Stories of Marvel

Все стало бессмысленным за эти пять лет. Надежда, что тогда, сразу после щелчка, пришла, сменяя пустоту и отчаяние, в ответ на заверения отца: "Мы справимся Стайлз, я тебе обещаю. Мы вернем. Вернем их обоих. Любой ценой. Я обещаю, сынок..." Пять лет. Пять лет бесплодных попыток забыть, вырвать из груди и пытаться хоть что-то начать. Как это было б возможным, если смех Стюарта и озорная улыбка... они всегда здесь. Стайлз закрывает глаза, и всё возвращается сразу волной. Накрывает, и ты захлебываешься, давишься болью, слезами и кровью, что струится из закушенных губ. Стюарт — он здесь... постоянно. Ворошит его волосы по своей дебильной привычке, хохочет, все время поправляя съезжающие на кончик носа очки. Грызет большой ноготь на пальце. Строит глазки напропалую официанткам, бариста, таксистам. Хочет нравиться всем и всегда. Он такой... такой солнечный мальчик, как лучик, как капли утренней росы на листве, как свежесть после дождя, как вкус поцелуя... Поцелуя, что всегда отдавал его любимым латте и нутеллой. Стю каждый раз выдыхал в поцелуй изумленно и раскрывал послушно свои мягкие губы, вцеплялся пальцами в плечи брата так сильно порой, что после Стайлз находил на них желтоватые метки... Все стало бессмысленным. Стюарт никогда не вернется, вот только эта дыра все эти пять лет продолжает кровоточить в груди. С того самого дня, когда из Стайлза вынули сердце, развеяв брата в прах у него на глазах. Стю ресницами непонимающе хлопал и только успел просипеть: "Что-то мне... Стайлз?.." Все стало бессмысленным, а у Стайлза не получилось забыться. Ни в академии ФБР, которую бросил сразу после первого курса, ни в образе наемника Митча, методично уничтожающего террористов на Ближнем Востоке. "Это вы. Это вы должны были сдохнуть, не он". Единственный оставшийся наследник великого Тони Старка слетал с катушек день ото дня. Газеты писали про ночные гонки и разбитые тачки, про угон вертолета, про одиночный поход куда-то в Тибет. После... привыкли, наверное. Смирились. Люди как-то пытались жить дальше, латая бреши в своих душах, стараясь не думать, с чего это все началось. У кого-то даже начало получаться. * — Прекрасно, ты дома в кои-то веки. Не дергайся, поговорим. Дело в том... Стайлз, мы нащупали что-то. Шанс вернуться в прошлое, собрать камни и все отменить. Вернуть назад Стюарта, Пита и всех, кого развеял щелчок... Триллионы. Питер, конечно... У Стайлза дергается веко. Опрокидывает в рот свой черный кофе, обжигая язык. Конечно же Питер. Питер Паркер — он же, как оказалось, легендарный Паук. Любимец отца, воспитанник, можно сказать, третий ребенок... Их со Стю одноклассник, а для отца — помощник, практикант, протеже... Мальчишка, которым Стю восхищался, постоянно заглядывал в рот и таскал за собой на все тусовки и встречи, на семейных ужинах тот был — первый гость, друг семьи. Что уж, даже его фото и сейчас стоит у отца где-то на полке. Тони и Питер. Тони и близнецы. Охуенно. — Так и будешь молчать? Стайлз, я понимаю. Моя вина, не предотвратил, не уберег. Но я пытаюсь исправить... Мы все... Скотт... муравей. Не важно, он просто вернулся из пространства, где время течет по-другому. И это — лазейка, про которую Танос просто не знал, а потому не учел. На завтра запланирован скачок в прошлое. В разные временные потоки. Если все получится... — Просто сотрешь эти пять лет? Переиграешь? Как гребаный Эмметт Браун и Марти Макфлай? — Это так не работает. Если все выгорит, получится, будто все они после щелчка провалились вперед на пять лет. Мир останется таким, как сейчас. Только в нем станет чуть больше народу, как прежде. Стюарт, Питер... все они вернутся домой. Конечно же, Паркер... — Я понял. Удачи... — Что... и только? — Пап... это какая попытка? Вообще-то я не считал. И не хотел бы думать, за кого ты так бьешься — за сына, который пропал, потому что вы, мстители, лоханулись, играя в поддавки со вселенной, или за чужого для тебя пацана? Или... не такого уж и чужого?.. Тони медленно снимет очки. Кажется, черные стекла хрустнут в ладони. А Стайлз вдруг поймет... разглядит, что Тони почти что седой. В груди коротко, но так остро кольнет. Как будто тонкой иголкой насквозь. Как будто