Человеку нужен человек

— Папа, а твой корабль отсюда видно? — Арсений взял из рук дочери бинокль и поднес к глазам. — Да, смотри вон тот, с синей полоской, — девочка долго разглядывала в бинокль огромный корабль, бескрайнюю воду и заходящее солнце. Рыжий сидел между девочкой и мужчиной и тихонько поскуливал, просунув морду между прутьями балкона. Его волновали незнакомые запахи моря, звуки чужого города. — И ты, папа, на своем корабле самый главный капитан? — вновь подала голос Кира, и Арсений, улыбаясь, кивнул. — А ты как думала? — И все-все тебя слушаются? — Абсолютно, завтра мы пойдем и я все-все тебе покажу и расскажу, — пообещал девочке мужчина, и та удовлетворенно кивнула. То обстоятельство, что он должен оставить дочь на месяц одну, не давало ему покоя. Оставить было не с кем. — Ты возишь торговые грузы? — вновь начала допытываться девочка, и Арсений крепко обнял дочь. — Нет, малыш, наш корабль туристический. Кругосветка, океан, солнце. Когда-нибудь я возьму тебя с собой. — Поскорей бы, — вздохнула Кира и вновь прильнула к биноклю. Единственным препятствием на пути к кругосветным путешествиям стала ветрянка. Коварная сыпь облепила ребенка, едва они въехали в город. Арсений вызвал врача, и на Киру был наложен карантин. Две няни, явившиеся по объявлению, тут же ретировались прочь, едва завидев разукрашенную зеленкой мордашку девочки. Третьей не понравилась собака. Как итог — они ждали четвертую. — Пап, а твоим пассажирам… Ну, туристам нужен переводчик? — Переводчик? — Арсений удивленно приподнял бровь и уставился на дочь. — Ну да, переводчик. Они же, вероятно, не все знают иностранные языки, — девочка в упор смотрела на отца, и тот на мгновение завис, а затем резко поднялся. — Ты пить хочешь? Я лимонад принес, но, кажется, не поставил его в холодильник, — Арсений проскользнул на кухню и вцепился рукой в столешницу. Это было невыносимо, парень не уходил из его головы, а когда Попов закрывал глаза, его светлый образ тут же проявлялся, лишая сна и покоя. Его образ мерещился Арсению на всех перекрестках, и во всех высоких светловолосых он видел его. Хотя Попов, по идее, должен все забыть и не вспоминать, ведь Антон вернулся к своему жениху и у него все хорошо, как и должно быть. Чтобы отвлечься, Арсений достал из холодильника баклажаны, морковь, лук, из навесного шкафчика — соль, перец, муку. — Чур я мою, — раздался звонкий голосок, и Арсений улыбнулся. Совместное приготовление пищи приносило им обоим невероятное наслаждение. Когда на сковороде зашипело масло, мужчина отложил нож и обернулся на девочку, тщательно обмакивающую дольки баклажана в муку. — Кир, я знаю, ты скучаешь по Антону, — Арсений запнулся и потупил глаза в пол. — Я тоже… То есть я хочу сказать, мне его тоже не хватает, но мы не можем просить его жить с нами, только потому что мы этого хотим. Понимаешь? — девочка кивнула, и Попов продолжил. — Он сам должен решить, и ему нужно время. — Пап, а ты хочешь, чтоб он был с нами? — Очень, — честно признался Арсений, и в этот момент в дверь позвонили. Кира вприпрыжку кинулась открывать. Перед ней стояла женщина, почти бабушка, хотя язык не поворачивался назвать гостью бабушкой. Вероятно, виной тому были красиво уложенные седые волосы с элегантной заколкой или лакированная сумочка в руках и красивый маникюр. Янтарные бусы украшали грудь в три ряда. Кира почтительно отступила и произнесла: — Здравствуйте. — А ты Кира? — улыбнулась дама, и девочка потерла нос, оставляя там след от муки, а затем кивнула. — Ты позволишь мне войти? У меня для тебя кое-что есть, — произнесла гостья и переступила порог. Кажется, Кира не удивилась бы, достань гостья из своей сумки хрустальные башмачки, но женщина щелкнула замочком на своей сумочке и достала оттуда красивые часики