Спасти

У Игоря потели ладони, горели уши от удушающего чувства собственной неправильности. Он ведь должен был сейчас выглядеть спокойным и уверенным, оставаться с ребятами, подбадривать, мотивировать. Не просто должен – обязан, потому что капитан. Потому что, черт возьми, два дня до игры, время, когда команде особенно важен его настрой, его, сука, присутствие… Вместо этого сию минуту он вместе с Артёмом сбегал с завтрака. Именно сбегал - стыдливо уставясь в пол, избегая смотреть на сидящих за столами товарищей. Они пока не задавали вопросов, но очень скоро, несомненно, начнут... Всеобщее непонимание происходящего буквально висело в воздухе, спину буравили озадаченные взгляды. И очень не хотелось верить ощущениям, подсказывающим, что были среди этих взглядов и недовольные… Дзюба говорил что-то, пока они бок о бок шагали в сторону холла. Он не слушал, повесив голову, заходясь чувством своей никчемности. Но вдруг Тёма замер, резко смолкнув, будто налетел на стену. И он поднял взгляд. Его окатило льдом. А затем – жгучей, осязаемой яростью, ревущим пламенем врезавшейся в бок. Он успел на вратарских инстинктах – прочитав ситуацию, вцепился в Дзюбу за миг до того, как тот бросился вперед. Руку на мощном плече прошило ударной волной. Артём захлебнулся рыком, вскинулся в его хватке. - Стоять! Он не смотрел на Врсалько, Ракитича – только на оторопевшего Луку. Лицо Модрича, бледное, вытянувшееся в непонимании, говорило обо всем. Игоря кольнуло острой, возможно, неуместной жалостью к капитану соперников. Он ухватил клокочущего гневом Артёма за плечи и потянул на себя, отступая вместе с ним к повороту в холл, по стенке обходя сбившихся в кучку напуганных хорватов. - Не смей, - рыкнул, перехватывая поперек груди, когда Дзюба еще раз рванулся из его рук. *** Двое мужчин, сцепившись, словно в странном танце, медленно удалялись по боковому коридору. Льющийся из холла свет вычерчивал их приклеившиеся друг к другу силуэты. Ракитич и Врсалько синхронно сглотнули, глядя им вслед. - Эт-то… Это что, блядь, сейчас было? Он что, хотел ударить меня? – выходя из ступора, хлопая круглыми глазами, смятенно вопрошал Модрич. - В-видимо… - Ракета нервно облизал губы. Сердце у него сильно билось, перед глазами стоял напряженный прекрасный мужчина, не удостоивший его ни взглядом, ненавидящий и презирающий его. Шиме невнятно всхлипнул и промолчал. - Но зачем? Чего ради? – Лука поежился. За глубоким недоумением пришли смутные опасения, предчувствие чего-то плохого. Если этот русский нападающий так агрессивен уже сейчас, что же он, этакая махина, будет на поле творить?... Иван кашлянул, пытаясь взять себя в руки. - Совсем с ума сошли, - выпалил он и незаметно пихнул Шиме локтем. – Говорю, совсем с катушек съехали на нервах перед матчем, - повторил уже увереннее, закрепляя ложь, вбивая ее единственным логичным объяснением в голову сбитого с толку Луки. - Этот русский, он нападающий вроде, он-он же чокнутый какой-то, п-по нему и так видно, - нервно запинаясь, подыграл ему Врсалько. - Это ужасно... Модрич, точно оглушенный, помотал головой. Перед его мысленным взором были лица россиян: пылающее ненавистью - форварда и бледное, застывшее – голкипера, с губами, стиснутыми добела, с холодными, неподвижными глазами. Он мог бы понять нервозность, все-таки, домашний мундиаль в этой стране, где за неудачный результат, ну, наверное, уже не расстреливают, но жизнь попортить могут… Но никогда еще, ни перед одним матчем, ни в ком и нигде Лука не видел т а к о г о гнева, такой смертной обреченности. – Это ненормально, - выдохнул он, переводя взгляд на друга. – Они же… Вань, они загнаны. - Это Россия, брат, тут все не как у людей, - натужно хохотнул Ракитич и