выдирая из тела все до единого нервы. — Папа... Тони, прости, меня занесло. Как бы там ни было с Питером, не мое это дело. — Ты прав, не твое. Но Питер — сущий пацан, ровесник Стюарта, твой... Он был и моей ответственностью, как и вы двое. И он среди тех, кого я... не сберег. Он у меня на руках растворялся... ты же не знаешь. Мы никогда... Голос великого Старка дрогнет, почти что сорвется. Сдавит пальцами переносицу. Не обсуждали, все верно. Ни единого раза, и Стайлз так никогда и не узнал, что же случилось у них на Титане, почему Танос смог — против лучших героев вселенной. — Ладно. Обсудим это, когда мы вернемся. Никаких завтра дел в Дубае? Варшаве? Стамбуле? — Нет. — Хорошо. Увидимся, сын. * — Это Стайлз? Это мой мальчик? Знаешь, Кэп, он был болтливей даже, чем Стю. И такой... зажигалка и батарейка одновременно. А теперь все время молчит или дерзит. Холодный, как айсберг. За террористами гоняется по всему миру... Служба охраны уже поседела, но не вмешивается, он же мне не простит. Это все моя вина, понимаешь? Завтра им предстоит вернуться во времена битвы в Нью-Йорке, и надо бы отдохнуть, да вот сна — ни в глазу. Наверное, адреналин уже впрыснулся в вены. — По крайней мере, он есть у тебя. Ты не один. "А у меня оставался лишь Баки", — Кэп глотает, не морщась, горький скотч, будто это вода, и тут же наливает добавку. — Мы справимся, Тони. Вернем всех назад. Вот увидишь, и Стайлз отойдет, когда обнимет брата и друга, ты и сам перестанешь хандрить, корить, что не уберег пацанят. — Что будешь делать ты? Дальше мир охранять и спасать? — алкоголь и правда, как вода из-под крана. Но и без него во рту очень горько. Как микстура, которую пьешь изо дня в день много лет, и вкус которой уже никогда не забудешь, не перебьешь, не сотрешь. — Есть местечко в Гренландии под названием Тинитекилаак. Там живет человек сто, может меньше. Зимой его от остального мира отрезает огромными пластами льда. И кажется, будто остался один во вселенной. Если у нас... когда мы отменим щелчок, заберу туда Баки, будем рыбу удить и гулять в ледниках. Может быть, плавать наперегонки в ледяных водах фьорда. — Что за патологическая тяга ко льдам, Роджерс? Посттравматический синдром? Впрочем... все это звучит, как неплохой такой план послать нахер весь мир. — Так и есть. Если... когда все получится. Мы справимся, Тони. Мы должны попытаться. — Какую цену ни пришлось б заплатить... В полнейшей тишине опустошат еще половину бутылки. Вот только алкоголь не берет. Может, правда вода? — Давай подремлем что ли, Капитан Сосулька. Завтра будет нелегкий денек. * Это происходит внезапно. Как и пять лет назад — по щелчку. Стайлза ноги не держат, и приходится, оперевшись о стену, потихоньку сползти на асфальт. Солнце прицельно выжигает дыру на затылке. У Стайлза слезятся глаза. Все новые и новые люди появляются ниоткуда. Возвращаются из небытия. — У тебя получилось... Пальцами — в разряженный сенсор. Черт, как всегда. Из Триполи до Нью-Йорка неблизко. Через Атлантику и половину планеты. Ведь ерунда — часов десять. Может, чуть больше. В аэропорту "Митига" наследника империи Старка [личину Митча он сбросит в дороге, ни к чему нервировать Хэппи] уже ждет самолет. Сверхзвуковой — разработка Stark Industries, конечно. "А Стюарт... он ведь гений — в отца... еще придумает столько...глядишь, изобретет телепорт, что будет работать не от магии, как у Локи-прохвоста, а от вполне себе земных механизмов" Под ребрами, где так давно леденел кусок мертвой мышцы, как будто раскрывается что-то. Тепло. У него руки трясутся, когда пытается прикурить. Он курит вот уже пять лет. От мысли: "Стюарт будет ворчать", — становится хорошо. Очень хочется плакать. * — Стайлз, мы взлетаем, — доносится из кабины как-то глухо и сипло. Он там что ли ревел? Во дает. — Окей. Связи с отцом так и нет? — Недоступен. В горле холодок, как от ментоловых сигарет. Отец, ты вернул... но и сам ведь... вернулся? — Хэппи, пробуй еще. — Хорошо... тут из дома звонок... но... там ведь сейчас никого. — Дубина ты, это же Стю! Стайлз видит свои мокрые руки. Почему-то пальцы двоятся. Их будто все двадцать сразу. Смешно... Стюарт точно будет смеяться. * — Стюарт?! Ты дома? Где же ты, Стю?! Двери