с белым ремешком, а затем протянула руку и, рискуя испачкаться в муке, застегнула на запястье девочки свой изумительный подарок. — Кто вы? — прошептала девочка, разглядывая красивые часики и совсем не замечая Арсения, появившегося в дверном проеме кухни. — Я твоя бабушка, милая. Давай знакомиться. Глаза Киры расширились от восхищения, а рот расплылся в улыбке, и она, распахнув объятия, прижалась к новой родственнице. По щеке элегантной дамы поползла слезинка, и она захлопала ресницами, вытирая уголки глаз платочком. — Ты становишься сентиментальной, мама, — Арсений двинулся в гостиную, вытирая руки полотенцем, а Кира схватила бабку за руку и потащила туда же. — Вы уже больше недели в городе, а позвонил ты мне только вчера, — Марина Николаевна присела на край кресла и огляделась по сторонам. — У нас ветрянка, не хотел тебя беспокоить, — произнес Арсений и замолчал. И бабушка, и внучка рассматривали друг друга с жадным интересом. — Бабушка, познакомься, это Рыжий, — подала голос Кира и погладила животное по холке. — Твой отец завел собаку? — Нет, это Антон завел, я тебе позже все расскажу, а сейчас помогу папе на стол накрыть, — выпалила девочка и убежала на кухню. — Антон? — брови старушки взметнулись вверх, а после она оглянулась на Арсения, но тот спешно отвел взгляд и стал стелить на стол скатерть. — Она очень похожа на тебя маленького, — Марина Николаевна не спускала с сына глаз, на что тот лишь пожал плечами и вышел на кухню. Едва уселись за стол, раздался звонок в дверь, и Арсений пошел открывать. Вернулся он не один, за его спиной маячило фантастическое создание лет двадцати. Самым ярким пятном в облике девушки были губы, выкрашенные в ярко розовую помаду, далее шли волосы всех цветов радуги, причем каждая прядь имела свой цвет. Ярко-зеленый топ лениво прикрывал грудь, но та, видимо, была этим недовольна и норовила вывалиться наружу сверху. Далее — широкая малиновая полоска, призванная служить юбкой, длинные загорелые ноги, обутые в высокие ботинки на высокой подошве. — Я по объявлению, меня зовут Яна, — объявила вошедшая, и Марина Николаевна замерла, а Арсений улыбнулся. — Сколько вам лет, Яночка? — А какая разница? — пожала плечами девица, и Марина Николаевна откашлялась. — В принципе, никакой, но я думал, что работа няни предполагает, — Арсений запнулся, так как девушка его перебила. — Работа, как работа. Ребенок у вас не грудной, наверное, уже в школу ходит. Справимся, че. Кстати, где у вас туалет? — Кирочка, проводи гостью, — проворковала пожилая дама и, дождавшись, когда в гостиной останутся двое, перевела взгляд на Арсения. — Я так понимаю, тебе няня нужна. — Я ухожу в рейс. — Это я понимаю. И что, ты хочешь оставить свою дочь с этой няней? — Марина Николаевна сделала большие глаза, выделяя слово "этой". — А что такого? Это четвертая няня за сегодня, к тому же ее все устраивает, — парировал Арсений и вздохнул. — Какая тебе разница вообще? Марина Николаевна достала из сумочки сигарету, Арсений поднес зажигалку, и пожилая дама затянулась сизым дымом. — Ты жесток, сынок. — Ты меня таким воспитала. — Возможно, ты прав… И что… У меня нет ни единого шанса? — женщина запнулась. — Ты хочешь, чтобы я оставил Киру с тобой? — протянул Арсений, и Марина Николаевна выпустила в потолок дым. — Она лунатик, бродит по ночам. — А у меня бессонница, будем бродить с ней вдвоем. Не забирай у меня эту возможность сынок, — рука женщины накрыла мужскую ладонь, и Арсений сглотнул. Кажется, это он становился чертовски сентиментальным. В комнату вплыла Яна, и Арсений обернулся. — Мне очень жаль, Яночка, но планы поменялись, с девочкой останется ее бабушка. Кира ошарашенно уставилась на своего отца, а когда перевела взгляд на Марину Николаевну, в ее глазах плескалась радость.