приобнял своего капитана, утягивая его наконец прочь с места этой шокировавшей встречи. В мозгу назойливой мухой зудела не слетевшая с языка мысль о том, что они загнаны так же, если не больше. *** Игорь не разжимал рук, даже когда коридор с хорватами остался уже далеко позади. Стычка прошла, схлынул адреналин, лишивший его эмоций и страха перед насильниками, и он уже не столько держал, сколько держался за Тёму, цеплялся, как за спасательный круг, ощущая накатывающий афтершок. У него ныла челюсть, словно ее требовательно сдавили пальцами, фантомной болью простреливало левое плечо. Ступив на лестницу, Дзюба дернулся, сердито фыркнул, скидывая с себя его руки. - Да пусти ты уже! Игорь разжал хватку, слова не сказав, хотя внутри больно дрогнуло от его тона. Они застыли в Артёмовой прихожей, тяжело переводя дух. Сгустившаяся тишина вибрировала эмоциями Тёмы, его злостью и виноватым бессилием Игоря. Акинфеев бы с радостью дал сейчас двадцать второму ударить себя, если бы только это помогло тому успокоиться, заглушить разящую обиду. - Тём, - тихо позвал он, не решаясь обернуться. Сзади скрипнул от тяжелого шага пол, со спины подступила волна жара. - Это они были? Игорь сглотнул, вздрагивая от низкого, прошибающего в позвоночник вибрацией, голоса. - Тём, послушай... - Они? - Дзюба тяжко сопел за спиной, как стреноженный бык, видящий красную тряпку. - Тёма, там Модрич был, - вратарь собрался с силами и развернулся, становясь под прицел налитых кровью, свинцовых глаз. - Ты бы ведь на него кинулся, а он ни при чем как раз. Артём вскинул брови, выдавливая неестественный смешок. - Да ладно, нахуй? Капитан команды ни при чем? Это мне говорит мистер "я всегда крайний, чуть что, валите все на меня"? Игорь затряс головой. - Нет, нет, он, правда, он ничего не знает. Я по глазам видел. Артём промолчал, посверлил его взглядом еще несколько секунд и оттер плечом, топая, протиснулся в комнату. Голкипер шагнул за ним, застыл в дверном проеме. Артём суетился, отрывистыми движениями стаскивая с постелей пледы и застилая ими пол. Игорь стискивал пальцы скрещенных на груди рук, следя за ним глазами. - Артём. - Ну что Артём?! - взвился тот, дергая плед со своей кровати так, что на пол полетела подушка. Игорь с болью взглянул на него и пошел поднимать упавший предмет. Отряхнул белоснежную наволочку, слабо пахнущую Тёмой Тёминым шампунем, да так и не выпустил, прижал к груди, неосознанно обнимая, ища защиты. - Ведь ты понимаешь, почему я тебя остановил. - Он пытался говорить жестко, но сам понимал, что в голосе сквозит мольба. - Артём. Ты понимаешь, правда? Дзюба лишь молча сопел, расправляя пледы на полу. - Что ты хочешь от меня услышать? – наконец не выдержал он, вскидывая голову. – Что ты прав, а я нет? Что я больше так не буду? Или что? – Он раздраженно отшвырнул край пледа и вскочил на ноги. Лицо его пошло красными пятнами, глаза блестели. – Может, мне еще сходить извиниться перед ними, а? Игорь молчал, отведя взгляд и сильнее стискивая подушку. А и правда, что он хотел услышать? Что Артём понимает его? Что не осуждает? А можно ли его не осуждать? Можно понять того, кто так рьяно кидается на защиту своих же насильников? Это ведь противно. Противоестественно. Так, что самого от себя тошнит. И высокие слова про ответственность, репутацию команды, имидж страны, звучащие в мозгу голосом Черчесова, совсем не спасают... - Так, ладно, всё. Ложись скорее, и так уже сколько времени потеряли, - сухо окликнул его Артём. Вратарь вздрогнул от его холодного голоса, но послушался, принялся торопливо снимать одежду. Они опустились на пол - так же, как делали уже дважды, казалось бы, почти привычно. Но все равно обоим было не по себе, и не так, как вчера. Липко, душно, как от дурного предчувствия. Дай они себе минуту притормозить и разобраться в своих ощущениях, поняли бы, отчего... ...