***
На всеобщее удивление Джастин, который последнее время просыпался исключительно к полудню, сегодня встал очень рано, чуть позже рассвета. Его доброжелательное настроение поражало всех слуг, а нисходящая с уст загадочная улыбка окончательно их запутывала. Он сам не знал, что заставило его попытаться вернуть привычный ритм жизни и перестать впадать в уныние. Но больше всего удивляло то, что ему удалось по некому желанию извне оставить мысли, убивавшие в нём саму жизнь. И когда у него окончательно получилось это сделать, он ощутил небывалую легкость. Сейчас же он стоял напротив своего зеркала, обильно обрамлённого золотом, расправив руки так, чтобы паж смог застегнуть шёлковую рубашку. Рядом с ним, на небольшом кресле сидел месье де Ньюансе, а в его руках были несколько тонких книг-ведомостей в кожаном переплёте. — Я закончил, можете опускать руки, Ваше Высочество, — сказал слуга, поклонившись и не смея поднимать глаза на юного короля. — Хорошо, иди, но помни, что я могу позвать в любой момент, — сухо ответил Джастин, поправляя воротник рубашки и вновь довольно оглядывая себя. Сразу по звуку закрывшейся двери, Джастин развернулся и спросил на пути к своему креслу: — Что же нам сегодня предстоит сделать, Ньюансе? Мужчина почесал затылок и озадаченно пролистал одну из книг, дойдя до определённого места, указал пальцем на абзац и принялся зачитывать: — Примерно через полтора часа слушание просьб и жалоб подданных в тронном зале. Затем посещение Реймского собора и встреча с коллегией кардиналов к трём часам, там же, скорее всего, пройдёт ваша трапеза. И наконец, совет ближе к вечеру. Планов не так много, но ни один из них не требует отлагательств! Джастин опёрся локтем о ручку кресла и той же рукой прикоснулся к подбородку, обдумывая что-то. Однако даже эти явно глубокие, это было видно по сильно сдвинутым бровям и барабанящим пальцам другой руки, размышления не смогли разрушить его прекрасное настроение. Он чему-то утвердительно кивнул и, доброжелательно улыбаясь, ответил: — Ладно, сегодня, значит, сегодня, — затем на секунду замолчав, с интересом спросил, сложив руки в замок. — А что насчёт коронации? А то я ушёл в себя на эти несколько дней, совсем не думая ни о чём подобном. Надеюсь, вы меня простите за такую ветреность в отношении государственных дел. По виду юноши было понятно, тот сожалел о том, что его обязанности пусть и за этот короткий промежуток выполнял не он сам. Ньюансе заметил это и тепло улыбнулся, увидев сейчас в его поведении некоторые черты характера его старого друга Генриха. Однако только хранитель покоев хотел начать свой доклад, как за стеной послышался возмущенный голос мадам де Бальбен: — Что это значит нельзя?! Его Высочество всегда рад мне! С уст Джастина сорвался лёгкий смешок, и он громко произнёс, продолжая улыбаться: — Пусть войдёт! Двери отворились и в помещение грациозной походкой, как будто не касаясь пола, зашла Мари. Подол её пышного бардового платья издавал легкое шуршание, и лишь услышав его, можно было понять, что она человек, а не летающее сказочное создание. Появление мадам де Бальбен заставило юношу забыть обо всём и восхищаться красотой возлюбленной. Да и эти несколько дней разлуки сделали своё дело. — Месье, думаю, я позже сам всё разузнаю. А пока идите, встретимся у тронного зала ровно через час, — сказал король, лишь на секунду оторвав взгляд и посмотрев на хранителя. Ньюансе хитро улыбнулся, поднялся с места и, поклонившись, произнёс в знак прощания: — Да, Ваше Высочество. Мадмаузель. Мадам де Бальбен сделала нечто подобное реверансу и проводила его взглядом, мысленно поторапливая мужчину. Когда дверь затворилась, она резко развернулась и игриво посмотрела на юношу, который надевал на себя кафтан тёмно-фиолетового цвета. — Как же я давно тебя не видел, почему ты пришла только сейчас? Ты же знаешь, что меня последнее время раздражают все, кроме тебя, — устремив взгляд на девушку, произнёс Джастин, поправляя только что надетую вещь за края. Мари, польщённая словами Джастина, подошла к нему ближе и восторженно сказала: — Ой, давай я помогу! Юный король совсем не был против и предоставил ей такую возможность. Она довольно принялась с аккуратностью застегивать