***

— Он бросил меня, понимаешь, бросил. На зеркале маркером написал: "Хочу, чтоб ты был счастлив. Прощай." После всего, что между нами было. Это как я, интересно, теперь должен быть счастлив, а?! — почти кричал Антон, эмоционально размахивая руками. Беседка, в которой находились он и Димка Позов, отлично скрывала от палящих лучей солнца, иначе бы Шастун уже давно вскипел и взорвался. — Ну, братан, ты торопишься с выводами. Попытайся понять его мотивы, — меланхолично заявил Позов и закурил. — Ты издеваешься? — хмуро заметил Антон и оглянулся на возню у калитки. — Поз, там твои дети, кажется, кого-то поймали. — Катя! — заголосил Димка, наблюдая за тем, как две девчушки, старательно прижимая розовую трепыхающуюся панамку к груди, идут от калитки к дому. — Вчера ящерицу поймали, а сегодня что? Шаст, ты посиди тут, я сейчас, — глава семейства так же, как и выбежавшая из дома Катя, кинулся к дочерям, и парень ненадолго остался один. То, что Арсений его бросил, не поверил, было ясно как дважды два, иначе бы он остался. — Так, я снова готов тебя слушать, — Поз подсел рядом. — Че надумал? — Дим, а он адрес оставил? Хоть что-то, а? — Ничего, появился, забрал дочку, собаку, ничего толком не объяснил и уехал. Меня в тот день дома не было, а Катя с девочками возилась, мама ее еще тогда приехала, в общем, не до того было. Проводили — и с концами. — Ясно, — протянул светловолосый парень и замолчал, наблюдая за тем, как по двору несмело передвигается черно-белый котенок — находка девочек. — Шаст, позвони в свое агентство, загрузи себя работой, развейся, на время забудь обо всем. — Ты, вероятно, прав, я позвоню, — кивнул Антон и отошел в сторону, по пути набирая на телефоне номер. Минут через пять он влетел на кухню, зажимая рукой микрофон. — Поз, что мне выбрать: Америку или Италию? — Италию, — дружно закричало семейство Позовых, и Антон улыбнулся. Вопрос был решен.

***

Арсению казалось, что он выучил город наизусть, хотя был здесь всего три раза. Попытки заблудиться к успеху не привели, хотя он пытался. Пытался забить голову чем-нибудь другим и не вспоминать. Мужчина сам оставил его, их разделяли моря, тысячи километров, но образ высокого светловолосого парня с браслетами на руках Арсений по прежнему видел в каждом, кто хоть немного соответствовал параметрам. Это было, как наваждение, как мираж, казалось, Антон сейчас рядом идет вместе с ним по красочным улицам Сан-Ремо. — Я брежу, — признался сам себе Арсений. — Я определенно болен. Он вышел на набережную, где не раз любовался заливом между двумя мысами. На набережной толкались туристы, здесь же были и пассажиры его парохода. Внезапно в тени деревьев остановился белый кабриолет. Из него вышли трое: две девушки брюнетки, одна в желтом платье, вторая — в красном, и парень. Он бы никогда внимания на них не обратил, если бы не русская речь. Девушки о чем-то спорили, а молодой человек отошел в