Удар.
Удар.
Ещё раз.
Кровь. Много крови. Остриё ножа проходится по горлу, заставляя демона захлебнуться в своей крови и рухнуть на землю, под ним растекается красная жидкость и доходит до ног других, стоящие неподалёку уже от трупа демона.
— Уберите. — Звучит приказ. Все стоят, никто не решается, не двигаются с места, смотря бледное лицо и на чёрную мантию, которая заляпалась вся кровью. Один доброволец находится, делает уверенный шаг вперёд, вглядываясь в довольно-таки красивое лицо демона, что очень редкость среди них. Они сами по себе не должны быть красавцами, они же демоны, они должны служить и преклоняться перед теми, кто выше их. А вот этот труп понёс наказание за невыполнение, точнее скорее он даже не успел его выполнить. Парень хмыкает над трупом и хватает его за ворот, и просто тащит туда, где в итоге его просто сожгут как и всех других, как, возможно, даже и его, когда все узнают, что парень выполняющий приказы это тот, на кого все приказы и нацелены — Ким Тэхён, ангел собственной персоной. Он готовится уже отойти от трупа, как неожиданно, очень даже неожиданно, если считая, что он же вроде как уже не дышал: «Живчик» — думает Тэхён, встряхивая ногой и делая ещё шаг от него, вслушивается и слышит, плохо слышит, но кое-что в итоге понимает.
«Рано или поздно, они вычислят»
Тело воспламеняется и Тэхён хмыкает, пожимая плечами и отряхивая свои руки, заляпанные кровью. Он знает, его вычислят, но играть оказалось так интересно, особенно, когда ты стал доверенной личностью, особенно, когда тебе вроде как доверяют больше всего. Оказалось, что он азартен, особенно, когда перед ними однажды падает демон на коленях со словами: «Нашёл» — он так многозначительно поглядывает в сторону Тэхёна, а потом также многозначительно умирает. Он не виноват, честно, просто нож случайно в его глотку вошёл и не вышел, об этом, конечно, никто не узнал. Подумали, что демон предатель, но и никто не подумал, что тот демон-то и вовсе не предатель, а предателям является он, Тэхён, который стал смотреть на реки крови с удовлетворенный ухмылкой. Он стал чёртовым садистом, ему нравится кровь, ему нравится боль других, он ненормальный, мало того, что он садист, так ещё и мазохист, боль к себе не меньше приносит ему удовольствие, ответ на это всё только один. В его жизни не было нежности, поэтому он просто привык к боли и эта боль стала приносить ему ещё большего удовольствия, чем какая-то там нежность. Он реально задумывается о том, что сейчас нежность для него, это какое-то дерьмо, он не знает зачем она нужна, ведь намного лучше смотреть на красную жидкость, которая вытекает из расходившейся кожи на руке. Когда рисунок на руке красиво расходится под остриём ножа, и чёрные ветви окрашиваются в красный. Лучшее.
— Сегодня кто-то ещё сдохнет, — Заявляет грубый голос, стоя в самом начале, и оглядывая столпившуюся кучку демонов около него с призрением, он кидает взгляд на самого дальнего, которому будто вообще плевать, хотя так и есть. — нам сказали, чтобы они уже сегодня были у нас. — С ехидной усмешкой говорит всё тот же демон и медленно проходит ряды демонов, которые опустили свои головы и поглядывают в пол, жить охота всем. — Но их у нас нет, вы не смогли их найти в ёбаном Сеуле, нахуй тогда вам жизнь? — Опять усмешка. Немного раздражает, он на что-то намекает, к чему-то ведёт и Тэхёну это явно не нравится. — Но так как ваша жизнь нам ещё нужна, потому что найти их надо, — Все вроде как расслабляются, однако ангел только напрягается, но виду не подаёт и продолжает сидеть на на каком-то ящике, закинув одну ногу на него. — то будут страдать ваши дети, сдохнут они. — Он так и знал, усмешка, эта ехидная усмешка, злорадная, он доволен собой, однако Тэхён недоволен, ему жизнь своя уже давно не дорога, но жизнь своих детей очень даже, и, когда он спрыгивает с ящика, заставляя всех напрячься и мысленно дать ответ Тэёну на вопрос: «Какого хуя ты творишь, нам надо тикать отсюда».