кафтан. Не желая растягивать тишину, она с неприсущей ей скромностью начала говорить: — Я подумала, что в таком плачевном состоянии тебя лучше оставить наедине с собой и не мешать. Джастин лишь усмехнулся, и эта усмешка ввела девушку в недоумение. — Или же мне всё-таки стоило вмешаться? — дабы до конца понять его отношение, с каплей волнения спросила она, лишь на секунду оторвавшись от кафтана и посмотрев на довольного юношу. — Нет, ты всё сделала правильно. Я просто думаю, отчего все женщины не могут быть такими же, как ты. Теперь Мари усмехнулась и немного смутилась. Она почувствовала некий подвох в его фразе, но не стала подавать виду, решив оставить её анализ на вечер. Спустя некоторое время, закончив своё дело, она поправила расшитый серебряными нитками ворот и со счастливой улыбкой посмотрела в особенно тёплые сегодня глаза Джастина. Он аккуратно снял со своих плеч её руки и, приблизив к своим губам тыльные стороны ладоней, оставил на них нежный поцелуй. — По-моему, ты выглядишь прекрасно, — произнесла она и закусила губу. — А я как? — отпустив его руки, сказала она и покрутилась. Джастин всегда знал, насколько ей важно признание других в отношении красоты, поэтому, не говоря ни слова, подвёл её к зеркалу, поставил впереди себя и приобнял за плечи. — Нет достойного слова, чтобы описать твою красоту. Думаю, так должна выглядеть королева — прошептал он, и её сердце содрогнулась от такой внезапной близости. И это было правдой, отражение на самом деле было невероятно гармоничным и красивым, словно эти двое были рождены, чтобы сосуществовать и поражать мир своим идеальным сочетанием. Она нежна и утончённа, но в тоже время есть что-то демоническое в этих тёмных как ночь, волосах и лукавых карих глазах. То же можно сказать и про Джастина, внешность которого часто именуют ангельской, но и в ней есть что-то глубоко порочное, неуловимое, искушающее. И, кажется, будто их отражение является олицетворением всей той свежести, молодости, которая только доступна смертным. Мари внимательно оглядела себя и его. А затем дотронувшись до ладони Джастина и слегка обернувшись на возлюбленного, она произнесла: — А вместе мы недосягаемы, верно? Ответ не заставил себя долго ждать: — Верно…***
Прекрасный настрой юноши представлялся непоколебимым, однако первое же из запланированных дел в момент разрушило все благие предположения на этот счёт. По прошествии первых десяти минут Джастин осознал то, насколько он бесполезен. Он понял, что ни трон, и ни корона делают его настоящим королём. Ведь, даже, несмотря на то, что юноша обладал всеми атрибутами королевской власти, он не мог разрешить рядовые проблемы своих подданных, которые приезжали издалека или приходили пешком, только чтобы просить о помощи. Иногда Джастину казалось, будто бы эта людская река бесконечна. Десятки подданных различных возрастов составили, в конце концов, неразличимую серую массу. Лица их были одинаковы из-за всеобщей печали, однако юноша, даже нехотя этого, запоминал выражение каждого человека и находил разительные отличия. Из всех «серых» эмоций вперед выступала лишь одна — надежда, которая читалась в печальных глазах каждого просящего. Джастину хотелось закрывать глаза и уши, но он понимал, что не мог, и поэтому терпел, выслушивал всё от начала до конца, поражаясь, как отец смог допустить всё это. Сколько измотанных рабочих пришло с жалобой на голод, вызванный многочисленными налогами? Сколько безутешных матерей с маленькими детьми на руках мололи о примитивной медицинской помощи и говорили, что если ничего не предпринять, начнётся эпидемия? Сложно сказать точно. Джастин видел их горе, но, как бы ни старался, не мог понять, и это удручало ещё больше. Сначала король пытался узнать причину недостатка денег, и секретарь тут же ему на ухо объяснял, что средства в первую очередь достаются привилегированным слоям общества. Король был возмущён, однако стыдился сказать, смотря в умоляющие глаза подданных, о том, что деньги, которые могли бы обеспечить его или её семью на месяц потрачены на балы, светские вечера, новомодную, дорогую одежду и прочие украшения и без того помпезной жизни. Потом спросил о устройстве различных богоугодных заведений, но опять