Заунывненский шлак

Погожим апрельским днём учеников Очень Средней Школы выгнали на субботник. Одних заставили собирать мусор, других мести дорожки, третьих — белить бордюры и деревья. Эта священная манипуляция с известью совершалась ежегодно. И, как всякое магическое действие, её нельзя было объяснить с точки зрения грубого практического смысла. Ну, типа как отбивание кантика на солдатском одеяле. Вот зачем это делается? Кто-то невнятно промычит насчёт святости армейской дисциплины и «раз требуют, значит требуют». А кто-то сошлётся на древнее пророчество: в тот самый день, когда в казармах перестанут отбивать кантики, мир перевернётся, генералы будут есть с солдатами за одним столом, а потом придут оккупанты и всех оккупируют. Ну, с весенней побелкой, конечно, было попроще — там были не пророчества, а, скорее, мифы и легенды. Так, существовало народное поверье, что известь защищает городские клёны-тополя от паразитов и нечистой силы. А с бордюрами был связан устойчивый миф о красоте. Пусть дожди, подошвы и колёса свезут известь с тротуарного камня уже через неделю, но в этот краткий миг можно предаться любованию белой коростой на раздолбанных бетонных брусках, поразмышлять о печальном очаровании вещей и сложить изысканное хокку по дороге из банкомата в гастроном. В число побельщиков включили и Тлену Безысходнову. Сперва она почти обрадовалась такому поручению: мазать извёсткой кленовые стволы казалось веселее, чем махать метлой или набивать мешок прошлогодними листьями и обёртками из-под чипсов. Но скоро Тлена поняла, что ей вовсе не повезло. Кисть-мочалка досталась Тлене самая жёсткая и обглоданная. Вбивать такой кистью извёстку в древесные морщины было трудно и противно — всё равно что кукурузным початком орудовать. Да и вообще, извёстка куда охотнее текла не на дерево, а в рукава, и весело устраивала «звёздное небо» на брючках и сапогах. Прошло каких-нибудь полчаса, а Тлена была уже грязнее всех одноклассников. К тому же, никто не предупредил её, что на побелку нужно надевать перчатки, лучше бы резиновые. — Ой-ёй-ёй, вы посмотрите на эту замарашку! — раздался рядом скрипучий голос. Тлена повернула голову и увидела возле школьного крыльца казённую швабру. Швабра была старая и вся в артефактах: ручка заполирована до сияния, места крепления перекладины усилены ржавыми стальными полосками. Уж который десяток лет служила швабра верой и правдой: разгоняла по школьным коридорам грязь и плевки, наблюдала исподволь за проносящейся мимо жизнью и набиралась негромкой житейской мудрости. Сейчас её забыли возле крыльца, швабра заскучала и от скуки заговорила с Тленой. — Другие дети как дети, а эта на всех чертей похожа. С грехом пополам побелила два дерева, а уж измазалась на целую рощу. — Я стараюсь, — всхлипнула Тлена. — Но у меня не получается. — Странное дело: другие-то дети не очень стараются, но у них всё вполне получается, и выглядят они при этом вполне прилично. Посмотри на Милочку Крутышкину… Тлена посмотрела. Милочка неторопливо собирала крупный мусор возле забора, неся почти пустой чёрный мешок в брезгливо вытянутой руке. Мать дала Милочке длинные проволочные щипцы-пинцет, чтобы она не дай бог не прикоснулась к мусору своими пальцами, и, конечно, две пары перчаток: нитяные и резиновые. Одели Милочку в самые старые джинсы и в самую простую курточку, но всё равно смотрелась Милочка так, будто пришла не на субботник, а на дискотеку. — Да, Милочке хорошо: у неё богатые родители. И даже самые рабочие-прерабочие штаны у неё куплены когда-то в хорошем магазине... — констатировала Тлена. — А тебе завидно? — спросила Швабра. — Если