Он изгибает свой рот в усмешке, и откинув края мантии назад, медленно, но верно направляется к этому демону, который считает, что должны страдать дети, если они настолько простофили и это сообщество и не такое всемогущее, раз не могут найти уже их больше месяца, когда они находятся в метре от них. Забавно.
Ангел начинает говорить непринуждённо, спокойно, надвигаясь на демона, проговаривает все слова медленно, а ухмылку растягивает на лице всё больше и больше, радуясь, что в основном лицо в этих мантиях не видно, лишь слегка, и то в помещении царит полумрак, чтобы точно не разобрать черты лица.
— Хочешь, чтобы сдохли дети? — Он надвигает словно тигр на добычу, который накинуться и сожрать половину этого демона. Только жаль, что он не тигр, и кровь у демонов отвратительная. Они сами по себе отвратительные. — Когда за этим всем командуешь ты, так не виноват ли ты в том, что мы их до сих пор не нашли? — Ангел недовольно цокает и мотает головой. — Нехорошо так поступать, нехорошо. Может, лучше нам тебя сжечь, раз ты не справляешься со своей задачей, а? Как ты думаешь? — Кажется, демон сглотнул: «Неужели боится?» — Думает Тэхён, когда холодными кончиками пальцев проходится по щеке, и спускается ниже, проходится по подбородку и переходит на кадык, который нервно дёргается, он вновь выпускает смешок и резко хватает тонкими, красивыми, слишком длинными, ангельскими пальцами вокруг шеи и крепко сжимает горло, на что тот откидывает голову назад, что капюшон спадает, но он продолжает хватать ртом воздух, округляет глаза, давит из себя, — Ты… — Ангел сжимает горло сильнее и улыбается, а потом тянет, — Я-я — Хватка становится с каждой секундой сильнее, он немного начинает его приподнимать, затылок демона по стене двигается вверх, оставляя кровавые следы, а потом с той же ухмылкой и немного удовлетворённым взглядом отсоединяет демона от стены и со всей имеющей силой бьёт затылком об кирпичную стену, что тот сразу же закатывает глаза, а по помещению разносится звук треска.
Тэхён руку убирает, а тот и падает. Ангел цыкает, ибо опять ему это убирать и закатывает глаза. Когда поворачивается в сторону всех, однако привлекает его не демоны, которые уставились на него, как на какое-то десятое чудо света. Давайте мыслить дальше, чудес света явно не семь и даже не десять, намного больше, даже он, тоже самое чудо света, когда-то милый ангелочек, любящий зависать в библиотеке и рисовать, сейчас проломил череп демону — это стоит чуда. Его привлекает фигура, которая стоит около дверей, в той же мантии, но с охраной, таких он ещё не видел, фигура мощная, намного мощнее трупа валяющегося с проломленным черепом сейчас. Демон проходит дальше, оглядывая помещение, и небольшой конфуз в качестве дохлого демона, что уж тут говорить: Тэхёну стало неловко, он только что прикончил их руководителя, ну ладно не их, а демонов, но пока что он один из них, поэтому допустим. Именно сейчас он решил поблагодарить бога, что большую часть его лица скрывает капюшон, иначе бы было действительно неловко, когда прикончил демона и смутился этого — Ким Тэхён не перестаёт удивлять даже сам себя. Честное слово, он ожидал всякого, что его сейчас самого на костре поджарят, что шею ему свернут, однако не то, что сзади него демон воспламенится, заставляя его нервно отскочить и зарычать.
