Stories of Marvel

После победы над Таносом и возвращению к жизни половины вселенной, после череды похорон и исчезновения Стива Баки живет по инерции. Он просыпается утром на базе Мстителей, идет на пробежку, где каждый раз к нему присоединяется Сокол. До чертиков бесит непрошенным сочувствием. Правда. Баки ежедневно загоняет себя до полусмерти в спортзале и просит у Фьюри задания одно сложнее другого. Тот понимающе смотрит единственным глазом, но каждый раз находит смешные, нелепые отговорки — то у Паука тренировки, то профессор Халк испытывает новую чудо-машину, то Тор со Стражами перехватил выходящий из подпространства звездолет, отбившийся раньше от флота Титана... "Баки, нет ничего. Тебе б отдохнуть". Неубедительно, неправдоподобно. Нику Фьюри на самом деле глубоко наплевать, чему там верит Зимний Солдат — анахронизм Второй мировой. Человек без места в этом мире, пространстве. Наверное, понимает что-то лишь Пеппер Старк, но она слишком в собственном горе, на ней — дом, многомиллиардная компания, дети. Паркер, кажется, снова встрял в передрягу, но Баки по очереди все заверяют, что пацан будет в порядке. Питер — Мститель, а Мстители своих не бросают. * Утром первого в этом году морозного дня на самом рассвете он шнурует ботинки и собирает рюкзак — пара фото из прошлого, армейский нож и жетон. Пистолет и запасная обойма. Сигареты, бутылка верного Джека. Стив на этот комплект неодобрительно языком бы прищелкнул. Вот только Стива больше здесь нет. Нигде больше нет в обозримой Вселенной, которую они хрен пойми зачем, но спасли. — Сбегаешь? Ведьма, кутающаяся в вязаный свитер с слишком длинными для нее рукавами, появляется совершенно беззвучно. Может быть, материализуется прямо в воздухе. — Мне здесь не место. Ванда курит, и кольца сизого дыма, смешиваясь с облачками пара от их дыхания, улетают в небо. Ведьма кивает: — Мне тоже. Хорошо, когда есть, куда уходить. Он мог бы рассказать ей, что на целой планете и за ее пределами тоже такого места для него, увы не найдется. Он мог бы, вот только зачем? Она забудет о нем через пару мгновений, как только Баки скроется за горизонтом. Она и все остальные. Не больше, чем за какой-то там день. — Я знаю, что ты чувствуешь, — она продолжает зачем-то и опускается на покрытую инеем скамейку у самых дверей. — Я тоже потеряла того, кто были для меня всех дороже. Пьетро, а после Вижн... не осталось совсем никого. Он мог бы рассказать ей, что это другое, что ее брат и любимый — не сами ушли. Не выбрали спокойную жизнь с кем-то третьим. Их вырвали из мироздания. Их заставили не-жить и не-быть. Он мог бы рассказать ей, как это бывает — когда под ногами уплывает земля. Когда пару минут назад ты еще верил, а в следующий миг — уже не можешь дышать. Когда понимаешь, без тебя ему лучше. Где-то там, далеко. Не с тобой. Он мог бы рассказать ей, как темны и одиноки все его ночи. Он мог бы, вот только зачем? У каждого из них — свои безнадежность и горе. — Мне жаль, что это случилось с тобой. Она затягивается в последний раз и тушит о скамейку окурок. Баки закидывает рюкзак на плечо. — Береги себя. Да, но зачем? — Непременно. Ты тоже. Впереди — почти неделя пути. Впереди — Скалистые горы и домик. Убежище, которое он обустроил для них, когда получилось вырваться из лап Гидры, когда память кусками начала возвращаться. Был уверен, что Стиву понравится там. Вдалеке от мира, который совсем не похож на тот, в котором они оба жили. От мира, что слишком быстр и шум, слишком ярок и груб. * На третьи сутки у закусочной он встречает черного, облезлого пса. Тот не рычит, не скулит. Просто смотрит на него снизу вверх. Безнадежно. — Что, лохматый, грустишь? Хочешь есть? Пес не отказывается от котлеты из бургера и осторожно виляет хвостом. Когда Баки продолжает свой путь, тот семенит за ним в отдалении, с каждым часом подбираясь все ближе. Учится