Заунывненский шлак

Тлена выцарапала из овощного ящика пару прыщавых картошек и почернелую морковину, откопала в мусорном пакете бледное ведёрко из-под майонеза, надела пальтишко и вышмыгнула из квартиры. Над крышей со свистом сигали красные и зелёные метеоры. В тёмном смежном дворе кого-то с визгом закидывали снежками. А здесь, под фонарём возле теплотрассы, было светло и, можно сказать, безмолвно. Мороз отпустил, поэтому снег был что надо: валкий и податливый. Тлена сгребла его в комочек и покатила — комочек быстро стал комом размером с гимнастический прыгун. Пыхтя, Тлена скатала ещё один ком, сильно поменьше, и водрузила его вторым этажом. А на второй этаж насадила третий — совсем небольшой. Так возле теплотрассы возник снежный уродец в майонезном ведре набекрень. В кривой лапе уродца торчал обломок хоккейной клюшки, найденной тут же, во дворе. Уныло торчал острый морковный нос, картофельные бельма горестно пялились в никуда своими ростками, а снежные губы скорбно кривились. Тлена почесала рукавицей мокрый лоб, утёрла мокрый нос и села в сугроб, любуясь своим творением. Всё веселее, чем слоняться по пустой квартире. Там, конечно, стоит накрытый стол, но… Тлена с десяти вечера только тем и занималась, что методично и почти безнаказанно набивала желудок месячной нормой конфет и печенья, и теперь с грустным удивлением понимала, что ей больше не хочется сладостей. Вы не поверите: о шоколаде противно было даже подумать. А уж о бутербродах и салатах тем более. В чужих окнах там и сям полыхали уютными зарницами голубые огоньки, иронии судьбы и прочие иваны васильевичи. Хорошо там, за чужими окнами… А Тленины окна долго ещё не озарит телевизорный свет, потому что телевизор сломался, и как раз нынче утром, то есть тридцать первого декабря. Может, и не навсегда; может, его ещё можно починить, но Новый-то год уже не спасти. Для Тлены этот Новый год непоправимо запорчен. Заменяя телевизионные Куранты, ровно в полночь у них на столе запищал будильник. Тлена и её мать чокнулись бокалами с лимонадом, через силу поели салатов и посидели немножко в тишине, глядя, как покачиваются на ядовито-зелёной китайской ёлке ядовито-розовые пластмассовые шарики. Потом мать взяла большую миску с оливье, пакет с бутылками и ушла сидеть к соседке тёте Нине, наказав Тлене не засиживаться и лечь спать не позже двух. Разумеется, ни о какой ночной прогулке речи не было, так что Тлена чувствовала себя несколько мятежно, катая под фонарём снеговые шары. «Но ничего, я ведь ненадолго. Вот погуляю ещё немножко, приду домой и тут же лягу спать. А снеговичку не помешает причёска». Тлена отломила несколько тонких карагачовых прутиков и приладила их на голове снежного уродца. И вот тут произошло кое-что интересное. Кривые ветки легли так, что на лбу снеговичка образовалось нормально так различимое слово «LIVE». И тотчас шевельнулся снеговичок, стал чуть выше ростом и осмысленно воззрился на Тлену своими картофелинами. — Приветствую тебя, моя создательница! — почтительно прогнусил он, приподняв майонезное ведро. — Ты вдохнула в меня жизнь, и теперь я готов исполнять твои повеления. Повелевай же! Тлена восхищённо попятилась, но быстро пришла в себя и подумала, что всё, видимо, идёт как надо и удивляться тут не стоит, а стоит просто воспользоваться моментом. — Привет, болванчик. Если ты и правда умеешь исполнять желания, то почини-ка наш телевизор, пока Новый год ещё не совсем прошёл. Увы, Снеговичок в ответ лишь смущённо запыхтел и скосил картошки к морковному носу: — Я не умею чинить телевизоры. Я вообще ничего чинить не умею. Скорее, наоборот. Зато это самое «наоборот» у меня получается преотличненько! Он хищно прищурился и оскалился, показав длинные ледяные клыки. Тлена тоже прищурилась и ощерилась, став похожей на маленького злого грызуна: — Ну, тогда… Тогда сделай всем своё «наоборот»! Сломай Новый год напрочь! Пусть всем вокруг сделается так же гадко, безрадостно и бестелевизорно, как мне. — Принято! — рявкнул Снеговичок и поднялся на ноги. Бог его знает, откуда он взял эту пару толстых ног, обутых в крепкие снежные валенки, подкованные острыми ледяными шипами. И эти шипастые валенки быстро-быстро затуптупали по сугробам, унося болванчика куда-то прочь. Не прошло и десяти минут, как во всех квартирах во всём городе враз погасло электричество. Заунывненск подавился оливье, испустил в темноту нецензурный рёв, дружно бросился клацать электросчётчиками, звонить в аварийку и ревниво заглядывать в окна, проверяя, горит ли уже свет у соседей. Но никакая аварийка никому не ответила, и Заунывненск с безобразной руганью полез за карманными фонариками, спичками да свечками. Во многих, многих домах в эту ночь протухли холодильники. Во многих, многих домах вспыхнули весёленькие пьяные пожары. — Ой, как классно! — пищала Тлена, приплясывая возле погасшего фонаря. — Настоящий Конец Света! Снеговичок, но как тебе это удалось? — Один визит на подстанцию, пара брошенных куда надо снежков и несложная манипуляция с проводами… Я ещё и не то могу! Впрочем, имелся в Заунывненске как минимум один человек, на кого Светопреставление должного впечатления не произвело. Это был Уколя