— Ты мне чуть зад не подпалил! — Кто-то около него пускает смешок, однако головы они так и не поднимают, он проходит к мысли, что это кто-то стоящий за этой организацией, и сейчас вроде как есть шанс подкатить и разузнать, однако мысль, что его чуть самого не поджарили, а именно его зад, просто так не уйдёт. Он злопамятный, очень, поэтому ему остаётся только тереть свой зад и у себя в голове выстраивать предложение, например, «Как обматерить и не обидеть», время идёт, а с возрастом у него фильтра в речи вообще не становится, какой нахрен фильтр, когда ты родил двоих детей, а это знаете ли вам не мизинцем об комод ударится, там уж тем более у тебя фильтра не становится, ибо вспоминаются все земные и неземные маты. Тэён после того дня ещё долго отходил, а иногда даже припоминает его слова: «Чтоб, блять, я ещё раз, ну нахуй, бля-я-ть», и этого ещё раза явно не будет, даже не по той причине, что его «любимый» ненавидит его и они больше никогда не встретятся, а по той простой причине, что это ахринеть как больно.
— Выметайтесь отсюда все, — Гаркает демон, и все сразу же начинают покидать в быстром темпе помещение и среди них есть как раз и Тэхён, который незаметно пытается прошмыгнуть, слиться в толпе, хватая по пути две руки, но как бы судьба не была с ним жестока, то его хватают за мантию, заволакивая обратно в помещение — а ты, дорогой, останешься. — Он по привычке уже готовится достать из себя колючки, детей заводит за свою спину, и даже не вспоминает о том, что голос ему знаком. Он напрягается, чувствуя сзади, как маленькие ручки хватаются за его мантию, и он мысленно их успокаивает, жаль только они мыслей читать не умеют, думал он, однако хватка становится слабже, и он обязательно вернётся к этому моменту, когда мирно или не очень с демоном.
Демон поворачивается в сторону, где остался стоять ещё один парень в мантии.
— Я смотрю у тебя 9 жизней, уходить не собираешься? — Уже более спокойно говорит демон, и проходит по небольшому помещению, останавливается около стены, проводя пальцем по кирпичам, что палец окрашивается в красную жидкость, он весело усмехается и снимает с себя капюшон, поворачиваясь к парням, и смотрит, как на лице проносятся все эмоции, ему почему-то это всё очень даже доставляет.
— Вот кого-кого, а тебя я тут вовсе не ожидал встретить, если считать то, что это место было создано для того, чтобы найти тебя. Весело. — Игриво говорит демон, и подходит ближе к всё ещё охуевающему ангелу, который уже не напрягается, но явно не понимает.
— Намджун? Какого… — Всё-таки выдавливает из себя Тэхён, и снимает с себя капюшон тоже.
— Тебе повезло, что пришёл я. Сейчас меня волнует только одно, что за дебилов он понабрал, которые даже не учуяли сборище ангелов? Я тебя почувствовал ещё не подъезжая сюда, однако, это даже скорее был не ты, а они. — Демон многозначительно заглядывает за спину ангела, где стоят две маленькие фигуры, и цепляются за чёрную мантию.
— Они чувствовали, просто… — Не успевает договорить ангел, как его перебивают.
— Просто они случайно попрощались со своей жизнью. — Намджун хохотнул, и сел на корточки около всё также двух маленьких фигур, лица которые скрывала мантия. — Знаешь, это довольно-таки весело, я не ожидал, что ты приспособишься настолько, что будешь вот так вот просто убивать. Хотя, когда есть, что защищать и не на такое пойдёшь, да? — Демон поднимает голову вверх, замечая слабый кивок. — Он тебя искал, точнее продолжает искать. И я не хочу ничего сказать в его оправдание, но эта организация не для того, чтобы убить вас, лишь найти. Мы всегда опаздывали, вас уже находили другие, и вы вновь сбегали, и так по кругу. — Кажется, он услышал, как тон тяжело сглотнул и потряс головой. Намджун всё также разглядывает маленькие фигуры, а потом тянет их капюшоны назад и восторженно выдыхает, разглядывая одно лицо серьёзное и опасающееся, а другое слишком испуганное. Это тоже его веселит, он по-доброму улыбается и взъерошивает густые шевелюры двух мальчиков. — Ты-ы… — Тянет демон, поглядывая на мальчика, а потом ещё более восторженно выдыхает.
