***
Тот свет, без которого была бы невозможна жизнь, был вынужден её оставить. Скоро ли он вернётся наверх, он сам не знал. Вернётся ли он наверх — он не знал тоже. Дух биоты был поглощён мыслями о спасении своего дома, стоя перед неприступной и, как ни странно, мягкой стеной. Он был уже так глубоко, что его свечение не могло пробиться наружу, но до недр, где засел Наблюдатель, он и на треть не подобрался. Если тут такая стена, какие барьеры будут за нею дальше? Одними растениями тут было не обойтись, хоть они и оказали хорошую службу. Зверь сжался в комочек, прежде чем обрасти хитином со всех сторон. Даже свет его тела угас, затаившись в большой куколке. Но вскоре из этой куколки выбился костяной шип, который вылез наружу обтекаемой жёсткой головой, абсолютно гладкой, без глаз, даже без рта. Голова потянула за собой длинное змееподобное тело, созданное из скрепленных друг с другом звеньев-костей. Необычное, похожее на оживший позвоночник создание, в которое превратился свет, уже не сияло как второе солнце, лишь при движении оно излучало фотоны своим скрытым под бронёй тельцем. Червь подобрался к бугристой стене и впился в неё клювом, начав крутиться в ней, чтобы проделать хоть крошечный ход. Приложив столько же силы, сколько порождает падающее древо своим телом, дух протолкнул свою голову в этот странный массив. Он шевелился упрямо, как личинка, спешащая зарыться в земле или в чьей-нибудь мёртвой плоти. Когда «позвоночник» был наполовину в этой стене, та сама своим давлением начала затягивать звеньевое тело внутрь. Существо продолжало эволюционировать, намного быстрее, чем любое другое биотическое тело. И чтобы продолжить путь, оно отрастило крошечные щетинки, подобные бахроме перволапок, коими обладали крошечные простейшие животные. Шевеля ими, червь понемногу продвигался среди зажавших его со всех сторон упругих капсул. Да, оказывается, стена не была одним сплошным массивом, в ней были сплетены друг с другом множество мягких шариков, которые так плотно жались друг к другу, что вместе становились неприступным барьером. И вот — он пробил эту стену насквозь. Его клюв, наделённый нервными волокнами, почуял на себе густую маслянистую жидкость. Смертельную жидкость, в которой не могло прозреть ни одного семечка и ни одного яйца. Свет выбрался в неё, скрутившись в пружину, чтобы вытащить окончательно свой хвост, а затем отрастил длинные ласты — по два на каждый позвонок. Щетинки исчезли, не оставив от себя и рудиментов. Червь нарастил скорость, приготовившись к предстоящему пути в океан без дна. Та неприступная стена была всего лишь коркой, отгораживающий эту ядовитую пучину от нервной оболочки Наблюдателя. Как там на поверхности? Дух волновался и поэтому ускорил темп, мчась в жидкости как рыба, а может, и быстрее. Чем скорее он уничтожит ядро, тем больше жизней он сохранит. Он тревожился за то, что когда-то создал своими многолетними стараниями. Продвигаясь всё ниже и ниже, он совершенствовал плавники, делая их жёстче и шире, а тело покрыл слизью для большей обтекаемости. Внизу субстанция сгущалась под своим давлением, и так продолжалось до тех пор, пока та не стала вязкой, как кисель. Плавники костяного червя стали походить на копательные лапы, подобные тем, что имели медведки или кроты, посвятившие себя почвенной стихии. Существо прижимало упругие ласты к себе, затем выдвигало вперёд и делало гребок, затем ещё и ещё. В такие моменты дух чувствовал себя водяной блошкой, для которой обычная вода была столь же вязка, как этот мазут. Тело вдруг наткнулось на иглы, которые были настолько хрупки, что рассыпались при малейшем касании. Но стоило оставить их в покое, как они тут же собирались обратно в целое. Свет заметил, что состояли эти иглы из каких-то песчинок, которые под силой электронов выстраивались в эти причудливые структуры. Иглы тянулись далеко-далеко, в глубину, которая начинала пугать даже самого путешественника в ней. Но поворачивать назад уже глупо, когда потрачено было столько усилий. Дух чувствовал себя измотанным, особенно после вчерашнего взрыва жизни, который он устроил, но этот рывок он был в силах совершить. И поэтому он поплыл дальше, всё дальше вниз, к основанию этих шипов, растущих из рыхлой почвы магнитного песка. Зарывшись в него, червь наткнулся на жёсткую стену, которую начал бурить костяным клювом, крутясь вокруг своей оси. Чем дальше он погружался, тем больше к телу липло крупиц, и в один момент они стали мешать пробиваться вперёд, потрескивая и вспыхивая разрядами крошечных молний. Пришлось вернуть свои лапки-щетинки, позволявшие пройти где угодно. Позади песок выстраивался в ту же крепкую стену, отрезав существо от пройденного пути. Оставалось совсем немного. Из глубин доносились первозданные звоны — голоса жизни Наблюдателя, и что-то огромное шевелилось, одним лишь только движением своего тела посылая гулкую дрожь в массив планеты...***
