонимание так и сквозит в его словах, того и гляди через минуту — задует до смерти. В глазах лишь желание обрести ответы на свои вопросы, сущность всего понять. Действительно, за что ему всё это? — Лучше убей меня сразу, пристрели, задуши. Что угодно, Хосок, — шепчет обессиленный парень, сдаваясь практически. — Убить тебя? Ты мне живым нужен. Мы же с тобой домой отправимся, да? — Спрашивает Хосок, глаза его желанием затуманены. — Семья у нас будет, малыш. Ты отлично подойдёшь на роль моего мужа. Только мне из тебя шлюху выбить надо. Хосок, на самом деле смотрит с обожанием. В его глазах почему-то и презрения нет, отвращения. Он продолжает щёку поглаживать, на голову перебирается, пропуская сквозь пальцы волосы спутанные, в кровь засохшие светлые пряди. — Тебя искать не будут, — утверждает Чон, кивая самому себе. — Чимину скажу, что ты отныне живёшь со мной, а Чонгук… Он себе пассию новую найдёт. Зачем ему ты? — Усмехается непонимающе, а Тэхён едва ли тоже сдерживает смешок вдруг. Зачем он Чонгуку сдался? Ну, нравится. Закончится его «нравится» на первой понравившейся юбке. Чон прав, как никогда сейчас. И от слов его больно почему-то. Она сквозит в груди, на душу давит, дышать тяжелее заставляет. Глаза увлажняются, а в голове сразу рой мыслей. Он отсюда, похоже, никогда не выйдет. Ему не победить, он слабее физически. Но сильнее морально, не так ли, Тэхён? Чон старший обходит Тэхёна, склоняется к ушку, как недавно Юнги это делал. Дыханием горячим обдаёт, а Киму усмехнуться хочется. Защитник, значит. Хороший и надёжный альфа, да? Как же обманчиво жизнь его в своих руках вертит, подкидывая такие карты. — Когда поймёшь, что любишь только меня, выйдешь отсюда. Обещаю, — шепчет за спиной, словно дьявол, на свою сторону заманивает. — Ты псих, — делится Тэхён, давит из себя слова, болью пропитанные. Слеза одинокая по щеке катится, пропадает на рубашке, впитывается. — Ты ещё больший псих, малыш, — выдаёт и обходит, склоняясь к ногам, развязывая. Ким холода почти не чувствует, лишь онемение жуткое от верёвок туго затянутых. У него следы кровавые оказываются на запястьях, на щиколотках. Ходить самому невозможно, он слаб до невозможности. — Когда у тебя течка? — Спрашивает альфа, тело лёгкое, на руки подхватывая и к балке относя. На пол укладывает любовно, новую верёвку, толстую, тянет с балки поближе и обвязывает ноги Тэхёна. У омеги слёзы на глазах, от понимания того, что он останется висеть вверх ногами в пытке. Вопрос заставляет улыбнуться против воли. Как хорошо, что Хосоку не достанется ничего от тела Тэхёна. Он улыбается улыбкой безумной, прищуривается и взгляд поднимает, с насмешкой выплёвывает. — Нет её. Не будет никогда. Знаешь, а я и детей выносить не смогу. — Плечами пожимает и трясётся весь, когда Тэхён верёвку натягивает, а тело омеги вверх поднимается. Кровь к голове приливает, заставляя покраснеть, дыхание спирает. Снова чувство паники, страх бешеный в груди, слёзы пробиваются. Он выдержал тогда, пусть, кое-как, но не сломался ведь, смог дожить нормально. Хоть один совсем, в доме своём, словно особняке. В душе тоже чувство потери вспыхивает, по сей день, эмоции удушающие. Ким опирается на самые кончики пальцев, слёзы горькие роняет на пол холодный. Больно, чертовски неприятно ощущать слабость во всём теле. Нет сил, чтобы вывернуться, ударить, как следует, попытаться выбраться, да бежать без оглядки. Удар первый приходится по животу, а крик раздаётся по всему подвалу. Хосок словно тренируется, по груше бьёт, кулаки разминает. Смотрит с оскалом звериным, черты лица напряжены. Он методично выбивает вскрики, стоны боли и мольбы отпустить. Тэхён готов на колени встать, чтобы пытка прекратилась. Чон ведь зверь бешеный, который в клетке своего психа держит, но в такие моменты выпускает. Выгуливает. Даёт, где разогнаться и побегать, повеселиться. Он рычит едва, запах крови чувствует, упивается ею. Опускает после Тэхёна, ноги развязывая тому и склоняется. — Любишь меня? — Спрашивает с улыбкой нежной, кончиками