Дешевые драмы

Маркус не понимает. Сложно понять, когда тебе ничего не объясняют. Вчера посреди ночи пришло последнее сообщение от Саймона… Саймон не обзывает людей мудаками. Саймон не обзывает мудаками своих лучших друзей! Свои ошибки признавать Маркус умел – это не так сложно, как кажется. «Маркус, поздравляю, ты проебался», - шептал внутренний голос, совершенно точно не помогая оценить ситуацию. Он обещал приехать в общежитие после пар. Саймон несколько дней кряду был непозволительно тихим - больше, чем обычно. Легкая нервозность проскакивала в его движениях, а взгляд с загадочным блеском слишком часто опускался в пол, изучая собственные кроссовки. Да, Маркус заметил. И теперь в голову закрадывалась мысль, что все эти мелочи в его поведении были неспроста – он к чему-то готовился. Маркус так и не смог узнать к чему, но, кажется, это касалось его лично и было для Саймона важным. А теперь Саймон мастерски его игнорирует, причина ясна как день – Маркус оборвал ему планы. Он ведь даже не потрудился объяснить причину, почему не смог выбраться из дома. И это совсем не то, что ему хотелось бы говорить по телефону. Отец… Возможно, Маркус слишком параноик, но вчера у отца вновь подскочило давление, что дало повод для переживаний. В последнее время Карл Манфред понемногу сдавал позиции, Маркуса это пугало, пугал каждый новый день. Днем Карл был бодрым старичком, что устраивал заезды по коридорам на инвалидном кресле, причитая, что Маркус слишком сильно его опекает, а под вечер он выглядел бледным и уставшим. Маркус трясся над ним, как над новорожденным ребенком, который не может сказать, что ему нужно. Карл тоже не говорил, но лишь потому, что гиперзаботливый Маркус начинал его порядком бесить, а гордость не давала сказать и слова. - Папа, ты как? - Еще не помер. Этой ночью Маркус понял, что и в самом деле все было в порядке, но чтобы в этом убедиться ему потребовалось некоторое время. После – Саймона беспокоить он уже не стал. Лег спать, а утром обнаружил дружелюбное послание. Саймон теперь даже на звонки не хотел отвечать. Маркус чувствовал себя паршиво. Саймон не отвечал. И сам не звонил, не был, как прежде, вечно на телефоне. День-второй-третий, что за кошмарная неделя. Маркус жует шоколад и запивает крепким кофе. В ушах музыка горланит так, что не услышишь за ней собственных мыслей. Он с неохотой водит карандашом по бумаге, изредка поглядывая на обнаженную натуру, утопающую в собственных складках и бархатных драпировках. Вдохновение улетело в дальние дали, оставив на душе безразличие и усталость. Пары тянутся со скоростью мертвой улитки, распластавшейся по асфальту комочком сопливой жижи. Маркус начинает рисовать грустные кирпичи в углу бумаги. Квадратные рожицы складываются в стену тлена. Саймон не пишет, не звонит. День-второй-пятый-десятый. Больше недели, зачем ты это делаешь, Саймон? Маркус соревнуется в хмурости с дедом, которого пытается нарисовать. Он несколько раз наведывался в общежитие, но от того стало все только хуже и в разы запутаннее. Сначала пред ним явился Хэнк и послал его куда подальше. То ли охранник перепил, то ли хрен знает что вообще. Хэнк проходу не давал, требовал пропуск и косил под дурачка. - Молодой человек, вы здесь не проживаете, я вас не знаю. Попрошу на выход. Маркус перестал понимать, в чем прикол, только после третьего раза. Да и до этого тоже не особо понимал. - Молодой человек, идите нахер. Кажется, у Коннора отец поехал крышей по направлению к алкомаркету. - Молодой человек! - Хэнк, вы издеваетесь? Я тут несколько лет чуть ли не каждый день тусуюсь. Пустите, мне нужно к Саймону! Но пускать его никто не собирается, а вот выставить за дверь - да. Маркус в праведном гневе пыхтит и карабкается по пожарной лестнице прямиком на седьмой этаж. Чтобы уж точно нахер не послали, разве что кто осмелится выкинуть его из окна. Выползает он из режима Человека-паука на чужом балконе. За стеклом, спиной к окну, сидит Норт с чашкой чая в руках и беседует с Камски. Тот тоже с чаем, с видом таким важным, будто на приеме у английской королевы. Осталось лишь пальчик оттопырить, где ваша овсянка, сэр? Элайджа тот еще интересный экземпляр, его отец – хороший друг Карла, так что и с Маркусом они знакомы довольно давно. Пока их богатенькие папеньки играли в шахматы, Элайджа с Маркусом строили баррикады из лего. Камски даже в детстве слишком много думал головой. Маркус рисовал для него роботов, а Элайджа продумывал принцип их работы. Вот же юное дарование. Обрывки разговора долетают до Маркуса и он прислушивается. - Охренеть! – изумляется Норт, на эмоциях расплескивая чай, что оставляет мокрые, пахнущие мятой лужи на белой скатерти, - Он твой брат? Да ладно, быть того не может. Никто из вас и словом не обмолвился друг о друге. Я вообще удивлена была, что вы знакомы. - Двоюродный, я бы попросил, - Камски фыркает, хлюпает чаем, причмокивает, - он сын моей тетушки, которая довольно неудачно вышла замуж. И мы не особо ладим, как ты уже поняла. - Да уж, теплыми семейными отношениями от вас ни разу не пахнет, - Норт ухмыляется, Маркус нагло подслушивает, стараясь не выдавать своего присутствия. Кулачки у Норт отнюдь не ласковые. Она его любит, конечно, но нос сломает, если узнает, что он тут шпионит под окнами. - И я хотел бы это исправить, - он