Из-за противостояния друг другу тут не уживалась ни биота, ни механика. Но находились такие существа, что боролись за себя и выигрывали, только напрасно и бессознательно. На одном из островков стоял пучок гигантских стрелок с цветами. Не успели распуститься бутоны, как уже их лепестки капали на воду чёрным соком и постепенно растворялись в нём. На запах останков пришло какое-то животное, чтобы полакомиться ими... Животное было здесь, самое настоящее. Клони мог поклясться себе в этом жизнью, если бы мог так подумать. Животное напоминало гигантское перепончатокрылое неизвестного вида. Оно носило матовый панцирь, покрытый мехом на холке и груди. На спине аккуратно сложенными покоились жилистые прозрачные крылья, блестящие, как утренняя роса. Смотрело на мир животное большими сетчатыми, совершенно не пугающими глазами. В предвкушении трапезы оно шевелило своими острыми жвалами и перебирало ловкими щупиками возле рта. Движения его были очень размеренны, как у той гигантской цапли. Сперва членистоногое потрогало цветочный кустик длинными антеннами, а потом уже забралось на него и принялось жевать умирающие растения. Это так и могло остаться только в памяти Клони, но цапля резко повернулась и мигнула белёсой плёнкой глаз. Она внезапно притихла и приблизилась к насекомому-титану, а затем сделала хищный выпад головой, разодрав перепончатое крыло. Членистоногое вздрогнуло и даже чуть-чуть подпрыгнуло, расставив крылья в стороны и заскрежетав мандибулами. Совоёж взмыл куда повыше, наблюдая за потасовкой двух внушительных существ. Роботы, шедшие колонной вглубь свалки, остановились и собрались вокруг, как зеваки. Они не понимали, зачем один напал на другого. Понимал только Клони, который видел охотничий азарт в огромных птичьих глазах-тарелках. Цапля ловко орудовала своим клювом, с каждым ударом безнаказанно калеча бедное существо. Поняв, что силы были не равны, насекомое решило убраться. Зашевелив тонкими ногами, оно поползло под воду, но и тут пернатая достала жертву, ухватившись за сегмент мягкого брюшка. Вытянув свой предстоящий обед из болотной мути, она подхватила мясистую часть инсектоида и стала её заглатывать. Это был знак, что шансов на спасение больше не осталось. Ещё живое, шевелящееся создание цапля пропихнула в горло и сдавила с таким хрустом, с каким ломались и падали великие деревья. Пища бугром на шее медленно сползла к зобу птахи и исчезла. Цапля окинула взглядом окружающих, а затем перевела его на свою попутчицу и громко вскрикнула, мол, всё, зрелище окончено. И все тронулись дальше, аккуратно выстраиваясь в колонну, пока не раздался новый громогласный пронизывающий вскрик, совершенно непохожий на всё, когда-либо произнесённое живой природой. Такой звук, подобный настоящему горну, могло издать только поистине великое создание. Клони внимательно посмотрел туда, откуда донёсся этот клич — среди зелёной дымки высился над водой сгорбленный силуэт ещё одной цапли, порождения биоты. Только непомерно больше всех, кто находился здесь. Когда гигант подходил к стае, совоёж, приземлившись на свой родной пернатый транспорт, ощутил это собой. Ощутил дрожь, расходящуюся на километры от скалы. Медленный ход постепенно приближал громадину, вскоре сопровождаясь шумом целого леса перьев и рёвом стекающей с множества лап воды. Наползала гора, и её силуэт вскоре погрузил в тень крошечного Клони и всех этих небольших роботов. И вскоре это живое(!) существо заслонило собой яркое пятнышко на небосводе, представ механизмам и не механизмам во всей своей красе. Как остроконечная скала, над болотом нависал клюв птицы, сложившей свою шею к острову-туловищу. Под ним было немерено лап, в которых легко виднелись густые бамбуковые заросли, а не чьи-то ноги. Глаз у пернатого было тоже изрядно — вокруг двух основных ютились прочие помельче, сверкая зрачками разных цветов: жёлтого, зелёного, красного и даже голубого. Цапля была богата на части тела, и даже перья хвоста раскинулись широко, как