говорилось, что из-за возведения какого-нибудь нового дворца это становится невозможным. Далее Джастин уже не видел смысла спрашивать о делах, что совершаются ныне, ведь заранее знал ответ. Ему оставалось лишь отвечать подданным расплывчатыми фразами-подсказками секретаря, который судорожно записывал жалобы. В Реймский собор Джастин прибыл без сил, словно из него за эти несколько часов выжили все соки, но он всё же старался держать себя достойно. А во время экскурсии по отреставрированному собору и прилегающему к нему участку часто проявлял особый интерес не только с культурной точки зрения, но и с материальной. И, чаще всего, задумывался над тем, что можно было обойтись и без излишней роскоши. Сегодня в сознании юноши произошли некоторые изменения, ведь раньше он мог лишь восхищаться и бездумно тратить деньги на свои причуды и желания, но в данный момент король почувствовал недостаток денег в бюджете; узнав о ситуации в стране он, словно достиг мнимого дна и решил преодолеть губительную глубину. И с течением времени, проведённом на обеде с коллегией кардиналов, намерения юного короля лишь укрепились. Юноша обычно не любил сплетен, но здесь он нашёл всякое подтверждение тем слухам, которые были слишком похожи на правду и не могли быть оставлены без внимания. Джастин со скрытым презрением наблюдал за представителями духовенства, которые из-за своих крупных тел и жирных лиц, скорее, походили на зажиточных купцов, и удивлялся тому, как они, люди, давшие обещание самому Богу, умудряются без капли стыда нарушать многие, если не все, заповеди. Если говорить кратко, то после чрезмерно сытного и богатого обеда король понял, что реформ требует и это сословие. Сразу после состоялся первый для Джастина в качестве правителя совет, который, в отличие от остальных мероприятий, принёс многие хорошие новости, касающиеся военного положения. И даже угроза со стороны короля Якова Шотландского казалась вполне разрешимой без кровопролитья.***
Этот насыщенный день оставил горькое, противное послевкусие, и поэтому юноша в полном отчаянии шёл в направлении своей опочивальни. Шаги его были быстрыми и громкими, такими, что их эхо стремительной волной разносилось по длинным коридорам тайного хода. Ему казалось, словно нечто тяжкое лежит на груди и не даёт дышать в полную силу. А хуже всего то, что все попытки избавиться от мучительного груза не увенчиваются успехом. Джастин дрожащей рукой расстегнул верхнюю пуговицу камзола и остановился, оперевшись о грубо-обработанную стену и жадно дыша. «Боже, что же мне делать со всем, что мне досталось от отца?» — этот чёткий вопрос очень часто проскальзывал в череде спутанных, как будто болезненных, мыслей Джастина. И до этого юноша вставал перед выбором, однако никогда не было такого, чтобы этот выбор выбивал почву из-под ног и вгонял в тупик. Сейчас он, как никогда, нуждался в простой поддержке, но доверить боялся даже самым близким людям. Этот страх также приводил его к неразрешимой точке, превращал всё в лабиринт без выхода. Ведомый желанием поскорее добраться до своих комнат, дабы спрятаться от боли и страха, он дошёл до заветной двери, спрятанной снаружи за массивным портретом Франциска I; она вела прямо в центр гостиной покоев короля. Как только король зашёл внутрь, то сразу направился к маленькому столику из тёмного дерева с единственной резной ножкой, на котором стоял графин с вином. Он взял хрустальный фужер и, налив немного игристого бургундского, сел на большое, интересно вышитое кресло, стоящее неподалёку от камина, в котором горело немного хвороста (вечерами во дворцах, даже, несмотря на жаркие дни, всё же было достаточно свежо). Юноша устремил взгляд на пылающие языки пламени, которые переплетались и создавали причудливые узоры, словно танцуя. С каждым глотком вина страх и тяжесть притуплялись. Джастин прекрасно понимал, что это лишь на некоторое время, и уже утром тревога вернётся, с новой силой поражая его, но он был счастлив хоть на некоторое время избавиться от тяготения. Он перестал думать о тех проблемах, с которыми столкнулся сегодня, и позволил пьянящему эффекту бургундского руководить ходом мыслей. После нескольких бокалов юноша расслабился, медленно откинулся назад, на