— Ким Сунён. — Серьёзно говорит мальчик, и всё так настороженно протягивает ладошку. Намджун улыбается, и щипает мальчика за щёку, на что тот недовольно отскакивает. Намджун поднимается с корточек и восторженно тянет.
— Так похожи-и. — Он поднимает взгляд на Тэхёна, который стоит и хмурит брови.
— Я знаю. Такие же красавчики как я. — Бурчит ангел, кивая Тэёна, который подходит к мальчикам и берёт их за руки.
— Не отрицаю, что они красивые, однако ты понял о чём я. Тут же сразу понятно, где чья кровь. Даже повадки его, если бы я на просторах встретил его, то всё равно бы понял чей это сын. Это же надо быть настолько похожим. Но вот второй… — Вновь тянет демон, поглядывая на мальчика, который надувает свои губы и
обидчиво бубнит.
— Чонхён я. — Мальчик отворачивается, дёргает рукой и бежит к Тэхёну, который его ловит, удерживая на руках. Демон от чего-то снова смеётся, а ангел лишь закатывает глаза, мол со всеми бывает.
— Вот этот малыш, точная копия тебя, вечно обиженный на мир и чем-то недовольный. — Ответ не заставляет ждать и уже два голова одновременно тянут, с яркими нотками обиды.
— Я не обижен на мир! — Тэхён подставляет руку сыну, и тот маленькой ладошкой даёт ему пять. Можно было бы умилиться с этой ситуации, если не оценивать её здраво. Потому что их жизнь — это опять целое клеймо, которое перешло даже на детей. Клеймо «недоаенел» не намного хуже клейма детей «спасители», они не выбирали такой путь, но почему-то именно они должны страдать, вновь сбегать, вновь убивать, дети должны расти с той мыслью, что их могут убить, что могут убить их родного человека. Слишком быстро, слишком мало, они вновь убегают. — Не говори ему, пожалуйста. Пусть он и будет в неведении, там останется всегда. Всё прошло уже, я смирился, мне этого больше не надо. Видеть его не желаю, точнее просто не могу. — И снова побег, снова отвратительные твари, у которых нет кожи, одна плоть, противный скрежет об железные двери, противный шёпот: «дети» — Как просто, как однообразно. Тэхен лишь шепчет детям, что все будет хорошо, наглая ложь — дети кивают, но не верят. Эта ложь создана для того, чтобы успокоить хоть чуть-чуть, и не всегда детей, скорее себя.
— Тэхён? — В последний момент он поворачивается голову, в глазах демона лишь сожаление и чуть-чуть укора. Но за что его корить? За то, что хотел лучшей жизни — точно нет. Хотел сбежать, чтобы получить свободу — частично да. Хотел сбежать от своей любви, жестокой и безответной — да. Корить не за что, и он это понимает, укор сразу уходит и остаётся лишь такое огромное сожаление. — Я могу сказать Чимину? Когда он узнал про то, что с вами происходит: охота, побеги, жизнь, он пожалел, что отпустил тебя. И если бы не Юнги, то он бы хорошо за это поплатился. — Пару секунд на раздумья, неуверенный кивок и полуулыбка. Честно, он бы помотал головой в отрицание и он хотел, но какая-то часть его хочет, чтобы Чимин это знал. Он рад этой встречи, в какой-то степени рад, однако, другая его часть скулит и бьётся в конвульсиях, потому что с счастьем и трепетом этой встречи — к нему приходит отчаяние и возвращение в память тех дней боли. Боль — это основное чувство сопровождающее было его там, однако между болью были минуты некого счастья, слишком громко говорить «счастье», но этому тоже имеет место быть. Были моменты трепета, были моменты и боли. И призадумываясь сейчас об этом он понимает, что не винит Чонгука, даже не ненавидит его — он остался болезненно-трепетной любовью. Однако, если он его и не ненавидит, то в памяти он и останется жестоким, способным убивать, мучить и втаптывать всё, даже его самого, даже его чувства, своей казалось бы, пары. — Тэхён, однажды это всё прекратится, верь в это. — Он верит, правда верит, ему хочется в это верить, он слишком слабый, чтобы не верить, даже дети слабо в это верят, считают это все глупой отмазкой.