честно, то… — Ну, Мила, конечно, красивая девочка и растёт в достатке, но ты лучше посмотри на Пыню Мироедова… Он не ахти какой симпатяга, отец у него уныло бомбит на лизинговой «Ладе-Крушине», но быть Пыней всё же порой гораздо интереснее, чем Милочкой. Смотри, такой ма-аленький, а уже использует наёмный труд! — Швабра умилённо скрипнула. Классная руководительница Злилия Церберовна поручила Пыне побелить несколько метров бордюра. Но Пыня не хотел пачкаться. Вместо этого он заманил на субботник третьеклассника Рваню Слюняшкина, пообещав ему сныкерс. Поэтому бордюр сейчас белил замызганный Рваня, а Пыня сидел на газетке под старым тополем и играл в смартфончик, то и дело бдительно поглядывая по сторонам — не идёт ли Злилия Церберовна. Призовой сныкерс призывно торчал у Пыни из кармана. — А он точно отдаст его Рване Слюняшкину? — Этот конкретный сныкерс отдаст непременно. Рваня ему ещё не раз понадобится в качестве дешёвой рабсилы. Но в будущем Пыня обязательно кинет Рваню, потому что дешёвая рабсила имеет свойство наглеть и возомнять о себе бог знает что. По-другому с ними нельзя, — подчеркнула Швабра. — Ну, не могут все на свете быть красивыми и успешными, иначе мир просто перевернётся. Поэтому есть среди нас такие, как Мила и Пыня, а есть такие, как Рваня. Или как ты — серые недотёпы, которые даже кисть приличную достать себе не могут. — Все хорошие кисточки расхватали другие ребята, а мне досталось то, что никто не хотел брать. — Вот видишь. Ты не привыкла бороться за лучшее, потому что ты стрёмная. Как правило, такая привычка наследуется от нищих, неудачливых дедушек и бабушек, крепчая с каждым поколением. Хотя, бывают случаи совершенно фантастического внезапного успеха… Помнишь сказку про Золушку? Конечно, Тлена помнила сказку про Золушку! Это была её любимая сказка. — Милая Швабра, ты хочешь рассказать мне сказку? — с надеждой спросила Тлена. — Ну, делать мне сейчас всё равно нечего, поэтому некую сказку я тебе расскажу. Даже не сказку, а быль. — Про Золушку?! — Ну, считай что про Золушку. И Швабра начала рассказывать — тихо-тихо, чтобы никто кроме Тлены её не слышал: — Давным-давно в этой школе училась девочка. С ней никто не хотел дружить, никто не хотел даже за одной партой с ней сидеть, потому что девочка была очень стрёмная. У неё не было красивых модных вещей, потому что её мама работала уборщицей в этой же школе. А все знают, сколько получают школьные уборщицы за свой труд. Иногда девочка оставалась после уроков и помогала маме мыть полы в классах. Кто-то из учителей увидел однажды, как она тащит своими тоненькими красными ручонками полное ведро воды, и умилился: «Работящая какая, прямо Золушка». С того дня «Золушка» стало у девочки вторым, тайным именем. Конечно, сказку про неё девочка знала наизусть и постоянно думала, как же это прекрасно — жить в трудах и серости, а потом вдруг раз! — и получить ВСЁ, включая хрустальные туфельки. Но для этого нужно было сперва вырасти, стоптать гору простых уродливых туфелек, исписать килограммы тетрадок и отмыть гектары школьного линолеума… Тлена механически водила мочальным огрызком по дереву и ждала, ждала, когда Старая Швабра произнесёт волшебное «И вот однажды…». Все знают, что после этой фразы даже самая соннная история резко меняет темп и срывается вперёд, к Самому Интересному. Но Швабра всё медлила и медлила с этой фразой. Она неспешно описывала, как одноклассники травили бедную Золушку и как тяжело давалась ей школьная программа. Но Тлена всё же дождалась. — И ВОТ ОДНАЖДЫ, — сказала наконец Швабра. — И вот однажды, когда Золушка закончила школу, мама купила ей в комиссионке ношеное, но всё же приличное