пальцев по кровоточащей губе проводит. Взглядом словно переживания показывает, готов любовью одарить. Он защищает или убивает? Тэхён запутался. Он сознание пару раз потерял, но сейчас, дрожа всем телом от боли, вопрос слышит. Молчит. Губы облизывает и выдыхает. — Ненавижу тебя, — отвечает, глаза закрывает, удар ожидает. Пощёчина приходится по щеке распухшей, заставляя взвыть раненым зверем, протянуть руки к лицу, прикрываясь и защищаясь от ударов. Тэхён уворачивается, головой мотает, руки пытается Хосока поймать. Его жалкие попытки не заботят, на лице пощёчина новая красуется. Он не в силах пошевелиться. Пусть убивает. Чон удивляет, поднимается, столик с инструментами убирает за дверь и сам же выходит, свет оставляя. Ким в комок сворачивается, слёзы жгучие давит. От боли, понимания всей ситуации. Хосок — псих. Его убить нужно, сбежать от него. Как сбежать от того, кто тебе больно одними лишь словами может сделать? Кто кулаками кости ломает, заставляет кровью собственной упиваться, да слезами умываться. Тэхён себя по кускам, раскиданным по подвалу собрать должен, в кучу всё, в одно целое и единое. Истерика на горло давит, слезы нескончаемым потоком по щекам текут. Неужели, так всё и закончится? Он в таких страданиях и умрёт? Лежащий на полу грязном, избитый практически до потери сознания, не в силах понимать происходящее и до конца верить во всё это. Ким лицо вытирает руками слабыми, к щеке пальцы прижимает. Выдыхает с тонной боли, скулит тихо. Успокоиться нужно. Понять, что если один раз ты пережил. То и второй переживёшь. Бывает. Просто соберись и успокойся. Тэхён думает, ради кого? Ради кого бороться? Ради Чонгука? А вдруг Хосок прав, и тот парень молодой в силу возраста своего пойдёт на что угодно, лишь бы омегу забыть. Избавиться от мыслей о нём, от желаний своих. Подумаешь, отсосал один раз, пошёл на поводу желаний, дал воспользоваться телом своим. И всё. Хосок это видел, оказывается, лишь промолчал. Играл. А может, и нет, может, он действительно псих такой? Омега хочет голову разбить от мыслей непонятных, что вьются внутри. Хосок дверь свою закрыл, ключ добровольно в сердце Тэхёна вложил. Смотреть продолжает с улыбкой любовной, но выглядит дико, ничтожно. Псих чёртов. Предатель. А Тэхён? Он ведь не обещал ему ничего, но, может, тоже виноват в этом? Не следовало на других засматриваться, если человек нравится. Но что поделать было, если другой нравился тоже? Что ему, застрелиться? — Отличная мысль, — шепчет сам себе Тэхён, голос трескается словно, увядает. Он и сам едва ли не при смерти находится. Ему бы знать, что Чонгук переживать хоть каплю будет. Хоть немного волноваться, искать его. Он бы ради этой капли выдержал всё, на любые уступки пошёл. Соглашался с каждым словом, лишь бы свободу получить, чувство безопасности вскоре на плече надёжном. Он лишь одну ночь провёл тут, да и не уверен даже, ночь ли это была. Он и не уверен, что сутки уже прошли. Всё смешалось в кашу одну. Он и не знает, что там, в семействе Чонов происходит? Вдруг Хосок озверел настолько, что на своих тоже накинется? Ему и Чимина жалко, парня молодого, омегу. Он только недавно своё получил, бог знает, отошёл ли. Тэхён усмехается. Он ему так и не сказал даже, что всё то время, что рядом стоял, наблюдал лишь, на помощь не спешил. Ким и поверить не может, что мог поступить так плохо с ребёнком этим. Он добраться до него хочет, но не знает лишь, обнять или самому прижаться. Он отключается, глаза прикрыв, выровняв дыхание. Слёзы высохли, кожу стягивают неприятно. В голове точно также мыслей много. Хосок на квартиру едет, в душе отмокает, переодевается, а после семью навестить решает. Дверь ему Чимин открывает, улыбается брату старшему, обнимает сразу за шею, трогательно на носочки поднимаясь. — Я холодный же, — говорит с улыбкой нежной, пока в ответ обнимает, и шаг вперёд делает, заходя в дом, дверь за собой закрывает. — Накормишь голодного брата? — Конечно. Тебе мяса побольше? — Спрашивает, уже на кухню убегая. Хосок лишь глаза