сторону. Высокий, светловолосый парень одним знакомым движением руки поправил челку. Арсений готов был поклясться, что в гуле набережной услышал, как звякнули браслеты на худых запястьях. — Антон, — прошептал Арсений и медленно сделал шаг вперед, но две девушки юркнули в салон автомобиля, за ними следом заскочил парень, и машина унеслась. Кажется, Попов никогда в жизни еще так не бегал. Вперед, через парк к гостинице "Рояль", русских там не было. Из гостиницы в гостиницу на такси Арсений мчался вперед с одним и тем же вопросом: "У вас останавливались русские? Две девушки брюнетки и высокий светловолосый парень со множеством браслетов на руках." Он бежал вперед, понимая, что одержим, влюблен, как мальчишка. Но свой шанс он упустил в Москве, и теперь судьба смеялась над ним. Очередная гостиница. Русские? Да, есть такие, две девушки и парень из России. Закончили дела, заказали билет на самолет. В аэропорт Арсений ворвался, как преследователь, одержимый единственной целью — догнать. — Заканчивается посадка на рейс Милан-Москва. Он бежал, натыкаясь на чемоданы, баулы, сумки, толкая случайных пассажиров, словно загнанный зверь, тяжело дыша оглядывался по сторонам. Парень проходил паспортный контроль, о чем-то переговариваясь с двумя девушками. — Антон, — Арсению казалось, что он кричит, но на деле лишь хрипло шипел его имя, в горле пересохло, накатило отчаяние. Он снова его теряет. Троица, закончив с бумажными делами, скрылась за толстым стеклом накопителя. — Обернись, обернись, — шептал мужчина, наблюдая за тем, как к дверям подъехал автобус. Еще мгновение — и он исчезнет. — Антон! — закричал Попов прекрасно зная, что его не услышат. — Ан-тон! На мгновение Шастун обернулся, словно что-то почувствовал, рассеянно заскользил глазами по стеклу, но его не увидел, отвернулся. — Ну обернись же ты! — зарычал Арсений, и в этот момент Антон обернулся вновь, застыл на месте, глядя прямо в его глаза. — Антон! — Арсений, кажется, задыхался, а высокий светловолосый парень стоял, не двигаясь. Его толкали другие пассажиры, две его спутницы обернулись, похлопали его по плечу, но Шастун, словно мраморный, стоял, глядя в глаза мужчины своими зелеными, полными тоски. — Антон! Я дурак, — кричал Арсений, тарабаня кулаками в толстое стекло, совершенно не боясь того, что на него оглядывались люди, того, что он привлекал внимание. Ему было плевать. — Антон! Я дурак! Я люблю тебя, слышишь?! Светловолосый парень качал головой, что-то говорил, но Арсений не мог слышать, оттого жадно ловил каждое движение его губ. Одна из спутниц парня все-таки вернулась, схватила его под локоть, заставляя идти с ней. — Как ты мог? — читал Попов по его губам. — Я тебя ненавижу! Как ты мог? — Я люблю тебя, — вновь закричал Арсений в спину уходившему парню, а тот еще раз обернулся. — Идиот. — Идиот, — обессиленно прошептал Арсений, наблюдая за тем, как красный автобус увозит пассажиров к их самолету.