Куда теперь.
Они обречены.
***
— Что нового? — Парень проходит по кабинету, останавливаясь около шкафа с книгами, достаёт потрёпанный альбом, открывает уже на слишком знакомых страницах. Брови сдвигаются на переносице и альбом снова погружается куда-то между книг, старых, пыльных, потрёпанных этой жизнью, как и сам альбом, на котором и слёзы и кровь и одна сплошная печаль с тоской. Он поворачивается, приподнимает бровь — ждёт, но в ответ получает молчание. Начинает бесится, но наконец слышит голос, снова хмурит брови.
— Ничего нового. Они сбежали. — Вмиг обоих одолевает секундная паника, но спустя ещё секунд, всё проходит. Демон опускает глаза, понимая, что спалился, другой же приподнимает уголки губ и садится в кресло, руки закрепляя в замок.
— Ты лжёшь. Вероятно частично. — Демон вздыхает и делает нервный взмах руками, продолжая молчать и качать головой — он не боится. Он не был бы высшим демоном, если бы вечно потакал приказам, да, может лишиться жизни, но кто его лишит её. Слишком он долго живёт и служит, чтобы боятся такого момента. Он также проходит по кабинету и садится в кресло, принимая точно такую же позу и поднимая брови к вверху.
— Лгу, частично. Скажу только то, что он сбежал. Больше — нет. Смертью меня не напугаешь. И вообще дела ждут меня. — демон поднимается, но уже около дверей слышит слишком агрессивный, или скорее отчаянный приказ. Он усмехается и поворачивается вновь, теперь ждёт он.
— Где они? — Попытка номер два, ещё более отчаянная чем первая. Его правда трясёт, трясёт от неизвестности, задать бы вопрос в кого он превратился, почему сидит и пускает слюни, ноет, и до трясучки пытается что-то выяснить. Стоило уже это прекратить после первой попытки найти, которая увенчалась слишком жестоким провалом. И каждая попытка так и продолжает венчаться только провалом, надеется уже не на что, но он надеется, но для чего, зачем — сам не знает. Некая потребность найти, будто теряет что-то важное и ценное, его сердце всё ещё сжимается, когда ночью абсолютно случайно, казалось бы, в его сны приходит он, с нежной улыбкой, любящими глазами, которые вмиг становятся сырыми, в которых вмиг зарождается ненависть и обида, с которой он произносит: «Я люблю тебя». Любит, он не находит места, каждый раз, как первый. Один и тот же: одна и та же комната — один и тот же взгляд — один и тот же конец. Та комната больше не используется, та комната не убирается, там всё ещё остались засохшие капли крови, много стекла и боли. Стоит прекратить: «Хватит, сколько можно» — повторяет он, но потом вновь даёт команду искать, везде, повсюду, чтобы его найти и привезти к нему. Что он с ним сделает — не знает, просто хочется ещё раз увидеть это лицо, он готов от безысходности сам пасть на колени перед ним, ему кажется, что он виноват. Ему все говорят, что это только его вина, он виноват: импульсивен и жесток. Ему казалось, что не надо любви и семьи, но почему-то это резко стало пустым трёпом, когда пролистываешь альбом и видишь два симпатичных лица, похожие толи на него, толи на Тэхёна. Девочка и мальчик, у него двойняшки, он отец — эта мысль прокралась слишком незаметно, свалилась кирпичом на голову, когда всё сотряслось и оповестилось, что исполнении предназначение близко: ребёнок родился. Оказалось их вовсе не один, а два. В тот день, он просто чуть не свалился с чашкой кофе, когда его вызвал отец по этому поводу. Он долго смотрел на него и в голове крутилось: «С ума сошёл?», но после разговора он понял, что это действительно так: у него есть дети. Чувство трепета расползлось в нём, лицо