прикрывает, губы облизывает, запах крови вспоминая. — Да, — отвечает коротко, видя, что за столом сидит брат младший. Кулаки так и чешутся, чтобы лицо ему разукрасить, в тот же подвал закинуть, мучить до смерти, что посмел на его омегу смотреть, трогать, себе хотел присвоить. Чимин накладывает по тарелкам, замечает взгляд, направленный на Чонгука, напряжение какое-то словно. Им веет от брата старшего, заставляет остановиться. Присмотреться откровенно. Опасность какая-то, Чимин замечает это по тому, как Хосок держится, как смотрит, вид свой выражает. Омега предпочитает мысли плохие отогнать, но он лишь еды накладывает обоим братьям, тарелки перед ними ставит, а после сам садится. — Тэхён на мои звонки не отвечает, — жалуется Чимин, телефон, проверяя вновь, не видя там пропущенных. — Он занят просто, — выдаёт с улыбкой нежной Хосок. — Чем же? — С удивлением спрашивает омега, голову к брату поворачивая, но чувствуя, какую дыру в брате старшем… младший прожигает. Что происходит? — Вещи собирает. Ко мне переезжает, — смеётся Хосок, взгляд сразу на Чонгука переводя, наблюдает за ним. Хоть глазами и не старается показать то, что реакцию его ждёт. Но она есть. Чимин отчётливо чувствует растерянность Гука, его недоумение. — Вы встречаетесь? — Спрашивает, а сам думает о том, как омега дня три назад на него смотрела, как на колени перед ним становилась, влажно, мокро и пошло в рот брала. — Почему мы об этом ничего не знаем? — Ругает немного Чимин, но взгляд на Чонгука переводит, который сразу же утыкается лицом в тарелку свою, палочки сжимает так, что пальцы от напряжения белеют. Чимин понимает вдруг, что он Чонгуку нравится. Тэхён. Нравится Чонгуку. Оттого и реакция такая, шоковая. Омега губы поджимает, не знает, что сказать. Он до сих пор понять не может, что ещё происходит и как давно он на это внимания не обращал, живя в своём мирке. Оба его брата на Тэхёна подсели, оказывается. — Мы и не хотели говорить, — договаривает Хосок, улыбаясь. Чимин взгляд на него переводит, понимает, что Чон смотрит так, словно, издевается. Он братьев своих вдоль и поперёк знает. Понимает, что Хосок задумал что-то, издеваться над младшим вздумал. Зачем ему то? — Может, тогда, я к нему съезжу? Помогу, — говорит омега с улыбкой, новую порцию еды в рот отправляя и смотря неотрывно на Хосока. — Нет, — отвечает резко, но улыбку на лицо возвращает сразу же. Пальцами хрустит, отвлекает себя от чего-то. — Ну, уж нет, Чон Хосок. Ему точно нужно помочь вещи собрать, представляю, сколько их у модника этого, — фыркает омега. Он взгляда с брата одного не сводит, пока второй умирает почти. Альфа молодой морщится вдруг, тарелку от себя отодвигает и поднимается. Ему проветриться нужно, на улицу срочно. Снега в ладони набрать, да лицо горящее от злости натереть. Он-то наивно думал, что нравится Тэхёну, что тот с ним не поступит плохо, омега вроде взрослый, понимающий всё. Как же ошибался он. И ведь Ким ему понравился, чувства трепетали. Хосока явно на эмоции пробивает, назло всё делает, мразь. Он всегда младшего выводил, до трясучки доводил словами, взглядами, действиями. — Из-за стола неприлично уходить, — замечает Чон старший, посматривая на спину остановившегося брата. — Извини, — говорит хрипло, ярость в груди и горле удерживает, желание лицо разукрасить ударами отгоняет подальше. Чон не мог так предать брата младшего, так гнусно поступить с ним. Когда слышится шорох одежды, то Чимин предупреждает, что спросит лишь, куда младший собрался. Омега в коридор выходит, видит, с какой злостью парень обувается, как куртку застёгивает. Разочарованием и обидой во взгляде светит. Чимин руки протягивает, на носочки снова поднимается и обнимает брата за шею, а Чонгук снова поражается, как брат чувствовать его состояние может, замечать всё и понимать. Не зря на психолога учится. Это ему дарованное призвание. — Съезди к нему домой, к Тэхёну, — шепчет еле слышно Чимин, насильно губами к уху Гука прижимаясь, — с братом что-то происходит, он сам не свой. Съезди, я его задержу