в дом выносит с ноги /не заперто, благо/, проверяет комнаты одну за другой, заглядывает даже в кладовую. Вверх по лестнице тяжелей с каждым шагом, как будто ботинки враз налились вдруг свинцом. Как будто сила тяжести утроилась за секунду, и продолжает расти. Стюарт, нет... Тот звонок в самолете сорвался — еще бы, на линиях такой перегруз. Но ведь не могли все вернуться, а Стюарт... — Стайлз? — тихо-тихо, робким мышонком. И сразу — неподъемная ноша с плеч. Спасибо, отец... Господи, просто спасибо! Вот только... чего он тут сидит в темноте? — Стю! Господибоже... мой Стюарт... С разлету — в охапку, прижмет. Подхватывает на руки и целует-целует-целует. Жмурящиеся глаза и мокрые стрелки ресниц. Еще влажные /и он тоже плакал?/ скулы. И губы... губы... мой Стю. — Стайлз это... ты? — растерянно, потерянно даже. — Я ничего не понимаю... мы на диване сидели, и по телеку еще что-то тупое крутили. Потом голова закружилась, и я... я потерял сознание? Стайлз? Что-то случилось? Ты выглядишь, как... Пять лет, что оставили след на лице и подчистую выскребли душу. Пять лет для Стайлза, для Стю — один только миг. И как объяснить, что близнец внезапно тал старше? — ... а где папа? И Питер... Снова этот треклятый паук. В груди тяжело шевелится что-то. Темное, грузное, злое. — Стю, я не знаю. Мне столько надо тебе рассказать. Иди же ко мне... — Может сядем на кухне? Кажется, съел бы слона... поможешь очки мне найти? Может, куда-то под диван завалились? Я проснулся и свалился с него. И чуть по дуге его обходит с опаской. Куда же ты, Стю? Куда... ты же мой... Стюарт уже уткнулся в телефон и строчит. Имя абонента — Питер, мать его, Паркер. * — Пять лет? — Стю безостановочно губы кусает, греет ладони о кружку с латте. Стайлз его не касается больше: каждый раз брат испуганно шарахается, как от чудовища из детской сказки или от какого маньяка. Это не то, чтобы дико... это просто никак. Как шагнуть с борта корабля в пустоту без скафандра и остаться между звезд. Навсегда. — Как же ты... и папа? А Питер? Он тоже?.. — Не знаю. Наверное, и он вернулся назад. Тони... отцу не могу дозвониться, как будто он где-то не здесь. Ты же знаешь его... в прошлый раз они схлестнулись с Таносом на Титане. Это черт знает за сколько тысяч световых лет от Земли. — Вау! Другие планеты и космос! А я все, как бездарь, проспал... — он упорно называет то не-бытие то сном, то каким-то "провалом". Сейчас у него лицо восторгом горит. Он, кажется, готов задать сто миллионов вопросов всего за минуту. Стю здесь, он вернулся домой, он живой. Все остальное... они справятся как-то. Немного времени, и... Так некстати открывается дверь. На пороге — проклятый Паук в своем навороченном супер-трико. Выпендрежник. Какая-то бледная Пеппер, заболела поди? И Хэппи, похудел или сделался меньше вдруг ростом. Мнущийся с ноги на ногу Кэп — почему-то за руку с Зимним солдатом, как будто пальцы сплели и склеили намертво. За их силуэтами на крыльце угадывается толпа незнакомцев, среди которых Ник Фьюри и потрепанный Локи зачем-то. У Стайлза шумит в голове. Только не... Блять, ну пожалуйста. Только не снова. — Питер, — Стю подрывается к другу, в упор не замечая других. Стю... он пока что не понял. — Пит, ты прикинь, что тут приключилось! Скачок во времени вперед на пять лет. Для половины планеты... вселенной! Мне Стайлз рассказал... ты гляди, а мы с ним теперь только немножко похожи... Пит... почему ты молчишь? — Стюарт, я... И поднимает воспаленные глаза на уже-старшего брата. — Стайлз. Я не сумел, он решил это сам. Я не успел попытаться хотя бы... Крик такой громкий. Кто же это кричит? Почему вдруг Стюарт с таким ужасом смотрит? Руки тянутся со всех сторон, как клешни. Отрубить бы самурайским мечом каждую нахрен. Комната качается, и стены вздуваются пузырями. Хэппи рыдает, как ребенок, навзрыд. Он хочет спросить: "Что за цирк, что вообще происходит?" Он мечтает, чтобы они умерли все, оставили их со Стю и с папой в покое. * — Он надел перчатку. Стюарт, он... Тони... больше бы никто не успел. Один только шанс, и он пожертвовал жизнью, иначе Танос бы снова... но теперь просто всех. Он — настоящий герой. Прости, я не справился, Стюарт. Подвел. Как