Stories of Marvel

У них почти ни мгновения передышки в этой безумной гонке против сорвавшегося с привязи ИИ. Железки с набором микросхем, возомнившей себя спасителем мира. Альтрон множит сущности быстрее, чем плодятся кролики на какой-нибудь ферме в Техасе, и они должны торопиться, пока этот мир еще существует, пока они еще могут сделать хоть что-то. У них ни секунды свободной, но Пьетро принимает чашку крепкого кофе из теплых рук. Пальцы встречаются на один только миг, и его прошибает мгновенно. Разрядом вдоль позвонков, молнией к каждому из нервных окончаний, контрольным — в мозг. Скрипнет зубами. Так не должно быть. Так не правильно. Не он, не сейчас. Выдавит скупо: — Спасибо. — Пустяки. Бодрость духа нам всем еще пригодится, как и силы, — Клинт отходит к окну, поправляя лук за спиной. Оттянет вниз пару планок, вглядываясь в клубы пыли на заброшенной трассе, подсвеченной нежно-розовым из-за солнца, почти нырнувшего за горизонт. Пьетро зависает на длинных мозолистых пальцах. Он видел так часто их, натягивающими тетиву. Он представлял, как эти пальцы могли бы... он и сейчас представляет. У них ни свободной секунды, но Пьетро пьет свой напиток, закрывая глаза. Черный кофе с одной только щепоткой корицы, что Клинт для него приготовил. Клинт... варил для него. Возможно, он думает очень уж громко, но Ванда в другой части дома отчетливо фыркает и наверняка прямо сейчас закатила глаза. Ванда... она всегда понимает. Это не значит, что она должна одобрять. — Ты — полный придурок, братишка. Нашел тоже время, — раздастся беззлобно в его голове без намека на ожидание хоть какого ответа. — Я пылью здесь вся пропиталась, пойду подышу, осмотрюсь. Мальчики, не скучайте, — накинет что-то на плечи и растворится в ночи, не дожидаясь ни одобрения, ни упрека. Клинт отойдет от окна, и жалюзи громко щелкнут, возвращаясь на место. Как спуск курка в тишине. Как свист стрелы, что летит к своей цели. Летит, чтобы пронзить чье-то сердце насквозь. Сердце, что больше никогда не срастется. — Она та еще штучка, я прав? Смертельно красива, умна и строптива, — Пьетро не видит его лица, но улыбку безошибочно ловит. И тотчас что-то, так похожее на раскаленный клинок, втыкается куда-то меж ребер. Слева. Точно между четвертым и пятым. — А ты что ли запал? — и откуда силы на веселый голос, подъебку? Только глаза наливаются ртутью, только в горле — кислый комок. — Учти, я не позволю крутить шашни с сестрой, она тебе не какая-то там... — У меня жена и дети, вообще-то. Можешь выключить цербера. Я твою сестру не трону, и в мыслях не было. Не было и быть не могло. Слишком честен Клинт Бартон, слишком порядочен. Слишком — до тошнотворного — чист. Пьетро не знает, как мог, как п о л у ч и л о с ь запасть на такого. Здесь свет приглушен, почти полумрак. Здесь приходится взгляд напрягать, чтобы разглядеть его силуэт, что замер у пыльного стеллажа, заваленного какими-то гербариями и подшивками журналов, кажется, родом из прошлого века. Ночью все кошки серы, и они сейчас тут одни. Он мог бы шагнуть к нему и ткнуться губами в макушку. Он мог бы опустить ладони на плечи, шепнуть: "Пожалуйста, Клинт". Пожалуйста, Клинт, одна только ночь. Ты и я здесь, на краю жизни. Ты и я за мгновение до смерти. Ты и я, и никто никогда не узнает. Кроме Ванды, конечно, но Ванда ни в счет. "У меня жена и дети вообще-то..." Но я не хочу... не посмею даже мечтать, чтобы это было всегда. Одна только ночь. Только раз. Так мало... так жалко. Кажется, вспотели ладони, но он даже шевельнуться не может. Стоит — остолоп — и просто смотрит на чужую напряженную спину. — Не думай, что я глупее, чем есть, — подает наконец-то голос, что кажется чуть ниже, более хриплым. Что царапает по загривку и ниже, к спине. — Меня Соколиным Глазом прозвали не только за меткость. Я... Пьетро, я вижу, как смотришь, как дышишь. Вот прямо сейчас, кажется, вижу, как мысли роятся в твоей голове... — Пауза. Выдох. — Не надо... Тихо-тихо говорит, ни намека на жалость или отголоски вины. Просто беседа с не очень чтоб близким другом о погоде, футболе, о чем угодно, чтобы время убить. Ни одной эмоции не прорвется сквозь броню, ни малейшего всплеска. У Пьетро ногти так сильно впились в ладони. Наверняка, останутся царапины или, может быть, тонкие шрамы. У него вся душа изнутри в таких вот... Он давно, он с самого детства привык, что внутри что-то беспрестанно ноет, болит... Выдавить кривую ухмылку, бросить небрежно, собирая струйки крови из порезов в ладонь: — Не придавай слишком много значения простому влечению. Это просто гормоны, забей, не умру. Глаза холодные, как лед, застывший миллионы лет назад под вековыми снегами. Глаза очень близко... и когда успел подойти? Губы опаляет горячим дыханием. Смотрит — Пьетро понимает — ни единому слову не верит. — Я сделал бы что-нибудь с этим, если бы мог. Пьетро, что угодно. А ты... не притворяйся кем-то другим, не бойся, что тебя назовут слабым, этот страх ослабляет тебя. — Я ничего не боюсь... Губы... губы так близко. И чужое дыхание глотает, как воду после затянувшейся жажды. Если лишь на миллиметр качнуться навстречу. Всего только раз. Всего лишь на пробу. "Пожалуйста, Клинт. Ведь это так мало. На самом деле это — сущий пустяк". — Прости меня, мальчик, — ладони лягут на плечи, отстраняя от себя аккуратно. Пьетро закроет глаза. Его трясет, как в ознобе, и зуб не попадает на зуб. Кажется, хлопнет дверь в глубине темной квартиры. Кажется, он больше не слышит ни второго дыхания, ни осторожных шагов. Горло сдавило, сил нету просто вдохнуть. Как астма когда-то в детстве, как приступ. "Дыши Пьетро, пытайся дышать. Сейчас все пройдет..." * Оранжевый огонек в полном мраке. Мужчина опустится рядом, молча достанет сигарету из предложенной пачки. — Ты вроде не куришь. Или я что-то напутал? — Ты вроде как тоже. Близнец всегда чувствует боль своего близнеца. Я не могу ничего сделать, и это меня убивает. — Мне жаль. — Мне тоже. Но... Пьетро вляпался в тебя так внезапно. Я ничего не успела понять, а когда... уже было поздно. — Скажи, что он будет в порядке. Он на самом деле славный парнишка. — Конечно, он будет. Просто нужно время и как можно меньше тебя. — Я уеду, как только мы одолеем Альтрона. — Знаю. И мне остается молиться, чтобы после лекарство нашлось. Давай пока просто постараемся выжить. В с е вместе. — Согласен. Дымом — в вены. Дымом — в черное небо. Капельки звезд застыли там, в вышине, точно ртутные слезы. Мальчишка в пустой и пыльной квартире громко дышит, не открывая глаза. Утром им — в бой. Утром будет новый день и новые силы. Утром... если это утро наступит для них.