доверять. Баки его не торопит — он помнит, что такое дается непросто. В убежище они добираются на исходе пятого дня. Дорогу сильно засыпало снегом, да и у дверей намело, поэтому внутрь попадают не сразу. Замерзшие усталые оба. Кстати, пес уже отзывается на кличку Лохматый и временами снисходительно подставляет ухо для почесать. Жизнь устаканивается вроде бы понемногу. * На исходе зимы он ставит на стол бутылку, на дне которой плещутся жалкие остатки его любимого виски. Рядом кладет пистолет. Закуривает сигарету. За ней следом — вторую. Снег, возможно, последний перед приходом весны, густо сыплет снаружи с молочного неба. Баки взводит курок и закрывает глаза. Холод металла упирается прямо в висок. Может быть, чувствует, как колотится-пульсирует венка. "Я иду к тебе, Стив. Где бы ты ни был сейчас". Свежий снег на крыльце скрипит под чьим-то ботинком. _____________________________ Зима подходила к концу, в финале разразившись самой сильной за десятилетие, как все вокруг говорили, метелью. Он не помнил даже имени, но знал, что должен поторопиться. — Я не могу опоздать. Он очнулся несколько месяцев назад на окраине небольшого городка где-то в Канзасе. Без документов и денег, с кашей смутных образов, не тянущих даже на обрывки воспоминаний. Он не пытался обращаться к врачам или искать о себе какие-то сведения. Слишком сильно зудело в подкорке, слишком настойчиво какая-то нить в прикрытой странным костюмом груди тянула на запад. Он пробирался ночами по ответвлениям основных магистралей и второстепенным дорогам. На фермах брался за любую работу — платили едой, одеждой, деньгами, которых хватало на новую простую одежду и разные мелочи, необходимые в дальней дороге. Он не помнил совсем ничего. Но когда по телевизору в одном из дешевых придорожных баров увидел Мстителей в новостях, что-то ударило в грудь, и он покачнулся, вцепившись пальцами в барную стойку. — Впечатляют? Скажи, крутые ребята? Признаться, я долго считал, что все беды нашего мира — от них. А когда пять лет назад сгинула половина планеты, и вовсе... Но они все исправили и спровадили эту тварь. Теперь вроде как в мире гармония... — Словоохотливый бармен махнул рукой на экран, где репортер с микрофоном наперевес пытался угнаться за тоненькой блондинкой на шпильках и патлатым мужиком в пафосном красном плаще. Вот только очень быстро их обступила охрана кольцом. И вот это — спасители мира? Окей. Наверное, миру виднее. — Сам надолго у нас? Или проездом? Как тебя звать-то? — Я — Джеймс. И у вас ненадолго. Переночую и, если для меня не найдется работы, уеду с утра. Бармен присвистнул, возвращаясь к бокалам и тряпке. — А ты не словоохотлив, я прав? Просидел тут четыре часа и ни звука. Я уж грешным делом решил, ты немой. — Вовсе нет, — скупая улыбка. Сразу видно, что к ней не привык. Как к новым, неразношенным туфлям. — Просто у меня неотложное дело. — Надеюсь, ты успеешь вовремя, Джеймс. Еще одну? За счет заведения. — Спасибо. Он не помнил даже имени, но через неделю после того, как себя осознал, увидел во сне человека с железной рукой и голубыми, как небо, глазами. Тот говорил ему, что всегда будет рядом. А после почему-то очень грустно смотрел сквозь него. Смотрел, но не видел. У человека стоптанные ботинки и пистолет с обшарпанной рукояткой, джинсовая кепка и черная куртка с поднятым воротником. У него черный пес с обрубком-хвостом по кличке Лохматый и домик в Скалистых горах. Он не знал имени ни своего, ни знакомого незнакомца, но утром после первого сна, запутавшись в скрученных змеями-жгутами, промокших насквозь простынях, свалился с кровати. И прошептал вдруг всплывшее в голове: "Джеймс... Джимми... Джеймс..." В первый раз за много дней улыбнулся. * Крошечный городок — он прошел через десятки подобных, встречает привычным мотелем с кофейней через дорогу. Здесь всего-то три десятка домов, и редких