Stories of Marvel

Она осторожно промокает его раны на скулах каким-то бинтом, смоченным едкой жижей. Тони не дергается, позволяет ей, но шипит. Тони больно. У Тони не только кровь на лице и в сердце осколки. У Тони вся душа в проклятых незаживающих язвах, что сукровицей сочатся при каждом движении. – Сейчас. Потерпи. Конечно, а что еще ему остается? Она нашла его на этой заброшенной базе "Гидры" в Сибири, когда раскуроченный костюм уже покрылся корочкой льда, когда Железный человек почти превратился тут в экспонат – неподвижную мумию, памятник минувшей эпохе. Примчалась в вечернем платье, с укладкой и в этих своих нелепо-милых сережках. У Тони смех булькает где-то в груди, так и замерзает там же очередной острой глыбой с краями, как бритва. – Тони, ты должен понять... Она говорит осторожно, и в голосе ее – непривычные сочувствие, жалость. В тоне ее столько понимания и, наверное, муки. Его все сильнее тошнит, и перед глазами круги. – Романофф, не думаю, что мне интересно. Он едкий, колючий, он весь – это железо и лед. Он – это ржа, что изнутри разъедает. Он – человек, который никогда не признает ошибку. Он – это тот, у кого слабостей попросту нет. – Меня Стив прислал, он места себе не находит. А то он не понял, конечно. Какие, блять, могли быть еще варианты? – Что, удосужился оторваться от своего психопата-убийцы и даже вспомнил твой номер? Ну, надо же. Я-то думал, ему мозги совсем напрочь отшибло. Или они вытекли у него вместе со спермой... Нет, говорить об этом не больно. Нет, это не было шоком – видеть, как Зимний Солдат убивает отца, следом – мать. Видеть и понимать, что Стив, сука, знал все это время. Видеть, что он выбирает опять не е г о. "Это был не он, Тони. Ему промыли мозги. Он – мой лучший друг, понимаешь? Я всегда его выбирал..." "Все это время им был я. Я был тем, кто оставался рядом с тобою". – Тони, это же Баки. Они были вместе еще до того, как мы оба появились на свет. Он иначе не мог. Я тебя понимаю, но больше у Стива никого не осталось. – Какая ирония. Все это время у него оставался я. – Но он любит его. Он его любит. Кажется, в Афганистане, когда Тони Старк висел на краю, когда осколки снаряда подбирались к сердцу все ближе. Кажется, он был более целым даже тогда. Стив Роджерс любит своего больного солдата. Стив Роджерс снова сделал свой выбор и снова ушел. "Тони, я всегда его выбирал". – Это больно. – Что ты знаешь об этом, вдова? Та, по щелчку пальцев которой вершится история. Та, что заполучит любого, не особо даже стараясь. Та, чья роковая красота уже свела на тот свет стольких... – Больше, чем я бы хотела. Не будем сейчас обо мне, – ее пальцы ласковые, будто с ребенком. Его раны – они уже не саднят. И Тони понимает вдруг – касается не там и не так, и вообще она ближе, чем нужно. Дыхание рывком на щеке. Не по-женски сильные руки помогают чуть приподняться, снять прочь куски раскуроченного Кэпом костюма. – Что ты делаешь, Нат? – А ты хотел бы вернуться домой в таком виде? Боюсь, Питера хватит удар. Пожалей психику хотя бы ребенка. Ребенка, ну как же. Ребенка, который, как плесень, как вирус, что пришел в его жизнь, в его дом и остался. Заполнил все пространство собой. "Мистер Старк, вам же здесь одиноко и пусто. А я могу присмотреть. Ну, в крайнем случае, заказать пиццу или китайской еды. А если в лаборатории что-то взорвется..." Он смотрел так преданно глазами огромными, как у лани. Он так на самом деле достал, а Тони, должно быть, просто привык... или боялся, что замуруется один в этом доме-замке, как в склепе... Позволил ему, не мешал... Пока Стив Роджерс болтался по свету, искал того, кто не должен был оставаться в живых. "Мистер Старк, пожалуйста, мне так нужно..." "Питер, что ты творишь?! Нет, Питер! Не смей!" "Мистер Старк, я только... вам понравится, правда..." "Несносный ребенок... сегодня же выставлю прочь..." Черт возьми, когда все это вдруг стало таким охренительно сложным? Ведь проще создать новый мини-реактор и научить весь десяток железных костюмов танцевать ча-ча-ча... – Этот ребенок сведет меня однажды в могилу. – Тони, мальчик влюблен... – Это юность, гормоны. Это пройдет. – Но ведь у тебя не прошло. Тоже правда. Туше. Наташа осторожно стянет прочь еще один раздробленный кусок изувеченного костюма – тот, что точно над сердцем. Прижмет к исцарапанной коже ладонь, от которой тепло и ссадины чуть меньше ноют. – Наташа... – Покажи, где кончается броня и начинается кожа? – ее голос охрип, а глаза блестят неестественно-ярко. Она наклонится ближе, скользнув по губам языком. – Покажи, что мы тоже живые. Что нас не так-то просто сломать. Их первый поцелуй с привкусом пороха, крови. Их первый раз – на разрушенной базе, затерянной где-то в снегах. Их первый раз – в сжимающемся кольце бойцов русской разведки. Их первый раз – безумие чистой воды. Их первый раз, безусловно, станет последним. – Я знаю, что это такое, когда он уходит от тебя не с тобой. Я знаю, Тони, каков на вкус пепел. Я просто радуюсь, что он где-то... живой, что я могу звать его другом и видеть улыбку. Я знаю... и ты научишься тоже... – Но я не хочу. – Но другого выхода нет. Он рвет ее платье, и пальцы до синяков сжимают молочные бедра. Она откидывается назад и опускает ресницы. Ее волосы здесь, в темноте, светят ярче огня. Она горячая внутри и снаружи, она обжигает пламенем, она сжигает дотла. В ней так много отчаяния, которое запекается коркой. В ней так много боли, она полна ею вся, до краев, и он пьет, не боясь захлебнуться. Он делит сейчас это все на двоих. Это все, что никогда не проникнет за пределы этой базы, Сибири. Это все, что навсегда останется похороненным в России, в снегах.