даже готово было дернуться в улыбке, только вместе с трепетом его ошарашила и мысль, что теперь он не увидит этих детей, не увидит их взросления, не увидит того, кто всё-таки чуть-чуть смог в нём пробудить тёплые чувства, которые были так непонятны ему раньше, но резко стали понятны, когда перед ним встала пустая комната и картина ангела скатывающего по стене, смотрящего на него так болезненно, но с любовью. Всё стало на свои места, он понял, что проебался. он долго орал, проклинал всех на чём свет стоит, потому что опасно, за пределами дома слишком опасно. Готов был убивать, но под конец отчаянно скатился по стене и закричал, в голове прокручивались слова отца:
»…поймёшь тогда, когда лишишься этого.» — Монстр, тогда он впервые подумал о том, что оправдал все сказания о нём. Он слишком отчаялся. Слишком хочет вернуть шесть лет назад, хочет увидеть этих детей, чёрт возьми, хочет. Его семья его не любила, считала неким позором — ненавидела. И он точно такой же, возненавидел свою пару, поиздевался на славу, оставил в нём частичку себя, а потом всё исчезло, испарилось, он испарился вместе с этой частичкой.
— Говорю же — сбежали, куда — не знаю. — Демон напрягается и на миг закрывает глаза, слыша лишь звуки чего-то разбивающегося. Ваза, ей было несколько веков, но никого это не волнует. Ваза отлетает от стены: «Красивая», жаль вазу, она была самой старой, значимой, но демон кривится, осколок проезжается по его щеке. Глубоко вдыхает и поворачивается, складывая руки в на груди. — Успокоился? — В него летит рамка, семейная, там у него всё семейство было, однако, опять же она никого не волнует. Ноздри раздуваются, тот слишком зол, отчаян, взбешён и сейчас заплачет, ни один раз не преувеличение.— Сейчас успокоился? — Глаза зажмуриваются, но ничего не летит, лишь жалобный скулёж и тяжёлое дыхание. Демон вытирает с щеки кровь, размахивая её по лицу и делает шаги в сторону стола. Подходя чуть ближе, на полу сидит тот самый, который когда как игрушку швырял ангела об стенку, держал в подвале, но сейчас из-за этого же ангела, сидит отчаянный на полу, сжимая тёмные волосы в руках, уткнувшись в колени — жалко, слишком жалко. Хотелось съязвить, но делать хуже только себе проблем на голову хватать. — Значит успокоился, с ним всё отлично живёт и радуется жизни, — Нет, он берёт свои слова обратно, от сарказма он удержаться не смог. Прозвучало слишком явно, в такой момент говорить: «живёт и радуется» слишком неуместно, но это как бы намек, что он виноват в том, что тот сбежал. Потому что кто-то был слишком жалок, чтобы признать саму себе, что его слова глубочайшая ложь, не хочет семью, любви — наглая ложь, враньё. — я не должен был говорить, чёрт, он сказал, чтобы ты его не искал, прекратил всё это и дальше чтоб пребывал в неведении. Он видеть тебя не желает, я пытался, правда, но за ним пришли собаки твоего отца, и он сбежал с детьми и… — Что-то ему подсказывает, что последнее предложение было лишним, он заткнуться, тянул же чёрт его за язык, на него поднимается взгляд, который явно не сулит ничего хорошего. Он немного себя ненавидит, проболтался мало того, что сказал ангел, так ещё и в очень важном моменте, что ангел как бы ведь был не один. Пытаться объяснить, что этот ангел был скорее помощью и опорой, не больше, только вот слушать его явно не станут. На правду у Чонгука всегда уши закрываются, зато на какую-то недосказанность уши сразу поднимаются, и не важно, что это была недосказанность, не надо знать всё, для него скорее главное, что с ним был кто-то другой, другой, но не он.