***

Антон долго открывал дверь ключом, пока не догадался толкнуть ее. Она оказалась незаперта. Удивиться парень не успел, вошел в прихожую, и тут из кухни вылетел Рыжий, скуля и повизгивая, бросился ему на грудь, стремясь облизать лицо. Антон включил свет, боясь поверить в очевидные вещи. На обувной полке стояли кирины босоножки. Рыжий толкался под ногами и прыгал, не давая парню сделать и шагу. — Рыжий, я тебе очень рад, но дай мне зайти в дом, — парень фыркнул, отталкивая от себя жизнерадостное животное. — Эй, соседи, вы где? — Антоша приехал, — радостно завизжала Кира, выбегая из своей комнаты, и с грацией обезьяны повисла на шее высокого парня. — Антош, Антош, я так скучала. У меня теперь бабушка есть, папина мама. Мы уже неделю в Москве. Представляешь, бабушка посоветовала отправить мои стихи на конкурс талантов. Я буду петь, представляешь? Мы репетируем, завтра концерт, — без умолку трещала девочка, затаскивая Антона на кухню. — Бабушка, Таисия Викторовна, Антон приехал! — девочка скакала возле стола, а после унеслась вместе с Рыжим в прихожую. Таисия Викторовна, радостно охая, кинулась собирать ужин, а Антон и Марина Николаевна стояли друг напротив друга, осторожно приглядываясь. — Я, Антон, о вас наслышана, — с теплой улыбкой заявила женщина, и Шастун кивнул не зная, что сказать еще. К ужину была открыта бутылка вина — сувенир из Италии. Поговорили про заграницу, решили, что, как у них, у нас будет еще не скоро. Антон видел, что Марина Николаевна хочет с ним поговорить. Но что он ей мог сказать? Захотелось курить, и парень вышел на балкон в синие московские сумерки. Марина Николаевна проскользнула следом, плотно прикрыв балконную дверь. — От детей и от собак все-таки нужно временами отдыхать, — доверительным шепотом произнесла она. — Этот ваш Рыжий невероятно общительный, мне кажется, я скоро заговорю на собачьем, — Антон улыбнулся на слова женщины. — Покурим? — усмехнулась дама, и Шастун помог ей прикурить. Ненадолго повисла пауза. — Он вас обидел? — с ходу начала Марина Николаевна. — Он не верит мне, — отозвался Антон, выдыхая в небо сизый дым. Сигарета Марины Николаевны дернулась, женщина понимающе кивнула. — Я не понимаю, что происходит, у нас все было хорошо и… — Антон запнулся, а затем обернулся. — Вы что-то знаете, да? Он так любил свою жену, что их разрыв сломал его? Объясните мне. Марина Николаевна вздохнула. — Беда в том, юноша, что я очень плохо знаю своего сына. Да-да, не удивляйтесь. Однажды утром ты просыпаешься и осознаешь, что тебе за шестьдесят и ты одна, с тобой нет рядом любимого человека. И приходится признаться самой себе, что жизнь прожита неправильно. — Зачем вы так говорите? — Шастун откашлялся. — Вы несправедливы к себе. — Ни в коем случае, зачем? Я проснулась и поняла, что одинока и никому не нужна. Особенно своему единственному сыну. Правильно, он платит мне той же монетой, в молодости мне было не до него. Я бы все отдала, чтобы прокрутить жизнь, где ему пять, шесть лет. Я глупо потратила свою жизнь, испортила ее сыну. Он не верит в любовь. А почему? — Марина Николаевна вздохнула и оглянулась на рядом стоящего парня. — У него был неудачный брак? — Его не любила мать, не любила жена. Он, если хотите знать, разочаровался в женщинах. А ваша любовь, в нее он уже не поверил. Вы ведь любите его, правда? Помогите мне. — Я? — удивленно произнес Антон. — Но как? — Помогите мне вернуть сына, внучку, семью. Вы молоды, возможно, меня не поймете. У вас, у молодых, другие ценности, а я поняла, что все тлен, главное — кто останется с тобой в старости. Главное знать, что ты нужен и не одинок, — женщина щелкнула зажигалкой, в полумраке блеснул огонек новой сигареты. — Что я могу для вас сделать? — хрипло произнес Антон, и женщина накрыла его руку своей. — Вы можете сделать моего сына счастливым. Дайте ему шанс, не гоните. Поговорите с ним, и все образумится. Он тоже вас любит и переживает. — Это проблематично, — Антон усмехнулся, представляя Арсения на капитанском мостике посреди океана. — Я не хочу выглядеть навязчивой, но, может быть, вы согласились бы погостить у нас? У меня квартира недалеко от моря, внучка будет счастлива, она мне все уши про вас прожужжала. Вы отдохнете на море. — Хорошо, я принимаю ваше предложение, — Антон улыбнулся, и Марина Николаевна тепло прижала его к себе. — Вот и договорились.