мягкую спинку кресла и прикрыл глаза. Перед ним вдруг появился светлый образ принцессы, и послышался её заразительный смех, такой же, как он когда-то услышал в Фонтенбло. Затем тут же пришло воспоминание о недавней ссоре, и Джастин устало улыбнулся. И его совсем не удивляло то, что перед глазами сейчас Кена, а не возлюбленная Мари. Джастину даже нравилось видеть её и, наверное, поэтому в опьянённой голове родилась внезапная, навязчивая идея увидеть принцессу. «Она сама сказала, что хотела поговорить в тот раз. Скорее всего, её желание не могло пропасть за столь короткий промежуток времени. А это значит, что она будет рада меня видеть — размышлял он, вертя в руке пустой бокал — Я — король Франции, и она просто не может не радоваться моему личному приходу. Тем более, сейчас только девять, а это совсем не поздно!» — Ньюансе! — позвал он хранителя, и тот сразу же появился перед ним. — Неси ночную одежду!***
— Простите мне мою дерзость и позвольте узнать, куда вы направляетесь? — помогая с одеждой, робко спросил де Ньюансе, который не мог не заметить того, что юноша под влиянием алкоголя. — К Её Высочеству принцессе Английской, — ответил он и усмехнулся. Хранитель лишь задумчиво кивнул и забеспокоился, ведь Джастин в таком состоянии мог попасть в историю. Однако возразить королю он почему-то побоялся.***
Король отпустив стражу, которая стояла у дверей покоев Кены, смело, но чуть покачиваясь, зашёл в комнату. Он был прямолинеен и непосредственен. — Нам нужно поговорить! — заявил он, устремив затуманенный взор на девушку, которая по своему обыкновению читала перед сном. — Что? — тихо, ничего не понимая спросила она, оглядев опьянённого юношу. — Тогда вы желали поговорить со мной, но я посмел грубо отказать вам. И сейчас я передумал, так что я готов выслушать вас. Кена с зарождающейся в глазах яростью посмотрела на Джастина и, недовольно выдохнув, отложила книгу. — Да как вы посмели прийти ко мне в столь поздний час и требовать разговора?! Если вам что-то нужно, то обсудите это со мной завтра, а сейчас уходите, не медля! — начала раздражаться принцесса, ещё больше закутываясь в одеяло и тем самым пряча своё смущение, выраженное розоватым румянцем. Джастин только после этой фразы осознал всю глупость собственного поступка, но в силу своего характера, уже не мог отступать назад и, невозмутимо пройдя вглубь комнаты, присел на небольшую кушетку, прилегающую к постели. Кена была удивлена и возмущена, ведь раньше ей не доводилось встречаться с такой наглостью. Она вместе с одеялом отодвинулась в противоположную от короля сторону и попыталась подобрать очередную колкость, которая заставила бы жениха уйти. — А вы только что оспорили приказ короля Франции и должны за это ответить… Только я потом придумаю, как, — с напыщенной важностью сказал он, в то время как из-за лёгкого опьянения его слова не были чёткими, что делало его образ чрезвычайно комичным. Кена уже перестала скрывать свою улыбку и с доброй усмешкой заметила: — Прошу меня простить, но до коронации вы ещё не король. Да и ваше состояние, к сожалению, нельзя назвать королевскими. Джастин пришёл в возмущение, свёл в недовольстве брови и, как огорчённый ребёнок, которому не верят взрослые, скрестил руки на груди. Затем, придвинувшись ближе к принцессе, он спросил, нагло разглядывая лицо девушки. — Ну, и что не так с моим состоянием? Спустя короткую минуту обиды, в его глазах появилась неподдельная заинтересованность, не свойственная ему до этой поры. Нарушение королём «границ» кушетки заставило Кену почувствовать себя максимально неуютно. Она затаила дыхание, боясь совершить неправильное движение, словно она была жертвой дикого зверя, который в любой момент способен проглотить её и не подавиться. Нервно сглотнув, принцесса с сильным, проявившимся от волнения акцентом сказала: — Вы не трезвы, и, похоже, по этой причине ошиблись комнатой. Мадам де Бальбен, с которой вы предпочитать… коротаете вечера, находиться этажом выше. Так что идите вон и прекратите вести себя словно капризное дитя. Юноша неожиданно громко засмеялся, опустив голову. После он закусил губу и, приблизившись ещё ближе к юной особе, намекающе произнёс: — А вы, как я вижу, ревнуете своего