Козлищев, одноклассник Тлены и её же записной мучитель. Козлищевы-старшие отмечали Новый год уже третьи сутки и были сейчас очень заняты: бабушка звонила в полицию, мама руками собирала с ковра селёдку под шубой, а папа бил морду кому-то из гостей, озарённый трепетным светом хозяйственной свечи. Уколя же в беззаботном одиночестве тусил где-то за домом и пускал петарды. — Ну, что? Веселимся дальше? — спросил Снеговичок. — Предлагаю обратить внимание на любимого нашего Козлищева… — Конечно, веселимся дальше! — проверещала Тлена и бросила ледышку в безжизненный фонарь. Снеговичок поймал Козлищева и отходил по спине клюшкой, потом напихал ему за шиворот и в штаны римских свечей, опутал каким-то шнуром, поджёг и с великолепным размахом швырнул в окно квартиры, где жила красивая и богатая одноклассница Тлены, Милочка Крутышкина. Двойной немецкий стеклопакет лопнул, точно жалкая ёлочная игрушка. Уколя бомбой влетел в гостиную и тут же взорвался, устроив восхитительной живой фейерверк. Все Крутышкины моментально попадали в обморок, а Милочка ещё и обмочилась. Милочкин же пекинес, бестолковый комок нервов и шерсти, убежал в спальню и со страху скинул там полужидкую кучку прямо на шёлковое покрывало. Восторгу Тлены не было предела. А Снеговичок и рад был стараться. Далее он нанёс визит Злилии Церберовне, классной руководительнице Тлены. Постучался с поздравительной улыбкой на роже и все подумали, что это такой аниматор-затейник в костюме снеговика. Поэтому сразу его не прогнали, а, наоборот, пригласили к столу и налили шампанского. Снеговичок как следует оттоптал ковры, потёрся грязно-мокрым боком о пёстренькие обои и как бы невзначай опрокинул банку со свечкой. Пока её выуживали из-под стола и зажигали снова, Снеговичок успел сбегать в туалет и налить во все салаты туалетной воды — не в смысле душистой из флакона, а в смысле вонючей из унитаза. Поэтому Злилия Церберовна и её гости немедленно получили по кишечному расстройству длиною во все каникулы. Новогодняя ночь расцвела безумным сиянием, стала светлее и теплее майского дня. Тлена хохотала во всё горло, Снеговичок танцевал и жонглировал ёлочными шариками. Но вдруг он подошёл к Тлене, потряс её за капюшон и сказал не своим голосом: — Девочка, зачем ты лежишь в сугробе? Тлена вздрогнула и открыла глаза. Фонарь горел как ни в чём не бывало. Светились окна. Над крышей посвистывали козлищевские салютики. Безмолвный снеговик неподвижно возвышался над теплотрассой, держа в неживой лапе сломанную клюшку. А рядом стоял сосед, пожилой инженер Тщетновский. Он только что вернулся из гостей, где поел овощей и выпил соку (спиртного Тщетновский по желудочной слабости не пил вовсе). — Девочка, вставай, ты можешь замёрзнуть! Э, да это Тлена из тринадцатой квартиры… С Новым годом, Тлена. Пойдём-ка скорее по домам. Новогодняя ночь в Заунывненске чревата известными чудесами, так лучше узнавать про эти чудеса задним числом из хроники поисшествий, чем участвовать в них в качестве фигурантов — я думаю так. — С Новым годом, — проворчала Тлена. — Зачем вы меня разбудили? Мне снился такой чудесон! И она тут же во всех деталях пересказала чудесон Тщетновскому. Тщетновский слегка изменился в лице и покачал головой: — М-да-а… А с виду такая безобидная девочка. Вот уж воистину: в тихом омуте… Кстати, есть одна средневековая легенда о глиняном роботе с волшебным словом на лбу. Этот робот был запрограммирован делать всякие нехорошие вещи врагам своего создателя и его соплеменников. Так угнетённые, притесняемые люди воплощали свои мечты о Справедливом Воздаянии. Но это не делало некоторые поступки глиняного чудовища менее чудовищными. И ведь что характерно: у многих народов есть подобные сюжеты. Видно, глубоко гнездится в человечестве мечта творить зло чужими механическими руками… — Я хотела именно что справедливовоздавания! — сказала Тлена. — Почему только я должна всё время мучиться? Почему только мне постоянно не везёт? Конечно, Тщетновский мог бы длинно и содержательно возразить: мол, далеко не одна Тлена из тринадцатой квартиры всё время мучается и далеко не одной Тлене из тринадцатой квартиры постоянно не везёт. И вообще: месть, как пишут в разных правильных книжках, не делает человека счастливее. Ну, во всяком случае, не должна делать. Но Тщетновскому хотелось поскорее попасть домой, сесть за компьютер, а потом лечь спать. И поэтому он ответил коротко и бесцветно: — Ты ещё очень юная, Тлена. У тебя впереди целая жизнь и тебе не раз ещё повезёт. А теперь беги домой и обязательно выпей горячего чаю, чтобы не простудиться. Они разошлись по квартирам. А снежный болван остался караулить теплотрассу. И вот ведь какое дело: один надломленный прутик свалился с его лба — вместо «LIVE» осталось «LIE». Но никто этого уже не прочёл. Пока Тлена отпирала квартиру, во двор влетел Уколя Козлищев, расстрелявший свой пиротехнический боезапас. На бреющем полёте пронёсся Уколя вдоль неряшливых чёрных труб и увидел отличную мишень для тарана. Бух! — башка в майонезном ведре полетела вправо, ломаная клюшка — влево. Уколя захрюкал от радости, сплясал на снежных останках и полетел домой — дозаправляться газировкой и пирожными.