— Что же ты остановился, продолжай. Хотя, знаешь, не надо: закрывай лавочку. — Парень с каменным лицом поднимается и выходит из кабинета. Даже не дослушал, не выслушал кто же это был, но сразу психанул. Достаются же характеры: не дослушает, проклянет на чём свет стоит, прикроет всё, а потом опять будет из угла в угол метаться в агонии, ибо мысли просто сожрут, где он и как, в итоге не выдержит и опять тихо скажет искать его — проходили уже это. Намджун оглядывает кабинет, где продолжают лежать осколки разбитой рамки, старинной вазы, которую только на свалку и в воздухе продолжает висеть недосказанность. На уме у демона лишь: «Оба такие дураки», а на уме у падшего ангела: «Нашёл замену, да? Ненавижу.», а где-то на просторах уже вечернего Сеула к стене дома жмётся ангел, прикидывая как сейчас выкручиваться: безоружный, с больным плечом, ибо этот демон успел его поцарапать и мыслями: «Да хоть кто-нибудь помогите.»
***
— Отойди от меня! — Шипит Тэхён, но сил остаётся уже всё меньше. Думал он, что ничего не случится, что он и сам сможет быстро сбегать и набрать чуть-чуть продуктов от пару кварталов их нового убежища. Но сейчас мысли так и роятся около того, что он был слишком самоуверен, когда шёл один ночью, где умудрился потерять оружие, пока перелазил через забор и не рассчитал, что демонов ночами ещё больше. Ему самого себя сейчас хочется долбануть по голове битой, ибо: «Идиот, где были мозги твои?», а ведь серьёзно, помочь ему некому, ведь сейчас за ним гоняются не то, что демоны, но и чёртовы ангелы, вылизавшие жопу божеству. Его поцарапал демон, у которого между прочим яд, и если он не сдохнет от того, что его сожрут, то сдохнет от яда — оба исхода так себе.
— Чёрт, я реально тут и сдохну? Отъебись, мерзкое существо, позарившиеся на мою ёбаную шею! — Последний пинок в демона, но, во-первых, его сил слишком мало, чтобы этот пинок его оттолкнул, а, во-вторых, демон долбанный кабан и в ширь и в высь. Мерзкое лицо, острые зубы торчащие из-за рта, острые когти, вонзающиеся в его плечо всё сильнее, и «очень» приятный запах, который заставляет его уже несколько раз мысленно проблеваться.
— Ты, гнильё собачье, отошёл от меня, пиздуй других жри! — Опять даже самая шарманка от демона: «Ангел. Еда. Вкусный ангел», ну серьёзно, Тэхёна это уже максимально подбешивает, ибо какая он нахрен еда.
— Сейчас твои яйца окажутся едой, а не моя шея, если не отвалишь от меня, противный урод. Блять, кто-нибудь тут есть?! — Левая рука ангела уже начала полностью отниматься, холодок прошёлся по всему телу, яд у демонов распространяется слишком быстро и максимально вредко для организмов ангела, они к ним не устойчивы. Похоже в этой ситуации остаётся только смириться и ждать пока всё его тело не онемеет, и он тут и подохнет, не сказав как же блять он любит своих детей, не обняв крепко Тэёна за его помощь, и ещё раз не затащив в постель Чонгука — слишком похотливые мысли у ангела во время того, когда он как бы помирает. Ничего не обычного, раз помирать, то и о своих скрытых фантазиях объявлять на весь мир, внутренний мир.