платье. Золушка надела его, в первый раз накрасила губы, распустила волосы и в таком виде пошла на дискотеку в Дом культуры шлакоизготовителей. Весь вечер она просидела в углу, потому что не умела ни танцевать, ни знакомиться. И весь вечер смотрел на неё один очень славный парень, который тоже не умел ни танцевать, ни знакомиться. Да, вот так вот сидел и смотрел на миленькую подкрашенную Золушку, а подойти стеснялся… Тут Швабра резко замолчала, потому что увидела школьного завхоза. Ей не хотелось, чтобы эта солидная, пожилая дама слышала их с Тленой разговор. — Ну? А дальше что? — нетерпеливо зашептала Тлена, когда завхоз упыхтела прочь. — А? Что дальше? На чём я остановилась-то? Ну… Дальше Золушка поступила в швейный техникум и проучилась там год. Потом она была продавщицей и нянечкой, шила тапочки на дому… Всё ждала, ждала чего-то… — А как же тот парень? — Какой парень? А-а… Понятия не имею. Он уехал из города, и больше они с Золушкой никогда не встречались. — А как же… — Да вот так. Жизнь текла своим чередом, Золушка всё ждала-ждала, и в один прекрасный день пришла в эту самую школу, где её когда-то так обижали… Да вот она, кстати, — сказала Швабра и опять резко умолкла. Тлена подняла глаза и чуть не вскрикнула в голос: к ней с метлой в руках приближалась тётя Тваря, школьная уборщица. По меркам Тлены и её сверстниц тётя Тваря была безнадёжно старой — недавно ей стукнуло сорок. А выглядела она на все шестьдесят. Голос у тёти Твари был сорванный и бесполый, как пожарная сирена. И ещё от неё постоянно пахло — совсем так же, как частенько пахло от Тлениного папы, когда он ещё жил с ними вместе. Тётя Тваря кинула равнодушный взгляд на Швабру (сейчас та была ей не нужна) и зашаркала куда-то, опираясь на метлу. — Как же так, Швабра? Ты же сказала, что сказка будет про Золушку, а все золушковые сказки заканчиваются… не так! — Сказки — да. Но тебя же, кажется, предупредили, что будет не сказка, а быль. — Но ты же сказала «И ВОТ ОДНАЖДЫ»! Это же волшебная, сказочная фраза! — Ну и что? В жизни очень часто бывают всяческие «и вот однажды». И вот однажды пошёл сильный дождь, люди ходили по колено в воде, А ПОТОМ ВСЁ ВЫСОХЛО. И вот однажды на меня повесили новую тряпку, А ПОТОМ ОНА ИСТРЕПАЛАСЬ. И вот однажды встретились два интересных одиноких человека, посмотрели друг на друга И МОЛЧА ПОШЛИ КАЖДЫЙ СВОЕЙ ДОРОГОЙ. Мало ли. Жизнь — это не сказка, уж я-то знаю. Через пришкольный садик пронёсся, размахивая мочальной кистью, Уколя Козлищев. Он не то убегал от кого-то, не то преследовал. Уколю тоже вроде как заставили белить деревья. Но ему не хватило смекалки нанять кого-нибудь за конфету, подобно Пыне (конфеты Уколя предпочитал всегда съедать сам), а елозить мочалкой по кленовой коре Уколе было скучно. Носиться по садику гораздо веселее, согласитесь. Милочка Крутышкина со своим хитрым пинцетом гуляла совсем рядом с Тленой, поглядывая на неё с привычным затаённым злорадством. Внезапно Уколя резко сменил траекторию, налетел на Тлену и шлёпнул её кистью по спине. Тлена отскочила прямо на Милочку. Козлищева тут же след простыл, и вся слава досталась Тлене. Милочка возмущённо проверещала «Ты что, ду-ура?!!» — и в свою очередь толкнула Тлену. Падая, Тлена перевернула ведро с извёсткой и оказалась в белой луже. Швабра наблюдала равнодушно, поглощённая своими мечтами. Весеннее солнышко убаюкало её, и она воображала, как ОДНАЖДЫ её по-настоящему забудут в школьном палисаднике, она крепко-крепко упрётся в тёплую влажную землю, и у неё из перекладины полезут корни, а из ручки — ветви с листьями. И будет Швабра покачивать ими на ласковом ветру, мелодично и величаво…