путников не могли не запомнить. В этот раз почему-то уселся не как обычно у стойки, а выбрал столик в углу. Метель разошлась не на шутку, и за окном развернулся потрясающий вид на стройные снежные смерчи, закручивающиеся вдоль опустевшей главной улицы. Как в фильмах про апокалипсис и брошенные города. Жители, напуганные непогодой, благоразумно попрятались по домам. Заказал стакан виски и кофе. Сделал огромный глоток, прогоняя из тела до костей въевшийся холод. — Вы могли бы помочь? — окликнул подхватившего меню официанта, недовольного скудным заказом. — Я хорошо заплачу. Опустил на столик купюру. Последние двадцать баксов. Но была не была. Мальчишка немедленно нарисовал на кислой мордочке радушную улыбку. — Слушаю, сэр. Всем, чем смогу... — Я ищу человека. Он может называть себя Джеймс, но это не точно. Он ходит в кожаной куртке и кепке с обшарпанным козырьком. Возможно, бывший военный. Молчун. Кажется, будто прошел не одну горячую точку. У него есть собака... — Такой черный пес с обрубком вместо хвоста? — Оживился парень, и в груди... под ребрами что-то треснуло ощутимо. Стало немного теплее. — Да. Это должен быть он. — Есть такой человек. У нас редкий гость, пару раз всего заходил переждать непогоду. У него домик в горах сразу за городом, примерно миль сорок. Мне Робби говорил — приятель из бакалеи, как-то туда заказ отвозил. Один раз. Мужик-то совсем нелюдимый, никого не подпускает к себе и все время молчит. Жизнь знатно, видать, его потрепала, или кого потерял. Ну знаете... так бывает... — Сможешь показать дорогу на карте? — Легко... Кстати, только вчера заходил. Был ну как в воду опущенный. То есть, в сравнении с тем, какой он обычно. А вы — его друг? — Что-то вроде того. Что-то вроде... Что-то, чему он не нашел объяснения. Что-то... возможно, подсказка, дорога к себе. Что-то, что могло бы дать все ответы. Если не память вернуть, то себя. Кем бы он ни оказался в итоге. Что-то вроде того. Человек, который, оказывается, существует. Человек, что зовет его где-то там, в голове. Человек, который так красиво смеется, откинув голову, хлопает по плечу. Человек с мягкими губами и запахом виски. И тоненькой сеткой морщин, что разбегаются от уголков глаз, когда он смеется. После этих снов иногда он просыпается на мокрой подушке и вытирает глаза. Это может не значить совсем ничего, но может и оказаться тем самым маяком, якорем и главным смыслом. — Показывай путь. — Да, сэр. Я сейчас... Но вы уверены? В такую-то вьюгу... — Именно. Время не ждет. — Ну, окей. Вам видней. * Этот домик, едва виднеющийся через валящую с неба снежную муть, больше напоминает бункер на случай апокалипсиса. Убежище, которое кто-то выстроил, чтобы однажды спастись. Почему-то он роняет рюкзак и бежит, отмахиваясь от лезущих в глаза настырных снежинок. Спотыкается на ступенях. В висках долбит молотом: "Быстрее, быстрее". Замерзший пес на крыльце скулит и бьет лапой в закрытую дверь. На замок или даже засов. Он не думает и секунды. С разбега высаживает не особо прочную конструкцию плечом. Вваливается через порог вместе с деревянными обломками. В комнате — клубы сизого дыма и пустая бутыль на столе. Вполоборота — человек с пистолетом, прижатым к виску. — Пожалуйста, Баки... Память, стертая последним из Камней бесконечности, которые он возвращал в прошлом на место, возвращается. Как патрон попадает в гнездо с громким, четким щелчком. — Пожалуйста, Баки. Ты нужен мне. — С-стив. М-мелкий, что-то т-ты д-олго. Пистолет с вышарканной рукоятью тихо ложится на стол. Баки снимает кепку и опускает рядом ладони. Он смотрит на пальцы. Никак не получается унять проклятую дрожь. Стив Роджерс обнимает его сзади за плечи и жмурится, пряча в изгибе шеи лицо. Целует коротко соленую, пропахшую порохом кожу. Лохматый внимательно смотрит на глупых людей от развороченного дверного проема, размахивая обрубком хвоста.