здесь. Смотрит с беспокойством в глазах, волнением. Чонгук склоняется, поцелуй, на лбу оставляя и выходя за дверь. Чимин обратно возвращается, посуду моет, а после в зал к Хосоку проходит. Садится к нему рядом, а после укладывается на коленях, головой к бедру прижимаясь. Чувствует, как брат старший тепло дарит, взгляд нежный. Ощущает его пальцы в своих волосах, то, как перебирает их, усыпляет словно. По телевизору фильм скучный, темнеет уже практически. Снег вдруг пошёл, окна залепляя хлопьями своими. Омега и понять не успевает, когда глаза закрываться начинают. Хосок наклоняется ниже, в порыве чувств, брата в висок целует, поглаживает снова и видит окончательно уснувшего брата. Усмехается. Поднимается, аккуратно того на подушку укладывая, пледом укрывая. Телевизор выключает, в комнату свою уходит. Закрывается, порнушку ищет, просматривает, упивается стонами, что в наушниках раздаются. Чимин просыпается от вибрации в кармане, садится резко, понимая, что уснул. В карман за телефоном лезет. «Тэхёна дома нет.» От Чонгука сообщение короткое приходит, а Чимин губы облизывает, пытается мыслить здраво, объяснить ситуацию. Его охватывает какая-то неожиданная паника. Ему страшно так последний раз было лишь в тот день, когда изнасилование было. Омега на ноги подскакивает, одевается и уходит, поспешно дом закрыв. Он не обратил внимания, висела ли куртка Хосока на месте и стояла ли его обувь. Он почему-то переживать сильно начал, вспоминая все уроки, практику, когда общались с людьми, у которых проблемы с головой были. Вспоминает брата, его жесты, реакцию, взгляд. Чимин смеяться будет громко, если всё себе навыдумывал, просто мозги шалят, нервы накопились. Но почему тогда Тэхён два дня подряд на звонки не отвечает? Он что, безостановочно эти дни вещи собирает? Быть такого не может. Сообщение Чонгука заставляет зажмуриться и руль выкручивать по заснеженной дороге, морщась и пытаясь хоть что-то увидеть. Его чуть не заносит на повороте, но он паркуется быстро, не обращает внимания на холод, что пробирается под не застёгнутую куртку. Он ведь торопился, рукава лишь всунул и проверил, на месте ли ключи. А после побежал сломя голову, судорожно вспоминая, успел ли дом закрыть в порыве неожиданной паники. Он по лифту поднимается, желая как можно быстрее в квартиру попасть и увидеть там Тэхёна, отругать себя за то, что переживал по ерунде. Обнять омегу крепко и спросить, почему он о помощи не попросил. Дверь в квартиру Хосока открыта, почему-то оказывается, а Чимин на полу замечает следы мокрые. Не разувается, по ним же ступает, в гостиную выходит. Останавливается, тормозит словно. Осматривает несколько громил и видит в центре сидящего альфу, с тёмными волосами, утончёнными чертами лица. — Где мой брат? — Спрашивает Чимин, понимая, что чтобы здесь не происходило дальше, Тэхён в опасности. Он и сам, кажется, на казнь пришёл, в ловушку собственную попал. Страшно ему сейчас. Он рукава куртки одёргивает, прищуривается, губы поджимает, выглядеть пытается строже и старше. — Хосок не говорил, что крошку такую прятал, — усмехается альфа. Он в шоке посматривает на абсолютно прекрасного омегу, понять не может, как в семье Чон от такой милый вышел. — Я Мин Юнги. Подождём твоего брата вместе? — Я тебе не крошка, — злится мгновенно Чимин, кулаки, сжимая, дыша едва ли не паром от злости. Он теперь искренне не понимает, где пропадает Чонгук, а где Хосок. Неужели брат поехал к Гуку? В голову мысли снова закрадываются не самые приятные, пока Юнги взглядом обхаживает, дышит глубоко, усмехается. Чимин и сам на альфу посматривает, понять не может, почему страха к нему не испытывает. Ему страшно больше от громил, что рядом стоят, от понимания ситуации серьёзной. Он в кресло напротив садится, куртку не снимая. Смотрит на альфу в упор, взгляд отводить не собирается. Читает его, хочет намерения понять, мысли увидеть. Он и не представляет даже, что происходит. И кого спасать нужно: Тэхёна, Чонгука, Хосока… Или Чимину сейчас самого себя спасать надо?