— Серьёзно я слишком молод для этого дерьма. Пожалей мою бедную душу, которая всё ещё надеется, что этот ёбаная мразь, которая обращалась со мной как с куском дерьмом придёт. — Нет, он всё-таки решил объявить это на весь мир, конечно, не пошлые фантазии, но и это тоже его мысли, которым имеет место быть. — Помочь? — Которым имеет место быть, сейчас. — Да, чёрт возьми! — Которым имеет место быть, но сейчас имеет место быть мыслям о том. — Что? — Неожиданно, спонтанно, и да эта огромная тушка, пускающая на него какую-то слизь отлетела в одно мгновение, но вместе с этим уродом, отлетает и его сознание, между прочим яд всё ещё в нём, и он распространяется. Он скатывается по стене, хватаясь за плечо. — Ёб твою же мать, как же больно. — Снова где-то рядом слышится голос, и честно он бы сейчас с удовольствием включил сучку, однако имеет место быть тому факту, что у него до сих пор дети, что он до сих пор папочка, и что он до сих пор в своих фантазиях мечтает вновь встретится с этим долбанным психом и переспать. Давайте без формальностей, но и этому факту тоже имеет место быть, как бы он не хотел видеть того, но их всегда будет тянуть к друг другу, точнее в их ситуации уж его точно.
— Тебе надо сделать укол, у тебя примерно полчаса, и да ты правильно понял, что не стоит включать сучку. Об этом мы поговорим потом, когда ты придёшь в себя. А теперь поднимай свою задницу, я тебя тащить на себе не собираюсь, если надо — ползи. — Берёт свои слова обратно, он включает сучку и этого, некого, которого он всё ещё не видит из-за тумана в глазах и с наполовину отключенным мозгом, но этого — уже ненавидит. И его сейчас абсолютно не волнует тот факт, что как бы этот некто очень яро вторгся в его мысли, что может сделать вновь, но вот честное слово, его совсем это не волнует. И он будет продолжать сидеть здесь, быть трупом уже не так и отталкивает, у детей есть Тэён, он знает даже больше его о всём этом дерьме, поэтому он и тут полежать может, поспать там, и не проснутся больше. — Блять, решил тут сдохнуть? О, браво, быть сожранным тебя привлекло больше, чем выключить свою гордыню. Или ты сейчас же встаёшь, берёшь свои булки в руки, и потом я подумаю о том, чтобы дать тебе конфетку или я сейчас заброшу тебя на своё плечо и отберу детей. — Окей, это был весомый аргумент, который хоть как-то подействовал на него, но ему и вправду очень хочется встать, но ему и вправду очень плохо, его зрение сошло на нет, какие-то расплывчатые пятна, в ушах звон, а глаз дёргается в нервном тике. Одним словом — хреново. И он надеется на некую помощь, и ему кажется, что он это уже где-то видел, когда тянет руки вверх, почти уже которые не слушаются его и норовят опуститься, когда его поднимают вверх, и прижимают к себе. Опять слишком знакомо; включите свет — его бомбит. — Когда очухаешься, то мы ещё поговорим о трёх важных вещах, во-первых, о детях, во-вторых, о этом сраном уёбке, в-третьих, а это ты узнаешь потом.
Кажется, что-то пошло не так. Кажется, он кое-что понял. Кажется, он вроде как думал о не совсем приличным вещах. Кажется, его всё-таки нашли. Кажется, он немного, совсем чуть-чуть умирает. Вывод: не ходи по ночам, иначе наткнёшься на демона, который захочет не детей, а сожрать тебя. Ещё один вывод: кажется, он понял откуда дети могут мысли читать, хренова-хорошая способность однако.