будущего мужа, раз так заинтересованы в его личных делах? Догадываюсь, какая-то очень разговорчивая птичка донесла на своём хвостике этот слух? «Неужели?! Ведёт себя, словно не помнит, как при первом же нашем знакомстве открыто заявил, что любит другую и не может терпеть принуждения!» Кена потеряла дар речи, а её сердце билось настолько сильно, что готово было выпрыгнуть сию же секунду. Однако оно билось не от испуга, а от сочетания известных ещё с начала разговора возмущения и смущения. — Конечно, это всё объяснимо. Вы увидели самого красивого мужчину Франции и не могли не влюбиться! Будьте покойны, я прощу вам эту вольность и притворюсь, будто ничего…– продолжал самодовольно Джастин, устремив довольный взгляд в красиво расписанный потолок. Вдруг его самолюбование было прервано несильным ударом пуховой подушки о лицо. За этим действием последовал громкий и заразительный смех Кены. Казалось, из-за этого легкое опьянение покинуло Джастина. — Не льстите себе. Я никогда-никогда не полюблю кого-то, кто больше всего на свете любит себя самого! — радостно вскрикнула она и, схватив ещё одну подушку, отбежала в другой конец комнаты, посмеиваясь и вспоминая, как быстро довольство покинуло лицо короля. Джастин некоторое время вовсе не реагировал, чем вызвал недоумение у Кены, смех которой с каждой секундой стихал. — Полагаю, это объявление войны? Ох, обычно я не дерусь с дамами, но ради вас сделаю исключение, — тихо, почти шёпотом начал король и, подождав немного, вдруг громко выкрикнул и попутно кинул в неё ближайшую подушку — Защищайтесь, Ваше Высочество! Первый «снаряд» попал в спину принцессе, и после этого в её глазах загорелся огонь азарта, который поразил короля и он отвлёкся, пытаясь вглядеться в эти привлекательные огоньки, скрашивающие внешность девушки (Раньше стандарты были строги, поэтому веснушки принцессы и её рыжеватые волосы не ценились и даже считались чем-то вульгарным) — Вы верно полагаете, это самая настоящая война. Не всем дано восхищаться вами, поэтому кто-то вроде меня должен поставить вас на место! — попыталась как можно кровожадней, как настоящий военный или пират, произнести принцесса, растирая свободной рукой ушибленный лоб. — Ну, попробуйте. Только потом не плачьте о своём поражении! — сказав это, Джастин недоверчиво усмехнулся. Принцесса незаметно закатила глаза и, воздержавшись от ответа, невозмутимо кинула в него подушку. Кена и Джастин продолжили свой бой, смеясь, выкрикивая раззадоривающие фразочки и беззаботно бегая по просторным комнатам с подушками различных размеров и расцветок в обеих руках. А спустя некоторое время большая часть «снарядов» совсем пришла в негодность: перья и некоторые лоскуты наволочек разлетелись в разные стороны. Пух вперемешку с тканью, словно медленно танцуя в паре, перемещались по полированному паркету из-за небольшого сквозняка, свободно гуляющего в помещении. Что касается мелочи, которая хаотично приземлилась на постель, то она вздымалась всякий раз, когда Кена и Джастин пробегали по кровати в поисках «укрытия» или же просто, ради веселья прыгали на ней. В конце концов, когда силы уже закончились, юноша и девушка лежали плечом к плечу на кровати, полностью покрытой слоем белых гусиных перьев. Они тихо говорили о "завтрашнем" дне (о коронации, о свадьбе, о правлении; как раз о том, о чём хотела поговорить девушка в тот злополучный день. Сейчас всё казалось проще, чем обычно, и это сыграло свою благотворную роль). Бывало и такое, что Джастин иногда произносил какую-нибудь глупость за что, конечно же, получал горсть перьев в лицо от Кены, но даже после атмосфера оставалась неизменно уютной. — Никогда не говорите никогда. Обещаю, вы безоговорочно влюбитесь в меня уже к концу сего месяца, — вдруг сказал он. — Давайте завтра же заключим уговор и посмотрим, чей будет правда, — решительно ответила Кена, приподнявшись на локтях. — По рукам! — сделав то же, что и принцесса, произнёс он и протянул ей руку. Девушка с гордым видом пожала её и затем, не в силах сдерживать эмоции, заразительно засмеялась. А когда устала от смеха, попыталась успокоится и поэтому откинулась назад на мягкую кровать, чем вызвала очередной полёт перьев и легкое ворчанье со стороны юноши.