Хрупкое, нежное доверие, с таким трудом выстроенное вчера, не выдержало их перепалки, рассыпалось по крупицам. И стоило бы задуматься, догадаться, что без него нельзя, попросту опасно делать то, что они собрались… Но оба спешили, бесились, и задуматься не получалось. ... Все шло не так. Дзюба сердито сопел, с трудом проминая чужие отзывающиеся болью мускулы. Игорь опять твердел под его руками, зажимался, болезненно вздрагивая от каждой манипуляции. Стискивал зубы, вскидывался, когда сильные пальцы сминали/сдавливали особенно неприятно, но... молчал. Упорно, неправильно - сам понимал, что неправильно, но... Какая-то абсурдная потребность терпеть молча, не показывать слабость давила изнутри, не давая издать ни звука. И отрывистые «расслабься», «не дергайся», «лежи смирно», сухо слетавшие с губ заебавшегося, взвинченного форварда, от нее никак не помогали, не успокаивали, делали только хуже. Долго так продолжаться не могло... - Блядь! Да не дергайся ты! – сорвался-таки Артём, когда тело под руками в очередной раз тряхнуло крупной дрожью. – Если больно, так ты ори, ёбанаврот! Мы тут в гестапо играем, что ли?! Ты же мне сделать ничего не даешь, блядь! Его крик звоном отразился от стен номера. Он захлопнул рот и замер в ужасе, медленно осознавая, что натворил. Игорь перестал не только дрожать, но, кажется, даже дышать, каменея всем телом, вплоть до кожи. Ладони, оставшиеся на его спине, резко похолодели, словно живые ткани под ними обращались в лед. Артём резко отдернул руки. - Я не блядь, - бесцветно произнес Игорь, не поднимая головы от скрещенных рук. – Но в какой-то степени ты прав. Артём, оглушенный собственной вспышкой, потерянно пялился ему в спину. - Иг-Игорь… Я-я н-не то имел в-в-в... - его забило дрожью, он затряс головой, стуча зубами, как от мороза. - Нас ждут в тренажерке, – Игорь поднялся, не глядя на него, не слушая, выпрямился одним сильным, слитным вратарским движением, расправляя плечи в бледнеющих следах пальцев и зубов. Артём словно впал в прострацию, он сидел на полу, как приросший, не поднимаясь, открыв рот. Его словно окутало сном, где нельзя двинуться, можно лишь со стороны смотреть, как его капитан... его Игорёк... одевается, опустив голову, стиснув кулаки, забрасывает на плечо сумку и... шагает к выходу... - Игорь, я не хотел! Прости!... Его наконец вернуло, подбросило, так, что закружилась голова. Но поздно. Хлопок двери прогремел взрывом. Артём завис, тупо уставясь перед собой, заморгал и подкошенно осел на пол, на то же место, откуда вскочил минуту назад. Обхватил лицо руками и затрясся, горбясь от обступившего холода. Что же он наделал. *** - Где Игорь?! – не найдя Акинфеева в тренажерном зале, Артём в мгновенно накатившей тревоге вцепился в первого попавшего под руку сокомандника. - Блин, откуда я-то знаю? Он с тобой ушел, с тех пор не видел, - фыркнул Лёша Миранчук и увернулся от него, направляясь дальше по своим делам. Тёма выругался, заметался по залу в нарастающей панике. Игоря не было, не было! Где же он? А вдруг… Накативший ужас сорвал дыхание, Артём рванулся к двери, но та отворилась раньше, чем он успел коснуться дверной ручки. - Далеко собрался, Дзюба? – нахмурился, оттесняя его обратно в помещение, Черчесов. Тренирующиеся, заметив наставника, разразились нестройным гомоном приветствий, перекрывшим жужжание и лязг работающих тренажеров. Черчесов прошагал в середину помещения, выждал паузу. - Ребята, минуту внимания. К нам приехала комиссия РФС. Сейчас они общаются с вашим капитаном, Акинфеевым, потом, наверное, подойдут к кому-нибудь из вас. Придут на