lettera

В покои Маркуса постучали. — Войдите. — Господин, завтрак прибыл, — слуга приоткрыл дверь и остановился на пороге. — Я не голоден. — Но… может, вы передумаете? — Ты не слышал? — Марк оторвался от пергамента, который, казалось, мог рассыпаться сейчас в его руках, настолько древними были письмена. — Я не голоден. Можешь передать остальным. — Простите, — мужчина в черных одеждах с совершенно непроницаемым лицом кивнул и неслышно удалился. Маркус отложил пергамент и сжал кулаки. Сегодня, как и вчера, он с трудом сдерживался, чтобы не порвать Аро на куски, а уж каких трудов ему стоило не показать все на своем лице! Он еле выдерживал его общество, стараясь прятать свои истинные мысли и чувства под обычной маской безразличия и спокойствия. Пару раз он все же задержал взгляд на лице Аро дольше обычного, странный взгляд, и брови Аро сдвинулись к переносице. — Брат, с тобой все в порядке? Ты какой-то странный, мне кажется… — Тебе кажется, — Марк даже слегка улыбнулся, дабы развеять все его сомнения. Пальцы за спиной незаметно впились в ладони с такой силой, что по рукам разошлись трещины, но лицо оставалось спокойным. Аро задержал на нем задумчивый взгляд. — Ну ладно, — бросил он и опустил глаза в книгу. Марк стиснул зубы. Он не брал его руки уже пару веков, но если так и дальше пойдет, он захочет сделать это, подозрения могут закрасться в пытливый ум Владыки. Сейчас Маркусу не хотелось этого, он расскажет брату чуть позже, возможно, даже расскажет о письме, которое перевернуло его жизнь, перед тем, как убьет. Она… Она нарушила его вялотекущую вечность своим появлением в Вольтерре, благодаря ей он узнал, что бок о бок жил с убийцей столько лет! Непозволительно долго! Как же он не хотел верить в это! Знать, что это его брат… его друг… Вчера он думал, что убийство Аро ему ничего не даст, он отомстит, но станет ли ему от этого легче? Ведь он подозревал… подозревал его… Только Бог видит, чего стоили ему эти два дня! Почему он не оторвал ему голову, когда в библиотеке они остались одни? — Ненавижу… — заскрежетал Марк зубами, по тонкому лицу заходили желваки. — Я считал тебя другом! Ненавижу… Ты убил ее, как трус, как последнее ничтожество, подкравшись сзади, нанеся удар… Дрянь! Подлец! Ничтожество! Ты жалок! Твоя родная сестра давно мертва, а ты все еще ходишь по этой земле, и я здесь, рядом с тобой, плечом к плечу столько веков… Дидима приняла смерть от рук собственного брата, которого она любила! — руки Марка сжали край стола, и дерево жалобно скрипнуло. — Убийца столько лет был рядом со мной… Я ведь смутно догадывался, такая мысль не раз посещала голову, но прямых доказательств я найти не мог… Я ведь догадывался… — повторил мужчина упавшим голосом. — Боже, как я слаб! — Марк застонал, согнувшись пополам. — Как посмел ты, Аро, как посмел… Ногти впились в ладони с новой силой, но он не чувствовал боли. Эти два дня превратились для него в кромешный ад, но он был благодарен смертной за то, что она открыла ему глаза, как бы ему сейчас не было больно. Он хотел убить Аро все сильнее, желание росло в нем, становилось твердым и таким сильным, что Маркус до сих пор не понимал, как сдержался и не кинулся на него сегодня. Видеть его, слышать его шелковый голос стало невыносимой мукой! Вначале он не испытал ничего, кроме крайнего удивления. Кромешная дыра внутри, наполненная мраком, пустота, после того, как прочел письмо при свете уличных фонарей, когда девушка скрылась из глаз, не хотела уходить, но когда увидел Аро в коридорах замка, в нем начала расти такая ненависть, что и представить нельзя. Она душила его все сильнее с каждой минутой. — Дидима мертва, значит и ты, мой дорогой брат, жить не будешь, — в голосе древнейшего слышалась сталь, он с размаху опускаясь на стул так, что тот отлетел к стене. — Убить тебя, но не быстро, а заставить хорошенько помучиться напоследок, — смакуя каждое слово, медленно говорил Маркус, в глазах появился холодный, металлический огонь. — Ты как никто заслуживаешь смерти и уже очень давно. Как мог быть такой брат у тебя, Ди? — разочарованно прошептал Маркус. — Ты и Аро — вы такие разные, как могли вас связывать родственные узы? Дидима… — лицо исказилось, из груди вырвался хрип, похожий на рыдание, сталь в голосе испарилась, когда он заговорил о любимой. — Я нашел твоего убийцу, родная, прости, что так поздно… Я считал его своим лучшим другом и ненавижу себя за это! — голос Маркуса повысился, а затем вновь упал до хриплого шепота. — Я не могу выносить твое общество, Аро, живя с тобой под одной крышей, да ты бы в конечном итоге все понял и узнал бы, кто раскрыл мне всю правду, и тогда девушке не жить. Смертная… — Тонкие губы Маркуса стали еще тоньше, превратившись в одну сплошную напряженную линию. — Ты окончательно раскрыла мне глаза, но кто ты? Я никогда не видел такого удивительного, редчайшего дара, чтобы человек мог видеть жизнь вампиров и видеть события, произошедшие так задолго до его рождения! Благодаря тебе Аро будет страдать в моих руках, я приложу к этому все свое неистовое желание, всю боль и всю жажду мести, которая растет с каждым часом… Лицо мужчины помрачнело еще больше, посуровело совершенно, на нем застыла печать злобы, а затем, спустя несколько минут озарила ухмылка, которая обычно появляется на лице Кая — злобная, мстительная ухмылка в преддверии