***

От порта шли пешком, прохладный ветерок в это утро проскальзывал под одежду, приятно дотрагивался до тела. Кира скакала рядом, а Марина Николаевна исподтишка наблюдала за сыном. Она видела его нервные движения и блеск в глазах. Арсений будто боялся опоздать куда-то. Дома за столом мужчина хмуро произнес: — Мне нужно уехать в Москву, ты останешься с Кирой еще ненадолго. — Без проблем, — бесстрастно произнесла женщина и наклонилась к тарелке. — Когда едешь? — Сегодня, — не раздумывая ответил Арсений, а Кира едва не подавилась котлетой и уставилась на Марину Николаевну, на что та нахмурилась и вновь перевела взгляд на сына. — Надеюсь, ты найдешь минутку зайти ко мне домой? — Зачем? — буркнул Попов. Меньше всего ему сейчас хотелось тащиться к матери. Время стремительно уходило, хотя казалось, с момента встречи в Италии оно застыло навсегда. — У меня там газом пахнет, не пойму откуда. У ремонтной службы сегодня выходной, но если у тебя времени нет, то я понимаю, — вздохнула женщина. — Это же опасно, вы могли задохнуться! Конечно, я посмотрю. Ты, я надеюсь, окна пооткрывала? — встрепенулся Арсений, и Марина Николаева ненадолго зависла. — Э-э, не знаю… Не помню, вроде. Арсений снял парадный китель, облачился в джинсы и футболку. — Я готов, пойдем. — У меня живот болит, — прошептала девочка и опустилась на диван. — Голова не кружится? Может, газом надышалась? — Арсений присел рядом с дочкой, дотрагиваясь до ее лба губами. — Я, кажется, арбуза объелась, — заявила Кира, а Марина Николаевна подхватила сына под руку. — Я сейчас же побегу в аптеку, мы примем таблетку, а ты иди поскорее, мне кажется, окно я все-таки не открыла. Арсений как-то странно посмотрел на мать. Знакомое с детства лицо теперь казалось другим, а ведь он раньше этого не замечал, не хотел замечать. Мать постарела, осунулась, образ холодной отстраненной женщины рассыпался на глазах. Арсению стало ее жаль, сердце защемило тоской, и он отвернулся. Через полчаса мужчина выходил из машины в родном дворе, где с детства знал каждый уголок. Посмотрел на окна, так и есть — закрыты. Зато балконная дверь нараспашку, прозрачным парусом надулся тюль. Арсений поднялся на второй этаж, открыл дверь ключом, знакомые с детства запахи поплыли навстречу, но газом не пахло. Прошел на кухню, покрутил конфорки. Вроде ничего необычного, может, запах из вентиляции, такое бывает. Мужчина остановился посреди коридора, собираясь уходить, но вспомнил о балконной двери. Ее следовало закрыть, чтобы порывом ветра не разбило стекло. Арсений направился в гостиную и на пороге остановился. В комнате кто-то спал. Он стоял в дверном проеме и, кажется, забыл, как дышать, когда из-под одеяла показалось тонкое запястье, увитое браслетами. Рука свисала с дивана, из-под одеяла выглядывала пятка, а в светлых волосах заблудилось бродившее по комнате солнце. Это был он. Арсений медленно прошел в комнату, а затем опустился перед диваном на пол, какое-то время рассматривал спящего. Ком подступил к горлу, и мужчина хрипло прошептал: — Просыпайся, соня. Антон встрепенулся, еще не до конца просыпаясь, часто-часто заморгал, принимая вертикальное положение. — Ты… — парень сглотнул, плохо соображая после сна, продолжая прижимать к себе одеяло. Арсений выдохнул, а затем сжал в пальцах края простыни и медленно прошептал: — Я. Не могу. Без тебя. Жить. — Врешь, — Антон вздохнул, позволяя колючей щеке прижаться к его руке. — Если ты прогонишь меня, я буду выть под балконом, как брошенный пес, — пообещал Арсений, глядя в зеленые глаза напротив. — Я бы