тренировку, так что показываем там себя с лучшей стороны. Если будут вопросы - отвечаем корректно, если какие-то вопросы есть у вас – можете в свою очередь их задать. Главное - ведем себя прилично, торгуем лицом. Поняли, да? Футболисты закивали. - А можно им задать вопрос, с какого перепугу мы с соперниками в одном отеле живем? – не удержался кто-то. Артём был полностью согласен и с этим вопросом, и с неприязнью в озвучившем его голосе. Но сейчас эта фраза донеслась до него словно издали, и что ответил Черчесов, он уже не разобрал. Ему было неважно, самое главное он уже услышал – и это накатило на него таким облегчением, что зашумело в ушах и подкосились ноги. Игорь в безопасности сейчас. Игорь не давится где-то в углу одинокой истерикой и не пытается нанести себе вред. Он не один, с ним свои. Артём громко, глубоко выдохнул, беря себя в руки. Он вымолит у Игорёчка прощение, чего бы это ни стоило. Землю будет грызть, в ногах валяться, но заслужит, докажет, объяснит, что не хотел дурного, что никогда в жизни больше не сделает больно и уж точно не наорет. Но это чуточку позже. А сейчас… надо работать, не стоять же просто так тут. Дзюба вскочил на ближайший велотренажер и задал себе самый жесткий темп. - Что, Дзю, настроение плохое? – чей-то голос вырвал из мыслей задиристым окликом. Артём вскинул голову, хмуро заозирался, ища позвавшего: - Чего? Фёдор Смолов белозубо улыбнулся ему, раскачиваясь на фитболе. - Да у тебя лицо, будто на банку посадили. Или с Акинфеевым рассорился, - сообщил непринужденно и откинулся назад, ложась на фитбол спиной. Возвел глаза к потолку, скрестил на груди татуированные руки, завершая как ни в чем не бывало, все с той же картонной улыбкой-оскалом: - Хотя в твоем случае это одно и то же. Кто-то из обретавшихся рядом близнецов хихикнул. Артём подавился воздухом, срываясь с тренажера. - Чего, блядь?! - А ну-ка, эй! В чем у вас тут дело? – между ним и подскочившим на своем мяче Смолом, откуда ни возьмись, стеной вырос Игнашевич. Фёдор поджал губы, прожег его неприязненным взглядом из-за Сергеева плеча, но ни слова больше не сказал. Развернулся и направился восвояси почти вальяжно, не оборачиваясь на хмуро взирающего вслед ему Игнаша. - Серёг, я к нему не лез, чесслово, - Дзюба поднял ладони, демонстрируя свою честность, когда защитник армейцев вновь обратил свой тяжелый взгляд к нему. Лицо Сергея не выражало ничего хорошего. Опытный игрок, ветеран команды, он слишком хорошо подмечал признаки психологической нестабильности сокомандников. И лучше кого бы то ни было понимал, чем это может грозить. - Держи себя в руках, если что, - супясь, отрезал он, - не позволяй ему себя провоцировать. Ты ведь понимаешь, из-за чего он на тебя взъелся. Артём вяло кивнул, слушая его вполуха, заходясь внезапно нахлынувшим ощущением собственной уязвленности. Уязвимости. Он ведь уже почти привык, что их с кэпом тесное взаимодействие на этом сборе всеми воспринимается спокойно, без какого-то двойного дна. Почти разучился одергивать себя в проявлениях заботы и неравнодушия по отношению к Игорьку, забылся, потерял бдительность в этой пьянящей атмосфере торжественного оживления и единства. Всеобщего, как ему казалось. Он оббежал взглядом всю тренажерку, всматриваясь в лица других, встречаясь глазами. Большинству вообще не было до него дела, они были поглощены тренировкой и даже не заметили, что в зале кто-то конфликтовал. Некоторые смотрели с интересом, в глазах Марио, показалось, мелькнула тревога. Но никто не смотрел с агрессией, ни от кого не исходило неприязни или злости. Это немного успокаивало. Немного. Артём вернулся на тренажер, снова резко вдавил педали. Мда, рано или поздно с ними все же придется поговорить.