Дешевые драмы

Новое солнце взошло над планетой, свет его пламенный залил собой святое место их необъятной Родины. Легкий ветерок подхватил хлебные крошки, потоком свежего воздуха сбрасывая их на потертый деревянный пол. Они, мудрейшие из мудрейших, собрались в круг из крошек, дабы восславить Всевышнего. Их тела бесшумно вздрагивали, реагируя на малейший шорох. Рыжая армия бесновалась, обходя по кругу зачерствелую пищу. - От Всевышнего воздастся каждому за наши молитвы! Славим же его, братья! – тонкие усики синхронно взмыли к небесам – потолок ответил им осыпавшейся побелкой. Время трапезничать, пировать! Всевышний послал им сытные хлеба, драгоценные крошки разметались по полу, словно золотой песок. Сейчас они вдоволь насытятся и… Тяжелый тапок прилетает по головам. Армия кидается врассыпную, убегая от гнева Господнего. - Коннор! Сколько тебе говорить, тараканов нужно шлепать, а не наблюдать за тем, как они жрут! - Кэра с грозным рыком разгоняет паразитов, попутно выкидывая в мусорное ведро кусок забытого кем-то на подоконнике хлеба, - Кто, черт подери, оставил здесь еду на ночь? Я же все проверила, было чисто, как вы умудрились-то? Староста блока недовольно сводит на переносице тонкие брови и хватается за тряпку. Коннор лишь невинно улыбается, не отрываясь от стула. - Ты как дитя малое, ей-богу. Ты можешь просто снять тапок и бить тараканов, я серьезно. Ответить он не успевает, на кухню бодрым шагом, шлепая резиновыми тапками на пару размеров больше, входит Норт со здоровым чайником, двумя чашками в одной руке и коробкой спичек в зубах. - Кэра, детка, не злись. Коннор просто думает, что у тараканов есть своя цивилизация. - Мы должны понять, кто на верхушке иерархии. Тогда мы сможем навсегда от них избавиться, - уверенно заявляет Коннор. - Боюсь тебя огорчить, но это не так работает, - Кэра закусывает губу. Она безумно любит детей, но Коннор давно уже не ребенок, а порой такое выдает, что она теряется. Даже спорить не хочется – пусть бежит по следам тараканов, может чего и получится… Норт усмехается и ставит чайник на газовую плиту. Небрежно поправляет волосы, лениво потягивается, подмигивает Кэре, отчего та не сдерживает улыбки, прижимая к губам кулачок. - Мне вот любопытно, как ты снова сюда пробралась посреди ночи? – интересуется Кэра, пока Норт рассыпает кофе по чашкам. - Эти придурки завалились ко мне на работу, я и подумала, что домой возвращаться не хочу, так что мы приехали сюда. Хэнк не особо обрадовался нам в 5 утра, если бы не Коннор, то ночевали бы мы все в машине Камски, - Норт хохочет, льет в чашки кипяток. - Он уже сделал мне выговор, - бормочет Коннор, закусывая щеку изнутри, - снова за всех отдуваюсь. Я ведь даже не пил, а он мне подзатыльников надавал. - Хэнк крутой мужик, мне бы такого отца, - Норт заметно мрачнеет. Дома она не ночует не просто так. И ночные смены ее доконали, но дом для нее – тот ад, в который она возвращаться не хочет. У Норт нет отца, он погиб, когда она была еще совсем маленькой. Но ее мать не упала в отчаяние и быстро нашла себе нового мужа. Поначалу доброго и понимающего, красивого, конечно же, с хорошей работой и при деньгах. Добрым и понимающим он остался только для матери, а вот Норт совершенно не стесняется говорить ему в лицо, что он просто кусок дерьма. Своего отчима Норт ненавидит. И себя она ненавидит тоже – Кэра знает это и знает причину. Они многое знают друг о друге. То, что прячется на самом дне души, то, что доставать не хочется, а хочется сжечь и закопать прах в самом отдаленном уголке земли. То, с чем приходится жить – что бы ни случилось, нужно жить дальше. Норт ненавидит себя, свое тело, свой мир – в нем жить невозможно. Ее агрессивное поведение – защитный механизм. В ней много злобы, много боли. Кэра искренне хочет помочь, показать Норт, как та на самом деле прекрасна. Пусть она поймет, что не все так ужасно, как кажется, что судьба не всегда наносит удары, но еще и преподносит дары. У Кэры с отцом тоже не все так просто, но, не смотря ни на что, она остается открытой миру, не опускает голову и идет вперед. Ей предстоит еще многое, но она готова. Норт в ее беспокойные мысли