послушал такой концерт, — едва заметно ухмыльнулся Антон, и Попов тут же вскочил на ноги, в несколько шагов достиг балкона и уже перекинул ногу через перила. — Эй постой, я передумал. Мне жаль соседей, они, вообще-то, неплохие люди, — светловолосый парень улыбался, и Арсений вернулся на место у дивана. — Как ты попал в квартиру, а? — тоном следователя на допросе произнес Шастун и нахмурился. — Как ты оказался в моей постели? — в тон ему ответил Арсений. — В твоей? — Вот именно! На этом диване прошло мое босоногое детство. Ну-ка подвинься! — не дав опомниться, Арсений стащил с себя футболку и юркнул под одеяло. — Эй, у тебя что, ностальгия по детству? — прошептал Антон, ощущая горячие руки на своем теле. — Нет, у меня ностальгия по тебе, — горячий шепот, сотни мурашек, пьянящие поцелуи, обжигающие ласки — все это теперь не казалось сном, все это было слишком остро, осязаемо. Когда тела, раскаленные до предела, взорвались наконец фейерверком неповторимых ощущений, легкий бриз ворвался в комнату, где лежали двое обнявшихся влюбленных, остужая воздух, но не эмоции и чувства. Домой приехали ночью. Перед этим долго гуляли по городу, Арсений показывал Антону свои любимые места. Гуляли по ночному пляжу, а после купались в лунном отражении, поблескивающем на воде. Мужчины еще некоторое время стояли в прихожей и целовались, не в силах друг от друга оторваться, потом включили свет на кухне. На столе был накрыт ужин на двоих. — Ничего себе! — иронично произнес Арсений, зажег свечу, а затем выключил электричество и обернулся на стоящего рядом парня. — У тебя замечательная мама, — произнес Антон, и Арсений кивнул. — Это точно. Кажется, вы тут без меня организовали сплоченный отряд. — Не смейся, мы действительно подружились. Ты не рад? — Два месяца назад я был совершенно один. Теперь у меня есть мать, дочь, любимый человек. О чем еще можно мечтать? — произнес мужчина и, прильнув к теплым губам, прошептал: — Ты любишь меня? — Люблю, люблю, — зашептал Антон в ответ, кажется, понимая, что Арсению важно слышать о том, что его любят, прежде чем он в конце концов поверит в это. — До сих пор не верю, что это правда, — Попов усмехнулся. — Скажи, ты не исчезнешь? — Исчезну, завтра ты проснешься, а на зеркале будет маркером написано: "Прощай, Арсений! Я прибыл сюда исключительно из жажды мести", — Антон фыркнул, глядя на то, как меняется лицо мужчины. — Прости меня, — Арсений глубоко и прерывисто вздохнул, как ребенок после долгого плача, и уткнулся носом в запястья, увитые браслетами. А после они разогрели ужин, достали бутылку вина, вышли на балкон, обнявшись сидели там, шептались, согревая друг друга теплом. Высоко над крышами домов сияла огромная луна, освещая собой все вокруг. В гостиной внезапно возникло движение, прошлепали босые ноги. Занавеска отодвинулась, и двое мужчин обернулись, увидели Киру. Девочка стояла в дверном проеме в своей белой пижаме и широко открытыми глазами смотрела прямо на огромную луну. Она не видела их, смотрела мимо, вглядываясь во что-то, доступное только ей. — Кир, — зашептал Арсений, но Антон шикнул на него, заставляя замолчать. — Человеку нужен человек. Чтобы знать, что есть кому поверить, — медленно проговорила девочка, вздохнула, постояла еще несколько мгновений и ушла обратно в комнату. — Человеку нужен человек, — повторил за ней Арсений и обернулся на сидящего рядом парня. — Это только первая строчка, надеюсь, потом будет песня, — Антон затих, а затем положил голову на чужое плечо, ощущая, как сильные руки крепче его обняли. — Ты мне очень нужен…