листья папоротника. Но вот крыльями матушка-природа, если она была причастна к сотворению этого чуда, своё дитя обделила. Или просто тех не было видно под густым плотным покровом серых перьев. Вновь протрубив на всю округу, «биотический царь» медленно начал поднимать голову, и Клони, взлетевший, чтобы изучить существо поближе, увидел, как показался на вид чёрный треугольный узор на подклювье. И вдруг из этого узора выглянул красный свет — красный глаз, и, кажется, он пришёл в движение. Он отделился со своего места, и крылатая чёрная сфера, неприятно стрекоча, понеслась прямо на ёжика! Клони обомлел. Скрыться ему было негде. Куда не полети — не успеешь, уж слишком быстр был этот глаз Наблюдателя. Стало быть, всё, не суждено было маленькому любопытному зверьку узреть великое шествие на край мира. Отчаявшись, совоёж перестал махать крыльями и начал падать. Он лёгким тельцем упал куда-то во влажную мшистую слякоть, накопившуюся внутри дырявого остова робота. Весь грязный, Клони устремил взгляд наверх, где его преследовала та сфера. Но когда она достигла земли, то зависла над нею, мелькая блестящими перепончатыми крыльями. На совоежа глядели два огромных фасетчатых глаза коренастой большой мухи, тело которой было чуть ли не в форме шара. Одна половина этого шара была головой с грудью, а вторая — брюшком. Вместе с большими двумя крыльями тоненько жужжала миниатюрная пара, когда большая муха перемещалась из стороны в сторону, чтобы рассмотреть зверька со всех сторон. Клони догадался, что ничего страшного от этого насекомого ждать не стоит. Он различил у мухи два коротких усика, смешно торчащих между бордовых с краснотой глаз, золотистую грудь и жёлто-чёрное «пчелиное» брюшко. Напоминало это всё муху-журчалку, только вот чересчур огромную и сжатую до шаровидной формы. Совоёж отряхнул крылья и поднялся в воздух, начав свой путь к далёкой скрывающейся в дневной дымке голове цапли, уже пришедшей в движение. Муха помчалась следом, но бурый комочек уже не боялся ни её, ни печати Наблюдателя, оставленной им на великой птице. Приближаясь к её телу, он увидел, что оно было усеяно тёмно-серыми треугольниками, вокруг которых кружились такие же мухи-сферы. Подлетев ещё ближе, Клони увидел, что были эти треугольники цветами, манящими журчалок сладким ароматом нектара. Ножки этих растений были похожи на трубки механизмов, но живые и зелёные, не металлические. Из любопытства ёжик уселся на один цветок и слизал тягучую жидкость, вкус которой напомнил ему тот голубой гель, оставляющий прохладу на языке. Это был вкус лучшей, идеальной пищи. Тут к этому цветку подлетела муха и бесцеремонно спихнула лапками маленького едока. Пришлось искать другой свободный цветок, но это Клони решил оставить на потом. Немного подкрепившись, он с большей охотой полетел наверх к голове гиганта. По пути он осматривался, ведь так высоко на открытой местности он не залетал никогда в своей жизни. Да вообще открытых мест он не любил, ведь совоежи были исконными жителями древесных крон, находящими всё необходимое в своём же доме. Отсюда мир выглядел как что-то совсем иное. Как огромный парящий в тумане остров, бывший настолько больше обычной болотной кочки, насколько больше простой серой цапли была эта живая планета в облике птицы. Клони видел, как с одной стороны небосвода караван роботов догонял алый вечер, а с другой стояла высокая ровная стена, по которой уже было видно вмешательство Наблюдателя. Над чёрной границей поднимался волнистый пар, пляшущий на вершине стены. У подножия уже скопилось целое стадо роботов и больших животных, дожидавшихся своих собратьев. Клони летел всё выше и выше вдоль шеи-колонны, несущей на себе голову великого существа. Он замечал, что эта цапля была населена больше и разнообразнее её малого собрата, идущего где-то там, внизу. Среди перьев, как звери в лесу, сновали многоножки, были видны даже малые птицы, сплетённые на бороздках. Тут жили даже млекопитающие — проворные ласки, выискивающие яйца и птенцов. Кое-какие жители даже рыли норы в ороговевших слоях кожи, представ в роли микроскопических пылевых клещей для гигантского организма. Но чем выше поднимался совоёж, тем меньше жизни он видел на его теле. Тут было холодновато. На уровне головы то, что находилось у земли, было еле различимо за дымкой, наливающейся багрянцем. Эти глаза-озёра даже сравнить нельзя было ни с чем, ни на что не похожие жёлтые круги с чёрными безднами