чуть склоняет голову и выразительно смотрит на Норт, со стороны в нем проглядывается что-то неуловимо угрожающее. Та в ответ лишь пожимает плечами. - Ну, я попытаюсь как-нибудь подсобить, но ты же знаешь его взрывной характер. Возможно, мне удастся затащить его сюда, но это не точно. - Было бы неплохо. - Ему вроде как понравился Коннор. Напрямую хрен скажет, но давно я такого заинтересованного взгляда не видела. А еще он стал более взвинченным, могу предположить, что его накрыла гей-паника. Камски нахмурился и сжал губы в тонкую линию. Маркус невнятно моргает – откровение за откровением, слишком много он уже услышал. Его точно скинут с окна и падать будет больно. Потому Манфред без промедлений перекинул ногу через балкон и вцепился в соседний, ловко перебрасывая себя через перила. Не зря паркуром занимался в школе. Побегал немного по заброшкам, облазил все местные гаражи – и вот, теперь уже по чужим балконам прыгает. До заветного окошка бунтовщик все же добрался, но и тут его ждала неудача – Джош разводит руками и громко зевает: - Нет его. - А где? - А я ему нянька что ли? С Коннором гуляет, наверное. Ах, значит, с Коннором. Наверняка сбрендивший Хэнк – его рук дело. «Ты завел себе нового лучшего друга? Да ты кто вообще после этого?!». Маркус расстроен, взбешен и озадачен. Он прогуливается по парку, размышления заводят его все дальше от людей. Почему никто не объяснит ему, что за идиотская ситуация нарисовалась вокруг него? Маркус злится. На Саймона, на самого себя. А еще на Коннора. Маркус частенько чувствовал необъяснимое желание наставлять его и давать советы, потому что считал Коннора наивным ребенком, который тащит в рот всякую дрянь. Но Саймон не дрянь. Только вот Маркуса передергивает, когда он видит, как Коннор хватает того за подбородок и с жадностью впивается в губы. Крышу Маркусу ударной волной срывает с ее законного места и отбрасывает еще дальше, чем пропитую крышу Хэнка. Последнее, что он видит перед тем, как ноги предательски уносят его из парка прежде, чем мозг успевает об этом подумать, - уверенный, чуть смешливый взгляд Коннора, который, Маркус был уверен на все сто, был нацелен прямо на него. Неужели именно поэтому Саймон от него отдалился? Боялся, что он не поймет? Но Маркус ведь его лучший друг, к тому же он всегда выступал за равноправие и свободу выбора. Зачем бояться его осуждения? Вот же глупый Саймон. У него никогда не было девушки, он всегда отшучивался по поводу любых вопросов об отношениях. Если он по мальчикам, то в первую очередь нужно было сказать ему, Маркусу, своему гребаному лучшему другу! А сейчас вот так бессовестно закрутил интрижку с Коннором, который имеет наглость засасывать его в тени деревьев. Маркус определенно взбешен. Из парка Манфред угнал так резво, словно в его заднице кто-то спрятал батарейку. Добежал до остановки и удачно запрыгнул в подъехавший трамвай, который, к счастью, следовал в нужном направлении. Всю дорогу до дома он безмолвно пялился перед собой. В голове пустота. Зашел в дом, посмотрел на себя в зеркало. Нахмурился. Похрустел костяшками. И что такого Саймон нашел в Конноре? И ведь не только Саймон… О ком там Камски с Норт шептались? Да и сам Камски не раз пытался подкатить – Маркус все видит, черт вас подери! Но вот что особенного в Конноре он, хоть убей, не видит. Маркусу он иногда напоминает щенка – глупый, забавный и хрен отвяжешься, если он начнет к тебе с интересом докапываться. Даже если у тебя на лице написано, что сейчас лучше не подходить, а то еще по лицу можно схлопотать. Но Коннора такое не смущает, он, наверное, вообще не умеет читать атмосферу. Он пробует чужую еду, пока та еще готовится, а потом искренне не понимает, почему на него сыпется возмущение. Он не понимает намеков и если его послать – он спросит дорогу. Коннор вообще знает, зачем люди целуются или он просто перешел с облизывания предметов на людей? Что, вот что Саймон в нем нашел? В попытках разгадать эту тайну мироздания Маркус рискует сломать головой стену. Ночь сегодня обещает быть неспокойной. Да и вряд ли он теперь уснет вообще. За окном начинается дождь – вот сейчас, конечно, очень к месту. Он еще не знает, что где-то там, на лавочке в тени деревьев, Саймон невнятно мычит от неожиданности и отстраняет от себя внезапно воспылавшего энтузиазмом Коннора, пряча в его объятиях покрасневшие щеки. Неловкость ситуации зашкаливает, Саймон уже не помнит, о чем он перед этим говорил. Коннор стал для Саймона зоной комфорта, но теперь сам же вытаскивает его из привычного мира, в котором нет любовной мишуры и жарких поцелуев без предупреждения. Наверное, к этому можно привыкнуть. И все же с ним намного легче. Пустота внутри уже не кажется такой пугающей, Коннор заполняет ее собой, отвлекает от тяжелых мыслей. Еще немного и почти счастлив. Ведь это лучше, чем быть никому нахрен не нужным. Все еще «лучший друг», грустный король фрэндзоны. А Коннор с задумчивой улыбкой смотрит вдаль, провожая взглядом только что сбежавшего Манфреда. Медленно кивает сам себе, приобнимает Саймона за плечи. Кажется, Маркус начинает что-то подозревать. Они сидят в парке еще некоторое время, за разговорами оно пролетает незаметно. Вечереет. Начинает накрапывать дождь и капли медленно скатываются с листьев. Вскоре в них утонет город.