Скучно жить

С самого утра Федя был сам не свой, периодически поглядывал на Лёшу и подозрительно хихикал. Ну то есть правда: не смеялся, не ухмылялся, а именно что хихикал. На тренировке он вроде бы пришёл в себя и честно впахивал наравне со всеми, но стоило Лёше отойти к Палычу, как Федю разобрал истеричный смех. Не помогли ни осторожные вопросы Антона, ни бодрое «всё-таки ёбнулся!» с другой половины поля от жизнерадостного Тарасова, а от окрика Палыча смех лишь усилился. От неминуемого разбора — а то и внеочередного медосмотра — Федю спас Гарик, заботливо пнувший в него мячом, и дальше тренировка проходила в привычном ритме. — Ну и что это было? — поинтересовался Лёша по пути домой. — Было когда? Феденька бы выглядел воплощением невинности, если бы мог сдержать вновь вернувшееся хихиканье. Пристально смотреть в зеркало заднего вида Лёше было очень неудобно, тем более что пробка, как назло, рассосалась и приходилось следить за дорогой, а Тоша всем своим видом демонстрировал, что допрос подождёт и до дома — куда больше его интересовал хит-парад новинок по радио. Дома Федя попытался ретироваться в спальню под предлогом усталости, но быстро был прижат к любимому дивану. — А теперь рассказывай, — требовательно заявил Лёша, усевшись на Федю сверху и сжав его бёдра. Тоша перелез к спинке и в противовес раскинул ноги: одну на колени брату, а другую — Феде. — Да нечего рассказывать, вы чего? — Федь, мы ведь не торопимся никуда. — Любопытство кошку сгубило, котята! — Федя принял самый свой соблазнительный вид и положил ладони на так и манящие к себе голые коленочки, но тут же по этим самым ладоням и получил. — Господи! Ладно! Вы в курсе, что такое фанфики? Лёша с Тошей синхронно застонали, а Тоша ещё и легонько пнул Федю в голень, на что тот возмущённо зашипел и ущипнул за бедро. — Между прочим, забавные вещи встречаются! Мне кто-то из фанов пару дней назад ссылку кинул, вас дома не было, ну я и открыл от скуки. Потом дальше полез, читал про нас с вами. — Ты с нами живёшь, тебе этого мало? — Но весело же! — Что весёлого-то? — Так! — Тоша примирительно вскинул руки, останавливая спорщиков. — Хорошо, допустим, это весело. Лёша, допустим! Но это всё равно не объясняет то, как ты себя вёл сегодня. — Я нашёл фикпролёшуиюрпалыча, — непривычно смущённо пробормотал Федя, с неожиданным интересом разглядывая висящую прямо над ним люстру. — Чего нашёл? — Фик про Лёшу и Палыча. — Мне, наверное, послышалось, — с нечитаемым выражением лица протянул Лёша после долгой и максимально неловкой паузы. — Тогда и мне тоже, — отозвался Антон и сел прямо. — Так, давай проясним. Кто-то написал рассказ, что я сплю с нашим тренером. Надеюсь, что не за место в старте, но хуй с ним. И тебя это так развеселило, потому что? — Ну, просто… Это же Палыч! А у вас в том фанфике ещё ребёнок был, я, правда, не очень понял откуда, там было что-то странное про запахи, — Тоша издал полузадушенный всхлип, и Федя благоразумно перевёл тему. — Ну и сегодня когда тебя Палыч под локоток взял, меня что-то накрыло, сам от себя не ожидал. — Что-то ты не смеялся, когда узнал про Тошу и Тихонова, — медленно произнёс Лёша, слезая с фединых ног и садясь рядом с братом. — Потому что Тоша с этим педофилом — ай! — правда спал, а тут просто глупая фантазия, ты сравнил, конечно. Повисла ещё одна неловкая пауза, во время которой Лёша смотрел прямо перед собой, а Тоша нашёл крайне занимательным принт на своей футболке. Федя переводил взгляд с одного на другого и, приподнявшись, тряхнул головой. — Очень смешно, так я и поверил. Братья продолжали молчать, и Федя заметил, что они взялись за руки. — Мальчики, это очень глупая шутка. — Так никто и не шутил, — хрипло отозвался Лёша и всё-таки выдержал пристальный взгляд. — Да ну это же бред. Лёш, ну хватит. Тоша? Вы не можете говорить это серьёзно, — не дождавшись никакой реакции, Федя поднялся с дивана, поправил кольцо и абсолютно спокойно заявил: — Я его убью. — Федь, прекрати. — Прекратить?! — Спокойствия как не бывало. — Серьёзно?! Ладно, блядь, Тихонов, я уже почти смирился, но Сёмин нахуй! Как это вообще может в голове уложиться? Ты ему во внуки годишься! Пятьдесят нахуй лет! Пятьдесят! Так, на него надо заявить, — Федя принялся кружить по комнате, перекладывая вещи с места на место, чтобы чем-то занять руки. — Он не может просто совращать детей и разгуливать… Блядь! Да он же с молодёжкой встречается! Мало ли кого он там… — Смолов, ты долбоёб? Или тебе Гарик сегодня последние мозги выбил? Федя замер и обернулся: близнецы сидели в зеркальных позах и смотрели на него с одинаковым бескрайним недоверием. И немного с жалостью. И, кажется, чуточку — как на душевнобольного. Не то чтобы Федя чувствовал себя как-то по-другому. — А вы не долбоёбы такими вещами шутить? Шутники, блядь, — Федя сел прямо на пол и откинулся на батарею. — Даже если бы у нас что-то было, как ты мог подумать, что Палыч подкатывает к мелким? — Иди нахуй. Оба. Как мне завтра Палычу в глаза смотреть? — А как ты ему сегодня смотрел? — вскинул бровь Тоша. — Фе-е-е-едь! Ну не дуйся! Ну Федь, ну ты же сам подставился! И ты испортил такую шутку, что нас теперь на молоденьких потянуло! — А можно про Тихонова тоже была шутка, просто очень затянувшаяся? — Федя. — Двадцать восемь лет Федя. Но вам, похоже, мало. Знаете что, а я уже сроднился с этим прекрасным диваном. Посплю тут, пока не стану постарше. — На обиженных воду возят. — А нахуй — это всё ещё туда.

***

Диван и в самом деле оказался орудием пыток, но Лёша с Тошей упорно обнимали Федю — особенно Лёша, чтобы не свалиться — и до самого утра отказывались уходить в спальню, хотя толком не спали все трое, пусть и притворялись. Федя, хоть и всё ещё обижался, но, кажется, уже не злился: в конце концов, он не пытался их спихнуть, а Лёшу даже приобнял, удерживая на узком диване. Из принципа долежали до самого будильника, а уже на кухне Лёша с Тошей обняли Федю и не выпускали до тех пор, пока тот не вздохнул и привычно не поцеловал их в виски. — Феденька? А, Феденька? — Чего ещё? — Феденька, а кинь ссыль на тот фанфик. Завтракали они под восхитительную по своей экспрессивности тираду, состоящую из предлогов и шедевров обсценной лексики. Зато Федя больше не дулся.