зрачков, окружённых серебристой каймой. Позади большого ока сидели дугой четыре небольших, но для Клони по-прежнему громадных, разноцветных зрительных органа. В полумрачной гамме они набирали свечение, подобно брюшкам светлячков. Это был мягкий биотический свет, который совоежа на удивление на пугал, а наоборот — успокаивал. Клони не попал под его лучи. Птах был настолько велик, что не придавал значения той пылинке, что летала перед его носом. Некоторые насекомые, умудрившиеся добраться сюда, приземлялись прямо на роговицы существа и пили слёзную влагу, не причиняя ему никакого раздражения. Тут было слишком прохладно, настолько, что даже пар шёл из носа крылатого. Решив, что больше смотреть тут не на что, Клони спикировал вниз, назад к болотной духоте и мухам. Приближаясь к земле, он заметил, что стая существ не ограничилась стоящими у стены, она покрывала собою окрестности. Кого здесь только не было, каких только роботов не породил разум Наблюдателя. Если кого-то можно было сравнить с известными Клони животными, то некоторые имели просто неописуемую форму. Некоторые не шли, а плыли в воздухе благодаря неведомой силе. Некоторые ехали, уцепившись за другие машины. Огоньки глаз переменились, смешав голубой свет с багрянцем воздуха. Из тени фиолетовой завесы смотрели по сторонам огромные животные, которых машины не трогали, и мотивы этого оставались самой большой загадкой для Клони. Он решил отыскать свою трёхногую цаплю, всё же немного привязался к ней за время пути. Птаха стояла в гуще толпы, ссутулившись и скрыв одну лапу в оперении, а вторую приподняв. Вокруг цевки прямой ноги обвилось длинное гибкое создание, дышащее ветром в своём пропеллерном нутре. Вспомнив об этих резвых механических существах, совоёж завис в воздухе, думая, решиться ли подлететь. Последняя встреча с дельфинчиком оставила неприятный отпечаток на душе. Если и эта станет подобной, то точно будет последней в жизни зверька. На других животных и роботах Клони прятаться не хотел, а значит, было лучшим решением вернуться к «острову жизни», закрывающему массив стянувшейся стаи. Наблюдали отовсюду бездушные огоньки, совсем не похожие на привычные глаза. Они угнетали похлеще затаившегося хищника. Совоёж относился к ним поспокойнее, чем вчера. Но когда его коснулся кроваво-красный прожектор, то Клони перепугался не на шутку. Снова красный глаз?! И нет! Это было не видение! Вот там, где-то из стаи мирных огоньков, глядела точка коварного света. Глядела пристально, но не приближалась. Клони переборол себя и оглянулся, чтобы хоть мельком узнать врага в лицо. Око принадлежало механической цапле, которая была уже на волоске от утиля. Справа от глаза торчали скрюченные проводки, освобождённые из-под утерянной части ржавой головы. В отгрызенном боку росли сухие тростинки. Ног оставалось всего две, а третья болталась культёй, готовой в любой момент отвалиться. Старушка-цапля стояла неподвижно и только головой водила по сторонам, издавая мерзкий скрип. Как робот всё ещё был жив — было невероятным чудом. Обычно подобные развалюхи Клони видел покоившимися на мелководье и обросшими мхом. Видимо, до зелёного посмертного наряда механизму оставалось недолго. Робот, кажется, понимал это, и уже не думал о том, чтобы заботиться о своём пути. Он озирался по сторонам, рассматривая всех, особенно животных, и вот, взгляд красного глаза сосредоточился на удивительной мошке, порхающей в синюшном воздухе. Тут синева растаяла, сместилась к багрянцу, истинному цвету вечера. Но ненадолго. Клони быстро юркнул к своей пернатой цапле, усевшись на её голове, и заметил мерцающие в такт друг другу миллионы огоньков. Все машины замерли, и вокруг не стало ни единого звука, кроме гула за стеной и глубоко под нею. Они медленно тушили свои огоньки, зажигали и вновь тушили. Совоёж, никогда прежде не видевший столь удивительного явления, заворожённо смотрел в меняющийся воздух. Время стало течь как вязкая смола, проживая лишь в мерцании вокруг. Но это всё должно было закончиться рано или поздно. Некогда ровная неприступная стена зашевелилась, словно плавилась под мерцанием. Стена бурлила всё сильнее, пока не «закипела», и Клони увидел, как она рассыпается на множество мелких частиц. Медленно раскручиваясь, разлетались в стороны фигуры, похожие на длинные восьмёрки — Клони не знал, с чем сравнить формы «кирпичиков» этой стены. Открывался проход туда, куда ему бы уже не следовало продолжать свой путь.