теперь... дальше, зная, что он не вернется? Не Человек-паук, не супергерой — обычный пацан. Рыдает, уткнувшись младшему Старку в шею куда-то и так больно руками сдавив, почти ни вдохнуть. — Он сделал это для тебя и меня, и для других триллионов на всех обитаемых мирах нашей вселенной. Он хотел бы, чтобы мы крепились и жили. Слышишь, Пит? Иначе зачем это все? Руки перебирают спутанные светлые пряди, отводят аккуратно с лица. Губы утешающе тронут макушку, и Питер всхлипнет, сжимая сильнее, почти дробя не укрепленные супер-силою кости. Стайлз тихо постоит на пороге, сжимая кулаки и желваками играя. Потом кивнет, соглашаясь с чем-то в своей голове. И без единого звука прикроет двери, оставляя мальчишек вдвоем. Может это и было правильным? Еще в самом начале. * Ночью — ветер через окно ледяной. Как будто циклон добрался с Антарктики, притаился снаружи, за створкой и дышит. Стайлз сбрасывает одеяло на пол. Если к утру он превратится в ледышку, может быть, боль куда-то уйдет. Насовсем. Если он крепко-крепко уснет... так, что остановится сердце. Можно просто ведь никогда не проснуться. Уйти, не мешать... — Если ты решил нас заморозить, я категорически против. Поговори со мной, Стайлз, — горячее тело прижимается со спины. Как путами овивает руками-ногами, губы утыкаются в шею. Наверное, чувствует, что брат прекращает даже дышать. И сердце там, в глубине, под рукой — неживое. — Я люблю тебя. Не представляю, как ты пережил это все. Если б тебя... я, наверное, лег бы и умер. Сейчас... мы есть друг у друга, ты слышишь? Я и умер. Ты разве не видишь? Я — труп ледяной. — Сейчас, когда папа... ты не бросай меня, слышишь? Ты думаешь, не вижу, что происходит с тобой? Какая разница, Стайлз? Пять минут, пять часов или лет? Не бросай меня, ладно? Мы ведь семья. — А Питер?.. — так жалко, будто на пять лет теперь старше не он. Так глупо, так по-детски ревниво. Стю замолкает и тихо трогает губами местечко между лопаток, аккуратно лизнет, и Стайлза тут же выгнет дугою. — Запрещенный прием. И ты меняешь тему. Ведь Питер... — Питер-Питер... заладил. Постой... ты что ли ревнуешь к нему? — замрет пораженный и вдруг рассмеется. Так громко, так чисто, так искренне, что... Стайлза нелогично отпустит, и он обернется, подтащит к себе и в мягкие губы вопьется губами. — Питер... да погоди же ты целоваться, дай мне сказать. Он... как бы это попроще? Короче, он не любит меня. Не меня. Все это время... ты что ли не видел? — Но он не вылазил отсюда. Постоянно где мы, там и он. Как будто член семьи, папин третий ребенок... — и осечется, пораженный догадкой. Стю хохотнет и языком за ухом пощекочет игриво. — Дошло? — Да быть не может... — И все же... Ладони скользнут под резинку трусов. Весь мир... путь он ждет до утра. Сейчас — они вместе и живы. * Утром в доме Старков слишком много людей. Паркер невозмутимо читает газету, оккупировав любимый стул Тони. У Стайлза почему-то не хватает духу на него наорать. Он просто заказывает себе черный кофе и остается сидеть в уголке — в стороне ото всех. Что они еще задумали, боже? — Итак, мстители, все на местах? Начинаем... Стюарт — он, как всегда... шебутной и такой деловой. Чертит какие-то схемы и очень сильно машет руками. Закусит губу, поймав какую-то мысль. Так сильно похож на отца... в груди гулко бухнет. — Нет, вы не понимаете, это вот все не отменяет того, что он мог сделать перчаткой. Камни пока что у нас? До того, как Кэп и Баки вернут их все по местам. Остается последнее дело... лазейка, про которую не мог не подумать отец. Он лишь надеялся, что у вас будет кто-то, кто разгадает. Хвала небесам, я все еще здесь. Вот же... мелкий самовлюбленный засранец. Стайлз — впервые за все эти годы — хохочет. Как будто где-то глубоко рвется застарелый нарыв. Он видит Стюарта и то, как внемлют ему остальные. Он видит, как расправляет плечи Клинт Бартон, как в глаза Паркера возвращается свет. Он видит уважение во взгляде у Фьюри. А Ванда и Квилл... еще секунда, и начнут рыдать прямо в голос. Он возвращает надежду им всем. "Видели? Это мой брат? Вы спасли, но вовсе не всех. А Стюарт — он все исправит, чтобы ваше "любой ценой" не отдавало пеплом и тиной. Чтобы мы могли просто жить. Просто счастливо. Вместе".