расправы. — Брат мой, — ядовитая издевка, — я убью тебя спустя несколько дней, дабы иметь удовольствие понаблюдать за твоим безмятежным лицом, наблюдать за тем, как ты ни о чем не подозреваешь, не подозреваешь, чьи руки лишат тебя власти, которую ты так любишь, твоего трона, твоего правления, твоей обожаемой вечности. Я потерплю, мне не привыкать. В комнату проникли первые лучи восходящего солнца. Маркус, поглощенный своими мыслями, просидел недвижимый, как статуя, всю ночь. Вампир повернул голову к окну, резко вспомнив, что смертная сегодня покидает Вольтерру. Он сам позволил ей уехать. В грудь старейшины начало заползать странное, пока еще смутное чувство нежелания. Он пришел в замешательство от него, и брови непроизвольно сдвинулись к переносице, образовав на лбу и между бровей еще более глубокие морщины. Сегодня она уезжает, а он словно не хочет этого! Не желает, но как объяснить это странное чувство самому себе? Он будто не готов отпустить ее, но и убивать ее он не желает и не желает, чтобы кто-либо другой причинил ей вред. Нет, конечно же, он не заинтересовался ею, как женщиной, он скорее был ею заинтересован из-за того, что она сделала… Письмо! Ее письмо, которое он не уничтожил, и оно до сих пор хранится в ящике стола, куда никто не смеет заглянуть, кроме него самого. — Это все ее поступок, — растерянно пробормотал Маркус, смотря на разноцветное небо на востоке, — он тронул меня, не оставил равнодушным, этот безумный в своей смелости и глупости, рискованный и опасный поступок для человека… Разве это не делает ей чести? Она рисковала собой, чтобы сказать мне правду, мне — вампиру, который мог убить ее, не моргнув глазом, поэтому пока что это лицо не выходит у меня из головы… — Маркус на секунду прервал свой монолог наедине с собой, а затем произнес: — И еще ее глаза, которые смотрели так… в них читался не только страх, но и раболепие передо мной и та дикая влюбленность, которую она так усердно пыталась скрыть от моих глаз, боясь оказаться непонятой и жалкой, проклиная себя за это, но все же я читал ее в серо-голубых глазах… Маркус поднялся, чувствуя, как замешательство растет в нем. Старейшина подошел к окну, позволяя оранжевому солнцу сделать его лицом более живым, теплым. — Мне кажется, или я не видел такого выражения в глазах женщины по отношению ко мне уже очень давно, возможно, после Дидимы никто не смотрел так на меня. Или я просто не замечал это?.. Что он скажет ей, если захочет остановить? Что он, в сущности, хочет от нее, ведь она сказала ему все, что могла. Маркус ловил себя на мысли, что хочет вновь увидеть смертную, увидеть эти глаза, это выражение в них, адресованное только ему, и если бы она не покидала этот городок сегодня, возможно, он никогда не совершил бы тот поступок… *** Огромный оранжево-красный диск поднялся над горизонтом, окрашивая небо огненным пламенем. Кэти открывает глаза, обрамленные пушистыми, аспидно-черными ресницами. Несколько минут она лежит, уставившись в потолок, затем поворачивает лицо к окну: занавески колышутся от ее еще свежего, даже прохладного с ночи ветерка, лучи утреннего солнца делают комнату невероятно уютной. «Он сказал, что отпускает меня, — подумала Кэти, — и мне нужно уезжать. Он отпускает… отпускает… Я должна взять себя в руки, пойти в ванную, выпить кофе и пойти брать билеты до Рима… я должна… должна…» Кэти крепко зажмуривается, сжимая одеяло в ладонях. — Должна… должна… должна… — повторяла она снова и снова, теперь уже вслух, как заклинание. — Это ведь так просто — уехать! Просто ли? Вопрос, заданный теплым стенам, так и остался без ответа. Кэти, пересилив себя, с трудом оторвав голову от подушки, встала на пол и с тяжелой головой направилась в ванную. Холодный душ… кофе со сливками… пара бутербродов — ничего больше она в себя впихнуть не смогла. Новый купленный костюм, сверху кофта из тонкой шерсти на мелких пуговичках, сумочка. Вот, кажется, и все, она готова. Она вышла из дома и глянула на небо — серые тучи набегали, пытаясь как можно быстрее заслонить приветливое южное солнце, которое так радостно освещало ее временную квартирку. Тучи все сгущались и окончательно закрыли солнце, превратив солнечное утро в пасмурное, когда девушка вышла из «авиакасс» с билетом в руках. Заветный прямоугольный конверт, ее билет домой. — Он сказал, что я могу ехать, могу уезжать, — Кэти без сил дошла до ближайшего дома и облокотилась о стену. — Он сказал, что я могу ехать и пальцем не тронул меня, проявив милосердие… Маркус, Боже! Ну почему так тяжело? — она сжала челюсти, силясь сдержать рыдания, которые готовы были прорваться наружу в любой момент. «Только не рыдать! Не рыдать! — мысленно приказала она себе. — Если я начну сейчас, уже не успокоюсь». Кэти приподняла искаженное отчаянием лицо и краем глаза увидела тень недалеко от себя. Фигура стояла почти рядом, подойдя абсолютно неслышно, как призрак. Кэти изменилась в лице от неожиданности, а затем пришло осознание: он, возможно, слышал все то, что она сейчас бормотала, у вампиров ведь невероятно-острый слух. — Вы? — она готова была провалиться сквозь землю, ведь по его лицу она поняла: да, он слышал все до единого слова. от автора: Вся работа переписывается, события будут изменены. Мне не давало покоя, что сюжет слишком быстро развивался в предыдущем варианте ФФ, а Маркус не поквитался с Аро, так что…