влилась уже давно. Кэра переживала о ней слишком много… Она ведь хорошая подруга, она может поддержать. Вместо слов Кэра подходит к Норт, мягко обнимает ее со спины, утыкается носом в шею. Шепчет: - Все хорошо. Норт молчит. Держит руку на чайнике непозволительно долго и не замечает, что та почти краснеет от высокой температуры. Начинает жечь. Говорить о чувствах Норт не слишком любила. Ее редко когда прорывало, она в большинстве случаев была озлобленна на весь мир. В нем так мало светлых людей… Норт понятия не имеет, как она оказалась в их окружении, когда у самой такая дыра в душе. Сплошная чернота, она должна отталкивать, но вместо этого к ней тянутся самые лучшие люди. Ее солнечный зайчик Саймон, за которого она бы сломала еще парочку носов, как когда-то, в далеком детстве. Ее маленький бунтарь Маркус, с которым она пошла бы на войну без раздумий, стояла бы плечом к плечу без права отступить. И Кэра… Должно быть, ангел, посланный свыше? Судьба, кажется, перестала прикалываться, когда они впервые встретились, хоть по иронии именно в тот день жизнь Норт окончательно ушла под откос. Старая жизнь – да, но кто же знал, что потом и правда будет лучше? Эта ласковая прелесть слишком хороша для такой бешеной суки. В Норт слишком много дерьма. Ей нельзя портить хороших девочек. Но сама Кэра, кажется, не особо против. На кухню вальяжно входит Элайджа в распахнутом халате. У него на трусах математические формулы – Норт аж кривится в приступе смеха. - Ты достаешь их на парах по матану, чтобы ничего не забыть? Кэра с легкой усмешкой отстраняется, хватает тряпку и вытирает с подоконника остатки пиршества их домашних зверей. Коннор безмолвно наблюдает, как Камски принимает из рук Норт кружку и делает глоток. - Я всегда готов, не сомневайся. Если хочешь мои трусы – могу одолжить, - невозмутимо отвечает он, а после – подмигивает Коннору и, пропуская перед собой Саймона, удаляется обратно в свои царские покои. Саймон сонно шаркает тапками по полу, до безобразия медленно возится с чайником, широко зевает и только потом обращает внимание на своих соседей. Лениво чмокает в щеку Норт, приобнимает Кэру. А затем неловко улыбается Коннору и тут же отводит взгляд. Коннор смотрит на него внимательно, не мигая, задумывается о чем-то на секундочку, а потом поднимается со стула и подходит ближе. У Норт челюсть грозится встретиться с полом, а глаза в недоумении расширяются – Коннор дергает Саймона за рукав футболки, чуть склоняет голову и целует того в уголок губы, а сам Саймон переминается с ноги на ногу, случайно высыпая немного кофе за пределы чашки. Глазам своим Норт привыкла верить, но в этот раз ей показалось, что зрение отказывает. Кэра так же слегка удивлена, но не говорит ни слова. Они встречаются взглядами. Норт хмурится. Саймон заливает кружку кипятком и ретируется прочь из кухни. Коннор топчется за ним до его комнаты, а затем закрывает за собою дверь с другой стороны. - Не, ну ты видела? - Ага… - Что это, черт возьми, было? Парни теперь поцелуйчиками здороваются? - Может быть… - Да у Саймона на лбу голубым написано «гей», я это еще со школы заметила, но Коннор! Черт бы его побрал… «Погодите-ка, а как же Маркус? Саймон ведь втрескался в него по уши, этого только тупой не заметит», - Норт эмоционально вскидывает руки, глотает заплом горячий кофе, а потом орет как резаная, потому что обожгла язык. «Ну еб твою мать! Ах, ну да, Маркус и есть тупой! Все еще не понял и вряд ли поймет». Кэра беззлобно хихикает, подает ей стакан с холодной водой. А потом просто берет и обнимает. Нежно так, ласково. Гладит по волосам. Норт успокаивается мгновенно. Ответно прижимает, втягивает носом запах сладкого шампуня. «Норт, ты не заслуживаешь такой, как она. Почему она не видит, как в тебе много дерьма?». - Ну чего ты? Все хорошо, - улыбается Кэра так тепло, что мысли все напрочь из головы. На той же ноте с ветром в пустой черепушке, прижимаясь к теплой девчушке из сказочных грез, Норт выдыхает: - Во мне так мало любви… Кэра касается там, где заходится бешеным гулом сотен барабанов сердце. Щурится до мелких морщинок под глазами цвета аквамарина. Улыбается. - Я поделюсь.